Фиссагет

«Можем и рекомендовать» – не выходило у меня из головы. Это же подарок судьбы! Рекомендация во все времена служила пропуском к исполнению желаний, а литинститут!   Всю ночь я прошагал в карауле, размышляя о превратностях судьбы. Но вот уж и ночь пошла на убыль, и таяла, растекаясь на горизонте светлой лужицей зари. Вот уже чётко обозначились верхушки деревьев и крыши домов, вынырнув из черноты ночного неба; и вот уже земля расцвела: бело-розовые сады, зелёный бархат трав… Кью-кью-кью - раздаётся вдруг в рассветной тишине.  Пустельга! - всматриваюсь в голубую бездну утреннего неба. Так и есть! Высоко над землёй зависла чёрная точка: кью-кью... Птицы проснулись, значит, уже часа четыре. Край неба зарозовел - солнце встаёт, скоро смена караула. Сдам оружие, отосплюсь. Впереди дембель. Может, и прав замполит(разговор вчерашний не выходит у меня из головы) может - в институт? Ну, ещё пять лет за партой, ну и что!..  Что такое!? - Сверху загремело, покатилось по крыше казармы и…
...и разом погасла заря, тёмное небо загрохотало, засверкало, и разверзлись мраки киммерийские.  Вдали мелькнул огонёк, туман растаял. Огненные искры взметнулись в небо - костер пылал жарко.  «Фиссагет, славный зверолов, сын зверолова встань!» - плосконосый Агриппей дружески хлопнул меня по спине, приглашая в круг.  Ирк, Сармат, Беребест - мои братья, взявшись за руки, уже начали ритуальное кружение у костра …молодое, бритоголовое, и потому по-цыплячьи несерьезное на вид пополнение, в том числе и я - такой же бритый наголо, в необношенных пузырях-галифе и тяжёлых кирзачах: «Я, гражданин Советского Союза, вступая в ряды Вооруженных сил...» - клянёмся мы нестройным хором, и Велисарий, поседевший от доблестей и прожитых лет, протянул свой видавший виды нож - боевое оружие. Это было признанием храбрости и утверждением права повелевать кланом звероловов.
«Ты заслужил это право - быть старшим в роду!» - старая Дидора накинула на мои усталые плечи шкуру убитого мной волка… О-О-О - понеслось в небе, в лугах...  ОО-аа - стонет трава...ххэ-хы, хо-хы, - тяжело дышит пустота за спиной, а ноги - пудовыми гирями… Рраз-два… не отста-ваа-ть!Раздываа... рр-раз,  - пульсирует у виска и гудит, и угрожающе хрипит за спиной пустота коридора, вдруг ограничившего пространство вокруг меня; и я падаю в распахнутую дверь, как стайер на финишную ленточку, и всей спиной откидываюсь назад - держу захлопнутую дверь, упираюсь дрожащими от напряжения ногами в половицы. С надеждой и мольбой оглядываюсь вокруг («Господи! помоги ещё раз!») …комната с винтовой лестницей, уходящей за потолок. На стенах в лёгких резных рамах - картины. На полотнах - изображения храмов, часовен, кресты, купола; река - зеркально отражающая облака над куполами...  А сзади настигает многогорлое, хриплое, жаждущее моей крови. «Господи! - рвётся сердце к маковкам и куполам: Спаси!». Что-то булькнуло в моём трепещущем горле, и прозрачная легкость скользнула по моим, уже бесчувственным, нервам. Оглядываюсь на дверь, не ощущая её тяжести, которую, напряжением всех мышечных волокон, сдерживал до сих пор, и теряю равновесие. Вода (откуда вода?) заливает открытое в испуге горло. Успеваю заметить чернеющую провалом распахнутую дверь. Не вижу преследователя, но он здесь - ощущаю его враждебное присутствие каждой нервной клеточкой. Он жаждет! Он выжидает! Почему-то не задумываюсь над сверхъестественной необычностью происходящего. В мозгу одна мысль: куда бы,  где бы спрятаться!? И вдруг слышу знакомое распевное «Пока надеяться можешь...» - вода дышит успокоительной прохладой, отдавая мне часть своей энергии. Дыхание моё выравнивается. Голова проясняется. Из ярко-зелёных зарослей струящихся водорослей - белыми горошинками - глаза любопытствующих рыбёшек. Сквозь поверхностную рябь воды виднеются высокие белые стены и гордый профиль древнего собора. Ты спас меня, Господи! Да святится Имя Твое!  А может, это сон? Спасительное сомнение рождается от оцепеняющей (как во сне) неподвижности. В попытке что-либо предпринять, оглядываюсь. Боже мой! Комната с винтовой лестницей и картинами на стенах… чернильница на столе у отца. Большая ченильница, вся в завитушках, круглая и прозрачная (во сне я часто летаю на ней верхом). Осмотревшись и поразмыслив, соображаю, что «это», всё-таки, сон. Ну, не мог же я, в самом деле, мокнуть в нарисованной воде. Во сне можно куда угодно, а вот проснусь, и всё забудется, как всякий сон.
«Какая чёрная неблагодарность» - слышу, да нет, это прозвучало где-то внутри меня; и я тут же пробкой выскакиваю из воды, и вновь всей шкурой ощущаю враждебное дыхание преследователя, и вновь, вода сомкнулась над головой. Вода спасает меня - понял я, доставая пятками дно реки. «Благодарю тебя, голубая стихия!» - отдаюсь я во власть нескорого речного течения: «Как прозрачны и чисты воды твои! Хвала мастеру, создавшему такое творение!» - разливаюсь я  в благодарностях, уже не заботясь ожиданием будущего. И тут вода вокруг меня стала уплотняться, сжиматься. Какая-то сила вытолкнула, нет, вырвала меня из речной пучины и повлекла, как одуванчиковый зонтик в летний погожий день. Дыхание перехватило. Крик застрял в животе. Но Бог меня хранил. Легко, без осложнений (лишь голова закружилась) я оказался под куполом Божьего храма, увенчанного резным, ярко сверкающем на солнце крестом. Колокола раскачиваясь, отбивали печальную мелодию ветра. Уцепившись за спасительный крест, осматриваюсь. Вокруг ширь голубая бескрайнего неба; внизу, окрест – никого, только перезвон колоколов. Тянусь молитвой к сиянию креста: «Смилуйся, Господи!» Сми-луй-ся! - звенят ко-локола. Смилуйся! - падает из-за тучь... смиилуйся-а… - затихает где-то вдали, и я открываю глаза.
Утро ясное радостно заглядывает в окна, солнечным зайчиком скользя по голубым панелям стен. Я вздохнул легко и свободно, и, как все здоровые люди, потянулся разминая косточки после сна.  Сколько же времени? Озадаченно огляделся, припоминая последние события. «Доброе утро, больной!» - в палату вкатилась со стерильным столиком медсестра. Зазвенели, забрякали шприцы, пахнуло спиртом. «Это последний» - приткнула ватку к уколотому месту. Наконец-то закончился тот долгий странный сон, из которого я никак не мог выбраться. И я радуюсь тому, что кругом весна, что небо голубое, а не чёрное, как во сне, и скоро домой.
Через несколько дней я вернулся в строй. Вскоре мне пришёл вызов из института, и я демобилизовался раньше всех. Прощание было почти что радостным. Я раздавал свои сувениры, ребята мне свои адреса, обещания писать, не забывать. 
Всё это в прошлом. Жизнь переменчива: то медленна и волниста, то стремительна и полосата. У меня сейчас другие заботы - уже заканчиваю институт. Жизнь моя полна планов и надежд. «Боевое», так сказать, ранение иногда давало о себе знать. Ах да, ранение!  Было!
Однажды, задумавшись, как всегда в карауле, я потерял бдительность, и тотчас же поплатился за своё ротозейство: что-то вдруг загрохотало сверху. Что за черт! Кто там на крыше? – поднял голову, но было уже поздно...  Как мне по-том сказали, кирпич отвалился от трубы, а я оказался в нужном месте в нужное время. Отлежался. Но с тех пор сны мои разделились на чёрные, белые и цветные. Я и раньше мог по своему желанию заказать понравившийся мне сон, или повернуть во сне события так, чтобы не было страшно; мог обойти опасное место в уже знакомых снах (вон той дорогой не прйти –там опасно, лучше -  другой улицей…). Чёрные сны я не любил. От них всегда тревожно ныла душа. А белые сны радовали меня своей солнечностью - белые-белые! И сбывались нередко они, конечно, не полностью, фрагментами, но смысл их был понятен. После цветных снов я просыпаюсь в праздничном настроении в ожидании счастья. После цветных появлялось желание жить, радоваться и радовать родных и близких, делать подарки.  Но эти яркие радужные сны редки... 
Мои размышления прервал звонок - переменка закончилась, сейчас ещё последняя пара и - «окно» . И можно будет поспать. Вот и преподаватель! Сейчас начнёт лекцию. Я закрываю глаза (за очками не видно, что я их закрыл),  Я закрываю глаза (за очками не видно, что я их закрыл), можно слегка вздремнуть пару часиков,  ночью-то выспаться не удалось - гудели юбилейно  достойно торжественно, а потом, как водится, понесло-поехало - закуралесили, ну не вдрызг, конечно, а так слегка погулянили.  Потом девчонок провожали...  И теперь на уроках сижу - ничего не вижу, ничего не слышу.  А как в армии-то в карауле ночь протопчешься, и ни в одном глазу! 
«...ИСТОРИЯ, В НЕКОТОРОМ СМЫСЛЕ…» - доносится с кафедры - лекция началась.
Успокаивающая дрёма одолевает меня, и я  на волнах моей  памяти, уплываю в недалёкое прошлое: …сверху что-то загрохотало... Ярко вспыхнуло и погасло небо...трепещущийся огонёк сквозь серую мглу… Сквозь туманную мглу к свету, к жизни пробивается человек. Человек пытается удержать ниточку света. Мгла прорывается красочным снопом искр рассыпавшегося фейерверка. Ветер, дико завывая, и, отчаянно размахивая ветками деревьев, разгоняет лохмотья тумана. «…МУДРОСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ИМЕЕТ НУЖДУ В ОПЫТАХ, опытах, опыытаах…»  - воет ветер и рвёт туман … опытах-ах-ах - в клочья.  "…А ЖИЗНЬ КРАТКОВРЕМЕННА" - гремит, раскалывается молнией небо  «…временна-временна» - согласно тают островки тумана, уносимые ветром.  Сверкание стрел пронизывает кромешную тьму, отдается эхом в горах и тревожно катится над головой. Человек пытается удержать ниточку света. 
 Ветер резко полоснул по земле, и безжизненно-серая сухая степь взметнулась, упала серебристым ковылём, заходила, закачалась волнами; и колючими тенями заметались охапки перекати-поля; взвилась столбом в небо, закрутилась над степью пыль. Чёрная туча плашмя упала на землю. И не было на земле места, где мог бы укрыться человек, такой одинокий, и слабый среди всего этого грома и вихрей. Упав на колени, зажав голову локтями, человек завыл, застонал, забормотал, моля пощады, прощения и благодати. Невидимые рассерженные боги кидали огненные стрелы, громыхали так, что земля сотрясалась.Поняв, что его не слышат, человек приподнялся и, всё так же прикрывая руками голову, боясь участи перекати-поля пополз на четвереньках вперёд, подгоняемый ветром, цепляясь за землю, чтобы не быть опрокинутым. Ни мыслей в его голове, ни ясной цели впереди не было - будто ветер выдул из его тела все душевные силы его, и он был совершенно пуст, легковесен, бездумен. Нет, цель была: спрятаться, переждать, выжить! Наконец он скатился в какую-то яму, возле огромного камня. Наверное, это было одно из каменных изваяний, каменная баба. Святое место!  Это придало силы, успокоило, обрадовало. Значит, боги к нему милостивы, берут под свою защиту! Здесь было намного тише и вроде бы даже сухо. Огромный колючий шар перекати- поля застрял в расщелине камня и сдерживал необъяснимую злобу ветра. Степь стонала, содрогаясь под ударами грома, гулкое эхо отскакивало от земли грязными брызгами, небо сверкало, раскалываясь на части. Человек прижался к камню, словно ища у него защиты. Расплющив глаза, дрожа от холодного дождя, плетью бьющего по почти голому телу, стал торопливо, срывая кожу, ломая ногти, зарываться в рыхлую землю. Влажная земля податлива. Вскоре его труды увенчались небольшим углублением, где можно было, свернувшись калачиком, лечь как в норе. Земля под камнем ещё хранила дневное тепло. Он задремал сторожким сном затаившегося зверя, вздрагивая в неспокойном забытьи. Внезапно перекати-поле, зацепившееся, было, за расщелину в камне, вспыхнуло, ярко освещая пристанище дремлющего человека. Это молния ударила и подожгла его. Горячё и сухо запотрескивали веточки травы-странницы. Зашипел камень обсыхающими струйками дожд. Едко запахло мокрым дымом. Ошеломлённый, испуганно замер человек. Затем упал ниц, простирая руки к пылающему теплу, благодаря Творца Молний. Боги простили его! Послали тепло и свет ему.
Радость угасла вместе с чудесным ярким пламенем. Кустик перекати-поля вспыхнул неожиданно и так же быстро и неожиданно погас. И ветер уже уносил крохотные искорки в темноту. Холодная ночь мрачнела и завывала под яростным ветром. Склонившись над только что пылавшим костерком, человек замер, затих, прижавшись к оставшемуся на земле теплу, пытаясь удержать остатки божественного дара. Сопенье и злобный рык вывели его из дремотного состояния. Темнота уставилась на него двумя красными холодными, излучающими злобу точками. Волк подобрался совсем близко, остановился, выжидая момент, готовясь к прыжку. Человек не шевелился, настороженно следя за огоньками- глазами зверя. Вот они двинулись влево, чуть вниз, к земле. Волк принюхивался, осторожно передвигаясь ближе, чтобы ударить наверняка. Его добыча всё так же неподвижна. Обманутый этой неподвижностью, хищник спокойно двинулся вперёд, не ожидая сопротивления. Тогда человек резко и решительно вскочил. С диким воплем бросился на хищника. Вцепился в мягкую вонючую шерсть зубами, ногтями. Он, как разъярённый зверь, рвал, кусал, угрожающе, по-звериному рыча, и судорожно искал незащищённое место на теле врага. Рука внезапно провалилась сквозь укусы мощных клыков в горячую мокрую пасть волка. Благословенный миг удачи - Боги и здесь не оставили его! Схватив хищника за язык - так учили его опытные охотники, не обращая внимания на боль, на вцепившиеся в тело клыки, человек отчаянно рвал горячее горло врага изнутри. Другой рукой, навалившись всем телом, стремительно воткнул рогатину, служившую ему и посохом, и оружием, в тощий пах зверя. Человек оказался сильнее, сноровистей. И вот уже окровавленная волчья голова с оскаленной пастью беспомощно свешивается с плеч победителя. А сам он, шатаясь и горбясь под тяжестью ноши, идёт в сторону светлеющей полоски утренней зари. Дождь ушёл дальше в степь. На горизонте темнел родной лес. Там его ждут. Сегодня все будут сыты. Его обнимет любимая женщина. Роксолана будет петь ему тихую песню любви и расчесывать его спутанные бурей кудри. Усталость одолевает человека, клонит тяжёлую голову вниз...