Жжёные письма

Каждое утро в жизни Альберта начиналось с головной боли. Причины этого недуга были самые разнообразные, а некоторые вовсе скрыты от понимания юноши.

Альберту и не хотелось рассуждать на эту тему. Он просто заучил сочетание: утро и головная боль. Заучил и жил.

— Альберт, проснись!

По будням боль Альберта просыпалась вместе с будильником. Юноша раздражённо кривил рот, минуту рассматривал репродукцию Рене Магритта на стене, а затем шагал в неприветливый мир.

Он работал на фабрике по сортировке жжёных писем. Спустившись со своего шестого этажа в двадцатиэтажном доме, Альберт направлялся к автобусной остановке и мало на что отвлекался по дороге.

— Проснись, Альберт! — сегодня она окликнула его у самого дома.

Юноша вздрогнул и обернулся на голос девочки, но успел заметить только, как сверкнуло закрывающееся окно на седьмом этаже. Он стоял один среди тишины. Мало, кто в городе вставал так же рано.

Всё же и в это время на остановке толпилась горстка людей. Среди них были коллеги по цеху, но вне работы Альберт ни с кем не общался.

Он стоял, уткнувшись глазами вдаль, и мусолил жжёный лист в кармане куртки, когда подъехал автобус. Люди хлынули к дверям, оставив только её:

— Проснись же, Альберт! — маленькая девочка, одетая не по погоде, сидела на холодной лавке.

— Кто это? — удивился юноша, пробубнив вопрос как бы самому себе.

— Я здесь! — крикнула девочка, но тоже, будто для самой себя. Взгляд её терялся в пустоте дымного воздуха остановки.

Альберт пожал плечами и запрыгнул в автобус. Он видел, как девочка закашлялась в шлейфе выхлопных газов, и усмехнулся её неосмотрительности.

Водители автобусов никогда не останавливались у фабрики из-за бездомных собак.

Прямо на ходу открывалась задняя дверь, в которую тут же заглядывали облезлые морды и лаяли, что есть мочи, на пассажиров. Затем водитель немного сбавлял скорость, и все желающие могли покинуть транспорт.

— Альберт, не спи!

Двое коллег по цеху уже выпрыгнули, оттянув на себя часть собак. Альберт приблизился к выходу, в котором стоял нерешительный мужчина в мятом котелке. Он обернулся к юноше и воскликнул:

— Мне никогда не было так страшно!

— И никогда больше не будет, — угрюмо ответил Альберт и грубо вытолкнул мужчину из салона. Тем самым он выполнял кодекс рабочих фабрики.

— Спасибо! — крикнул нерешительный мужчина уже в полёте, но затем неудачно приземлился и, запутавшись ногами в собаках, упал на локти. Котелок покатился в пыль.

— Я не могу без тебя, Альберт! — юноше показалось, что это выкрикнула одна из собак, бегущих за автобусом. Он ущипнул себя за ухо.

Водитель стал набирать скорость, и дверь дёрнулась, чтобы закрыться. Альберт поспешно вытолкнулся и, перемахнув через разверстые пасти псов, долетел до мягкой пыли обочины.

Завидев ловкость юноши, худосочная стая собак быстро утратила к нему интерес и побежала к другим приехавшим.

Альберт неспешно побрёл к проходной фабрики.

***

— Альберт, проснитесь и подойдите к первому турникету! — молодой человек устало поднял голову, вглядываясь в окно диспетчерской. Белокурая девушка смотрела в его сторону.

Альберт прошёл к первому турникету и заглянул в окно:

— Вы звали меня?

Секунду девушка сидела, не меняясь в лице. Затем что-то вздрогнуло в её голове:

— Здесь документы для вас, — она просунула пачку жжёных газет в прорезь под стеклом.

Они смотрели друг на друга несколько секунд, пока девушка не кашлянула в микрофон:

— Проснись, Альберт!

Юноша видел, как её вертлявые губы произнесли эти слова, и не верил собственным глазам. Он схватил бумаги и поспешил в цех.

Солнечный свет проникал в помещение цеха через квадратные окна под потолком. В клубах бумажной пыли лучи струились величественно, будто иллюстрация к Библии.

У Альберта был общий верстак с молчаливой женщиной, которая всегда приходила раньше всех и сидела молча до начала смены. Юноше хотелось хоть раз понаблюдать за тем, как она приходит в цех, но автобусы не ходили так рано.

Новый приступ головной боли заставил Альберта сесть на стул рядом с молчуньей:

— Альберт, да проснись же!

Они сидели друг напротив друга и молчали, пока цех наполнялся шелестом жизни. Альберт готов был поклясться, что последнюю фразу произнесла молчунья, чьи глаза сейчас выглядывали на него из-под красной косынки. Он знал это, хоть никогда и не слышал её голоса. Можно было следить за её губами до вечера, но головная боль стала невыносимой.

Тогда юноша встал и отправился к котлу жжёных писем, чтобы взять наряд на сегодня. Боль гудела сворой собак в его голове.

Шагая по цеху, Альберт уже не оборачивался на призывы проснуться, которые неслись теперь отовсюду. Он просто заучил сочетание: идти и не слышать. Так было проще жить.

Бумажный шелест, скрежетание станков, топот каблуков, потрескивание костра. Все звуки в мире стали для него лишь шумом.

Альберт погрузил в специальную тележку жжёные письма из общего котла и вернулся к верстаку. Час он вырезал прямоугольники текстов, избавляясь от обожжённых краёв, когда, наконец, заметил, что во всех письмах бесконечно чередовались только два слова:

АЛЬБЕРТ ПРОСНИСЬ АЛЬБЕРТ ПРОСНИСЬ АЛЬБЕРТ ПРОСНИСЬ АЛЬБЕРТ ПРОСНИСЬ

Голова раскалывалась. Юноша решил, что эту боль нельзя дальше терпеть. Он встал, чтобы уйти, когда заметил пачку жжёных газет, взятых в диспетчерской. Они по-прежнему лежали на верстаке. Альберт стал шуршать газетами и, бегая глазами по печатным строчкам, вспомнил о чём-то и хлопнул себя выше бедра.

Но куртка висела на крючке у верстака. Там в кармане молодой человек нашёл жжёную фотографию с белой лошадью. Он накинул куртку, вернулся к газетам и, найдя статью про сгоревший дом, вырезал её и забрал вместе с лошадью.

Альберт вернулся на проходную фабрики, когда все стрелки часов сошлись на цифре 12. Юноша пытался припомнить, когда же успело пройти столько времени, но головная боль не давала думать. Выходя, он бросил взгляд в сторону диспетчерской и увидел, что там сидит совсем другая женщина с жидкими седыми волосами. Та поймала взгляд молодого человека и указала на горящую надпись около выхода:

«ПРОСНИСЬ, АЛЬБЕРТ!»

Альберт вывалился на улицу и вспомнил, что попал в большой перерыв между автобусами, но тут же с облегчением вздохнул, разглядев белую лошадь на остановке. Окружающий шум перерос в бешеный рёв, пока юноша преодолевал расстояние от проходной до остановки.

Он приблизился вплотную к лошади и прочёл в её уставших глазах: «Альберт, без тебя — никуда!».

Тогда юноша влез в седло и, наконец, уснул, уткнувшись в мягкую гриву.

* * *

Альберт открыл глаза и увидел, что на часах ровно 12. Получалось, что всё это успело присниться меньше, чем за полчаса.

Где-то в остатках сна он различил две человеческие фигуры у своей кровати. Мужчина с женщиной о чём-то спорили, перекидываясь яблоком. Вслушавшись в спор, юноша различил:

— Проснись, Альберт! — восклицала белокурая женщина. В её руках яблоко наливалось соками.

— Альберт, не могу без тебя! — посмеивался бледный мужчина в котелке. У него в руках яблоко засыхало.

Вдруг они обернулись на юношу.

— Ты победила, — пробормотал мужчина. И обе фигуры растворились в темноте.

На письменном столе горела свеча. Альберт зажёг её, когда отключили электричество, и забыл потушить перед сном. Горячий парафин медленно наполнял стеклянную ванночку.

Репродукция Рене Магритта мерцала в свете огня.

— Приснится же, — хохотнул Альберт и задул свечу.