Холостяк, или История одной жизни

Первая любовь

В промерзшей электричке едет девушка. Она съежилась в уголке, у нее отсутствующий взгляд, она не производит впечатления счастливой. Если бы кто-то заглянул в ее душу, то нашел бы там смятение и непокой. Но никому нет до нее дела, все спешат выскочить из холодного вагона и убежать в тепло своих домов, где их очаг, где их ждут.

А девочка едет к тому, кто ее не ждет. Она знает это, но, тем не менее, каждую субботу добирается несколько часов из соседнего городка туда, где живет ее любимый. Выйдя из вагона, она походит в нерешительности по платформе: может, вернуться домой? Но опускается ранний зимний вечер, мороз крепчает, и ноги ведут ее знакомой дорожкой.
 
Каждый раз она не знает, дома ли он, один или нет, но уже проделан путь длиною в день, отступать некуда, и она нажимает кнопку звонка. Раздается звук – пронзительный и недобрый, словно отрезвляющий: зачем ты здесь?

Девочка будет даже рада, если его не окажется дома. Тогда она откроет дверь своим ключом, на нее пахнет родным запахом жилища любимого человека, и она заплачет от любви.

Он по-разному относится к ее приездам – иногда рад, иногда досадует. Честно говоря, она ему надоела, у него другая женщина, которая ему очень нравится. Он никак не решится сказать ей об этом, щадя ее чувства.

Сегодня она найдет на его столе записку от женщины и оцепенеет. Она просидит всю ночь, не сомкнув глаз, прислушиваясь к шагам запоздалых прохожих в подъезде.

Он вернется утром счастливый, увидев ее, решит: все, пора кончать. И скажет прямо, что любит другую женщину и что через месяц – свадьба.

Не останется никаких надежд, весь мир рухнет. Она будет в растерянности: что ей делать, как жить дальше, ведь она не может жить без этого человека, ей надо видеть его, слышать, чувствовать. «Вот оно какое, горе», – на нее нахлынет какое-то лихорадочное состояние, она будет говорить что-то обидное, оскорбительное, потом добьется близости, но это не принесет облегчения. Опустошенность не пройдет…

Он проводит ее в последний раз до вокзала, посадит на поезд и навсегда запомнит соленый привкус последнего поцелуя и взгляд – лихорадочный, такой несчастный и безумно любящий. И слезы, слезы…

…Девочка потеряет всякий интерес к жизни, будет долго болеть, думать о самоубийстве, лечиться у психотерапевта. Но пройдет год, в нее влюбится молодой человек – и она оттает. А когда родится сын, она простит того человека, свою первую и самую большую в жизни любовь.

А он, ее Принц, через год разведется, но уже никто и никогда не будет любить его так, как та девочка. И он будет всю жизнь жалеть о том, что ее потерял.

Холостяк

Когда-то Виталий был бравый офицер, к которому женщины буквально липли. А он – боялся, что женщины любят не его самого, а его погоны и перспективы, которые они сулят. Виталию не грозил какой-нибудь дальний гарнизон, муштра молоденьких бестолковых солдатиков. Он служил в управлении, работая больше головой, эксплуатируя свое «серое вещество», – составлял программы для определенного вида вооружений.

К тридцати годам он был завидный жених – офицер, который, звездочка за звездочкой, прибавлял в звании, планомерно поднимаясь по служебной лестнице. Темно-зеленая форма делала его еще стройнее и привлекательнее в глазах женщин, а еще – квартира в новом микрорайоне для военнослужащих, пахнущая свежим деревом и лесом.

Виталий был еще и мастеровит. Так, прикупив в новенькую квартиру мягкую мебель – раскладной диван и кресла-кровати на случай гостей, вместо модной тогда «стенки» наделал полочки, заставив их книгами и своими поделками – корабликами разных эпох, требующими кропотливой филигранной работы, – целую коллекцию. За них даже предлагали неплохие деньги. У него буйно росли цветы – подоконники были заставлены кактусами, пальмами, лианы вились по стенам. Ну и аквариум – большой, с самыми разными рыбками, замками, зарослями – словом, подводное царство, за жизнью его обитателей было интересно наблюдать, этот процесс отвлекал от мирской суеты, успокаивал нервы, умиротворял.
   
Женщины у него, конечно, были. Но предложение руки и сердца он делать никому не спешил, и они как-то сами отлипали, устав ждать, становились женами других мужчин, самых обычных, рожали детей и забывали Виталия.

«Ну чего тебе не хватает? – журила его по телефону мать после очередного расставания с женщиной. – Ну чем тебе плоха Инна? Красивая, умная, а любит-то тебя как!»
 
Инна и впрямь была красавица – брюнетка с точеной фигуркой, мягкий, как у кошечки, овал лица, карие глаза, вздернутый носик. Была она учительницей литературы, любила его, как героини великой русской классики, горячо и самозабвенно, еще со времен его курсантской жизни. Но училище закончено, Виталия распределили в столицу, а с собой он ее не позвал. Она приезжала к нему, жила по нескольку дней, перемывала горы сваленной в мойку посуды, пекла каждый день пирожки. Но…
 
По отношению ко всем своим женщинам Виталий испытывал одно и то же чувство – внезапно накатывала тоска, возникало ощущение, что это не Она. Не его судьба, не его половинка. Он ждал, что вот он встретит Ее – и в сердце сразу войдет любовь, и он сразу поймет это.

Инна писала ему длинные грустные письма, рассказывала об ухаживаниях других мужчин, пытаясь вызвать в нем ревность. Но, увы, у него так и не возникло потребности делиться с нею своим жизненным пространством. Служба не оставляла много свободного времени: приходил с работы и засыпал. В выходные – «мальчишники» с выпивкой и приходящими подружками.

Следующий серьезный роман случился у него с Катей. Это была скромная симпатичная девушка из хорошей семьи. Ей сразу показалось, что Виталий – ее вторая половинка, поскольку они были похожи внешне, как брат и сестра. Катя всегда считала, что это хороший знак, ведь человек любит свое отражение в зеркале. Оба невысокие, как говорится, с тонкой косточкой – подвижные и легкие по весу и в движениях. Оба светловолосые и сероглазые.
 
Виталию девочка показалась трогательной в своей застенчивости и неискушенности. Но не более. Катя не вписывалась в его привычную жизнь, выбивалась из нее. Подруги его приятелей были яркие, раскованные, острые на язычок, податливые на ласки. А Катя краснела от сального анекдота, терялась от грубоватых шуток его друзей, не пила водку (даже вино).

Он никогда ничего ей не давал – ни денег на обратную дорогу, хоть и знал, что живет она в общежитии на скромную зарплату библиотекаря, никогда ничего не готовил к ее приезду (словно она питалась одной любовью), не провожал на вокзал… Вообще, вел себя как свинья, пользуясь только ее молодым телом и купаясь в космосе ее нежности.

На очередном «мальчишнике» Виталий познакомился с Ириной. Внешне она более всех подходила к его идеалу – большие голубые глаза под пушистыми ресницами, ямочки на щечках, светленькая, с локонами, слегка пухленькая. Ирина в компании офицеров не терялась – смеялась смачным шуткам, знала толк в напитках, могла ответить на крепкое словцо. С нею было легко в компании, через час они уже образовали пару, как будто сто лет знакомы. Ира оказалась дочерью генерала – начальника Виталия, поэтому отношения сразу переместились в серьезное русло – шутить с дочкой своего начальника было чревато. Виталий все чаще оставался ночевать у Ирины в ее просторной квартире в центре Москвы.

Однажды он вернулся под утро, весело насвистывая какую-то мелодию, и обнаружил дома Катю (у нее был ключ от его квартиры). Видно было, что она не спала всю ночь.
– Ты где был?
– Я был у женщины. И вообще, я женюсь! – он решил, что пора расставить все точки над i.
– Когда? – тихо спрашивала она.
– Через месяц свадьба.

Катя рыдала, говорила ему о своей любви, спрашивала, как же ей теперь жить – без него, добилась близости, но облегчения это не принесло. Потом он провожал ее на вокзал – в первый и последний раз, запомнил соленый от слез вкус ее поцелуя и несчастные глаза бесконечно любящей женщины.

Виталий женился на Ирине, у них родился долгожданный сын, а еще через полгода, неожиданно вернувшись с работы за паспортом (вдруг понадобился), он обнаружил жену с другим мужчиной, явно восточной национальности, в их супружеской постели.

Увы, это повторилось во второй раз, опять Виталий ненароком вернулся, и совсем не для того, чтобы проверить жену на детекторе верности. Все то же самое, тот же восточный «фейс». «Мужик я или не мужик, в конце концов», – думал он, лихорадочно заталкивая вещи жены в сумку.

«Вот вам ваше сокровище, – и он подтолкнул жену в проем квартиры, которую открыла ничего не понимающая теща. – Пусть она вам сама все расскажет».

Потрясение ли, вызванное неверностью дочери, явилось толчком, но вскоре теща скоропостижно скончалась от сердечного приступа. Ирина осталась жить с отцом и сынишкой. Надо отдать ей должное, она никогда не препятствовала общению Виталия с ребенком, и он посвятил свою жизнь воспитанию сына, поставив на женщинах крест.

…А Катя долго болела. Любовь к Виталию стала для нее наваждением. Почти год она провела как в прострации, механически выполняя то, что было нужно для существования – ходила на работу, что-то перекусывала, как-то жила. Думала о суициде, пошла к гипнотизеру, чтобы он заблокировал ее память – ту часть, где был Виталий. Но гипнотизер дал очень простой совет, что «клин вышибается клином». И нужно постараться влюбиться в другого мужчину: «Один бросит – другой подберет».

В Катю влюбился молодой милиционер, долго за ней бегал, и замороженное сердце Кати оттаяло. У них родился сын, потом дочь, и Катя всю свою любовь отдала им.

Пятнадцать лет спустя…

…Прошло 15 лет. У дочери Кати обнаружился явный талант к музыке и понадобилось ехать в Москву, потому что в родном городе она уже достигла «потолка». И вот тогда Катя вспомнила про Виталия. Написала ему в соцсетях, он ответил, что живет один и можно у него остановиться.

Когда Катя увидела Виталия, первая ее мысль была: «И из-за этого человека я хотела расстаться с жизнью?!»
 
Увы, в нем ничего не осталось от былой офицерской выправки, хоть и дослужился он до чина подполковника – это был неухоженный мужчина с сильно выступающим вперед пивным животиком, неряшливо одетый, давно не стриженный.

«А ты стала еще лучше! Округлилась, стала настоящая женщина!» – с неподдельным восхищением сказал он. Но Катя теперь и сама знала себе цену. Счастье состоявшейся женщины, которую любят, помогло ее красоте расцвести буйным цветом. Но сама она с радостью и облегчением поняла, что ее чувство к этому человеку ушло безвозвратно, отпустило – и ей стало легко.

Годы холостяцкой жизни никого не красят. Так и Виталий – много пил, стали давать о себе знать болячки.

Катя обомлела, когда увидела его квартиру, когда-то такую уютную, пахнущую свежим деревом и запахом любимого человека. Теперь здесь пахло мусором, который складировался в целлофановые пакеты и подолгу стоял в кухне (выносить нужно было на улицу в контейнер), селедкой, алкоголем, пылью. Было такое ощущение, что квартира не убиралась ровно с того дня, как Катя уехала из нее. Пыльные коврики на стенах, давно не модные, выцветшие обои, серый от грязи тюль, палас под ногами, облитый чем-то.

Цветы, когда-то буйно-зеленые, стояли чахлые, еле живые. Аквариум – с зеленой мутной водой, рыбок в нем явно поубавилось. «Да, женщина здесь, видно, давно не поселялась», – думала Катя абсолютно без злорадства.

Но в человеческом плане Виталий стал другим, ведь он многое понял, переосмыслил: окружил Катю и ее дочку заботой и вниманием, покупал продукты, даже готовил. Ради Кати он готов был бросить пить бесповоротно и окончательно. Но…

Дочка ее поступила в консерваторию, необходимости в его помощи уже не было, и Катя вернулась домой. Она приезжала иногда, чтобы повидать дочь, жила по нескольку дней у Виталия, но после ее отъезда ему становилось еще тоскливее и он начинал пить еще яростнее. Он понимал, что Катю не вернуть, что у нее своя жизнь, о которой она мало говорила. Прошлое ударило бумерангом – тогда она любила, а он принимал ее любовь. Теперь он любил и хотел быть с нею, но не любила она…

Потихоньку подкрадывалась старость. Стала болеть нога. Долго тянул. Пошел к врачу – нашли застарелую болезнь суставов. Сын вырос, к отцу стал приходить все реже – своя жизнь. Так и глушит Виталий свое одиночество и никомуненужность алкоголем. Кого винить, что все так сложилось? Себя, конечно. Но что это изменит?

Тридцать лет спустя…

Здесь, в квартире Виталия, все вызывает сильнейшую брезгливость. Здесь боишься сесть в кресло – столько рассыпано крошек, земли, еще чего-то, боишься лечь – прислониться головой к подушкам, которым лет тридцать-сорок, как были куплены, набитых гусиным пером. Так и кажется, что клещи впиваются тебе в голову – утром просыпаешься с головной болью.

Здесь не на чем остановить взгляд – куда ни кинь, всюду мусор, беспорядок, антисанитария. Серые в разводах потолки со свисающей паутиной, древние бумажные обои на стенах, пыльные ковры на них, которые хозяин бережет, потому что были «подарены мамой на 20-летие». Если сейчас «сыночку» 60, можно посчитать, сколько годков коврам и сколько там скопилось пыли… Пол когда-то был паркетом, а сейчас закрыт таким же древним, как ковры, паласом – грязным, много лет заливаемым всякими напитками, а то и нечаянно описанному, судя по запаху в комнате.

В кухне на плиту страшно поставить что-то готовить, столь заляпана она многочисленными жирными пятнами. Мусорного ведра нет, очистки нужно бросать в пакет, потом выносить его на улицу в контейнер, чего хозяин часто не делает, а бросает мусор прямо на пол. Потом он ходит по нему босыми ногами и с этими же ногами ложится на диван смотреть телевизор, часто спит с прилипшими к пяткам картофельными очистками.

Суп, который приготовил хозяин, страшно есть – так и кажется, что он вместе с приправами высыпал в кастрюлю засохших тараканов или их помет. Когда Катя ему об этом сказала, смягчив упрек шуткой, он парировал: «Ну и что? В Китае суп с тараканами – деликатес!»

Из-за глубоко впитавшегося в поры жилища запаха химии, которой недавно хозяин травил тараканов, невозможно спать без открытой форточки. Приходилось выбирать – либо мерзнуть, либо дышать отравой.

Ну возможно ли жить в такой квартире, с таким хозяином?! Кто из женщин – самых одиноких, – побывав здесь, вспомнит о том, что В. – холостяк, даже при великой нужде в мужчине?! Кто покусится на его мужское начало, которое у него имелось когда-то и, наверное, и сейчас никуда не делось? Кто захочет подарить свой «цветок» этому грязному, давно не мытому мужчине, у которого нет в доме зубной пасты и с трудом можно откопать обмылок, нет ни одного чистого полотенца – вытереть лицо таким страшно, можно подхватить лишай или грибок. Мужчине, который никогда не смотрит на себя в зеркало, притом обожая себя, упиваясь своей исключительностью («Меня все устраивает»).

Отвращение к этому человеку возникает сразу же, как вы заходите в это жилище, больше похожее на нору крота – темную, плохо пахнущую – пылью, сыростью, плесенью, мочой, алкоголем, селедкой, нестиранными носками.

В свои 60 он похож на кряхтящего, стремительно стареющего от безделья, пьянства мужика. Он может не выходить из своей берлоги неделями, обходясь без хлеба, свежих продуктов, пока есть в доме алкоголь и пиво. Его когда-то кудрявые волосы поредели, остались лишь три волосинки, серые то ли по цвету, то ли от немытости. От него дурно пахнет – видимо, из-за давно нелеченых зубов или горла.

Общаться с ним отвращает через полчаса – нет ни в чем глубоких познаний, разговоры на уровне неграмотных бабок на скамеечке, грызущих семечки, даже говорок деревенский. Ну кто скажет, что этот человек прожил больше половину жизни в столице?! Кто поверит, что в недавнем прошлом это офицер доблестной Российской армии, почетных войск ПВО, закончивший службу в чине подполковника?! Да, пенсионный возраст у военных наступает рано, и лет двадцать этот человек работал слесарем на Белорусском вокзале, чинил поезда. Но ведь и слесари бывают разные… Говорить о чем-то серьезно с Виталием невозможно, а умиляться его плоским шуткам не хватает терпения.

Лицо у него одутловатое, серое от недостатка свежего воздуха, движения, здорового питания и редких умываний.

Телевизор работает целый день, но от обилия информации В. не становится умнее – переключает (прыгает) с канала на канал, ни во что не вслушиваясь, не всматриваясь, не пытаясь ухватить суть, разобраться, понять – все только для того, чтобы убить время, точнее скуку. Каждодневное его времяпрепровождение – много спит, валяется на диване, компьютер используется исключительно для игр. Пустота, совершенная ненаполненность этого человека ничем прекрасным, топорность – словно не отшлифовали, поразительная лень и нелюбопытство к жизни. Тоска…

А что говорить, когда этот человек от скуки пьет дни напролет? Что в нем меняется, когда он пьян? Впрочем, ничего… Становится еще более неприятным, вызывающим еще более жгучее отвращение и желание поскорее покинуть его жилище, выйти на солнечный свет, словно вылезти из норы…

«Грозна, страшна грядущая впереди старость и ничего не отдает назад и обратно!»