Золото жизни

         Я давно, сколько себя помню, страдаю от бронхита. Вот и сейчас- обычная простуда вызвала этот мучительный кашель, свист в груди и прочие радости болезни. Я не ропщу- нет, вовсе нет!- я просто констатирую этот поганый факт. Лежу дома, не хожу на работу, жру горстями таблетки и потихоньку деградирую на американских фильмах, которые и смотрю-то вполглаза, периодически проваливаясь в тяжелый липкий сон. Неприятная это штука- болезнь.
          А вот в детстве с ней очень легко нашли средство борьбы- меня после нескольких тяжелых обострений еще в нежном дошкольном возрасте просто стали ненавязчиво закалять. Мама моя была родом из Латвии, там у нее осталась масса родственников, в том числе горячо любимые братья и сестра, вот им-то и доверили мое хилое, болезненное, напичканное антибиотиками тельце. Родители увозили меня в Ригу на все лето, а чуть позже, когда я уже ходила в школу, отправляли меня к родственникам самолетом без своего участия- просто садили на рейс, давали энную сумму денег для передачи тетушке и в конце лета получали обратно все также- самолетом и без сопровождения.
         Бесстрашные тогда были люди, скажу я вам!
         И время, проведенное в сосновом бору на берегу реки, в водах которой обязательно два-три раза за день мои латышские друзья ( и я с ними, а как же!) просто считали своим долгом поплавать и понырять, совсем рядом с холодным морем, в котором мне вовсе не запрещалось купаться, хождение почти всегда исключительно босиком по хвойно-песочной подстилке, ягоды, грибы, рыбалка и даже охота, свежий ветер, посиделки в белых дюнах белыми ночами- это сказочное время свободы для городского ребенка  даром не проходило: целый год потом я не болела. Педиатры умилялись, чуть позже  – после осознания ужасной  опасности такого противоправного лечения- возмущались и негодовали, но мама только спокойно улыбалась. Она знала, что делает. Она возвращала меня на целых три месяца в естественную среду обитания.
         И эта среда обитания меня любила- тетушка говорила, что к моему приезду всегда налаживалась погода, прекращались дожди и наступало прохладное лето у прохладного моря. Наступал мой личный полный  кайф.
        А еще эта среда обитания не хотела меня отпускать- вот хотите верьте, хотите нет.
        По причине проблем с билетами – почти все возвращались с Рижского взморья домой к школе- меня отправляли всегда именно 31 августа. Сейчас я так думаю, что проблемы раздобыть билеты на пораньше на самом деле не существовало, поскольку моя двоюродная сестра руководила в рижском аэрофлоте стюардессами ( уж и не припомню, как это там у нее называлось правильно) и билет могла достать на любой рейс и всегда. Просто тетушке хотелось, чтоб возвращение ребенка в каменные джунгли случилось ну хоть немного позже…
        Спасибо тебе, родная!
        Но вот накануне возвращения всегда случалось роковое нечто…
        Первый раз это произошло еще до школы, еще в то время, когда меня привозили и увозили родители. 30 августа ребенок исчез. Ребенок исчез не один, а со своим двоюродным братом. Ребенку было шесть лет, а брату- пять. Были подняты на ноги все друзья ребенка и их родители, друзья родителей, рыбаки из местного рыболовецкого совхоза, и, конечно же, милиция . Поиски продолжались до темноты- в лесу, по берегу реки, на взморье, были переданы координаты детей для проверки автомобилей- киднеппинга как такового тогда еще не было, да и взять с моих родителей было особо нечего, но оставался еще брат Вовка, у которого были небедные родственники, так что… Словом, в поселке царила паника и уже поступило предложение проверить баграми дно реки…
         Все это время довольные ребенки отлично проводили время- через реку их случайно перевезла какая-то многочисленная компания веселых  и не совсем близко знакомых между собой  людей. У компании были и свои дети, так что наличие двух чужих, видимо, никого не смутило. Компания переправилась через Лиелупе, открыла дачу на воде, пообедала там привезенными с собой припасами, накормив и ребенков,  и отправилась  в Юрмалу на экскурсию. И ребенки отправились с ними, с удовольствием разделив все прелести забав курортного города.
          К вечеру, когда стало темнеть,  в души ребенков закрались смутные подозрения, что на этом празднике жизни все же что-то не так. Синхронный рев в две детские  глотки заставил взрослых начать поиски родственных корней двух малышей, а когда таковых найдено не было, перепуганные отдыхающие  поняли, что на протяжение всего дня возили с собой чужих детей.
        Вот тут на сцене моей жизни впервые и появилась милиция…
        Когда наряд милиции глубокой ночью привез нас в поселок, мы почти уже спали и только одна мысль не давала лично мне полного покоя- выдерут или нет?
        Не выдрали.
       Целовали все, у кого доходили руки, слезы лились рекой, остро пахло валерианой и горевшим бензином- весь поселок жег факелы и фонари по берегу реки, чтобы гарпунерам было удобней и видней…
        Что пережили наши родители, я даже представить не могу.
        Но зато со дна реки выловили : три корыта для стирки белья; один велосипед, почти новый, но поржавевший; старый якорь; три порванных якорных цепи и старую шкатулку с непонятными бумагами. Шкатулку забрала милиция. Поговаривали, что в ней хранились какие-то записи с ульманисовских еще времен-легенд тогда сложили немало. Мы же с моими друзьями прочно верили, что в шкатулке находились сокровища пиратов- золото, бриллианты, яхонты ( это было уже мое добавление и что именно это за штука- яхонты, я точно не знала, но необычным словом очень гордились. Яхонты до обнаружения шкатулки в нашем поселке совсем не водились).
        Но, как вы уже поняли, этот случай был первым, но отнюдь не последним.
        Когда мне было восемь и я прилетала уже одна, ровно 30 августа меня оперировали.   
        Хождение босиком в этот роковой день закончилось огромной занозой в моей стопе- от большого пальца до пятки под кожей стопы торчала сосновая щепка внушительных размеров. До сих пор не могу вспомнить, как такое случилось, но то, что я в благородной позе  стонала на руках своих друзей, пока они, потея носами,  несли меня из леса к дороге, я помню отчетливо. И тут случился второй в моей жизни наряд милиции. Не особо миндальничая, меня посадили в машину и вначале повезли к родственникам. Увидев милицию, тетушка побледнела лицом и схватилась за сердце, но мой хладнокровный и добрый дядя, узнав, в чем дело, сказал единственное хорошо дававшееся ему русское слово, означавшее конец всему,  пошел в дом и принес нож, маникюрные ножнички и бутылку водки. Занозу извлекли быстро и почти безболезненно, промыли водкой рану и на всякий случай перевязали.
          Судьба остатков водки не уточняется.
          На самолет меня пытались занести  на руках, но после протеста сотрудников аэропорта я благополучно добежала до него сама.
         История продолжения не имела- зажило как на собаке.
         Когда мне стукнуло двенадцать, тетушка подарила мне мопед. В Прибалтике тех лет мопед был не столько детской забавой, сколько необходимостью- вся молодежь в определенном возрасте именно на мопедах ездила в школу, в магазин, на гульки или просто соревновались друг с другом в смелости и удали. И особо травмирующих ситуаций я не припоминаю- так, мелкие неприятности, не более.
        Одна их таких неприятностей случилась со мной – о рок чисел!, именно 30 августа.
        Я ехала тогда по лесной дороге, вертя головой во все стороны, попутно напевая во все горло популярное после Сопота пугачевское«Арлекино» . Видимо, мои вокальные данные  произвели неизгладимое впечатление на спавшего в лесу лося, который, дико перепугавшись, ломонулся вдруг через дорогу к чаще и попал под колеса моего мопеда своей правой задней ногой. Удар был неслабым, мы отлетели в разные стороны- лось влево, я вправо, мопед бессильно завыл на обочине, и тут на мизансцену моей жизни была вынесена обшарпанная «копейка» с не совсем трезвыми, как потом выяснилось, «зелеными».
        «Зеленые», увидев лежащего обалдевшего лося с царапиной на правом боку, захлопали дверями машины, затрясли хипповатыми прическами, запричитали в голос и остановили целый рейсовый автобус с пассажирами, онемевшими от увиденного. Лось такого внимания не вынес и почти сразу же, прихрамывая, гордо, но быстро  удалился в лес. Водитель автобуса под требовательные вопли «зеленых» вызвал по рации наряд милиции и уехал, чеканно соблюдая график движения.
        Третий в моей жизни наряд милиции привез меня и «зеленых» в РОВД и почти сразу же туда приехал мой дядя.
         «Зеленые» в отделении оперились и вошли в раж. Они кричали хором о непоправимом вреде местной природе, нанесенной моим мчащимся  с бешеной скоростью транспортным средством, о том, что у лося мог быть перелом шейки бедра, который, как у бабушки одного из «зеленых», никогда не срастается, и что, даже страшно подумать, никто ведь не видел состояние репродуктивных органов лося! Возможно, данный лось больше никогда не сможет размножаться, а, следовательно, вред, нанесенный лихачкой природе Латвии, может быть увеличен во стократ и, возможно, приведет не только к сильному уменьшению поголовья лосей, но и к их полному исчезновению!
          При упоминании о репродуктивных функциях лося неожиданно и необыкновенно оживился мой добрейший дядя и, наехав в сторону попятившихся «зеленых» всем своим немаленьким телом, поведал им историю из своей жизни о том, как в глубокой молодости потерпел кораблекрушение у берегов Норвегии и был распорот о фьорды правым бедром и правой ягодицей. В норвежской больничке некая сердобольная медсестричка высказала предположение, что у найденного в фьордах рыбачка повреждены не только мягкие ткани правой нижней половины тела, но вред может быть нанесен и его мужским способностям.                Дядя взялся опровергнуть это утверждение и сделал это с таким блеском, что оставил  на память о своих способностях внебрачного сына, у которого, кстати, тоже все весьма неплохо с репродуктивной функцией. Этот свой рассказ дядя готов доказать фотографиями четверых норвежских внуков и демонстрациями швов на нижней правой половине своего туловища.
          После этого утверждения, а также активного стремления дяди  расстегнуть пояс брюк и продемонстрировать описанное, милиция дружно стала делать в сторону «зеленых» страшные глаза и жесты, означающие щелчки под горлом и закручивание гаек у виска, а также манерные помахивание кистями в сторону дверей. Старший из милиционеров, майор по званию, демонстративно и подозрительно потянул носом воздух со стороны буйных свидетелей техногенной катастрофы.
         Резонно заподозрив, что факт нарушения у лося репродуктивных способностей крайне сомнителен, а вот факт употребления некоторой дозы алкоголя при управлении «копейкой» очень даже доказуем, «зеленые» потрясли растопыренными ладошками, попятились по направлению к дверям и очень скоро заурчали мотором.
        Когда звук мотора стих, началось повальное безостановочное ржание, под отголоски которого меня, останки мопеда  и дядю-триумфатора наряд милиции доставил домой.    
        Несчастная тетушка, надо сказать, уже попривыкла к милицейским машинам у наших ворот именно в этот роковой день, поэтому в обморок не упала  и приготовила на этот раз не валериану, а белое вафельное полотенце для экзекуции.
        Исключительно после прояснения ситуации с лосем полотенце в ход пущено не было.
        Судьба лося неизвестна.
        В последний мой приезд в отроческие времена милиция занималась мною даже дважды- первый раз, когда арестовывала парней из палаточного городка, перебивших камнями позвоночник бедной  белке, попутно отвезя меня домой с окровавленными руками. Несчастная белка, полностью обездвиженная, была выхвачена мной у ватаги безбашеных парней, добивавших ее камнями, попутно на деле доказав мне, что беличьи зубы настолько остры и сильны, что могут прокусывать не только лесные орехи, но и человеческие пальцы.
        Тетушка, увидев милицию у нашего порога именно 30 августа, только тяжело вздохнула.
         Спасенную белку сестра-стюардесса отвезла в ветлечебницу, а меня- в травмпункт, где мне сделали рентген пальцев рук, удивившись диагнозу «укушенные раны,  укушение белкой», перевязали и  отпустили с Богом.
        С бельчонком, к сожалению, все окончилось печально- он умер по дороге в лечебницу.
         А вот мне на следующий день предстоял перелет домой.
         Это событие, как и всегда , ложилось исключительно на плечи тетушки. Причитая над несносностью своей племянницы, у которой все не слава Богу именно перед отправкой домой, и по поводу ран на руках которой еще непонятно что скажут ее родители, тетушка сама укладывала мои немногочисленные вещи и многочисленные гостинцы: черный латгальский хлеб, латвийские конфеты, рижский бальзам, копченую рыбу разных пород и размеров, копченых курей и мясо с салом. Даже сейчас, через много лет, я слышу тот неповторимый  запах гостинцев с берегов Балтийского моря…
       Ох и вкуснотища!
       Вкуснотища затянула килограммов на 40, а в самолет пропускали только 25. Но на этот случай была сестра с ее связями в Аэрофлоте и мои актерские способности, надежда на которые у тетушки заметно поубавилась, учитывая мои покусанные руки. Ну кто же, на самом деле, сможет изобразить полную беззаботность и легкий вес рюкзака и сумочек, в каждой из которых было по 15 кг чистого веса, при наличии свежих ран на руках?
        Но, к несчастью, это были еще не все странности этого дня- я не зря говорила, что мой ангел-хранитель, моя земля меня не отпускали.
         Наутро мы вызвали такси, загрузили туда все веселенькие сумочки и поехали по утренней росе в аэропорт.
        Ничто не предвещало неприятностей, пока вдруг на безлюдном участке трассы в сосновом лесу машина не стала как вкопанная. Бедный водитель, подгоняемый моей тетушкой, долго копался в машинных кишках, но дело нимало не продвигалось- ну не едет колымага и все тут.
        И рация не берет.
        И никого на трассе- очень рано, нет и шести утра.
        Время неумолимо продвигалось к часу «О»- отлету моего самолета и, наконец-то, придвинулось вплотную и пересекло эту черту.
         Тетушка была уже на стадии вафельного полотенца по отношению к водителю, но тут навстречу нам- о чудо!-  выехал наряд милиции. Наверное, никто и никогда так не радовался этому, как мы, хоть, надо сказать, уже и сроднились со стражами закона.
           Несмотря на старания милиционеров, на рейс мы, конечно же, опоздали, но усилиями сестры были переоформлены на следующий, международный. Беда была в том, что на таможне международного аэропорта поле деятельности моей сестрички заканчивалось- не вхожа она была в эту службу. Это означало, что весело помахивать сумочками мне нужно будет более чем доказательно, попутно кокетливо поигрывая рюкзачком на спине.
        Эту сцену я сыграла без дублеров, и сыграла с блеском! Широко улыбаясь, я весело помахивала сумочками в окровавленных руках и на таможне, когда что-то заподозрившая таможенница стала наклоняться к одной из моих сумочек, я выставила вперед свои многострадальные руки.  Бедная женщина при взгляде на мои бинты побледнела, а, выслушав рассказ ( совершенно правдивый, между прочим!) про несчастную белку, попросила охранника  помочь храброй девочке донести сумки до самолета.
         Охранник, тихо крякнув от предложенного веса, молча дотянул все мое добро до самолета и даже помог разложить в багажные отсеки все сумки и рюкзак.
         Спасибо ему!
         А дома в аэропорту царил панический траур- рейс, которым я должна была лететь, но на который опоздала по причине заглохнувшей машины, разбился на середине пути после дозаправки в Минске.
         Люди кричали и плакали, что-то требовали от работников аэропорта, выли сирены «Скорых», голос из динамика призывал сохранять спокойствие, на полу кто-то пытался привести в чувство немолодую женщину, кто-то требовал нашатырь, где-то сквозь пронзительный плач звали врача, а посреди этого хаоса, обнявшись и прижавшись друг к другу, стояли мои родители- бледные, постаревшие, родные до слез, до колик в носу, до спазма в груди. Они уже знали, что я не попала на этот несчастный рейс, они уже знали, что я лечу следующим, но боль испуга и ожидание ужасной потери все еще их не покинула и мамины костяшки пальцев, которыми она вцепилась в папину руку, были абсолютно белыми.. Они смотрели на меня сухими остановившимися глазами и в глаза эти медленно возвращалась жизнь.
       Я бросила все свои сумки и побежала к ним. Впервые в жизни я тогда поняла, что они реально смертны. Как и я. Но моя земля,  их любовь и нечаянная забота совсем незнакомых людей всегда будут мне помогать.
        На каком этапе нашей жизни мы потеряли любовь друг к другу? Почему мы сейчас разделены не только границами, но и национальностью, амбициями политиков, принадлежностью к службе «наверху», количеством денежных средств в карманах, возможностью добывать блага и употреблять их? На каком этапе мы забыли, что все это-пыль, просто сумки со вкусняшками, которые быстро съедаются, не более, а жизнь и счастье состоят, как древняя  подставка для глобуса, виденная мной когда-то в доме старинного баронского рода, из трех слонов: любви родной земли, любви родителей и нашей заботы друг о друге?
        Я от души горжусь поступком на Олимпийских играх честного и доброго украинского парня Саши Абраменко, завернувшего в свой флаг соседа-россиянина Илью Бурова, стоявшего с ним на пьедестале на третьем месте и незаслуженного обиженного отсутствием атрибутов своей страны- нельзя отобрать Родину у человека, нельзя, без родной земли он чахнет и гибнет. Как и без помощи близких.  И Саша понял это, дай ему Бог счастья за это в будущем. Всегда буду уважать этого паренька за его мужской поступок. Как и его русского друга Илью.
        Дай вам Бог удачи за ваш нелегкий труд, ребята!

А бронхит...Что бронхит? Да пройдет!