Шуторизмы 12. Крестильно - Конструктивные

               
                СВЕТЛОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ
 
      Меня крестили в шесть лет почти сразу после войны по моей просьбе, после возвращения из эвакуации к бабушке.

     Лето. Зеленая, провинциальная, почти деревенская улица. Все дети бегают и хвастаются крестиками  (особенно девчонки), а у меня крестика нет. Стал спрашивать о боге. Объяснили. Говорили много ерунды (особенно девочки), но понял главное: что креститься надо в церкви, очень интересно, ничего страшного нет, тем более, что веришь ты в бога или не веришь, никто не спрашивает. Так мне и захотелось быть крещеным, как другие, и иметь крестик.
      Упросил маму, чтобы крестили. Мама была очень удивлена, но бабушка решила мудро: если сам захотел, то надо крестить, не смотря на возраст. А там разберется.

      Крестного выбирать не пришлось: из четверых бабушкиных сыновей трое навсегда остались на фронте; четвертый, выживший, потому что не воевал по возрасту, стал крестным отцом. Крестную мать выбрал из трех бабушкиных дочерей, переживших оккупацию, склонившихся надо мной с улыбкой (семейная традиция). Я выбрал красивую, молодую, всегда веселую, в золотых кудряшках. 
   Четвертой была моя мать.

   Было светлое солнечное воскресенье. Помыли, одели в белую косоворотку, вышитую зеленым крестиком, и короткие штанишки (других еще не носил), и повели в церковь. Церковь была на кладбище (большую каменную, превращенную немцами в склад, взорвали партизаны вместе с содержимым). На кладбище осталась бревенчатая, восьмигранная, крашеная зеленой краской под окружающую листву. Внутри церковь была пуста, тиха и наполнена солнцем. 

    Поп был в желтом облачении, высок, толст, рыж, с одутловатым лицом и реденькой бородкой, - слегка чем-то недовольный. А физиономия  была розовая и глаза мутноваты. Он всех детишек, начиная от грудных, только что родившихся, и постарше (человек семь) велел распеленать и по очереди совал попой в медную с остатками серебра купель (сохранили от немцев). Детишки кричали, а поп, не обращая внимания на их крики, бормотал свое, обливал детишкам головы, зачерпывая из купели прямо ладонью и обрызгивал всех водой. Я, как старший, стоял последним, но на меня тоже попадало.

     Дошла очередь до меня. "Что, он и меня собирается посадить в этот  таз, - подумал я, - прямо в штанах, или надо снять?" -  и начал спускать штанишки. Поп подошел, открыл рот и выпучил мутноватые голубые глаза. Что-то быстро и сердито начал говорить крестному, тот спохватился, одернул меня и я подтянул штаны. Поп, все еще сердясь, косясь на меня круглым глазом, подвел меня к купели и властно, словно в наказание,согнув мне голову вниз рукой, сунул лицом в купель, ворча при этом весьма не благостно.
     Я утерся молча; мои сопровождающие (все тети и дядя)с облегчением вздохнули.
      Когда вышли из церкви, я на их вопросы стал объяснять, что хотел помочь попу, чтобы не он меня раздевал, а он не понял и рассердился.
     - А поп-то был с перепоя,- с укоризной подытожил молодой крестный.

      У калитки кладбища двое потертых, но бойких мужиков продавали крестики. Одни были из дешевой пластмассы, красные, как послевоенные леденцы, и легкие, как безделушки, а другие - серые, литые, свинцовые. Третьих не было, война только кончилась.
    Мужики, правда, сообразив, что можно заработать, тут же заговорили, что найдут, что привезут в следующее воскресенье, что осталось с мирного времени.
Родственники тоже уговаривали купить позже, но прийти на улицу после крещения и без крестика, и вгонять маму в расходы?.. И я выбрал свинцовый, все же - металл.
      Но свинцовый был толстым, тяжелым, вовсе не таким изящным, как виденные мною серебряные и медные, и я всю дорогу домой обдумывал, как бы это сделать, чтобы и мой был плоским, как серебряные.
    Пришли домой, все разошлись, я попытался отыскать молоток, но не нашел. Увидел у бабушки в "зале" мраморное пресс-папье на подоконнике и решил, что подойдет. Положил крестик на подоконник изображением вниз, чтобы не очень смять, и тяжелым пресс-папье ударил сверху. Вбежала бабушка, схватила за руку и  отругала меня, крестясь. Крестик же не столько расплющился сколько вмялся в подоконник, и след от него остался, видимо, навсегда.
      Водил ли тогда Бог моей рукой?.. Не знаю...

      Так у меня начались отношения с религией и церковью.
 Религию я не обожал, но изучал с интересом и не обижал - для меня это была давняя традицией моих предков. Она меня - тоже не обижала особенно, хотя и не жаловала. Жаль только, что свои ожидания получить удовольствие от изящного крестика я сам же испортил мальчишеским нетерпением и стремлением к улучшению всего, что попадало мне в руки; видимо во мне зарождался будущий конструктор и протестант. Судьба тоже обходилась со мной вполне по моим заслугам: то помогала творить, то спасала в критических ситуациях, то совала носом в купель за торопливые стремления всем помогать и желание все проверять на своем опыте. И теперь я говорю: не торопитесь крестить детей даже по их просьбе. Им этот крест еще всю жизнь носить.

      Мой был свинцовым, переплавленным из оставшихся военных пуль.