Начало гл. 4
4
Родилась я в голодное послевоенное время, ребенком слабым и болезненным. При первой возможности меня отправили к бабушке в деревню. У нее была большая рыжая корова, куры и свежий деревенский воздух.
Первые впечатления…
Согретое солнцем теплое деревянное крыльцо. Взрослая девочка насыпает мне в ладошку мелкие конопляные зернышки. Они ускользают через растопыренные пальчики, а она смеется и складывает их в кулачок, учит меня держать. Показывает на щель между досок и на скатившиеся в нее зерна. Ее палец упирается в прорезь, я повторяю ее движение, мой пальчик свободно проникает внутрь.
Мне, видимо, было около года или чуть больше…
Девчонки постарше, схватив меня за руки с двух сторон, тянут в хоровод. Трава на лужайке выше моих колен, я едва успеваю переставлять свои босые ножки. И вдруг резкая боль - в густой траве лежал окровавленный осколок граненого стакана.
В деревенской избе суета, бабушка Феоктинья поспешно роется в сундуке, в поисках чистой тряпицы. Попутно ругает девчонок: «Вот Люба приедет, что скажет? За дитем не усмотрели, кобылы!» Две босоногие «кобылы» испуганно жмутся за печкой. Это мои тети, младшие сестры матери.
По деревенской улице, стуча в окна, идет заезжий фотограф. Меня быстро умыли, повязали бантик и, прихватив табурет, понесли фотографировать.
Фотограф деловито раскинул свою треногу. На табурет села бабушка, я ей на колени, девчонки встали по бокам. Придирчиво осмотрев композицию, фотограф поменял девчонок местами, достал из своей торбы настоящую куклу и сунул ее мне в руки. Сделав пару снимков, он так же деловито ее забрал и спрятал. Ох, сколько было слез…
Маленькая железнодорожная станция. На перроне, за мутным окном вагона, стоит бабушка. Провожает, утирая слезы уголками выгоревшего платочка. А я в вагоне, зареванная на коленях у матери, тянусь к окну, к бабушке - это она весь мой мир, а мать, уже забытая, кажется мне совершенно чужой теткой.
Свидетельство о публикации №218021901351