Это я по дури малолеткой загремел

«Это я по дури малолеткой загремел»
Борис и не думал стесняться синих наколок на руках.

За дверью ванной шумела вода. Раздеваясь в прихожей, Елена Макаровна прислушалась: наверное, Светка раньше времени прискакала. Странно, что её вдруг мыться понесло. Заглянула в комнату дочери и с досадой поморщилась. Форма комом валялась на кровати, хотя уже тысячу раз ей твердила, что надо беречь одежду. Она достала из шкафа вешалку, аккуратно расправила юбку и голубую блузку, сверху жилетик с эмблемой гимназии. Невольно пальцы скользнули в карман. Это ещё что такое? Свёрнутые банкноты. Пятьсот рублей. Интересненько... Может, отец дал на что-нибудь для учёбы и не сказал? Задумавшись, Елена Макаровна не заметила, как через порожек порхнула Светка, которая энергично вытирала полотенцем волосы.

- По карманам шаришься? - спросила с отчётливой неприязнью.

- Откуда деньги? - Елена Макаровна потрясла тугой скруткой.

- Твоё какое дело? Ну, накопила мелочью и поменяла в ларьке, - дочь мотнула головой куда-то за окно. - Вы же давали мне на разную ерунду.

- Так вроде ты эту ерунду покупала, мороженое там...

- Да говорю, что накопила! И отстань от меня!

- Молодец! - внезапно помягчел голос Елены Макаровны. - Мы как раз тебе новые туфли решили купить. Вот и добавим.

Светка пробурчала что-то сердитое. А уже вслед добавила:

- У вас завтра сходка в семь часов. Лучше не ходи. Класснуха опять занудит, настроение тебе испортит.

Георгий Ильич вернулся с завода, и Варламовы сели ужинать. О находке он так и не узнал: без того голова забита цеховыми проблемами. Подкладывая ему добавку, Елена Макаровна угомонила мысли и успокоилась: может, правда, девчонка сэкономила, надо отдать ей. И забыла, занявшись мелкими домашними делами.

Утром, собирая на работу мужа и собираясь сама, не вспомнила, а на родительское собрание пошла, не забежав домой. Учительница ничего особо плохого о Светке не сказала, разве что пожалела, что девочка со способностями, но не старается, хоть и могла бы успевать гораздо лучше. Уже заканчивая обзор, сказала со вздохом:

- Вчера у нас произошло ЧП. У Лизы из пенала пропало пятьсот рублей. Потерять она их не могла. Поговорите дома осторожно с детьми. Может, кто-то знает, куда подевались деньги. Не хотелось бы раздувать, но... сами понимаете...

Мамы и папы, встревоженно переглядываясь, потянулись из кабинета. Елена Макаровна, побледнев от волнения, подсела поближе и сказала:

- Скорее всего, я знаю, где они. В моём кошельке. Видимо, Света не удержалась. Я верну прямо сейчас. Только одна просьба: вы тоже тихо отдайте Лизе, чтобы никто не догадался. Скажите, что охранник нашёл в раздевалке, ну, что-нибудь придумайте. А со Светой мы сами...

Дома она, темнее ночи, спросила у лежавшей с книжкой на диване дочери:

- Зачем взяла?

Светка мгновенно поняла, о чём речь, спустила ноги и притворно зевнула:

- Так спать охота... Взяла и взяла. У Лизки папашка богатый.

Не обеднеет.

И Елена Макаровна взорвалась. Давно так не кричала, даже голос осип. А Светка, молча вытерпев заслуженный нагоняй, ровно попросила:

- Ты только папе не говори. А то зря расстроится. Не два же миллиона я свистнула. Да ладно, ладно, не буду больше так делать, - и ладони перед грудью умоляюще сложила.

А в спину матери всё же зло прошипела: «Во истеричка! Было с чего орать... Достала уже!»

Георгий Ильич остался в счастливом неведении. Но разговора перед сном, с глазу на глаз, не избежал.

- Дотетёшкались мы с доченькой, Гоша. Такая своевольная растёт, не знаю, что и делать. На меня иногда так глядит - прямо с ненавистью.

- Да не волнуйся, - он погладил жену по плечу. - Надо пережить это. Шестнадцать лет девушке. Они все бесятся. Думаешь, другим легче? Плюс поздний ребёнок. Может, и надо было потвёрже... А к тебе она так, потому что ты же за ней следишь, поругиваешь. Кому ж понравится? Я, конечно, виноват, мало с ней времени бываю, поговорить по душам некогда, но работа, чёрт её подери, не будет ждать.

Елена Макаровна согласно покивала и вздохнула:

- Переживём. Главное, школу дотянуть. А там уж как-нибудь.

Но на следующий вечер Георгий Ильич мигнул жене: мол, побудь на кухне, а сам вошёл в комнату Светки. Елена Макаровна слышала его голос, но слов было не разобрать. Зато в ответ раздался крик:

- Это она тебе поплакалась, что ли? И ты туда же? Не лезьте в мою жизнь, ясно вам?!

Она поспешила на помощь, но с ходу напоролась на блестящий дерзкий взгляд дочери - в нём чувствовалась какая-то незнакомая и дикая сила, которая заставила растерянно онеметь.

- А ты, пап, хороший человек, но мне твои беседы на фиг не нужны. Не парься, а?

Георгий Ильич внимательно посмотрел на неё, такую смелую и красивую, что уж скрывать, и сказал:

- Очень надеюсь, что не напрасно тратил слова. Выросла? Готовься отвечать за себя сама. Не так-то это и легко, как тебе кажется. Вернёмся к разговору потом. И просьба: будь осторожна. Особенно с мальчиками. Они теперь... другие.

- С какими мальчиками?! - Светка расхохоталась. - С этими придурками? Не боись.

Но помаяться пришлось. И прогулки допоздна, и рычание на «глупые вопросы», и смех на попытки не отпустить из дома. Она приучила мать не вскакивать с постели, когда возвращалась за полночь. Молча выслушивала вопли со слезами по поводу подозрительного запаха («Вино пила?») и неверной походки. Ребята, с которыми Светка сдружилась, были довольно рисковыми. Иногда к ним - а собирались у соседского Пашки - приходили взрослые парни. Они откровенно пялились на Светку, а Пашка хмыкал:

- Чё уставились? Она бешеная. Только тронь - морду до черепа обдерёт.

После выпускного вечера Георгий Ильич сказал дочери с непривычной жёсткостью:

- Всё, выросла. Кормить тебя больше не будем. Хотела быть самостоятельной - пожалуйста. Завтра пойдёшь со мной на завод зарабатывать денежки. Я уже договорился.

Светка вскинула брови и смолчала. И вроде даже привыкла постепенно каждое утро вставать спозаранку и шагать рядом с отцом на смену. Но в выходные дни пропадала из дома надолго, не приходила ночевать, лишь звонила и коротко просила не ждать. Легко сказать! Елена Макаровна вздыхала: чует сердце, что дождёмся беды. И будто наворожила. Дочь привела с собой высокого худого парня явно старше её и заявила:

- Это Боря, мой муж. Он будет жить здесь.

Муж? Кисти рук у «зятя» были синие от татуировок. Заметив ужас в её глазах, он улыбнулся:

- Да это я по дури малолеткой загремел. Дело прошлое.

- Пап, ты где? Иди скорей и познакомься.

Георгий Ильич, хоть и тоже дрогнул, но пожал протянутую ладонь. За столом Борис говорил мало, поглядывал зорко на новую родню, зато Света не отводила от него глаз. О свадьбе никто не сказал ни слова. Позже на укоры жены Георгий Ильич устало ответил:

- Спорить нет смысла. Ты же и сама знаешь...

Борис, впрочем, никого не напрягал. Сидел в их со Светкой комнате, спал, смотрел телек, а вечерами часто исчезал, иногда даже на сутки. И снова Елена Макаровна лишь вздыхала: не к добру, ой, не к добру. Георгий Ильич мрачно смотрел на счастливую дочь, которую, казалось, ничего не волновало, и помалкивал. Однажды Борис пропал на два дня, Света прятала красные глаза, потом разрыдалась:

- Его арестовали! Пять лет грозит. Ну, вор он, вор! И что?! Я его люблю!

И, словно устыдившись слёз перед родителями, замкнулась в себе, приходила с работы и писала длинные письма в колонию. А потом ей позвонил незнакомец:

- Света? Я только что оттуда. Привёз тебе подарочек от Борьки. Пиши адрес.

Она помчалась немедленно, хотя на город уже спускалась тьма. Угодила на весёлую пирушку. И не отказалась, когда позвали за стол: хотела услышать о Боре. Кто-то сказал о нём пренебрежительно, кто-то вступился, вспыхнула драка. Светка тоже кинулась защищать любимого... Варламовым, не спавшим всю ночь, утром позвонили из полиции:

- Ваша дочь в больнице. У неё сломаны два ребра, наложен гипс. Нет, она у нас в потерпевших.

Подходя к палате, Елена Макаровна испытывала неприятную смесь чувств: от жалости и тревоги до неожиданного злорадства: «Допрыгалась, доченька...». Света лежала на кровати в полупустой палате и тоскливо изучала потолок. С каменным лицом мать приблизилась к ней, поставила на тумбочку пакет с фруктами и домашними пирожками, вдруг поняла, что сейчас расплачется под любопытными взглядами с соседних коек, отвернулась и даже сделала шаг к двери. Но остановилась, услышав за спиной слабый испуганный голос:

- Не уходи, мама...

И всё-таки заплакала, тихо и почти незаметно, присела на стул, взяла её за руку.

- Мам, мне не больно уже. Мне... стыдно. Перед тобой и папой. Ты скажи ему об этом, ладно?

- Сама скажешь. Он приедет к тебе завтра.