Новая школа гл. 52, 53, 54, 55

Новая школа

                52

         Шел 1961 год. В школе, где я училась, было всего шесть классов, а я перешла в седьмой. Новая школа, новый класс и новые порядки. В старой школе, я не выделялась, таких как я, было много, а здесь я была одна.
         Классом верховодила Люська, - дочь  начальника аэропорта.  Ее мать сидела там же в отделе кадров. Большинство родителей  работали под их руководством и Люська  нагло этим пользовалась.
         Разодетая и избалованная, она  вытворяла, что хотела. Сколотив вокруг себя кучку подхалимок, она установила  негласное правило: «Кто не со мной, тот против меня»!
        В моей семье никто не работал в аэропорту, и я никак не зависела  от ее благосклонности,  и заслуживать ее  не спешила.  Люська  считала себя первой красавицей и гордилась своими светлыми распущенными волосами. Я от природы была еще светлее,  но как-то вообще об этом не задумывалась.          
        Вскоре в самом моем появлении в классе и в нежелании тотчас примкнуть к ее группе, она усмотрела  какую-то угрозу своему первенству и возненавидела меня сразу и всем существом.
        А потом стало известно, что я из бывшей зоны, - а  про нее  ходили слухи самые неприглядные. Даже новая классная руководительница Наталья Васильевна Михеева, в первый же день открыв  мое личное дело, резко нахмурила брови, поджала свои серые сухие губы и окинула  меня долгим неприязненным взглядом.
        Высокая, некрасивая старая дева с воспаленным бугристым лицом, преподаватель  русского языка и литературы, секретарь партийной организации, она даже не пыталась скрывать, что она обо мне думает.
        Для нее я уже тогда была  врагом советского народа, на обучение которого страна зря тратит свое время.  Из меня настоящего строителя коммунизма все равно не получится,  и через какое-то время я обязательно займусь тайным вредительством. Одно мое присутствие могло отрицательно повлиять на весь класс, снизить его успеваемость и как-то испортить все эти  юные и чистые души.
        Но такая «прокаженная» в классе я была не одна. Была еще Рая Шапошникова, ее родители были баптистами. Тихая  и очень скромная девочка, всегда держалась в стороне, никогда и никуда не лезла, и если мне еще только предстояло стать настоящим классовым врагом, то она уже им была с четвертого класса, когда наотрез отказалась вступать в пионеры. На все предложения перевоспитаться  и стать пионеркой, она тихо отвечала, что ей не разрешают родители. Но что самое ужасное, подозревали, что она и сама верит в Бога и ходит с родителями молиться в тайные дома, где у них происходят страшные вещи. Такого позора по тем временам надо было еще поискать. 
       Классная  в школе ее в упор не видела, будто Рая и не существовала вообще. Никогда не вызывала ее отвечать, не давала никаких поручений, но не упускала и малейшей возможности  с какой-нибудь очередной грязью пройтись по религиозной линии. А в конце четверти автоматом выводила ей в классном журнале тройки.
       Чувствовалось, что Рая с большим удовольствием  бросила бы школу вообще, но закон не разрешал  ей это сделать.  Обучение до восьмого класса было обязательным, иначе это грозило большими неприятностями ее родителям.  Рая терпеливо сносила все, ее родителей никто не знал,  они никогда  не приходили в школу, как впрочем, и мои.
       Вот в такую помойку я окунулась сразу и с головой.
На мне была старенькая  форма,  облупленные черные ботинки, а вместо школьного портфеля  маленький чемоданчик  отца, которого я очень стыдилась.
       Мать не заботил  мой внешний вид. С одной стороны, не было лишних денег, а с другой - чтобы не злить отца. Он  и так постоянно твердил, что в его годы они учились писать между строк на старых газетах. Любая просьба купить мне тетради или учебники доводила его до кипения.  Он говорил, что это надо еще заслужить. Как я должна была это заслужить, я не знала, поэтому ничего и никогда у него не просила, а мать покупала тайком. Из одежды мне изредка что-то приобреталось уцененное или с рынка  поношенное.   
       Все это давало Люське  дополнительный повод отпускать в мой адрес различные гадости.  Масло в огонь начал подливать, видимо, и сам того не понимая, лучший ученик  класса,  любимец учителей и круглый отличник Славка. Он был настолько умный  и правильный, что в его сторону  плюнуть было страшно.
       Физически развитый, молчаливый и спокойный юноша, был признанным авторитетом всей школы. Я не помню, как и когда он оказался позади меня на соседней парте, но, сколько я потом училась в этом классе, он всегда сидел где-то рядом, и я постоянно  чувствовала на себе его взгляд. Классная,  заметив это в первый раз, просто предложила мне пересесть на другое место. На перемене вслед за мной пересел и Славка. Через неделю меня пересадили вновь, но на перемене все повторилось. Теперь, входя в класс, она первым делом искала взглядом, где сижу я,  и где сидит  Славка, привлекая к этому процессу  уже  внимание всего класса. 
       Классная вызвала в школу  его мать, но это ничего не изменило. А главное, при всем ее желании, в чем-то  придраться ко мне было невозможно. Я  послушно  пересаживалась, училась очень хорошо, а со Славкой вообще никак не общалась. Открыто сделать ему замечание она опасалась, его мать была вся из себя  школьная активистка. Но теперь, действительно, уже весь класс следил за этими перемещениями. Что и подтверждало ее худшие опасения - вот оно, мое вредное влияние началось! Класс был взбудоражен, лучший ученик уже попал под мое пагубное влияние и что же теперь будет с остальными?
       Выход нашелся. Классная  на ватмане нарисовала план класса с фамилиями учеников на каждой парте. Моя  фамилия  была написана в углу на самой последней парте и рядом со мной никто не сидел.         
       Но было в школьной жизни все-таки и что-то хорошее. У меня сложились добрые отношения с учительницей математики Маргаритой  Рауфовной. Она при всех хорошо отзывалась о моих  контрольных работах и часто направляла меня на городские математические олимпиады. Мест там я особых не занимала, но не раз возвращалась с грамотами и поощрительными призами в виде книг.


                53

        Странная история произошла с учительницей географии. Когда  она пришла на урок в первый раз, я ее узнала сразу и вспомнила, где мы встречались и даже как ее зовут. Она и моя мать  вместе ловила рыбу на старой барже в Бертюле, только звали ее тогда по-другому.
        После урока я сразу подошла и радостно сообщила ей об этом. Мои слова настолько испугали ее, что она вся побледнела и какое-то время  даже не могла говорить. Потом, оглянувшись по сторонам, тихо произнесла: « Ты обозналась, поняла?» Потом повторила эту фразу еще раз и еще. Я согласно кивнула головой и не рассказала об этом никому даже дома.
        После этого случая, она на своих уроках меня практически не спрашивала, а если и вызывала для вида, то задавала самый легкий вопрос и сразу же ставила хорошую оценку. Видимо, она как-то сумела скрыть ту часть своей жизни,  или  жила  по другим документам, иначе кто бы ей позволил  работать учителем в школе.
        Зимой  наша  классная часто болела, и однажды мы решили ее навестить. Жила она на глухой окраине с пожилыми, но интелегентного вида, родителями, в двух темных комнатенках, скорее похожих на чуланы. Обстановка была просто убогой и во всем прослеживалась какая-то  неустроенность. 
        К облезлой стене  прислонилось старенькое пианино, на нем лежала скрипка в потертом футляре и стопка нот.
       В самодельных рамочках висели семейные фотографии. Молодые веселые лица на набережной, на фоне памятников, на ступенях Ленинградской консерватории.
       Невольно  напрашивался  вопрос, как они оказалась в этих чуланах?  И по своей ли воле? Может именно это и заставляло нашу классную рыть землю на партийном поприще, чтобы как-то вернуть  утраченное доверие? Может и не за класс она болела душой,  а просто боялась за себя и своих родителей?  Как бы им самим уцелеть и выжить, - тогда  время было такое. Ура, ура дружно кричали все, но в каждом  глубоко внутри  сидел тайный страх и глухо булькал при малейшем движении.
        В стране периодически проводились какие-то  выборы. Лучших учеников назначали  стоять у урны для бюллетеней и отдавать салют голосующим. Меня в этих списках  никогда не было - я не вызывала доверия, шлейф зоны тянулся за мной еще долгие годы. 
       На мне была школьная стенгазета, дополнительные занятия  с второгодником Гавришевым и обучение  неграмотных, тогда были еще и такие. Из неграмотных мне досталась моя старая знакомая Люба Куликова, с которой  мы учили алфавит и читали  « мама мыла раму».

                54

       Во втором полугодии седьмого класса ко мне неожиданно пересадили  Валю Ермакову. Люська настучала классной, что у Вали, якобы, завелись вши и теперь она опасается сидеть с ней  рядом, хотя  Валя сидела на соседней парте. Мы подружились и у меня остались о ней очень теплые воспоминания.  К сожалению, в восьмой класс она не пришла. Летом, катаясь на велосипеде, она упала и ушибла ногу. Родители вначале не придали этому особого значения. Нога зажила, но стала сохнуть, а вскоре и сама Валя слегла. Долго лежала в больнице, а потом ее отправили домой, сказав, что помочь уже невозможно.  По осени пару раз мы с классом ходили ее навещать, а зимой  она умерла.
       В восьмом классе среди года вдруг в один день исчез  староста класса,  развитый и далеко не глупый парнишка. Что случилось, никто не знал. Классная  в грубой форме посоветовала нам забыть его имя. На свой урок литературы  пришла с ножницами  и банкой канцелярского клея в руках. Написала на доске тему сочинения и на наших глазах   вырвала из классного журнала свободный лист, порезала его на полоски,  и аккуратно заклеила фамилию старосты по всему журналу.
       Позже мы узнали, что его арестовали.
       Происходили и другие казусы. Однажды, когда наша классная вновь заболела, ее временно заменила  новенькая учительница. Она и обнаружила, что у Раи Шапошниковой нет ни одной оценки в журнале, и начала ее вызывать на каждом уроке. За четыре урока Рая получила четыре пятерки. Вернулась классная и позеленела. Скрепя зубами, вывела  Рае итоговую четверку. Ну, не может же баптистка хорошо учиться, не положено ей!


                55

        Восьмой класс. Зону начали  расселять, и отец получил квартиру. Великое событие! Пусть самая окраина города, первый этаж, но в доме  паровое отопление, ванная и туалет!  Ждали подключения. Отопление к зиме действительно подключили, а вот воды и канализации  так и не дождались.   
        У  меня появилась крохотная, но своя комната. В ста метрах от дома проходила железная дорога, и каждые полчаса в доме все тряслось и дрожало от проходящих составов. Вначале невозможно было спать по ночам, а потом все как-то к этому привыкли.
        К ноябрьским праздникам в школе началась кампания по вступлению в комсомол. Для этого требовалось знать политику партии,  вызубрить даты всех съездов, и  чтобы кто-то из коммунистов дал тебе хорошую характеристику. За характеристикой  все обращались  к нашей  классной. 
       На перемене, встретив  ее в коридоре, попросила характеристику  и я. Не останавливаясь, даже не повернув  головы, она прошипела: «Таким не место в комсомоле» и пошла дальше.
         Я вся обревелась. С родителями говорить бесполезно, с отцом я не общалась, а мать в мои школьные дела вообще не вникала. Ей и в голову не пришло бы, как другим родителям, пойти в школу и разобраться,  кем и за что мне не положено.  Классная  это знала,  потому так вольготно и злобствовала. Никому другому она бы не посмела такое сказать.  Боялась же она, например, мать хулигана Гавришева,  который мог сорвать любой урок. Учителя от него рыдали, педсовет устал с ним разбираться.  Она попробовала  только один раз проявить свою власть и послать его за родителями.
        На другой день мать Гавришева так кричала в учительской, что она вдова погибшего на фронте героя, а ее сын несчастный сирота, что школьные стены тряслись.  Для   классной  по всей школе собирали валерьянку. Он продолжал срывать уроки, как и раньше, но его больше никогда  не трогали.
        Маргарита Рауфовна, в тот же день, заметив меня в коридоре  с мокрыми глазами, остановилась  и спросила, что случилось. Я не удержалась и от обиды рассказала ей все. Она, выслушала,  нехорошо усмехнулась и спросила:  «А моя характеристика тебе подойдет? Я тоже член партии».  И уже на следующей перемене передала ее мне, собственноручно написанную и с номером ее партбилета.   
       Вскоре, пройдя все формальности, я вместе со всеми вступила в комсомол. Надо было видеть вытянутое лицо классной, когда  она заметила на мне комсомольский значок.  Сквозь зубы поинтересовалась, это кто же рискнул за меня поручиться, видимо, надеясь обнаружить какой-то  подлог. Я ей ответила кто, она скривилась, но промолчала.
       С Маргаритой  Рауфовной, несмотря на ее молодость, в школе предпочитали не связываться. Она, если уж была в чем-то уверена, то твердо отстаивала свое мнение, не задумываясь о последствиях.  Однажды даже был напечатан какой-то  фельетон в местной газетке, - о ее борьбе с каким-то руководящим бюрократом. Но и это ее не остановило и не напугало, за что в учительском коллективе ее все уважали.