Мир вам! Гл. 9. Дерево жизни. Эдем

     «И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть,  а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь.

    И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному, сотворим ему помощника, соответственного ему. Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел их к человеку. Чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым; но для человека не нашлось помощника, подобного ему. И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию. И создал Господь бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку. И сказал человек: вот, это кость от костей моих, и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа своего. Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей, и будут два одна плоть. И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились» (Быт.2; 17-25).

       "Кому когда из ангелов сказал Бог: седи одесную Меня, доколе положу врагов твоих в подножие ног твоих? Не все ли они суть служебные духи, посылаемые на служение для тех, которые имеют наследовать спасение? Посему мы должны быть особенно внимательны к слышанному, чтобы не отпасть. Ибо, если через Ангелов возвещенное слово было твердо, и всякое преступление и непослушание получало праведное воздаяние, то как мы избежим, вознерадив о толиком спасении, которое, быв сначала проповедано Господом, в нас утвердилось слышавшими от Него?» (Посл. Св. апостола Павла к евр.10-14, 1-3).

          «Кто не со мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает. Посему говорю вам: всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам.  Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем» (Ев. Мф. 30-32).


               
                Глава 9.  «Д Е Р Е В О  Ж И З Н И.Э Д Е М"

      
     «И подлинно: спроси у скота, и научит тебя, - у птицы небесной, и возвестит тебе, или побеседуй с землею, и наставит; и скажут тебе рыбы морские: кто во всем этом  не узнает, что рука Господня сотворила сие?» (Иов; гл.12).



      


     …Проснулась, словно кто-то встряхнул… Тяжко! Лежит на сердце и на душе тяжесть непомерная, придавив ее, как камнем.

       Свет! Яркий нестерпимо, прямо в глаза. «Ой, мамочки, как же хреново-то». Яна выглянула в окно: солнце уже поднялось, и перечеркнуто оно крестом: два самолета летят, один с запада на восток, другой – с юга на север.

     Смотрит – на стуле куртка висит мужика этого, как его – Алексей, что ли? Кажется тихо наверху – спит еще. Достала из кармана куртки бумажник – всего-то две сотки, ну и ладно. Взяла их, и, еле передвигая ноги, отправилась в магазин.

    В Журавлях (а именно сюда, на другой берег Томи, привезли ее ночью на лодке эти уроды) она бывала и раньше: летом, по мелкой воде, переплывали, кое-где идя по дну, а зимой иногда они с девчонками и парнями суховскими переходили через замерзшую реку сюда, на этот склон, длинный и крутой, и катались на нем: летишь, аж дух захватывает, особенно если сесть на целлофановый мешок, или, еще лучше – на большую автопокрышку, на коленки к Сереге Гвоздю. И – летишь, подпрыгивая на заднице, а он кричит в ухо: «Че, понеслась п…а по кочкам?» И ржут, как кони, и хлещут пиво тоже как кони же! Весело было!

     Взяв в магазине трехлитровую  бутыль «Охоты крепкой», идет опять к дороге. Встала посредине, пьет горькую бурду, смотрит: вот она, Томь, все также катит себе слева - направо; а вон и Сухово родное на той стороне, где так же катит вода, но уже справа - налево.

     Если взять да поплыть туда – вниз по течению, и плыть долго-долго, то можно, километров так через пятьсот, и оказаться в Могочине…  Ну уж нет, фиг вам! Мне и здесь неплохо. И начала подниматься вверх по склону, среди мачтовых сосен. Тропинка привела к высокой ограде, за которой скрывается особняк из розового камня, а возле него прилепилась бревенчатая баня. "Не райский сад, но - нормальненько так. повезло мне!"

    Яна отхлебнула еще из бутылки и  стала подниматься по крутой, еще не обложенной кирпичом, вырубленной в скале лесенке наверх…

    Проснулся Алексей, когда Маруся, зашипев, так отпрыгнула прочь, что оцарапала ему бок, и он почувствовал, как  кто-то откинул простыню и, прильнув всем телом, впился губами в шею. Машинально он так толкнул Яну, что она слетела с кровати. «Ой, чего ты?» «А ты чего? Прямо как вампир какой-то», -  он потер место, где вспухал синяк. – Больше так не делай, хорошо? Э, да ты, я смотрю, «поправилась» уже?!» «Леш, ты извини, я тут у тебя позаимствовала две соточки, как аванс… Сбегала за пивком  -  а то помираю с похмела. Будешь?»

       Он, тяжко вздохнув, взял бутыль и, раскрыв окно, стал выливать вниз ее содержимое. Яна подскочила и с воплями начала вырывать бутылку  - она выскользнула и полетела за окно.

     «Дурак, че наделал-то? Не видишь – тяжко мне!» «Ну в общем так: или с этого момента ты прекращаешь дурью маяться, или…» «Изверг! Ну ладно, курить-то хоть можно?» «Только на улице или в окошко. Сейчас позавтракаем  -  и за работу.  Да, прими душ, смой всю косметику. Лицо должно быть чистое и свежее». «Классная от твоей бывшей осталась  косметика, а я опухшая, как не знаю кто, как ты меня рисовать-то будешь с такой рожей?» «Сегодня мне может  понадобиться только твое тело» «Ага, тело, а сам отвергаешь.  Ты, случаем, не голубой? Шутка, не обижайся»

    «Ты что, линзу потеряла?» «А? Нет, у меня правда,от природы глаза такие, неправильная пигментация. Наследство от двоюродной прабабушки» «Хм. Слышал про такое, но вижу впервые» «Бабка еще и колдунья была. Не боишься, что зачарую?»  «Ты меня уже очаровала, а колдовать грех» «Ты что,  тоже из этих -  богомольцев ?» «Я христианин. А вера помогла мне выжить… Но об этом после расскажу. Собери, если не трудно, завтрак, покушаем, и за работу».

       Трудно, ох как трудно без допинга пережить жуткое похмелье. Но Яна пожарила яичницу, нарезала салат и бутерброды. На цыпочках поднялась наверх и заглянула в щелку: Алексей стоял под иконами и, похоже, молился.

     Разномастная кошка, сидевшая на подоконнике, обернулась и зарычала.

    «Марусь, ты чего? Это наша гостья» Яна замахнулась: «Брысь отсюда!» «Ну зачем ты так, она не привыкла у меня к такому обращению» «Твари, не люблю их. У меня мамка кошатница, кошки у нее лучше, чем люди, любит их больше всех» «Тоже ведь тварь Божия, и я её на речке тоже подобрал, страница моя» «Тоже...Вот-вот, и у мамки тоже любимое слово: тварь я у нее, хуже кошки»

     «Ян, чего такая злая? Иди сюда. Ты крещеная?» «В два года мамка окрестила» «Каким именем?» «Да Анной» «Благослови, Господи, нас, раба Алексея и рабу Анну, на принятие пищи" "Не называй меня Анной. Так мою мамку зовут""Молиться надо по имени своего святого. Ты знаешь «Отче наш?» А Яна подумала: «Блин, еще один малахольный. А мужик-то прикольный вообще-то!Ладно..." И сделала вид, что молится.

     После завтрака они идут в дом  -  трехэтажный особняк, шикарный, но как бы на стадии отделки.  «Здесь что, никто не живет?» «Нет пока.  Это дача.  Хозяин строил его для дочери, но она не хочет здесь жить, да и учится она сейчас в Лондоне» «Ну ни хрена себе! Еще и жить не хочет в таких хоромах! Совсем зажрались богатенькие. Мне бы так!» «Не завидуй. Каждому – свое» «Ага, кому – дворец, а кому – стойло».

      Здесь, в одной из комнат, -  гостевой, возле камина, -  на стене начатое панно. Несколькими общими штрихами намечены очертания: женщина – дерево.

    Грациозно изогнувшееся тело–ствол с ветвящимися глубоко в земле корнями, гибкие руки-ветви, устремленные в небо, слегка намеченные черты лица…  Где-то она уже это видела, или нечто подобное…

     Алексей кинул Яне легкий полупрозрачный, цвета коры дерева, шелковый балахон, и, отойдя за ширму, она надела его: он мягко обвился вокруг ее тела. «Сможешь принять эту позу?» «Шутишь? Я могу принять  л ю б у ю позу, хоть из камасутры. Так?» «Встань у той стены, вполоборота ко мне. Твой стан должен быть гибким и грациозным. Так. Почувствуй себя деревом – соки земли питают тебя, руки-ветви тянутся к солнцу, прорастают листьями…  Так, хорошо, не двигайся».

     Его рука с тоненьким угольком начинает летать над полотном, глаза, казалось, просвечивают ее тело насквозь. Взгляд скользит по  лицу, шее, груди…  Яна вдруг, впервые за много лет, почувствовала себя как-то странно перед мужчиной: не просто почти голой, а  п о л у о б н а ж е н н о й. Она  гордилась своей фигурой, и с удовольствием показывала себя во всей красе, подставляя под вожделенные взгляды мужиков. Но вот теперь усомнилась: так ли уж идеально ее тело, чтоб рисовать с нее картину? Кажется, она слегка расплылась, живот надо бы подобрать, а лицо…  Даже думать не хочется.  Опухшее. Последние несколько лет каждый вечер она пьет фуросемид, мочегонное  – похудеть помогает и  чтобы морда с утра не была, как подушка мятая. А вчера, естественно, таблеток не было.  Вот и Алексей старается не смотреть на ее опухшую физию.

     Взгляд – взмах руки, шуршание уголька, снова взгляд, и снова шуршание… Она стоит в каком-то трансе, загипнотизированная этими магнетическими взглядами художника, скользящими по изгибам ее фигуры. Вот Алексей взял кисть, повозил ею по палитре, и начал писать. Глаза Яны расширились: как по волшебству, из белой стены начало возникать ее тело, обретая форму и цвет, оживая на глазах. Чувство раздвоения охватывает все сильней, по коже пробегают мурашки – кажется, это уже по ней скользит мягкая кисточка, повторяя все изгибы, одевая кожей, и бесформенная оболочка наполняется содержанием, приобретая красивые формы…

     Пушистый  коврик под ногами  -  это трава, ласкающая ступни;  живительные соки струятся по телу-стволу, изогнувшемуся в чувственном порыве к свету, и к нему же тянутся руки, и из каждого пальца растет веточка, лопаются почки, распускаются листья и цветы…  Легкий ветерок шуршит листвой, лаская осторожными прикосновениями, деревце покачивается в такт его дуновениям, оживает, растет, но тяжелыми становятся ветви, что-то темное уселось на них, давит к земле, принижает, и опускаются руки-крылья, закрываются веки, и засыпаешь – навеки, навсегда…

    «Ой, извини, я, кажется, чуть не уснула. Можно отдохнуть, а то я уже сама скоро задеревенею?» «Давай».

     Потянувшись всем  телом, она кошачьей походкой идет к нему, кладет руки на плечи: «Не хочешь слегка размяться, расслабиться?» Но Алексей, вытирая кисть, отстраняется: «Расслабленные - это больные, их лечить надо""Ну ты даёшь! Лечить! Это от жизни надо лечиться. Перенапрягаться вредно. Нет, но если уж о-чень сильно расслабиться, как я вчера, то потом лечиться надо. А клин клином вышибают. Вот сейчас хоть коктейльчика бы..." "Перекур».

      Яна, присев на подоконник, закуривает. Но легче не становится. «Блин. Как хреново-то, ты бы знал. Давай пива возьмем» «Бросала бы ты эту дурь». «Бросишь тут, если достали, сука…» «Ян, давай договоримся: не выражаться. А бросить не так уж сложно,  нет, правда, надо только настроиться и потерпеть несколько дней. Потом станет легче.  И начнешь жить новой жизнью. Какое- то время. А сорвешься - снова понесет нелёгкая. «Иногда оно возвращается».

      Злые бесы соблазна вцепляются намертво и не желают отпускать. Сам такой, на себе испытал, и не раз».

      «Значит, меня обуял бес?» «Злой дух» «А бывают духи добрые?» «Разные. Как есть свет и тень, и есть свето-тень, так и люди, и духи: разные. Природа вообще двойственна: без добра нет зла, без света – тени. Есть ещё полутени. Есть звезды, и есть Черные Дыры. Свет – и темное вещество вселенной.  Даже Божественная сущность – тоже разделилась, когда сатана возгордился и пожелал стать равным Богу и был низвержен в ад, но бродят с тех пор по земле его потомки – падшие ангелы, и соблазняют людей.  Гордыня – наипервейший грех, основа всего греховного.

   Далее – соблазн, первородный грех: Змей соблазняет Еву съесть плод с запретного Дерева жизни, она соблазняет Адама: тоже гордыня, непослушание. Дальше – самооправдание: «Змей соблазнил меня», Адам: «Жена соблазнила меня». Нет, чтобы покаяться, так они еще и оправдываются, слагая с себя вину. Вот с тех пор и пошло…  Кстати, что-то мы заболтались с тобой. Пойдем работать» Она снова встает в позу, Алексей смешивает на палитре краски.

       «Значит, Антихрист все же силен, раз может тягаться с Богом, и продолжает творить зло» «Но ведь это Бог сказал: «Да будет свет!» и создал мир» «А ты веришь, что так все и было?» «А как же еще? В начале, в основе космоса и всего остального действительно свет, а вот что это такое?» «Энергия?» «Да, но и свет тоже, кстати, имеет двойственную природу: обладает чертами, присущими и частицам, и волнам, распространяется в виде электромагнитных волн.

      Солнце и все звезды – самосветящиеся газовые шары, выделяющие огромную энергию. Пространство межзвездное – очень разреженная материя в виде газа, пыли, элементарных частиц, электромагнитного излучения, гравитационных и магнитных полей. Каждая из частиц этого света – он протягивает руку, и на нее падает солнечный лучик – пролетает до нас от Солнца 150 миллионов километров всего лишь за 8 минут!

      Фотон не имеет массы покоя, при столкновении с другими частицами он превращается в энергию, а отталкиваясь от предметов, делает их видимыми. Но фотоны могут порождать пару электрон-позитрон, которые имеют массу покоя, - откуда она берется? И куда исчезает при аннигиляции электрона с позитроном, опять- таки не имеющих массу покоя? Ясно, что и энергия фотона, и массы покоя – состояния, структуры энергии, которые могут переходить одно в другое, - одна элементарная частица порождает другую. Все,- вся материя, -  построено на энергии!

      Структура фотона до сих пор не известна, он стоит как бы на стыке бытия и небытия: до скорости света все тела существуют, а при скоростях более скорости света они как бы оказываются «на том свете»! Да вот простой пример: едешь на поезде, навстречу – другой скорый поезд несется, мелькают вагоны, пейзаж за ними просматривается, мелькая меж стыками вагонов, а сами они становятся почти невидимыми. То, что движется вокруг нас с большой скоростью, нами не видится и не воспринимается. Поэтому мы не можем видеть параллельный мир, в котором существуют духи.А для нас и для потусторонних сил время движется совсем по-другому: ведь они существуют в ином измерении, в вечности и бесконечности пространства.

     По теории относительности размеры тела, движущегося со скоростью света в направлении его движения равны нулю, а масса тела равна бесконечности, собственное время этого тела также равно бесконечности, то есть «часы» его не идут, а тело как бы растворяется в пространстве. Физические тела, пока они на этом свете, не могут достичь скорости света из-за резкого возрастания массы, так как она стремится к бесконечности. Пока мы живы, «тот свет» для нас закрыт!»

    «Значит, душа состоит из света?» «При зачатии, еще на уровне, когда образуется новая ДНК, - ее еще как бы и нет; новой клетки еще нет. Образуется бесконечно малое нечто, еще и не имеющее размеров, но имеющее массу, - собственное время пошло, из бесконечности уже явилось нечто, имеющее право на существование, уже включившееся в законы мироздания. Все силы, движущие миром, вступают в свои права. Частица Света, Бога начала жить!

     А если предположить, что наша душа – это энергия, заключенная в массу тела, то, освобождаясь в конце жизни от его оболочки, она обретает способность двигаться со скоростью света, - и «улетает» в бесконечность, где время для нее – тоже бесконечно. Поэтому мы и говорим: душа бессмертна. И губить ее – величайший грех, это значит: предать самого Творца, подарившего нам по частичке Себя Самого. И создавшего нас, и идеальные условия жизни для нас на планете».

     «А как же большой взрыв?» «По-прежнему под вопросом. Если он и был изначально – как толчок, для того, чтобы из великого хаоса создать совершенный космос – то для этого также  необходимо было вмешательство неких всемогущих сил. Библию не читала?» «Вот еще! Хватит у нас и этих богомольцев. А это у тебя Дерево жизни, что ли?»

    «Символ жизни, плодородия, любви, природы.  Хозяин сделал заказ нарисовать древо его родословной. Вот мать-земля, из неё произрастает древо, и на его ветвях надо как-то умастить всех предков его» «А с кого ты начинал это древо рисовать? И куда она делась?»  «Хозяин увез поразвлечься, с ним она и осталась» «Насильно?» «Почему? Сама захотела. Конда мы познакомились, она уже была сним... О, легки на помине».

      Из подъехавшего «Лексуса» выходит тучный мужик и помогает выйти  девушке – чем-то похожей на Яну, только волосы длиннее, темнее,и глаза зеленые. И вся она какая-то манерная, идет, вихляясь, на высоченных каблуках, походкой манекенщицы. Но – красивая! Подала ручку высокому пузатому крепышу, и он возвел ее по доске над еще не готовыми ступенями лестницы на первый этаж дома.

    «О, привет, Леш, а ты что это, уже замену мне нашел? И писать уже начал! Быстро, однако! Ну ладно, все, подруга, ты свободна!»  «Нет, Мариш, это ты свободна» «Ах вот даже как! Да я ей сейчас все волосенки повыдергиваю!» «Да я сама тебе шары повытыкаю!» «Эй, эй, девчонки, вы че? Ну-ка. Прекратили быстренько! Лех, ты как, определишься с натурой своей, в натуре, - сам или помочь?!  Ну все понятно, поехали, Мариш, иди в машинку. Некогда мне тут с вами. Леха, краски масляные привезли, холодильник я тебе забил там, если чего  еще надо будет – звони, вот старую свою мобилку нашел, симка есть, я ее восстановил» «О, спасибо, брат» Они пожали друг другу руки. Бросив на прощание испепеляющий взгляд, Марина уходит.

      "Ну и откуда ты взялась, красотка? Тоже из пены морской вышла?" "Типа того. Можно я у вас тут поживу,буду навроде домработницы. Мне даже зарплаты не надо, если что. Крыша над головой да кусок хлеба, вот и все. Пожалуйста!" "Документы есть?" "Нет, потеряла. Да я вообще-то вон там, в Сухово живу, можете проверить, там все меня знают""Сюда как попала?" "Да хотела в ресторан устроиться на работу, а там мест нет, с Лешей вот познакомилась" "Ну ладно, живи пока, а там посмотрим"

        И они уехали.

        «Ну что, Ян, пока освещение не сменилось, давай работать». Снова поза дерева, снова скользящие взгляды.  Яна, наблюдая, как кисть ласкает тело ее двойника, начинает испытывать чувство, похожее на ревность. Алексей смотрит на  н е е, - женщину-дерево, а не на Яну, - обожающим взглядом, оглаживая мягкой кисточкой все более оживающие, округляющиеся  формы тела – и вторая Яна уже кажется более живой, трепетной, чем  она сама…

       Тогда она, чувственно потягиваясь, снова идет к нему: «Давай отдохнем еще немножко, а?» И снова он отстраняется: «Только не долго». «Что – не нравлюсь?» «Надо работать». «Я тебя не возбуждаю?» «Я смотрю на тебя, как на натурщицу, натуру, образ…»

     «По образу и подобию…да?» «Ну да. Я всего лишь пытаюсь воплотить свой замысел, отталкиваясь от натуры». «Вот именно – отталкиваясь. Хочешь создать идеал, а я далека от него?» «Чтобы быть идеалом, надо очиститься телом и духом, избавиться от всего наносного, грязного и мерзкого» «Вот и маман моя говорит – исповедаться, покаяться…  Да мне на … не нужны молитвы ихние, посты!» «Мы же договорились – не выражаться» «Извини, не буду. Жизнь такая… короткая, блин, молодость пролетит незаметно. Зачем ее тратить впустую?! Надо жить себе в удовольствие»  «Да уж, а пьянки-гулянки – это очень насыщенная жизнь». «Слушай, ну ты точно, как они – богомольцы, блин! Скучно!» Она снова встает в позу дерева.

    «Слушай, а ты можешь нарисовать меня в любом виде?» «Только не икону» «Да уж, я далеко не святая, конечно, но и не самая конченая, как они меня представляют, уроды» «Слушай…» «Все-все, больше не буду. Я как-то в Променаде видела: висят картины, там лица нарисованы с фоток и вставлены в какой-нибудь пейзаж красивый: море там, животные разные. А ты можешь это сделать?» «В принципе да» «А че ж не делаешь? Можно неплохие бабки зарабатывать»

      «Это не творчество. Вообще работа по заказу – это уже не творчество, а ремесло. Для художника это погибель». «Ну ты точно не от мира сего. В твоем возрасте …» «Поздновато уже перестраиваться, хотя … никогда не поздно. Вот тебе сколько годков?» «Двадцать восемь. А что?»  «В этом возрасте может произойти поворот в судьбе» «К лучшему?» «Это зависит от тебя, надо просто постараться переосознать прошлое…» «Ой, хватит уже мораль читать.  Работать будем?» «Освещение уже не то.  Пойдем-ка на речку, искупаемся, и обед с собой возьмем» «На пикник положено ходить с пивом» «Опять за свое?» «У-у, зануда! Тебе пофиг, что у меня опять отходняк, знаешь, как хреново?» «Ничего. Переживешь как-нибудь».

     Особняк стоит посреди горы, в сосняке, за стволами внизу поблескивает река, а за ней – на том, более низком берегу – Сухово. Спустившись вниз, потрогали воду; аномально жаркое солнце прогрело ее, но все же еще холодноватая. Томь тоже, как и Обь, разлилась после дождей где-то выше по течению, но зеленоватая муть уже оседает на дне.

      Они раздеваются, Яна смело бросается в воду – закаленная! Алексей входит не спеша, потом ныряет и плывет. Бр-р!

     Зато когда попривыкнешь – какое наслаждение отдаться на волю волн. Лечь на спину, расправив руки-ноги, вдыхая глубоко живительный озоновый воздух, и слиться, раствориться в блаженном покое, плавно несущем невесомое тело вдоль берегов, а душа воспаряет в глубокую небесную синь…

    Накупавшись, они долго лежат на мелководье, где мелкие рыбешки совсем как дети: резвятся, любознательные, подплывают, тыкаются носиками, щекоча тело, ноги; вот самый любопытный рыбенок подплывает к руке, снует между пальцев, но – поробуй, ухвати! Шевельнешься – и вся стая, разом, моментально исчезает… И они сами - как две рыбки, в аквариуме реки.

      «Классно, даже похмелье прошло, почти» «Да, природа лечит, а вода очищает. Всегда, когда совсем все плохо, ухожу на природу. Берешь кисть, и все – только ты и она, Природа-матушка. Недаром древние люди поклонялись богу- Солнцу, богу света, воды, огня…  Прыгнешь в речку, стихия примет тебя в свои обьятия, заберет скопившуюся грязь, смоет плохую энергетику, и выходишь на бережок, будто заново крестился.

      И бредешь вдоль реки, через поля и полянки: пейзаж на пейзаже, картинка к картинке, одна лучше другой – неиссякаемый источник вдохновения»  «Но я-то не художник. Я тебе говорила, что вон там, в Сухово мы жили, там был бабушкин дом» «А где бабушка?» «Померла в сентябре» «Извини» «Да ничего, она пожила, слава Богу – восемьдесят семь ей было» «Да, царствие ей небесное»

      «Там так хорошо у нас. Было. Сссуки эти, все из-за них…» «Ну мы ж договорились!» «Тебе хорошо, а каково мне, что меня бросили, как кутенка?!» «Говорят: все, что ни делается – к лучшему. Смотри, какая благодать в природе» «Да, зато я не была бы сейчас тут, с тобой! Красиво, конечно, но башка-то все равно до сих пор трещит. Мамка мне снотворного что ли подсыпала».

     «А ты представь себя этим облачком…  Вон парит над нами. Эти крылья так похожи на крылышки Ангелов… А еще выше – какая чистая, светлая синева. Вот были бы мы с тобой ангелы. Вот так вот взялись бы за руки, (его прикосновение ожгло ее, словно огнем, молнией пробежавшим по телу) - летим…  лети туда, все дальше, дальше, в небо, в космос, через галактичекие пространства,  через все времена, к самому сердцу новорожденной Вселенной… Чувствуешь, как прямо оттуда идет свет, летят его частички, проникают в твое тело, оживотворяя и исцеляя…»

       «Я – облачко, я всего лишь туман, я создана из мельчайших капелек воды… Я парю в невесомости… Всегда бы так было! Но -  я распадаюсь на атомы, осыпаюсь дождем – прямо на тебя». Ее пальчики скользят по его торсу. «А тебе, наверное, где-то около сорока уже?» «Не уже, а еще» «Тело неплохое для такого возраста. Для любви» «Любовь не одной плотью ограничивается. Любить тоже надо с умом, чтобы вместо рая не обрести ад в душе. Да и время – такая вещь… Вот давай почитаем».

       Он достает из этюдника свой журнал: «На что сегодня рассеивается наш ум? Куда мы тратим свое время? От того, что происходит на Критском соборе, нашей душе ни холодно, ни жарко. Холодно в Тартаре и жарко в Озере огненном будет ей от иных вещей. От того, что во время нашей земной жизни мы не успели вскочить на подножку лестницы, ведущей на небо».

     Яне захотелось зажать уши и убежать, но она сдержалась: «Ладно уж, пускай читает».

     "Каждое время отличается своими особенностями духовного делания, каждое время особое. Особенность нашего времени в том, что мы превратились в духовных паралитиков (расслабленных). Понятие подвига исчезло из практики духовного делания. Духовный застой, спящая душа – мертвая душа; нет ничего страшнее. Меняется только отражение в зеркале, но не моя душа. Какой была, такой осталась. Так пройдет жизнь. Что делать, когда чувствуешь, что ни на что не способен? Сердце каменное. И в душе пустота. Ни слез, ни умиления, ни трудов, ни подвига. Живем «как все». Как все люди и как все животные. Работаем, питаемся, спим, размножаемся, болеем, стареем, умираем. Очень редко улыбаемся, больше унываем. Дальше что?»

     «А ведь и правда: что и в душе пустота, и сердце каменное, как мамка про меня говорит, и сил нету ни на что» «Твои мама с братом молодцы: настоящий подвиг с их стороны так круто изменить все!» «Ага, герои, блин…» Но Алексей перебивает: «Подвиг здесь – с ударением на втором слоге, на духовный подвиг не каждый способен.

       Читаем дальше: «Слова Христа, к кому бы они ни были обращены, всегда носят универсальный характер. Слово Божие обладает особым свойством быть обьясненным и понятым бесчисленное количество раз. Слова Христа, обращенные к старцу Силуану: «Держи ум в аду и не отчаивайся», - также имеют универсальное значение… для человека, ищущего ответ на главный вопрос своей жизни: «Как же мне спастись?»

     Тут, откуда ни возьмись, полил дождик. «Слепой дождь – значит зарядить может надолго. Давай, Ян, спрячемся под дерево». Они присели рядышком под ветлой и накрылись пледом. Она положила голову Алексею на плечо, а он продолжал читать.

     «Все скорбное, что случается в нашей жизни, это наш личный ад. Болезни, война, потеря близких, нехватка денег, усталость от жизни, переживания, волнения, страх, боль, несправедливость, нанесенные обиды и прочее – спасительные жернова для нашей души. Это средства, которые обрабатывают алмаз души, чтобы сделать из него бриллиант. Это наш индивидуальный ад, в котором ежедневно находится наш ум. Чем глубже человек, тем глубже в нем понимание вселенской трагедии нашего мира, тем больше скорби в душе».

      «Да что мне до мира, когда самой так плохо!» «Эгоизм показывает, что мелкая душа у тебя» «Как речка Искитимка? А зачем ей быть глубже – чтобы углубить скорбь о мире? В нем и так ее хватает» «А вот слушай дальше: «В земном, историческом мире, никогда не будет торжества правды и любви. Это место мучений. В нем мучаются все: животные, люди, птицы, деревья. Все, что живет, живет мучительно, и также мучительно умирает. («Как мрачно-то все, так и хочется напиться и забыться», - думает Яна).

      Попытка разбавить страдания радостью веселья похожа на пир во время чумы. Наутро настает похмелье, а в дверь уже стучится новая боль. Надежда в том, что этот ад жизни есть помощь Бога нам. Это плавильная печь, в которой должны сгореть бактерии грехов» «А смысл?» «Чтобы избавиться от бесов искушений» «А где же они?» «Да вот – за левым плечом у тебя стоят и корчат рожи – не нравится им то, что слышат правду о себе» «Бр-р-р, да ну на фиг, сказки все это!» Она обернулась, и странно – будто кто-то мелькнул и спрятался за ближайшей березой… Но мало ли что покажется за пеленой припустившего не на шутку дождика.

     «Хорошо, читаем дальше: «Я думаю, что наш читатель понимает: мир бесовский вовсе не сказочный. Но я не уверен в том, что мы понимаем, насколько значительно его участие в нашей жизни. На самом деле не проходит и дня, чтобы он не пытался дирижировать нами. Многие из отцов, отвечая на вопрос, почему, если Бог всемогущ, Он дает возможность диаволу искушать нас, подвергать бедствиям и страданиям, говорили: «Потому что это для нас полезно». Существование демонического мира попущено для нашей же пользы. Он один из важнейших игроков в нашей судьбе. Его нельзя недооценивать. Он играет нами настолько, насколько Бог ему это попускает. Он всегда будет строить тебе ловушки.

      Если нет диавола в твоей жизни, то это означает лишь одно: ты доживаешь свой век в его клетке. Если ты решил сбежать из его темницы, он будет гнаться и преследовать тебя до самого последнего твоего вздоха и даже после него. Он будет вооружать против тебя других людей - любимое его дел, он будет входить в тебя через твои мысли ("е-мое, и правда ведь все!"), он будет подстраивать ситуацию так, чтобы ты пал или соблазнился. Он не будет знать покоя ни днем, ни ночью, пока тебя не погубит».

      «Кошмар какой-то, е-мое. А кто это пишет все?» «Священник, протоиерей Андрей Рябко» «Теперь понятно, почему мамка с братом свихнулись: даже попы на бесах повернутые, в натуре!» «Это опять же бес в тебе глаголет» «Тогда почему же во мне «не глаголет» Бог? Где он, вообще?»

     «Опять же обратимся к словам священника. Дальше он приводит такую цитату: «Где же Бог? Это самый тревожный симптом. Когда ты счастлив, так что не нуждаешься в Нем, Он принимает тебя с распростертыми обьятиями. Но попробуй обратиться к Нему, когда ты в отчаянии, когда все надежды напрасны, и что тебя ожидает? Дверь захлопывается перед твоим носом, и ты слышишь, как дважды поворачивается ключ в замке, гремит засов и потом – тишина. Окна темны. Что означает Его явное присутствие во времена благополучия и полное отсутствие тогда, когда когда тебе необходима Его помощь в самый тяжелый момент твоей жизни?» (К. С. Льюис «Боль утраты»).

      «И правда -  где был Он, когда меня гнали из дома, когда плутала в лесу, убегая, когда терзали на свиных тушах?» «А ты призывала Его?» «Ну… да» «В том-то и дело, что когда нам плохо, - только тогда и вспоминаем, что есть силы, способные помочь, а нужно быть с Ним каждую минуту жизни. «Эти слова великий писатель написал, когда смерть забрала его горячо любимую жену. Человек – существо, которое по своей природе призвано любить и быть любимым ( Яна теснее прижалась к нему: он казался сейчас таким красивым; она протянула руку и запустила ее легонько в его волосы, щекоча ухо, но он взял ее пальцы, отвел и слегка сжал: она даже содрогнулась от боли и сладострастной истомы).

     Мы видим красоту этого мира, и она нас вдохновляет. Мы видим, что мир создан с потрясающей мудростью, и это нас восхищает. Мы понимаем, что за красотой и мудростью мира стоит потрясающий автор. Мы знаем о Нем из Откровения, данного Им же Самим. Но нам мало знать, что Бог – это Любовь, нам мало это понимать, нам надо чувствовать Его любовь, нам хочется жить в Его любви, нам нужно быть в Его любви, нам важно отдать Ему нашу любовь. Но этого всего у нас нет. Мы знаем теорию, но в сердце пустота, а в душе вакуум» «Леш, а у меня вот вакуум начинает заполняться. Я хочу любить – тебя, хочу чувствовать любовь – твою, хочу быть в любви – твоей, и  - отдать тебе себя, всю…» «Хочу-хочу-хочу: и это все?» «Нет, я жить хочу с тобой!» Он вздыхает: «Ясно… Еще почитаем: «Тоска по Богу…» «Тоска какая! Все, хватит, надоело!» «Еще немного, все равно дождь идет» «Кончается уже» «Ладно, вот послушай про любовь еще: «Тоска по Богу – адская тоска по настоящей Любви. Не той, которая сегодня есть, а завтра нет. Не той, которая зависит от превратностей судьбы. Не той, которая в одно мгновение может быть уничтожена временем и обстоятельствами жизни. А той самой, которая никогда не проходит и никуда не девается. Эта тоска по Богу тоже наш ад».

     «Ну точно! Ад, потому что не умеем создать себе рай. Но ведь можем же! Давай сделаем свой маленький рай? Ну я хоть немножко нравлюсь тебе? Чего ты как не от мира сего? Все только философствуешь, не пора бы жить реальной жизнью?» «Да пожил уже» «Что, разочаровался?» «Да не в том дело. Наверное, пришло время начинать собирать камни» «Я вот тоже, походу, разбросала все свои камни…» «Так что яму выкопала…» «И упала на самое дно…» «Утонула…» «И спасения нет…» «Слушай, мы прямо родственные души, тебе не кажется? Может, вместе и будем спасаться?» «Время покажет. Ведь для чего-то же Кто-то привел тебя ко мне» «Да-а-а! Йе-е-с!»

     «Яна, ведь я женат, и сын растет» «Но ты же не с ними!» «Это, скорее всего, временно» «Но я хочу быть с тобой, не бросай меня, я не переживу!» «Да мы знакомы всего два дня» «Ну и что! Я никогда таких, как ты, не встречала» «Каких? Ты меня не знаешь. Не принимай рясу за монаха» «Я буду любить тебя таким, какой ты есть, хоть в рясе, хоть без!» «Ну вот опять эти твои я-я! И еще – у меня есть пока еще неоформившееся желание принять монашество» «Ну е-е-е-мо-е! Ко-пец!»

     «Ну все, аллилуйя, дождик почти ушел. Может, еще раз искупаемся, раз уж все равно мокрые, а потом перекусим. Или наоборот». «Я есть не хочу, вообще мало ем – худею» «Куда тебе еще худеть, и так в самый раз» «Больше всего на свете боюсь стать жирной свиньей».

     «Главное – не быть свиньей моральной». «Е-е-мое, блииин, ну как же  вы все достали с моралью со своей! Ты что, тоже думаешь - я деревяшка бесчувственная? Буратино, блин! Мамка считает меня самой конченой на свете, неблагодарной тварью, про братца вообще молчу! Да, я пиявка, вампир, сосущий кровь по ночам! Выкинули на помойку, как кутенка! Ненавижу! Твари! Все из-за них и боженьки ихнего! Кто бы только знал, что со мной было!.. Я человека убила!..»

     Она бегом бросается в воду, плывет, яростно гребя руками. «Задолбало все! Вот возьму нахрен и переплыву на другой берег – в Сухово! Там хоть нормальные люди есть, а не эти… блаженные…» Плывет – все дальше,  к самой середине реки, там очень сильное течение, оно подхватывает песчинку ее тела, увлекая все дальше. К тому же дождь усилился, и длинные ледяные стрелы-струи так и хлещут по голове, плечам, рукам, сливаясь с волнами, ставшими густыми и тягуче-затягивающими в глубь…

      Устав и спохватившись, она пытается рассмотреть: до какого берега ближе, не повернуть ли обратно, но плохо получается бороться с рекой. Словно что-то черное, холодное хватает за ноги и тащит свою добычу. Тащит на глубину! Она забыла совсем, что где-то в  этом месте,  недалеко от острова, есть воронка! И вот ее ухватило, закрутило, завертело, потянуло на дно, рефлекторно она оттолкнулась ногами от него, и, ослепленная, полузадушенная, уже не понимая, где земля, где небо, закричала:

      «Мама-а! Помогите!» И свет, сверкнувший было через пелену воды, исчез.