Москва слезам не верит

Баба Маня, сельчанка лет шестидесяти пяти, опрятная, дородная, с вечной косой, обвитой вокруг головы веночком, была теткой, в общем-то, не глупой… Сама она считала себя вполне образованной: «Я что же, за зря полы в сельсовете почти четверть века мыла? Все слышала! Всему внимала. Даже и на телефон большим людям нет-нет, да и отвечала, особливо под праздники, когда все домой задолго до окончания рабочего дня бежали. Я и моду понимаю, не тяп вам ляп!».
На селе и иглоку в стоге сена не спрятать, а уж то, как баба Маня повязывала на шею платочек – точь в точь, как Люська-секретарша, или входила в сельский магазин, гордо подняв голову и распрямив мощные плечи – совсем как председатель, - замечали все. И подшучивали, и посмеивались… Только баба Маня на такие языки без костей не реагировала: « Эко, бабы-дуры! Идите лучше щи варить!»
Ее почтовый ящик ломился от «прэссы» - газеты от «Советского спорта» до «Пионерской правды», журналы «Крестьянка» и вся прочая муть. Баба Маня даже «Роман-газету» выписывала.
«Людей, которые не читают газет, надо морально давить на месте», - гордо замечала она и, распрямившись, принимая вид под председателя, шла по тротуарчику к своему крыльцу: «Нам неучей не надо! Мы сами неучи!»
Завершив свой трудовой путь с вполне приличной по советским меркам пенсией, баба Маня приобщилась к синематографу. В кино она ходила каждый вечер. Все соседки – к телевизорам, а баба Маня – в сельский клуб: «А чего, зря чё ли моя Верка взамуж за кинщика пошла?»
Баба Маня всегда усаживалась в первом ряду, доставала из кармана кулёк с семечками и начинала просмотр фильма.
Молча фильм она смотреть не умела, её возгласы от переизбытка чувств и эмоций слышны были и на последних рядах.
- Баб Маня! – часто кричали ей с галерки, - фильм то не заглушай!
- Вот пришли там «в конце клуба» целоваться да тискаться под темноту, так и того… и не мешайте людЯм кина смотреть! – дерзила в свое оправдание баба Маня!
Фильм «Москва слезам не верит» на селе ждали все. И прокат щедро позволил «кинщику» крутить эту «фильму» аж целых три дня!
Все три дня баба Маня эмоциональна жила в самом фильме…
После первого просмотра баба Маня долго не могла уснуть, а рано утром побежала в магазин в поисках собеседников.
- Вот и я грю, нечего в столицах счастья искать, когда коров доить некому! …. А Гоша хорош! Уж больно мне глянулся!... Ты, чё, Дуся! Иди сегодня и посмотри, фильма очень хорошая, все как в жизни. Я тебе место займу! Приходи! Первый ряд!
Пообщавшись от души в сельмаге, баба Маня ринулась на почту:
- Девоньки! Гляньте там газеты сёдняшние! Може уже пропечатали чего про фильму то! Мне бы картинку каку.. Нет? А жаль… Эх, наверно в стране напряженка с бумагой!
И ведь запомнила же фразу! Да не одну!
После второго просмотра баба Маня, конечно же, сравнила себя с Тоней. -  - Воооот! И путей легких бабёнка не искала, на стройке работала… Зато какого мужа нашла! У меня ведь тоже был Николай! И жизнь то была тоже спокойная, плавная, жаль рано ушел… Эхххх!
Зато на следующий день уже ответила своей старшей внучке фразой из кинофильма: « Нету у меня денег! Смотри-ка, размечталась! Станок сломался, который деньги печатает!
Входя в зал на третий, последний в их клубе, просмотр, баба Маня, спеша к своему месту в первом ряду, с разбегу уперлась в огромный пузень сельского парторга Георгия Ивановича: «Он же Гога, он же Гоша, он же Юрий! Нееет! Юрий тебе не подходит!»
Публика закатилась от смеха и парторг, смутившись, быстренько уселся в своем ряду.
Последний просмотр… Завтра этой «фильмы» уже не будет… Баба Маня переживала, как ребенок!
«Ландыши, ландыши, светлого мая привет…» - вторила песне фильма наша киноманка.
- Ишь ты, сука! Мегера какая, - возмущалась баба Маня визиту матери Родиона к Катерине, - ежели не дочка профессорская, так и жилплощади пожалела! Давай, девонька, к нам в деревню! Мы все тебе поможем! Будем дружить домами!»

А в тот момент, когда уже взрослая и самостоятельная Катерина, встречаясь в сквере с Родионом, дает ему отпор, баба Маня вылетела из сиденья, встала лицом к зрительному залу и произнесла в темноту: «Вот, девки! Учитесь, как нужно гордость блюсти!»,  и уже смиренно добавила: А слезам не только Москва не верит! Никто и нигде не верит этим слезам…