Шуба

Давно это было, очень давно. Я уже старик и хочу рассказать то, что когда-то мне рассказала бабушка. Но в начале немного истории из далекого времени.
Узловая станция Знаменка в 1917-1918 годах прошлого столетия была очень привлекательна для разного рода банд наводнивших Елисаветградскую губернию. Были здесь отряды Махно, Зеленого, Григорьева, Маруськи и много других разного течения и численности. Город Елисаветград находился в тридцати километрах от станции Знаменка и банды частенько в него наведывались. Власть менялась в городе каждую неделю.
В январе 1918 года легендарная атаманша Маруська (Никифорова) с бандой в три сотни сабель вошла в город, заняла под штаб здании железнодорожного вокзала. Атаманша на лихой тачанке разъезжала по городу, ради развлечения стреляла по прохожим, заходила в понравившиеся дома, и экспроприировала всё, что нравилось. Грабежи и убийства, экспроприации и казни с невиданной жестокостью были её фирменным знаком. Она убивала без всяких причин, ради удовольствия. За ее жестокости Нестор Махно называл ее отмороженной.
Вот на фоне этих событий и произошло то, о чем поведала мне бабушка Мария.
- Стоял холодный январь 1918 года. Я с тремя детьми жила в небольшом ветхом домике недалеко от железной дороги. Муж, ушедший в армию, еще пять лет назад, не подавал о себе ни малейшей весточки. Жили тяжело – голодно и холодно. Чтобы как-то согреваться, я ходила на железную дорогу и собирала около путей уголек. Принесу, растоплю печку и всей гурьбой греемся, гляди на огоньки. Вот и в этот раз хожу вдоль путей, ищу уголек и вдруг сзади: «Стой, стрелять буду»!
Повернулась и обомлела. Стоят двое усачей в жупанах и целятся в меня из пистолей. Ноги подкосились, перед глазами дети в холодном доме. Как будут без меня.
Подхватили меня под руки и потащили на вокзал. Завели вовнутрь. Посередине зала огромная куча всяких вещей. А в стороне среди вооруженных людей сидит женщина с огромным пистолем в руке.
Доложили ей, что поймали воровку на путях, воровала уголь. В доказательство высыпали на пол из моего мешка несколько кусочков уголька.
- Расстрелять!
Мои усачи поволокли меня, теряющую сознание, к выходу…
- Стойте! Подведите ее ко мне! Расскажи, кто ты и зачем воруешь уголь! Я, заливаясь слезами, рассказала о голодных детях и холоде в доме и то, что уголь не ворую, а собираю вдоль путей – нечем топить в жилище.
- Как тебя зовут?
- Мария.
- И меня Мария. Слыхивала, небось, о моей армии? Я обомлела, неужели та самая страшная атаманша Маруська. Ноги подкосились, я уже попрощалась с жизнью, но громкий смех заставил прийти в себя.
- Вижу, что слышала обо мне! Мы с бедняками не воюем, дайте ей угля и шубейку с кучи.
На дрожащих ногах я притащила домой пол мешка угля и большущую шубу. Растопила печку и, укрывшись подарком с чужого плеча, заснули. Давно не было нам так тепло.
Всю зиму под той шубой и спали. Весной, когда потеплело, укрываться шубой не требовалось уже, дети на ней игрались. Вот как-то старшенькая дочь Жаночка мне и говорит, что в шубе что-то давит в босые ноги. Я начала прощупывать – точно, что-то есть. Распорола подкладку, а там золотые царские червонцы, украшения. Благодаря этому неожиданно свалившемуся богатству, предметы которого понемногу выменивала на продукты, мы и уцелели от неминуемой голодной смерти. Вместе с детьми сходила в церковь и поставила свечку за неизвестного хозяина шубы.