Из истории Крыма1917- 1920 годы

 
Бои в Крыму зимой 1917—1918 гг.
Вернувшийся в конце 1917 года в Крым с фронта Крымский конный полк послужил ядром вооруженных формирований самопровозглашенного крымского краевого правительства — Совета народных представителей. В Крыму в декабре 1917 года был создан Объединенный крымский штаб, объединивший под своим командованием разрозненные части, находящиеся в Крыму, которые не признавали большевистского переворота в Петрограде и попыток крымских революционеров установить в Крыму власть советов. На базе полка был сформирована бригада под командованием полковника Г. А. Бако, в которую записалось около пятидесяти офицеров. Военнослужащие бригады использовались краевым правительством для поддержания порядка в населенных пунктах Крыма. В январе 1918 года крымские сторонники советской власти начали устанавливать ее силой, в том числе и силой оружия. В ходе боев с отрядами революционных матросов и красногвардейцев силам Крымского штаба было нанесено поражение. Погибло 13 офицеров Крымского конного полка.
В Добровольческой армии
Весной 1918 года, после занятия Крыма германцами в Симферополе собрались 15 офицеров бывшего Крымского конного полка и решили воскресить полк в рядах Добровольческой армии. Однако, под германской оккупацией открытое формирование полка было невозможно. Только после ухода германцев из Крыма и занятия Крыма Добровольческой армией началось воссоздание полка.
К весне 1919 года, когда красные начали наступление на Крым, в полку числилось уже около 450 человек. Полк, совместно с другими малочисленными частями Добровольческой армии принял участие в крымском отступлении, к маю с боями отступив к Керчи, где принимал участие (совместно со 2-м конным генерала Дроздовского полком) в кровопролитной борьбе с красными партизанами, скрывавшимися в керченских каменоломнях. 5 июня 1919 Добровольческая армия в Крыму перешла в наступление. Принял в нем участие и Крымский конный полк, гоня красных от Керчи к Сивашу, а затем принимая участие в ликвидации последнего очага сопротивления красного Крыма — Севастополя. В июле 1919 года на базе Крымского конного полка был образован Сводно-драгунский конный полк, который был назначен десантной частью Одесской десантной операции. После взятия Одессы полк в составе частей Новороссийской области ВСЮР воевал на «петлюровском фронте», пройдя боевой путь от Одессы до Могилев-Подольского, где полк застала весть о поражении под Орлом. Был дан приказ на отступление. К 22 декабря изрядно поредевший (в основном из-за эпидемии тифа) полк вновь оказался в Одессе. Здесь пути эскадронов полка разошлись — часть личного состава, но без лошадей, была погружена на пароход «Саратов», уходивший в Севастополь. Сводный эскадрон принял участие в Бредовском походе, в составе «конной группы генерала Склярова», понеся большие потери. Причем от полного истребления от холода, голода, руки красных, зеленых или петлюровцев эскадрон спасали местные евреи, которые узнавали в чинах эскадрона тех самых крымцев, которые только 4 месяца тому назад, в этих самых местах, наступая на петлюровцев, евреев не обижали, не грабили и рассчитывались за постой. Оставшаяся в Одессе команда, которая должна была обеспечить погрузку на пароход «Владимир» полковых лошадей, была практически полностью схвачена красными и судьба ее членов трагична. По прибытию в Новую Ушицу остатки Сводного эскадрона Крымского конного полка были интернированы польскими властями. Весной 1920 года Крымский конный полк прибыл в Крым на пароходе «Саратов». Ввиду проблем с укомплектованием полка, приказом Главнокомандующего Русской армией Крымский конный полк был сведен в 3-х эскадронный дивизион. Один из эскадронов образовался из влитого в дивизион Татарского конного полка, в который зачисляли только крымских татар. Полк принял участие в прорыве сивашских позиций красных 25 мая 1920 года, в кровопролитных летних боях в Северной Таврии. В осенних боях по защите Крыма полк потерял почти весь личный состав (на Перекопском перешейке в неравном бою с массами красной конницы, зашедшей в тыл по скованному ранним льдом Сивашу, погибли эскадроны Крымцев, Рижских драгун, Сумских и Иркутских гусар). 1 ноября, когда остатки полка прибыли в Ялту, в составе полка насчитывалось не более тридцати человек, включая и офицеров. К ним присоединилась небольшая команда, из числа выздоравливающих больных и раненых. Воспользовалось приказом Врангеля, разрешающим остаться на родине, не более пяти человек, и те помогали своим однополчанам грузится на судно. Лошади остались на берегу, орудия конно-артиллеристов брошены в море. 2 ноября транспорт «Крым» отчалил от причала Ялты с остатками Крымского конного полка. Пароход «Крым» 4 ноября прибыл на рейд Константинополя, а 15 ноября доставил крымчан в Галлиполийский лагерь. Югославское правительство согласилось принять чинов «Конного корпуса» (в который были сведены все конные части, оказавшиеся в Галлиполи) на службу в пограничную стражу. В конце лета 1921 года чины конного корпуса были перевезены в Югославию. За время 10-ти месячного пребывания в Галлиполи число чинов Крымского полка еще уменьшилось — кто уехал на родину, если его родные места не были захвачены большевиками, кто в Бразилию, Чехию или на учебу в Европу. В Югославии оказалось 20 человек крымцев. Впоследствии все крымцы служившие в полку, в не зависимости от того, кто и когда служил, и где в данный момент находился, объединились в «Полковом объединении Крымского конного ее Величества полка».
Командиры
30.06.1897 - 24.02.1900 - полковник Карташов Василий Трофимович
04.04.1900 - 22.03.1901 - полковник Чернота-де-Бояры-Боярский Бронислав Людвигович
17.05.1901 - 11.1903 - полковник граф Келлер Федор Артурович
11.09.1908 - 09.10.1912 - флигель-адъютант полковник (с 23.04.1912 Свиты Е. В. генерал-майор) Княжевич Николай Антонинович
09.10.1912 - 14.01.1916 - полковник Дробязгин Сергей Аркадьевич
24.01.1916 - 04.1917 - полковник Ревишин Александр Петрович
15.07.1917 - 11.11.1917 - полковник князь Мурузи Александр Александрович
на 08.11.1919 - полковник Петропольский Митрофан Михайлович
Офицерский состав
1. Княжевич Николай Антонинович - полковник, флигель-адъютант, командир полка;   
2. Штерн Эрвин Карлович, фон - подполковник;
3. Николаев Степан Леонидович - подполковник;
4. Эммануэль Александр Николаевич – подполковник;
5. Калинг Константин Давидович – подполковник;
6. Кокораки Орест Андреевич – ротмистр;
7. Кюгельген Николай Павлович, фон – ротмистр;
8. Волошкевич Петр Пантелеймонович – ротмистр;
9. Ставраки Николай Михайлович – ротмистр;
10. Берников Владимир Александрович – ротмистр;
11. Московенко Корнилий Степанович - штабс-ротмистр;
12. Ильин Владимир Дмитриевич - штабс-ротмистр  ;
13. Петропольский Митрофан Михайлович - штабс-ротмистр;
14. Базов Михаил Петрович - штабс-ротмистр;
15. Алтунжи Эммануил Петрович - штабс-ротмистр;
16. Дроздовский Георгий Иванович - штабс-ротмистр;
17. Биарсланов Осман Асанович - штабс-ротмистр;
18. Гиренков Евгений Георгиевич - штабс-ротмистр;
19. Бако Григорий Александрович - штабс-ротмистр;
20. Шлиттер Петр Владимирович - штабс-ротмистр;
21. Топалов Яков Михайлович - штабс-ротмистр;
22. Юхимович Александр Федорович - штабс-ротмистр;
23. Рыбасов Александр Павлович – поручик;
24. Мартынов Эммануил Феодосиевич – поручик;
25. Нарвойш Иван Казимирович – поручик;
26. Греков Константин Николаевич – поручик;
27. Зотов Евгений Алексеевич – поручик;
28. Мартынов Михаил Петрович – поручик;
29. Аксан Конрад Арнольдович – поручик;
30. Баженов Константин Павлович – поручик;
31. Григорьев Владимир Леонидович – поручик;
32. Думбадзе Александр Иванович – поручик;
33. Адамович Борис Михайлович – корнет;
34. Тарасевич Игнатий Николаевич – корнет;
35. Граф Николай Николаевич – корнет;
36. Гримм Сергей Иванович – корнет;
37. Лесеневич Петр Николаевич – корнет;
38. Колтовской Митрофан Митрофанович – корнет;
39. Кудяков Алам Давыдович. В эмиграции в Китае. Ум. ок. 21 янв. 1936 в Харбине. /400/
40. Кудяков Магомет-Нуробек Абдулаевич. 5-я Киевская школа прапорщиков 1916. Подпоручик.   Расстрелян большевиками 23 нояб. 1920 в Симферополе. /700/   (он же в других документах) Кудяков Магамет Курт (Курт-Кудяков). Прапорщик. В войсках Крымского краевого правительства; с 17 дек. 1917 врид.  Ком. учебной команды полка "Уриет". /597/
41. Кудяковский Дмитрий Иванович, р. в Нижнем Новгороде. Прапорщик. В Вооруженных силах Юга России. Взят в плен.  Весной 1922 на особом учете в МВО. /7–163/



Aydin Eshref-oglu Shemi-zade
• 7 декабря 2012 г.
Некоторые замечания по истории крымскотатарской национально-демократической революции
(читая газету «Авдет»)
Конец 1917-го года принес вслед за большими надеждами большую трагедию. Сегодня некоторые пишущие на историческую тему авторы эмоционально не готовы воспринят реальные факты и занимаются вымыслами.
Как уже было сказано, председателем национального Парламента был избран Асан Сабри Айвазов. В Президиум Национального татарского Парламента (Башкъанлыкъ Диваны) вошли: Абляким Ильми, Джафер Аблаев, Али Боданинский, Сейтумер Таракчи.
Парламент выбрал из своей среды Крымскую Национальную Директорию, председателем которой был избран Номан Челебиджихан.
Директором юстиции был сам Номан Челебиджихан. Директором военных и внешних дел стал Джафер Сейдамет. Директором просвещения – Ибраим Озенбашлы. Директором вакуфов и финансов – Сеит-Джелиль Хаттат. Директором религиозных дел – Амет Шукри.
Почему-то у некоторых авторов есть упорное желание назвать директором народного просвещения – Амета Озенбашлы. На самом деле эту должность занимал старый педагог ИБРАИМ Озенбашлы. Имя Ибраима Озенбашлы как члена Национального Правительства в 1917-м году можно найти во всех документах эпохи, начиная с секретной записки начальника контрразведки Добровольческой армии генерала Климовича, в газетах, в обширном труде Osman Kemal Hatif [G;kbayrak Alt;nda Milli Faaliyet – 1918 – ;stanbul]. Такого рода ошибки стирают из истории реальных личностей, что недопустимо. (Должен заметить, что не менее недопустимо вводить в национальную историю лиц, ничем реальным себя не проявивших).
Молодого 23-х летнего Амета Озенбашлы все любили и прозвище (лагъабы) у него было «студент». Он занял пост главы народного просвещения во время дениковщины в 1919-м году в Милли Идаре.
Но есть в публикациях о великом 1917-м годе и более серьезные ошибки.
Буквально сегодня прочитал в газете «Авдет», что в Штаб крымских войск от Мусисполкома вошли А.Озенбашлы, А.Боданинский, А.Тален (?).
Это грубая ошибка, искажающая политическую суть событий!
Известно, что в октябре 1917-го был создан КРЫМСКИЙ РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ШТАБ, руководимый Мусульманским исполкомом во главе с Челебиджиханом. В поддержку штаба было выделено 100 бойцов из 4-го батальона татарского полка. От Мусисполкома в этот штаб вошли Али Боданинский, Ибраим Озенбашлы, Абди Тулеев.
В результате мер, предпринятых Мусисполкомом, военная сила была в руках Крымского революционного штаба. Основной костяк войск составили 1-й и 2-й крымскотатарские конные полки (эскадронцы) и 1-й крымскотатарский пехотный полк «Уриет». Общая численность крымскотатарских войск достигала 6 тысяч человек.
Вспомним, что говорил в июле 1917-го года Челебиджихан, обращаясь к крымскотатарскому воинству: „Мы с вами организовали татарский батальон не для того, чтобы отправить на фронт, а для охраны порядка и защиты родных и соотечественников в Крыму в случае возникновения анархии».
ШТАБ КРЫМСКИХ ВОЙСК появился как противостоящая этой программе организация!
Еще 23 ноября как противовес готовящемуся Курултаю был чиновниками бывших губернских структур создан так называемый Совет народных представителей (СНП) в составе 48-ми членов. В СНП вошли три человека от татар – это была рассчитанная на человеческие слабости приманка, сыгравшая роковую роль.
Когда Джафер Сейдамет, вошедший в СНП, получил в Национальном правительстве должность директора военных дел, то и в СНП ему поспешно дали пост «военного министра». По своему понимавший ближайшую историческую перспективу, Сейдамет решил, что, объединившись с царскими офицерами, бежавшими в Крым от революции, ему удастся победить набирающих силу большевиков и создать в Крыму (при помощи тех же офицеров, что ли?!) национальное государство. СНП был бессильной и нерешительной организацией, пока не были привлечены к нему татарские эскадроны, в которых по воле Сейдамета становилось все больше русских офицеров.
В начале января 1918 года оказалось, что Курултай потерял реальную власть, которая теперь была в руках офицерских отрядов и штабов, сосредоточившихся под вывеской СНП. И не было уже никакой возможности удалить русских офицеров из татарских эскадронов. Эта новая сила практически подчинялась черносотенному полковнику Макухину – об этом свидетельствуют такие современники событий, как Асан-Сабри Айвазов, Исмаил Фирдевс и В. Елагин.
Номан Челебиджихан, вступив в переговоры с крымскими большевиками, предложил вместо СНП, где из 48 членов только трое были татарами, и национальные силы не имели права голоса, создать иной всекрымский орган власти, включающий по 10 представителей от СНП, от татар и от большевиков. Этот проект был подписан кроме Челебиджихана еще Хаттатом, Чапчакчи, Боданинскими, Идрисовым, Енилеевым. Большевики приняли предложение Челебиджихана, гарантируя неприкосновенность Курултая, сохранение татарских воинских подразделений, национальную автономию в договорных рамках и пропорциональное представительство на съезде Советов. От курултаевцев большевики хотели нейтралитета в отношении к Советской власти, отказа от сотрудничества с контрреволюцией
В стратегическом решении Номана Челебиджихана проявились его блестящие способности, его высокая нравственность. Казалось бы, что мудрость и политическое предвидение Челебиджихана были вне конкуренции.
Однако в результате самовольных действий Джафера Сейдамета (историкам надо изучить мотивы, которые им двигали) стратегия, разработанная под руководством Номана Челебиджихана, рухнула. После своего назначения «военным министром» в СНП, Джафер всеми силами стремился упрочить значимость СНП в политическом раскладе в Крыму. Но эта организация пользовалась авторитетом только в самых реакционных контрреволюционных кругах.
19-го декабря своей волей и вопреки протестам курултаевцев (он сам пишет «Arkada;lar;m;z hepsi... Rus subaylar; ile i;e ge;memizi teredd;tle kar;;lad;lar» - «baz; hat;ralar’: стр. 249) Джафер Сейдамет реорганизовал Крымский революционный штаб, в котором реальная власть до того была в руках татар. Представители курултаевцев были изгнаны из штаба, переименованного в «Штаб крымских войск».
Причем это странное мероприятие Джафер провернул во время отсутствия Челебиджихана, который поехал к семье в Кезлев (сам Джафер пишет это на той же странице 249).
Во главе этой новой организации «Штаб крымских войск». Джафер поставил ярого монархиста Макухина, бывшего полковника Генерального Штаба Императорской армии.
Теперь армейские дела были подчинены Джаферу Сейдамету, минуя Национальное Правительство.
Запугивая большевистской опасностью, Сейдамету удалось склонить на свою сторону большинство Курултая. Так или иначе, но проект Челебиджихана был поддержан на прошедшем 10-го января заседании Курултая только двенадцатью голосами против сорока трех.
«У нас есть краевая власть – Совет Народных Представителей» - заявил Джафер Сейдамет, и муфтий Крыма Челебиджихан ушел из Курултая и с поста председателя Национального правительства.
Вот таким образом Челебиджихан вынужден был уйти в отставку и председателем Крымскотатарского правительства стал Джафер Сейдамет.
Эмоциональный подход курултаевского большинства, базирующийся на нравственном неприятии большевизма, одержал верх над разумным компромиссом, предлагаемым Челебиджиханом, выдвигавшим на первый план судьбу крымскотатарской революции, которая при явном политическом и военном доминировании большевиков зависела от союзнических отношений с ними.
В январе 1918-го года «военный министр» Джафер Сейдамет разрешил направить крымскотатарские батальоны и эскадроны в бой на захват Севастополя против превосходящих большевистских сил, где наши бойцы нашли свою гибель. Ю. Гавен называет «главным виновником этой авантюры черносотенного полковника Макухина».
В наши дни некоторые личности считают эту заведомо провальную военную авантюру Сейдамета-Макухина чуть ли не геройским поступком.
Неужели много таких интересных людей в нашем обществе, которые могут оправдать такие деяния?
Мы по праву считаем Джафера Сейдамета одним из великих национальных деятелей. Но это не дает нам права делать вид, что не было событий декабря-января, в результате которых Джаферу удалось вынудить Челебиджихана уйти в отставку. Не случись этого, то и не был бы нарушен договор с большевиками, не было бы многих жертв.
Уже много ли, мало ли, но все же 20 лет, как наш культурный истеблишмент получил возможность изучать исторические источники и свободно печатать результаты исторических изысканий. Но все еще часты рецидивы использования идущих от поверхностного знания штампов, типа «Челебиджихана убили большевики», «Вели Ибраимов не разрешал проводить раскулачивание в Крыму» и тому подобное.
Надо изучить вопрос и узнать, что раскулачивание началось только с 30-го года, что с 1923 по 1928 год кремлевская власть проводила так называемый «курс поддержки кулака».
Достаточно пишущему о событиях 1917 года в Крыму ознакомиться хотя бы с газетами того времени, чтобы убедиться, что большевикам был выгоден мирный курс Челебиджихана, что убившие Челебиджихана севастопольские матросы были анархистами, что они посетив Деникина на его крымской даче заявили, что «мы только с татарами воюем. Матушка Екатерина еще Крым к России присоединила, а они теперь отлагаются».
Достаточно прочитать в оригинале Конституцию (Эсас Къанун), принятую Курултаем, чтобы понять, что не было «провозглашения Народной Республики», были приняты принципы народной республики. Принять концепцию и провозгласить республику – не одно и то же.
Подходить к изучению исторических событий надо системно, а не переписывать друг у друга примитивные ошибки.

Командир 306-го Мокшанского полка полковник М.Ибрагимов был награждён Георгиевским оружием за то, что 14 мая 1915 года у деревни Загробы взял с бою гребень высот и удерживался на этой позиции в течение трёх дней против превосходившего в силах противника, подавая личный пример храбрости. 2-й эскадрон Крымского конного полка, состоявшего в основном из крымских татар, 10 сентября 1916 года предпринял атаку против германской тяжёлой артиллерийской бригады у деревни Нераговки, изрубил орудийную прислугу и захватил три тяжёлых орудия. Офицеры полка давали такую оценку своим подчинённым-татарам: "Хорошие были солдаты, стойкие, отличные в разведке, исполнительные… Все наши татары были великолепные солдаты: исполнительные, добродушные, великолепные товарищи. Честность и порядочность татарская просто могли служить примером, а их прямота и привязанность к своему офицеру и к полку были просто поразительны и достойны подражания".
Разумеется, различные тюркские народы "вписывались" в вооружённые силы Российской империи по-разному.
Резак-бек Хаджиев, выпускник Московского кадетского корпуса и Тверского кавалерийского училища, с лета 1917 года был начальником охраны генерала Л.Г.Корнилова. Корнилов дал Хаджиеву прозвище "Хан". Благоговея перед памятью генерала, он принял имя "Хан Хаджиев" и так подписал свои мемуары. Р.Хаджиев вспоминал, что в добровольческий Текинский конный полк туркмены пошли служить по призыву представителей своей элиты: "Россия в опасности, нам надо идти и бороться в рядах русской армии". Однако предложение хивинского хана набрать 40-тысячную армию из туркмен не было принято русскими военными. В итоге на средства туркменского населения был сформирован один лишь Текинский конный полк.
Его боевые успехи сразу привлекли внимание. Журналист "Петроградского курьера" писал: "В бою под Сольдау, на германской земле, впервые видел новые конные части нашей армии из туркмен… Их появление всюду производит фурор и обращает всеобщее внимание". Полк не раз спасал положение на русско-германском фронте. В "Русском слове" известным военным корреспондентом Вас.Ив.Немировичем-Данченко были описаны бои под Лодзью: "Налёт их на большие силы оторопевших немцев невозможно описать… Один из офицеров германского генерального штаба говорил: "Кто же мог думать, что у русских есть "дьяволы", совершающие то, что должно быть вне пределов человеческих сил? Разве можно предвидеть подвиги, граничащие с безумием. Они не поддаются здравому расчёту".
28 мая 1916 года Текинский полк наголову разбил австрийские части, вдвое их превосходящие: туркмены уложили около 2000 человек, взяли в плен более 3000 человек. Всего за несколько месяцев в полку появились 67 георгиевских кавалеров, не считая награждённых другими военными наградами.
Громкую известность с первых дней участия в боевых действиях получил также добровольческий Татарский полк, состоявший из азербайджанцев и входивший в состав Кавказской туземной конной дивизии. Им командовал полковник П.А.Половцев, бывший гусар, поклонник, как писал известный московский журналист А.Тамарин, теории о предопределении. "У него русское тело, а душа татарская", — говорили о нём в полку. Галицкую кампанию 1914-1915 годов этот полк ознаменовал заметным участием в невероятном по смелости переходе Карпат. Он держал в страхе всю Венгрию, а при отступлении русской армии тюрки-азербайджанцы прикрывали отход и принимали на себя удары врага.
Одна татарская газета заявила 1 января 1915 года: "Война нам дала прекрасные результаты — отрезвили мы своё отечество". И в самом деле, высшая власть стала демонстрировать своё благоволение к воинам-тюркам. К примеру, в феврале 1915 года Николай II посетил специальный мусульманский госпиталь, расположенный в одном из дворцов Царского Села, и собственноручно наградил отличившихся на фронте раненых воинов. В письме военного министра А.А.Поливанова председателю Совета министров Б.В.Штюрмеру от 14 марта 1916 года отмечалось, что война рассеяла сомнения в благонадёжности многих "инородцев".
За истекший год, писал 1 января 1916 года в бакинской газете "Каспий" Д.Дагестани (Джейхун-бек Гаджибеков), мусульмане почти всюду лишний раз своим поведением доказали, что к их "традиционному консерватизму во всём, касающемся своего государства, отечества, прибавилось ещё сознание основ государственности, гражданственности". Добросовестно выполняя свой гражданский долг, они дали понять цивилизованному миру, что для них "идея государственности и идея отечественности" — дороже всяких племенных, расовых, религиозных и прочих связей.

О чём думали тюркские солдаты на фронтах мировой войны, определённое представление дают их письма, которых сохранилось, правда, немного.
Зная о цензуре, солдаты были очень осторожны в письмах, ограничиваясь часто сообщениями о здоровье, вопросами о родных. Татары-солдаты часто старались передавать правду о своей жизни на фронте через товарищей, едущих домой лечиться или на побывку. Писем татар сохранилось мало ещё и потому, что цензоры широко пользовались правом задерживать все письма, если "не представится возможным их прочтение". Но и сохранившиеся письма дают определённую возможность показать, как тюркские солдаты воспринимали войну, относились к своим сослуживцам-славянам.
По сведениям казанского военного цензора, о войне тюрки-мусульмане писали с фронта мало, лишь изредка встречались строки, говорившие, по мнению чиновника, о патриотизме их авторов, о стремлении к победе русского царя.
Из письма татарина-солдата в Мензелинск от 21 сентября 1914 года: "Война, надо воевать. Ничего не поделаешь, надо немцу дать по шапке. Русские вот веселятся, им понятна защита родины, а нам, мусульманам, как-то не то. Но драться мы будем храбро, не хуже русских".
В письме от 12 января 1915 года содержались следующие строки: "Мусульмане гибнут за славян и за икону… Во имя родины мы все мусульмане рука об руку гибнем".
В письмах тюркских солдат постоянно встречались жалобы и на холод, и на голод, и на потери. В письмах образованных людей отмечались другие мотивы и совсем другое настроение — желание скорейшего мира. Один из цензоров констатировал: "Не видно… в татарских письмах и ясного понимания переживаемого момента, а раньше всё-таки замечалось, но теперь татары не вглядываются в будущее России; если будущее их и интересует, то исключительно своё, узконациональное будущее".
Сознавая, что "писать много нельзя — секут, когда узнают, что солдаты правду пишут", автор одного из писем тем не менее сообщает: "Терпим много бед. Пусть скорее мирятся цари, нам хуже не будет… Мулла… говорит, что мы здесь воюем не без пользы для нашей нации".
Другой воин в своём письме просит татарскую газету: "В каждом номере пишите, что нас много миллионов и что у нас есть сознание".
В одном из писем с фронта сообщается: "Был приказ, чтобы за мусульманами установить строгий надзор, так как мусульмане будто намереваются сдаваться в плен, поэтому на одного мусульманина назначили для надзора по одному русскому солдату. Нам, мусульманам, это очень оскорбительно и позорно, почему мы все пали духом, так как мы все, как и русские, проливаем кровь". От офицеров им порой приходилось слышать, что "одна подошва русского солдата ценнее тысячи голов жалких инородцев", что с "татарвой", "татарской лопаткой" особенно церемониться нечего.
Обычными для всех солдат российской армии были издевательства и насилие со стороны офицеров, и русские солдаты подчас вымещали на мусульманах озлобление против командования. По словам одного солдата-мусульманина, в его роте взводный запрещал общаться по-татарски и собираться группами; ротный бил за то, что, плохо зная русский язык, татары не умели петь "Боже, царя храни" (по-татарски петь запрещали), а некоторые русские солдаты дразнили татар "турками" и "басурманами".
 "Второй год страдаем на этой проклятой войне, — писал с фронта татарин-солдат в город Арск. — Да хоть бы удовлетворяли всем да относились по-человечески. А то на родном языке не говори, рыло под кулак подставляй… Да ещё вот татаризм мой. Хотел в школу прапорщиков — не взяли".
Или: "Рана зажила, чувствую (себя) хорошо. Хотел ехать домой — не отпускают, видно, "татаризм" мешает".
Из письма от 28 мая 1915 года: "И вот сидим, думаем. Не знаем, на кого идём. Когда нас на фронт отправили, говорили, за отечество и за царя, ничего нам не понятно. На родном языке разговаривать не разрешают, как начнём говорить, то сейчас же кричат: "Эй вы, турки некрещёные, нельзя", и вот, дружок, (здесь) тысяча раз хуже, чем в плену".
Рядовой Закир из Гатчинского полка в письме советовал своим родным отрубить его родственнику пару пальцев, чтобы он не попал в армию. "Если бы я избавился от рук неверных, — пишет он, — я даже одну руку отрезал (у него)". Себе же он желал "вернуться домой в скором времени, по получении раны".
Из другого письма: "Вчера я получил Георгиевский крест. Ходили мы давно уж в разведку и сняли австрийский дозор… Ротный сказал… что за русским царём служба не пропадёт. Теперь тебя бить меньше станут… Георгиевский крест всё-таки защита, а то всё подзатыльники и ругань… потому что я мусульманин".
Появление военных мулл на фронте также получило оценку со стороны солдат. В одном из писем в Казань, автором которого является татарин — солдат 105-го артиллерийского полка, это комментируется так: "Назначенный в наше армию, 3-ю, мулла… читает молитвы, увещевает нас… Сражайтесь с врагом до последней капли крови. Это завет великого нашего Пророка Магомета, и вы должны это исполнить в точности". Иной раз муллы обещали улучшение положения мусульман в случае победы России: "Мусульманам будет польза, если Россия победит". Сами фронтовые муллы порой проговаривались в своих письмах: "Поскорей бы конец всему, вернуться бы в отечество и служить Исламу".
На взгляд казанского историка И.Р.Тагирова, анализ содержания 54 писем тюркских солдат, опубликованных в 30-х годах и в той или иной мере проанализированных в историографии, говорит о подлинных изменениях в настроениях масс: "Эти письма свидетельствуют о том, что настроение масс менялось, менялось и отношение к войне. Неизменными оставались только чувства к России, к великому русскому народу. Чувство любви к родине в письмах сочеталось с чувством национальной униженности… Даже бесконечные насмешки и издевательства, о которых в достаточно полном объёме рассказывают письма, не в состоянии были вытравить из солдат-татар благородного чувства любви и преданности отечеству".
Солдатские письма — ценный исторический источник, их поиск и изучение продолжаются. Первую попытку их анализа проделал известный тюрколог Н.И.Ашмарин, служивший во время войны казанским военным цензором. В своём отчёте от 8 сентября 1914 года он писал, что "письма солдат-мусульман обыкновенно пишутся по одному и тому же шаблону и заключают в себе крайне мало сведений о том, что происходит на войне. Тон писем — минорный… Война, по-видимому, представляется мусульманину каким-то непредвиденным бедствием, которое предназначено судьбой для одних и минует других; он мало вникает в трагическую связь событий и недоволен тем, (что) что-то нарушило мирное течение его обывательской жизни. Как видно из писем, многие мусульмане несут второстепенную службу в тылу армии, выполняют обязанности караульных и т.п. В письмах этих мусульман нередко высказывается надежда на то, что им не придётся идти в сражение и что конец войны уже близок. Некоторые из татар, очевидно, считают войну с Германием и Австро-Венгрией делом, не имеющим близкого отношения к интересам мусульман. "Мы здесь служим гяурам; надо терпеть", — пишет один из них. Весьма возможно, что подобный взгляд на настоящую войну не составляет какого-то исключения", — осторожно заключал учёный. В другом своём отчёте, от 29 августа 1914 года, он обратил внимание на татарское письмо, в котором был употреблён, по его выражению, "ходячий оборот" — "мы, томящиеся на царской службе". Это распространённое выражение сформировалось под влиянием того, что в действительности чувствовали тюркские солдаты в рядах русской армии. Правда, то же самое чувствовали русские солдаты.
В отчёте казанского военного цензора (его автор в документе не указан, но скорее всего это Ашмарин или российский исламовед П.Жузе), подготовленном в конце сентября — начале октября 1914 года, отмечалось, что в письмах мусульман "замечалась, в некоторых случаях, та же отчуждённость от общего русского дела, что и раньше; изредка попадались те же самые выражения, вроде: "Я, находящийся в руках гяуров…" Некоторые из солдат-татар выражают в своих письмах пожелания, чтобы Бог умиротворил сердца царей и побудил их положить конец войне. В одном письме даже сказано: "Пусть Бог наставит на правый путь царя".
Первая мировая война, как и прежние войны, которые вела Россия, показала, как мусульмане относились к империи, в которой они жили. "Согласитесь, что это курьёзно: борьба славянства с немцами и турками с конечной целью расчленения Турции и водружения креста на Святой Софии, и в этой войне за славянскую идею безропотно гибнут сотни тысяч мусульман", — писал после Февральской революции в своей книге "Мусульмане на Руси" (М., 1917) А.Тамарин. Он отмечал, что общее мнение о них было таково: мусульмане — "лучшие солдаты, честные, идеальные, храбрые и выносливые". Более того, добровольцы-мусульмане в течение войны в самых тяжёлых условиях "творили чудеса мужества, покрывая славой русское оружие". Они сознают, отмечал автор, что свобода России — их свобода, несущая осуществление их самых заветных дум и надежд. И потому мусульмане-солдаты будут сражаться до тех пор, пока это нужно свободной России. "Нынешнее российское мусульманство доросло до понимания тех форм правления, которое оно считает для себя приемлемым, и в массе своей мусульманство не менее сознательно, чем, скажем, русский народ".
Популярный столичный журналист Н.Н.Брешко-Брешковский также пришёл к выводу: "На мусульман всегда можно было вернее положиться… Именно они, мусульмане, были бы надёжной опорой власти и трона" (Брешко-Брешковский Н.Н. "Дикая дивизия". Роман. Рига, 1920). Но такие рассуждения были исключением в потоке антимусульманских публикаций.

После Февральской революции, в марте 1917 года в "Вестнике Временного правительства" был опубликован текст присяги на верность службы Российскому государству, имевший специальный вариант для мусульман. Для них она заканчивалась так: "Заключаю сию мою клятву целованием преславного Корана и ниже подписуюсь". В Текинском полку, насчитывавшем около 400 всадников-туркмен, их к этой присяге приводил полковой мулла. Когда полк при штандарте выстроился в поле, мулла воскликнул "Аминь!", после чего все поднесли руки к лицу и присяга была закончена. Когда после присяги был поднят вопрос, почему полк не носит красных бантов, а со штандарта не снят императорский вензель, командир полка ответил, что полк состоит из мусульман, а их национальный цвет — зелёный, который и будет скоро введён. Что же касается штандарта, то он принадлежит полку, и полк не хочет снять вензель, который заслужил кровью (вензель был тем не менее обёрнут зелёной материей).
Строки из письма солдата — казанского татарина характеризуют его настроение после принятия присяги: "Вчера принимали присягу Временному правительству… Теперь сами хозяева. Эфенди (мулла) говорит, что мы, мусульмане, теперь должны ещё больше бороться за свободу… Не хочется только теперь и воевать. Теперь и русский, и мусульманин равны, и для чего воевать… Офицеры… пускай воюют, и мулла пускай воюет. А мы посмотрим".
Но, как свидетельствуют многие архивные документы и сообщения прессы, большинство тюркских солдат не "смотрело" пассивно, а продолжало исполнять свой воинский долг. В популярном столичном журнале "Нива" под рубрикой "Незаметные герои фронта" был опубликован документальный очерк под названием "Герой-татарин" о рядовом Г.Гильманове, где подчёркивалось, что "русские мусульмане" свято исполняют присягу и беззаветно проливают кровь за Россию наравне с прочими её верноподданными. Рядовой бронированного "ударного отряда смерти" 159-й пехотной дивизии Г.Хабибуллин в августе был награждён Георгиевской медалью 3-й степени за проявленное "выдающееся самопожертвование и мужество" под сильным артиллерийским, пулемётным и ружейным огнём неприятеля. В таких полках, как Текинский, Крымский, Татарский, после Февральской революции царил порядок, который сохранился также в тех частях, во главе которых стояли командиры-мусульмане. Воины-тюрки показали, что не собираются пассивно наблюдать, как решит их судьбу новая власть. Большая их часть рассчитывала на самоорганизацию.
С весны 1917 года в тылу и в действующей армии создавались мусульманские военные организации. Они по преимуществу занимались тем, что разъясняли тюркским солдатам (как правило, очень плохо владевшим русским языком или совсем не говорившим по-русски) перемены в обществе, готовили их к выборам в Учредительное собрание и т.д.
Первой по времени возникновения мусульманской военной организацией стал Казанский мусульманский военный комитет, созданный 8 марта 1917 года. На его втором заседании, 12 марта, было впервые произнесено и встречено с восторгом предложение о создании регулярных мусульманских войсковых формирований. Замысел об их формировании созрел не только у тюркских военных, но и у некоторых русских военачальников.

Вопрос о создании отдельного крымскотатарского полка впервые был поднят перед крымскими татарами командиром Крымского конного полка А.П.Ревишиным, который в своём докладе исполнявшему обязанности таврического муфтия Д.Култуганскому писал, что считает необходимым "оказать татарам поддержку, которая может вылиться в форму существования такой части, которая комплектовалась бы исключительно крымскими татарами. Хотя Крымский полк и является такой частью, но опыт мирного и военного времени показал, что это недостаточно… Считаю наилучшим, чтобы, сохранив Крымский конный полк, была сформирована, при полку или отдельно, пехотная часть, через ряды которой проходили бы остальные крымские татары… Такая организация, давая возможность мусульманам служить вместе и соблюдать все правила религии, как боевая единица даст большие преимущества, так как будет вполне однородна по своему составу в отношении национальности и религии и сплочена в силу принадлежности отдельных солдат к одним и тем же деревням, городам, уездам". По его мнению, Временное правительство могло бы вполне рассчитывать на лояльность крымскотатарских воинских частей и видеть в них прочную опору, о чём, как он заверял, свидетельствовал пример Крымского конного полка. Предложение было принято как крымскими татарами, так и властями.
Во время пребывания военного министра Временного правительства А.Ф.Керенского в Севастополе 15 мая 1917 года к нему направилась депутация от крымских татар во главе с таврическим муфтием Ч.Челебиевым. Депутация ходатайствовала главным образом о возвращении из Херсонской губернии в Крым Крымского конного полка, а также об организации такого же полка из имеющихся в запасных воинских частях крымских татар — солдат и офицеров. Керенский выслушал депутацию с большим вниманием и задал ряд вопросов, ответами на которые был очень доволен. Он признал требования крымских татар подлежащими удовлетворению и обещал помочь, предложив обратиться к правительству с докладной запиской, что и было сделано.
В тыловых гарнизонах мусульманские роты стали возникать в мае-июне. Первая из них была создана в 95-м полку Казанского гарнизона. Позже роты были сформированы в Пензе, Оренбурге, Уфе, Саратове, Симбирске и Одессе. Правительство и его, по выражению И.Р.Тагирова и Р.К.Валеева, "местные сатрапы" делали всё для того, чтобы не допустить создания национальных формирований, которое рассматривалось властями как факт неповиновения и раскола русской армии (Тагиров И.Р., Валеев Р.К. Общественно-политическая жизнь в первой четверти ХХ века. // Материалы по истории татарского народа. Казань, 1995. С.406).
На деле, идя навстречу требованиям о выделении в отдельные маршевые роты, батальоны, эскадроны и батареи офицеров и солдат из мусульман-тюрок, командующий войсками Казанского военного округа генерал А.З.Мышлаевский (до этого — начальник Генштаба) разрешил выделять из запасных пехотных полков, кавалерийских полков и артбригад округа офицеров и солдат-мусульман — при условии согласия командиров полков и полковых комитетов, без особого финансирования, не нарушая существующей организации полков. Уже 12 июня 1917 года сформированные мусульманские батальоны "дефилировали" по улицам Уфы.
Командующий Одесским военным округом генерал М.И.Эбелов в начале июля приказал всех крымских татар из запасных полков, находящихся в Симферополе (10 офицеров и 1300 солдат), присоединить к 32-му запасному полку, который 20 июля отправлялся на Румынский фронт. Но распоряжение это не было выполнено, и роты, по сведениям татарской газеты, были расформированы и распределены между различными пехотными частями.
В контексте славяно-тюркского "диалога" большое значение имело решение Временного правительства о выборных муллах. В приказе военного министра Керенского от 1 июля 1917 года было указано, что при штабах дивизий учреждается должность выборных мулл, содержащихся за счёт казны.
В августе представители мусульман и национальных войсковых организаций украинцев, поляков, литовцев, эстонцев, латышей и других в своём обращении к Керенскому указали, что "полугодовой период жизни революционной армии настоятельно требует урегулирования вопроса о праве национальностей, входящих в состав армии, иметь свои организации".
После того, как в конце августа мусульманские организации своими усилиями отстояли Петроград от "Дикой дивизии", являвшейся ударной силой корниловцев, правительство стало содействовать созданию крупных мусульманских воинских частей — полков, дивизий, корпусов. 15 сентября Генштаб сообщил, что новый военный министр А.И.Верховский дал принципиальное согласие мусульманам на комплектование из них одной дивизии. Главковерх Керенский по соглашению с военным министром приказал формировать в Казани запасной мусульманский батальон для пополнения полка в одной из дивизий.
17 сентября в прессе появилось сообщение о том, что согласно приказу в тех гарнизонах Казанского военного округа, где имеется достаточное количество солдат-мусульман, надлежит выделить их в мусульманские роты на общих основаниях и по возможности назначать офицеров из мусульман.
19 сентября начальник штаба главковерха Н.Н.Духонин телеграфировал из Ставки Керенскому, что понимает "вопрос о формировании мусульманской дивизии только как известную уступку политическим партиям. Необходимости в оперативном отношении иметь мусульманскую дивизию нет никакой, во всяком случае, эта мера не послужит к усилению мощи армии". Тем не менее он сообщал, что для выбора подходящей дивизии на европейском театре боевых действий были запрошены фронты, какая из дивизий по её составу больше подходила бы для этого.
23 сентября из аппарата главковерха сообщили, что, помимо запасного мусульманского батальона в Казани, дальнейшее формирование национальных частей главковерх признал ненужным.
Через несколько дней начальник Генштаба В.В.Марушевский телеграфировал в Ставку Духонину, что необходимо создать мусульманские части в Казани, Уфе и Симферополе, с тем чтобы они пополняли три дивизии, расположенные в Казанской, Уфимской и Таврической губерниях, а ввиду "настроения мусульман на местах скорейшее формирование указанных запасных частей вызывается настойчивой необходимостью".
В своей речи на Демократическом совещании 17 сентября 1917 года офицер-моряк У.Токумбетов основное внимание уделил вопросу повышения боеспособности российской армии. Он подчёркивал, что "только национальная армия, когда командный состав близок по духу и по крови к солдатской массе, когда он сроднится с родной солдатской массой, только так реформированный командный состав может заслужить доверие солдат, только так национализированная армия способна спасти родину от дальнейшего развала и распада. Только национализированная армия, объединяющая командный состав и солдатскую массу, способна вывести Россию из тупика, в котором она сейчас находится. Не иллюзией, не праздной фантазией была наша попытка создать национально-мусульманские полки, а государственно полезная идея и государственная необходимость… К сожалению, до сих пор… мы встречали только препятствия и нигде не встречали сочувствия. Только теперь, кажется, уже с новыми веяниями и обстановкой, когда в прежних приёмах возврата мощи армии изверились, теперь в лице нового военного министра тов.Верховского, кажется, встречаем сочувствие и уже принципиально разрешена возможность сформирования национальных полков путём выделения их из армии".
4 октября 1917 года по всей стране был объявлен как "день солдата-мусульманина". Поскольку на этот же день приходилось празднование первого дня мухаррама (первого месяца мусульманского календаря), то имам мечети в Ташкенте обратился ко всем официальным лицам с просьбой освободить в этот день военнослужащих-мусульман для исполнения ими религиозных обязанностей.
В Казани 4 октября состоялся парад мусульманских рот гарнизона, в котором участвовали около 1500 человек. Его принимал военный комиссар округа капитан Калинин. Парад, как сообщалось, прошёл образцово, среди мусульманского населения настроение было праздничное.
В связи с телеграфным сообщением о том, что правительство разрешило создавать мусульманские полки, азербайджанский публицист А.Мамедов-Ахлиев в статье "Национальная мусульманская армия" писал: "Для нас отныне начинается новая эра, и к числу наших национальных праздников нужно прибавить ещё два праздничных дня: день освобождения от царского ига и день декрета об образовании национальной армии".
Получив это известие, член Особого закавказского комиссариата Временного правительства М.Джафаров направил из Тифлиса военному министру Верховскому телеграмму, в которой говорилось, что мусульмане Закавказья (азербайджанцы) "изъявляют желание" создать пехотную бригаду, артиллерийский дивизион и 2-й конный Татарский полк, чтобы участвовать в "общей защите родины". Отказ в просьбе, отмечал Джафаров, "нанесёт мусульманам крайнюю обиду", они будут считать, что и при данном правительстве являются "пасынками отечества и не пользуются его доверием".
11 октября Джафарову была направлена телеграмма, в которой говорилось, что главковерх Керенский, ознакомившись с его телеграммой, приказал запросить, "не пожелают ли закавказские мусульмане воспользоваться правом граждан свободной России и присоединиться к общей массе населения России в смысле отбывания всеобщей воинской повинности".
Через несколько дней Джафаров ответил, что закавказские мусульмане считают для себя обязательным несение всех общегосударственных повинностей наравне с прочими гражданами свободной Российской республики, в том числе отбывание воинской повинности, форма и способ несения которой должны быть определены сообразно бытовым и религиозным их особенностям. Однако в данное время немедленное осуществление такого мероприятия встретило бы массу затруднений по чисто техническим причинам (отсутствие общей переписи населения, точных метрических данных для выяснения призывных возрастов и т.д.). Целесообразнее всего было бы незамедлительно создать новые отдельные добровольческие части, необходимость которых диктуется общегосударственными задачами, тем более что идея эта особенно популярна среди мусульман.
Такая постановка вопроса более всего отвечала, по мнению Джафарова, условиям времени: "Мы надеемся, что такой способ укомплектования в количественном и качественном отношениях даст блестящие результаты как более отвечающий историческим традициям и бытовым условиям мусульман. Я уверен, что эти войсковые части выполнят с честью свои задачи, являясь лучшим оплотом как для целей обороны, так и правопорядка в стране и укрепления завоеваний великой революции", а "промедление может… быть истолковано как недоверие правительства к мусульманам и может повлечь за собой иное разрешение".
Революции нужна армия дисциплинированных воинов, писал татарский политик И.Шагиахметов в статье "Мусульманские полки и революция", а мусульмане-солдаты, согласно мнению военных экспертов, сохранили дисциплину и всё необходимое для использования их как вооружённой силы государства. При этом в интересах военного дела желательно взаимное понимание солдат в воинских частях и "наиболее полное единство духа". Но этим условиям не отвечают сотни тысяч мусульман-солдат, плохо знающих русский язык и распылённых по армиям. Нет никакого преувеличения в его словах: "Если бы мусульмане хотели иметь для себя, и только для себя, опору в своей армии, то они уже давно сами образовали бы эту армию, ибо для этого достаточно было бы одного лишь простого распоряжения мусульманских центров. Но мусульмане всегда исходили в своей политике из революционной государственной точки зрения".
Мусульманизация армии казалась привлекательной как для национальных лидеров, так и для солдат. Тот факт, что боевой дух и воинская дисциплина воинов-мусульман были относительно устойчивыми, пытались использовать российские военные и политики самых различных ориентаций.
10 октября на заседании Временного совета Российской республики военный министр Верховский, касаясь вопроса о национальных войсках, сказал, что помимо существующих польских частей в настоящее время "фактически осуществляется уже создание частей — украинских, эстонских, грузинских, татарских… Это даст возможность держать людей, вместе живших, в войсках, вместе же с этим точно так же поднять боеспособность армии". Мусульманская армия стала нужна Временному правительству в качестве собственной опоры.
В общей сложности, по подсчётам Т.Н.Шевякова, "национализации" были подвергнуты 53 пехотных и стрелковых дивизии, 6 кавалерийских дивизий, 3 отдельных пехотных и 5 отдельных кавалерийских полков и множество вспомогательных и технических частей. Таким образом, мусульманскими стали примерно 16 процентов всех "национализированных" пехотных и стрелковых дивизий и 20 процентов кавалерийских частей.
Среди мусульман народами, стремящимися к образованию отдельных частей, являются главным образом татары и башкиры, телеграфировал начальник Генштаба Марушевский в Ставку Духонину. Как эти, так и другие тюркские народы объединены общностью религии, которая у них, подчёркивает генерал, является "главным и сильнейшим связующим началом". На его взгляд, "розни и стремления к обособлению среди мусульманских народностей не замечается, а, напротив, наблюдается сильное стремление к слиянию на почве общности интересов. Все наиболее авторитетные мусульманские организации, какими являются Всероссийский мусульманский совет и Всероссийское мусульманское военное шуро (совет — С.И.), носят общенациональный характер и, как показывает самое их наименование, ставят задачей объединение мусульман без различия народности… В соответствии с изложеннным Генштаб, мусульманизируя первоначально три пехотных запасных полка в Казани, Уфе и Симферополе, не нашёл возможным разделить мусульман-воинов на отдельные народности, что только усложнило бы неизбежную ныне работу по национализации воинских частей".
Со своей стороны Всероссийский мусульманский военный шуро (ВМВШ) отмечал: "...Нет сомнений, что выделение войсковых частей по национальному признаку, что предвещено декретом о самоопределении народностей, производится без грубых нарушений, так сказать, безболезненно, как технически, так и морально. И боевая мощь армии, уровень её сознания от этого вовсе не пострадают. Напротив, нужно надеяться на подъём и усиление этих качеств".
Позднее мусульманизация вооружённых сил продолжилась, но при Советской власти возникли новые проблемы.
17-18 ноября 1917 года в Ставку поступили сведения о том, что тюркских солдат всех фронтов сильно беспокоит замедление решения вопроса о формировании новых мусульманских частей.
19 ноября на фронты было отправлено телеграфное сообщение о том, что Духонин приказал немедленно приступить к формированию стрелкового мусульманского корпуса из добровольцев-мусульман Северного, Западного, Юго-Западного и Румынского фронтов. Сообщая об этом, находившийся при Ставке комиссар ВМВШ завершил свою телеграмму так: "Это — начало новой жизни в истории мусульман России". Духонин же, отстранённый от своей должности большевиками, видимо, надеялся, что данный замысел создания мощного мусульманского воинского соединения поможет в борьбе против них.
Замысел создания мусульманского корпуса на Румынском фронте стал быстро воплощаться в жизнь. По решению ВМВШ была разработана форма офицеров и солдат-мусульман. Предлагалась комбинация эмблем общемусульманских и татарских (полумесяц со звездой, лук и стрелы — эмблема Золотой Орды). Офицеры корпуса, который официально именовался "1-м армейским имени Чингисхана мусульманским корпусом", должны были носить такую эмблему: на голубом поле натянутый лук со стрелой. Был сочинён гимн корпуса.
По оценке историка И.Р.Тагирова, создание мусульманского корпуса на Румынском фронте было санкционировано военными органами Советской власти с условием признания её и полного подчинения. Создание корпуса шло медленно, так как солдаты не хотели вступать в него и зачастую загонялись туда силой. Из-за запрета создавать солдатские комитеты корпус, направленный против Советской власти, сравнительно легко распался под ударами советских революционных войск.
После Октябрьского переворота с назначением верховным главнокомандующим Н.В.Крыленко в результате того, что имевшийся Польский корпус встал в оппозицию к новому командованию, а ВМВШ вёл "небольшевистскую тактику и программу", "национализация" армии была запрещена. Отделение Украины и обособление Румынского фронта поставили 1-й Мусульманский корпус, штаб которого расположился в городе Яссы, "вне влияния российской политики". Дружественные отношения Рады и ВМВШ способствовали "внешнему благополучию корпуса", который получил из расформированных частей 144 лёгкие пушки, 24 гаубичные мортиры, броневики, аэропланы и огромные денежные суммы. В Яссах начали сосредоточиваться мусульманские воины Румынского и Юго-Западного фронтов; аналогичное распоряжение было сделано и на другие фронты, но главковерх Крыленко этому воспрепятствовал. Несмотря на войну с Украиной, корпус, в котором было много офицеров и до 20 тысяч солдат, сохранил нейтралитет в отношении Советской России.
Процесс мусульманизации армии как части её общей "национализации" различными большевистскими политиками понимался по-разному. Т.Н.Шевяков пишет, что Крыленко целиком и полностью поддержал идею "национализации" армии, поскольку большевики видели в этом превосходный инструмент для уничтожения организма старой армии. Большевистский переворот, как отмечал ВМВШ, на первых порах препятствовал мусульманизации армии. Крыленко "стал что-то подозревать", начал ставить всевозможные условия вплоть до втягивания мусульман-солдат в гражданскую войну. Он заявил, что мусульманизация армии "есть контрреволюционный шаг", ибо она была начата ещё при Духонине. ВМВШ пришлось направить Крыленко и Сталину телеграмму, в которой было выражено недовольство "разжалованием 30-миллионного мусульманства и его рабочих и крестьян в серой шинели в контрреволюционеры".
После этого Крыленко подтвердил приказ Духонина, а затем приказал формировать мусульманский корпус на Румынском фронте в составе трёх дивизий.
И.В.Сталин как глава Наркомнаца рассчитывал привлечь тюркских воинов на свою сторону. 15 ноября он подписал распоряжение по вопросу, как сказано в документе, "национализации" армии. В нём указывалось, что "допускается свободная группировка воинов по национальному признаку в пределах той или иной военной единицы", но "это не должно быть смешиваемо с самовольным уходом на родину выделившихся таким образом групп, каковой уход недопустим в условиях войны без согласия на то общего военного органа".
На вопрос Крыленко, как поступить с национальными формированиями, в том числе с мусульманскими, Л.Д.Троцкий, согласно опубликованным телеграфным переговорам, ответил, что не следует чинить никаких политических препятствий формированию национальных полков, а ставить только те ограничения, которые вытекают из обстановки на фронте. Кроме того, с ними следует установить прочную связь через "энергичных и тактичных" комиссаров, а также незамедлительно перевести на языки народов все декреты, воззвания и приказы новой власти.
28 ноября последовал приказ № 12 главковерха Крыленко. В нём было сказано, что "формирование национальных полков признаётся неотъемлемым правом каждой из национальностей, населяющих территорию Российской республики, поскольку воля этой национальности выражена каким-либо органом демократии, правильно избранным и отражающим большинство трудовых масс данной национальности, что формирование национальных полков может иметь место только при условии проведения в их внутреннем строе тех же принципов, на которых перестраивается в последнее время и русская революционная армия, что точка зрения нейтралитета данной национальности по отношению (к) внутренней борьбе политических партий в России допущена быть не может, так как интересы трудовых масс всех национальностей совершенно одинаковы. Исходя из вышеуказанных положений, предлагаю всякое новое формирование национальных полков допускать всякий раз только после референдума выделяемых частей, только на указанных выше демократических основаниях и каждый раз в связи со стратегической обстановкой на данном участке фронта".
Когда 2 декабря 1917 года Крыленко телеграфировал в ВМВШ, что в дополнение к приказу от 19 ноября мусульманский корпус может формироваться при соблюдении условий, изложенных в приказе №12, ВМВШ ответил: "На основании призыва СНК к мусульманам и лозунга Советов о самоопределении народов, Всероссийский мусульманский военный шуро как верховный орган более миллиона воинов-мусульман считает, что образование армии по национальному признаку не встретит препятствий у русской революционной демократии. Касаясь порядков управления и внутренней жизни в мусульманских частях, шуро считает, что ни русская демократия и ни правительство не могут диктовать мусульманам условия внутренней жизни в войсковых частях… Устройство внутренней жизни будет определено особыми уставами, выработанными Всероссийским советом солдатских мусульманских депутатов".
5 декабря нарком по военным делам Н.И.Подвойский приказал "впредь до особого распоряжения не допускать в силу технических и стратегических условий национализацию частей". 7 декабря в Совете народных комиссаров была принята телеграмма от председателя комитета воинов-мусульман Западного фронта Сарбунина, который просил "сделать распоряжение о немедленном создании ясного и категорического приказа по фронту о выделении воинов-мусульман для пополнения 1-го Мусульманского стрелкового корпуса, формируемого в Крыму, и к окончанию работ по мусульманизации 50-го корпуса".
В результате того, что главком Западного фронта задерживал исполнение приказа главковерха № 12, от воинов-мусульман ежедневно поступали телеграммы следующего содержания: съезд воинов-мусульман 1-го Сибирского армейского корпуса "решительно требует немедленного объявления приказа… главковерха о формировании 1-го Мусульманского стрелкового корпуса и разрешения приступить на местах к осуществлению указанного приказа, задержка может вызвать нежелательные осложнения в армии и самовольные оставления своих постов"; мусульмане 10-й армии "требуют принять решительные шаги по формированию первого мусульманского корпуса. Запись желающих служить уже идёт"; 2-й мусульманский съезд 3-й армии просил о скорейшем проведении в жизнь формирования мускорпуса, несмотря ни на какие препятствия. Воины-мусульмане этой армии "заявляют, что дальнейшее замедление утверждения приказа заставит их самовольно уйти".
С подобными требованиями, по свидетельству Сарбунина, беспрерывно прибывали делегаты воинов-мусульман с фронта, которых "удавалось обнадёживать" тем, что их требования будут в скором времени удовлетворены. Сарбунин подчеркнул, однако, что "дальнейшее промедление приведёт к самовольному оставлению окопов и всяким другим нежелательным последствиям", устранить которые комитет считает себя не в силе.
9 декабря Крыленко телеграфирует председателю мусульманского комитета Западного фронта Сарбунину, что "ввиду сообщённого вами согласия Мусульманского военного шуро формировать Мусульманский корпус (на) основах, изложенных (в) приказе моём армиям (от) 28 ноября № 12", он утверждает те распоряжения о формировании корпуса, которые содержатся в телеграмме Духонина от 19 ноября. Разрешённое этой телеграммой выделение с каждого из фронтов, кроме Кавказского, по 7 тысяч мусульман "даёт возможность желающим мусульманам перейти (в) свои национальные части, ввиду чего предполагавшаяся ранее мусульманизация двух дивизий (в) настоящее время, казалось бы, не представляется необходимой, (к) тому же мусульманизация 75-й и 77-й дивизий ввиду ожидаемой (в) скором времени демобилизации создаст мусульманские части лишь на короткий срок, так как эти дивизии являются второочередными и при демобилизации будут расформированы".
13 декабря 1917 года в комитет воинов-мусульман Западного фронта прибыли представители от полков, дивизий, корпусов и армий с требованием немедленного объявления телеграммы верховного главнокомандующего Крыленко от 9 декабря в приказе по фронту и немедленного формирования 1-го Мусульманского стрелкового корпуса. Комитет воинов-мусульман Западного фронта в своей телеграмме от 14 декабря сообщал, что настроение 70 тысяч мусульман Западного фронта, созданное задержкой формирования мусульманского корпуса, таково, что фронтовой мускомитет "принуждён будет считать себя в будущем безответственным" за последствия. Но Крыленко не уступал.

В декабре 1917 года существовали 4 фронтовых, 13 армейских, 12 окружных, 98 гарнизонных, более 150 дивизионных, а всего около 300 мусульманских комитетов. Не было ни одной армии и ни одного округа, где не действовали бы мусульманские комитеты; дивизий и гарнизонов без мусульманских организаций оставалось очень мало. Кроме того, возникли не предусмотренные 1-м Всероссийским мусульманским военным съездом (Казань, июль 1917 года) фронтовые комитеты. Было начато формирование мусульманских кавалерийских и артиллерийских частей. Разбросанные по всей стране тюркские солдаты смогли сплотиться, создав многочисленные спаянные между собой организации, которые стремились к тому, чтобы все тюрки служили в своих национальных частях и чтобы в перспективе мусульмане Российской республики служили в своей "национальной армии".
 "На всех фронтах и в тылу солдаты-мусульмане разваливающейся царской армии, — писал позднее Мирсаид Султан-Галиев, — стягиваются в отдельные мусульманские части". Созданное ВМВШ "мусульманское национальное войско" включало 20 тысяч человек в Казани, 15 тысяч в Уфе, 12 тысяч в Оренбурге, 10 тысяч в других городах Поволжья.
Общая численность всех существовавших тогда в стране подобных формирований в историографии не подсчитана, но она была значительной. К концу 1917 года существовали, по сведениям ВМВШ, следующие тюркско-мусульманские части: Татарский полк, два Крымских конных полка, Мусульманский стрелковый корпус на румынском фронте, 1-й стрелковый мусульманский полк в Оренбурге, 2-й мусульманский запасной полк (144-й) в Уфе, Текинские полки. Кроме того, были несколько отдельных эскадронов и многочисленные роты и батальоны. Заканчивалось переформирование 95-го пехотного запасного полка в Казани, 32-го пехотного запасного полка в Симферополе (вместе с упомянутыми выше двумя Крымскими конными полками в них насчитывалось 6 тысяч человек) и двух дивизий на фронте. Была начата мусульманизация по одному полку в Москве и в Елисаветполе (так назывался в 1804-1918 годах город Гянджа в Азербайджане. — Ред.).
В конце ноября численность крымскотатарских войск в Крыму составляла около 7 тысяч человек, из которых примерно треть были на конях. Эти войска (два кавалерийских и один пехотный полки) постоянно пополнялись возвращавшимися с фронта и из плена татарскими солдатами. В декабре 1917 года была сформирована татарская конная бригада в составе двух конных полков. Небезызвестный факт — полковая песня Крымского конного полка содержала такие строки:
Лихое племя Чингисхана, пришельцы дальней стороны,
Заветам чести и Корана мы до сих пор ещё верны.
Тюркские солдаты 128-й и 129-й пехотных дивизий, расположенных в районе Петрограда, в двадцатых числах декабря решили организовать 1-й Финляндский стрелковый мусульманский полк (численностью 3 тысячи) в составе трёх батальонов. В Гельсингфорсе, где действовал Исполнительный комитет солдат и матросов-мусульман, и в Выборге для этого были собраны около двух тысяч аскеров (так называли воинов-мусульман).
В Петрограде формирование отдельного мусульманского сводно-гвардейского батальона началось после того, как 17 декабря наркомвоен Подвойский дал согласие на это с условием, что в его состав могли войти только те солдаты из мусульман, которые "дадут обещание подчиниться Советской власти и поддерживать её". В течение второй половины декабря 1917 года эта часть, которая обязалась всецело руководствоваться декретами СНК, была сформирована. В начале января 1918 года мусульманский батальон в Петрограде развёртывался в мусульманский гвардейский полк.
Тюркские солдаты Московского гарнизона в начале декабря потребовали сформировать в Москве мусульманский пехотный полк, что было поддержано командующим войсками Московского военного округа Н.И.Мураловым. Этот вопрос был рассмотрен на заседании коллегии Совнаркома по военным делам 20 декабря 1917 года. В результате в Москве к началу января 1918 года такой полк был сформирован.
На территории Закавказья в декабре 1917 года стали формироваться несколько национальных корпусов, в том числе мусульманский (из азербайджанцев). 27 декабря Крыленко телеграфировал начальнику штаба Кавказского фронта, что разрешает "укомплектовать мусульманами Закавказья полки из числа самовольно бросивших фронт по расчёту не выше двухдивизионного корпуса с тем, чтобы самая мусульманизация полков проводилась постепенно один за другим"…

В условиях революционного 1917 года противоборствующие политические силы нуждались в устойчивых военных формированиях и потому пытались опереться на мусульман, рассчитывая, что их легче, чем других, "сориентировать" в обстановке. Политики пытались разыграть "мусульманскую карту" в своих интересах, отодвигая реальные устремления тюркских солдат на задний план. А те верили, что в обновлённой России они обретут достойное место. Можно определённо сказать, что в значительной части мусульманизация армии снизу была продиктована стремлением защитить свои народы, тем самым укрепляя и российскую власть, российскую государственность. В такой своеобразной форме российские тюркские воины фактически проявили своё понимание патриотизма и поддержали "диалог" со славянами в экстремальных условиях Первой мировой войны и революции 1917 года.

Из статьи "Вместе или порознь. Тюрки-мусульмане в российской армии в 1914-1918 гг." д.и.н. Салавата Исхакова ("Татарский мир", 2004, №15)