Фрязин. Версия четвертая

  Фрязин - персонаж закадровый, выпавший, едва упомянутый, не волновавший меня долгие годы, лишний - всплыл вдруг недавно и в основной текст попал именно в этой, самой омерзительной из своих версий, но мимолетно, конструкции не изменив, почти не задев, став одним из вариантов того, чем закончилась история. Текст, начисто лишенный злодеев, так и не сумел обрести главгада. 




Росписей Алексей Петрович не видел, да, в принципе, они его особенно и не интересовали – понравились Лерке и ладно – пусть развлекается, его заинтересовал художник, отказавшийся воплощать в жизнь Леркин каприз. Даже не  художник, а  сам факт отказа. Умственно отсталым парень  не выглядел -  должен был понимать, кому отказывает, хотя с творческой этой интеллигенцией никогда ничего нельзя знать наверняка – может и не понимал.  Лерка вполне могла и без его росписей обойтись. Повопила бы денек – другой и все дела, но с другой стороны – в этом краю непуганных идиотов хотелось навести хоть относительный порядок, и именно для порядка парня стоил слегка припугнуть.

 Волки подхватили Ника под руки и посадили в машину с темными стеклами на Невском, когда тот вечером, заперев подвал, возвращался домой.  Никто не выкручивал ему рук и не завязывал глаз, но он довольно скоро перестал понимать, куда, в какую часть города его везут. Машина кружила по каким-то плохо освещенным проездам промзон, то и дело ухая в наполненные грязной водой ямы. Испуга не было – пытать и убивать его наверняка никто не собирался, его хотели попугать. Вчерашний посетитель или один из предыдущих, точно такой же – холеный, вкрадчивый и барственно-наглый объяснял ему порядок устройства мироздания, не зная, что мироздание давно наложило на него свою тяжелую лапу. На всех наложило.
Джип остановился у огромного металлического ангара, Ника впихнули внутрь и заперли за ним дверь.

 В ангаре было темно, но он довольно скоро нашарил рубильник, и пустая металлическая утроба монстра осветилась тусклым светом. Ничего в ней не было, не считая мусора на полу. Даже беглого осмотра было достаточно, чтобы понять -  выбраться  из китового чрева можно только вскрыв замок, а выбираться надо – сумка с белой пластиковой коробкой осталась у волков. В коробке жило время. Его личное время, по рецепту купленное в аптеке время, посредством шприца перекачиваемое в вену время. Среди мусора на полу он нашел кусок проволоки, не слишком подходящей для его нужд, но ничего другого всё равно не было. Он никогда не открывал замков, не имея ключа, но другой возможности продлить своё время  не существовало. Он заставил себя не думать ни о чем другом, кроме устройства замка и после многочасовых неудачных попыток, услышал, наконец, долгожданный щелчок и, где-то через полчаса, ещё один. Он навалился на дверь всем телом, но она не сдвинулась с места – с той стороны в паз был вогнан засов. Он увидел его мысленным взором весь,  до последнего заусенца облезшей краски. На засове не болтался замок, он и наброшен-то был небрежно, не до конца, и с той стороны дверь как-бы не была заперта. Только с этой.  До утра никто сюда не придет, да и не хватится его никто до утра – Саша уехала в Москву на пару дней, с Сергеем он попрощался до завтрашнего вечера, Димка грозился пригласить на обед, Кальфа дежурит, а Лариса придет в подвал на Невском к одиннадцати. Его время в любом случае закончится раньше. Часа в три ночи, как обычно, на мягких лапах подкрадется к нему боль, которую на сей раз нечем отпугнуть, вцепится в него и будет рвать до тех пор, пока не кончится его и её, как ни странно, время. В кармане ветровки был карандаш, а на бетонном полу – сколько угодно бумаги. Он соорудил для себя кресло, поставив друг на друга несколько занозистых паллет, и принялся писать Саше признание в любви. Писал и  рисовал её танцующей на лугу, ртом ловящей снежинки, плетущей венок из осенних листьев. Чем хуже ему становилось, тем ярче и подробнее были видения.

- Он вскрыл замок! – сказал рано утром один из волков.
А другой набрал Фрязина.
- Э-ээ, Алексей Петрович, парень-то помер, кажись.
- От чего? От страха?
- Не, он не паниковал, он проволочиной замок вскрыл и ушел бы, да я засов по привычке накинул. Ему с той стороны никак не открыть было.
-  Замерз?
- Да не холодно здесь. Сумку мы у него забрали, в ней коробка была с ампулами и шприцами, может диабет или ещё  что.
- Да неважно уже. Вы его точно не били?
- Пальцем не тронули. Как вы сказали – запереть в ангаре и всё, так мы и сделали.
- Отвезите  его туда, где быстро найдут, а то я вас знаю – так упрячете…

 Волки были художниками в своем деле. Несколькими часами позже выгуливающий собаку пенсионер нашел Ника в парке, на скамейке. Рядом с ним лежало несколько рисунков карандашом, сумка с выпачканной краской одеждой и белой пластиковой коробкой, полной шприцов и ампул, да кусок тонкой мягкой проволоки. На проволоку, впрочем, никто внимания не обратил.