Без женщин

Борис Валентинович, сонный и безжизненный мужчина, подавленный и усталый, работал руководителем в одной из фирм и в этот день прогуливался по занимаемым ею офисам вместе с Дмитрием Григорьевичем, своим хорошим приятелем детства, которому сейчас он и показывал подвластные собственной персоне территории.
"Вот... Всё моё. Озирайся." - раскинул герой руками и удовлетворённо вздохнул, наслаждаясь обладанием владений.
"Красота..."
"Да что там красота?! Роскошь! Роскошь невиданная и небывалая, дороговизна несметная во всём. И это ведь даже не мой кабинет, обычная комната с бухгалтерией да клерками."
"Боюсь даже представить, что тогда у тебя понаставлено."
"А представлять и не надо. Сейчас мы туда собственно и проследуем. Пойдёмте."
"С удовольствием."
Герои зашагали вдаль по коридору и вскоре оказались в широкой и светлой приёмной. Высокие грузные стены были отделаны элитным тёмно-ореховым деревом, строгим и однотонно матовым. По углам стояли кувшины с ласково-нежными тонколистными хризантемами бледных жёлтого и розового цветов. На обширном письменном столе из цельного чёрного мрамора находилась миниатюрная фигурка безмятежного перламутрового фламинго, грациозно раскинувшегося на резном фарфоровом постаменте. На окне стояла золотая статуя распростёртого в движении жонглёра с несколькими хрустальными шариками, подвешенными на тончайших, почти невидимых нитях. У украшенного серебристыми жалюзи окна висела большущая картина в тяжёлом бронзовом обрамлении. На таковой были изображены улицы древнего Вавилона. Уставшие и поникшие жители глядели на воцарившийся величественный лик парящего в тоскливо седых небесах ангела. Атмосфера полотна внушала одновременно и отчаянье, и надежду и то угнетала, то наоборот воодушевляла и давала сил. Под картиной находился украшенный ювелирной лепниной фонтан из стекла и заграничной керамики. Около фонтана лежал небольшой плед ручного плетения с изображением луны и летящего вокруг таковой волшебника на огнедышащем мрачном драконе. Довершал композицию небольшой макет средневековой крепости, стоящий под стеклом на отдельной тумбе.
"Ну как? Как тебе?" - улыбаясь протянул дрожащий от удовольствия Борис Валентинович: "Нравится?"
"Нравится. Изящно. Красиво. Только мёртвая какая-то красота. Одинокая. Женщин не хватает."
"Женщин? А это интересное предложение. Я учту. Я очень даже учту. Обещаю исправиться. Через месяц. По рукам?"
"Я тут, как главный цензор. Дело твоё. Я совет просто дал. А уж думать и исполнять его - начинание сугубо и всецело добровольное."
"Я исполню. В лучшем виде. Ты ли меня не знаешь!? Я бог роскоши. Я исполню. Мне правда важны твои советы. Никто богатому, лучше бедного, не посоветует."
"Ну спасибо за эту роль. Одновременно и унизительная, и значимая - в твоих глазах."
"Ещё какая значимая. Я исполню. Я же уже и пообещал. Только оцени потом, мне крайне важен сторонний взгляд. Я хочу быть в почёте. Хочу зависти в свой адрес."
"Хорошо."
"Тогда обязательно вернёмся сюда. А пока пойдёмте в ресторан. Хочу немного пощеголять купюрами."
"В путь."
"Это мне нравится. В путь!"
Они развернулись, проделали обратный маршрут и вскоре, сев в лимузин Бориса Валентиновича, скрылись в суете перегруженного шоссе.
Ресторанные посиделки выдались отличными, и герои разъехались в отличном настроении и духе, условившись встретиться по факту исправления Борисом Валентиновичем указанных ему недочётов.
И вот, ровно через месяц, как и было озвучено, тот самый Борис Валентинович вновь набрал приятеля: "Я... Я всё уладил. Теперь я в однозначном шоколаде. Проверяй. Заеду в три."
"Дело."
Пробило три. Лимузин забрал Дмитрия Григорьевича и повёз по привычному адресу.
"Сейчас изумишься. Сейчас остолбенеешь просто. Я постарался."
"Как перед нянечкой отчитываешься."
"Усерднее. Усерднее ещё."
"Чувствуется."
Они растворились в потоке машин и вскоре вновь стояли в той самой приёмной. Последняя весьма изменила свой вид. На столе, рядом с жонглёром появилась малахитовая статуя Афродиты, украшенная жемчужным венком и прозрачной шёлковой мантией. Вместо трагичного и надрывного Вавилона, красовалось ещё большее полотно полностью нагой Евы на фоне густого буйно цветущего сада. На стене напротив красовалась аналогично совершенно обнажённая кинозвезда какого-то зарубежного фривольного фильма, только уже в виде плаката, а не масляного полотна. По углам стояли скульптуры античных красавиц, а на двери висел календарь с ещё одной голой женщиной, держащей в руках цветы и стрелу. Ко всему этому причиталась ещё и небольшая мозаика со средневековой царевной, заменившая плед у  фонтана.
"Ну, что скажешь? Перемены просто несравненные. Великолепие же!" - спросил Борис Валентинович.
"Я, конечно, живых женщин имел ввиду." - подумал Дмитрий Григорьевич: "Но меня поняли в своём ключе. Ладно, так тоже сойдёт. Не буду портить идиллию." Он несколько замялся, а потом театрально продекламировал: "Вот, вот теперь это просто диво дивное, неземная сказка какая-то. Это лучшее место на свете. Определённо."
"Ну наконец-то, наконец-то, достиг я таки совершенства. Спасибо, спасибо за советы, я ведь всё всё учёл."
"И впрямь - всё учтёно. Не совсем верно, но исключительно тщательно." - устало вздохнул Дмитрий Григорьевич, похлопал одинокого приятеля по плечу и продолжил расхваливать его столь облагородившуюся обитель.