Хочу в дурдом

Этот май для Антона, как-то не задался. Судите сами, его уволили с работы,
от него ушла любимая девушка. Он хотел с расстройства выпить водки,
а в бутылке, оказалась вода, пахнущая спиртом. А что вы хотите, в 1996 году
«палёнка» была не редкость. Он не особо переживал из- за работы,
подумаешь грузчик- экспедитор. А вот с Ульяной всё получилось как-то
нелепо-паршиво. Кто ж знал, что она лесбиянка. Оставался только
закадычный кореш Вовчик, или как его все называли Вован. Вот к нему-то,
Антон и понёс своё горе. Вовка Сидоров приторговывал спиртом, но сам пил
мало, потому что был таксистом. Книг он не читал, но на журнальном
столике у него всегда лежал свежий номер «Спид-Инфо». Была такая
газетенция в то время.

- Привет Вован!
- Привет Антоха!
- Тебе чаю, или что покрепче?
- Что покрепче.
- Ну рассказывай, что случилось, а я пока блины дожарю.
- Блины? – Ну Вовчик, ты даёшь.
- А что такого? Надо ж чем-то водку закусывать.
Антон вкратце изложил ситуацию и в конце добавил;
- Вов, мне так тошно что прям жить не хочется.
- Понимаю, Антоха. Ты давай бросай своё декадансное настроение,
ты ж поэт, мать твою, а не хлюпик. Щас жахнем по маленькой, полегчает.


После четырёх рюмок, ему стало тепло и уютно в Вовкиной однокомнатной
квартире. Стены которой были увешаны постерами рок-звёзд 80х-90-х и
разворотами журнала «Рlayboy». Это только Вовчик мог такое придумать,
закусывать водку молоком с блинами. Но выбирать не приходилось.
И в довершении разговора, до его ушей долетает фраза:
- А чё, Антоха, может тебе в дурку лечь на месячишко. Там тебе дадут
«колёса» и ты будешь там лежать и кайф ловить.
- А ты сам-то там был?

- Я, нет. Но мои кореша рассказывали. что эффект этих мозговых таблеток
гораздо сильнее спирта и анаши. «Крышу» сносит на раз. И никакого тебе
похмельного синдрома или ломки.
- Но я же вроде нормальный.
- А ты скажи, что у тебя шумит в ушах, и иногда ты слышишь некие голоса
из космоса.  И всё, месяц на «больничном курорте» тебе обеспечен.
- Ладно Вов, я подумаю.

Антон пришёл в себя на обшарпанном Вовкином диванчике. За окнами явно
был вечер. Извинившись, он засобирался домой. Вовчик, добрейшей души
человек, дал ему с собой бутылку спирта и несколько блинов в пакете.
Поблагодарив друга, Антон пошёл на трамвайную остановку.
Хочу в дурдом, пронеслось у него в голове. Надо срочно записаться на приём
к психиатру. Да, а что я скажу родителям? А, не важно, лишь бы взяли.
Говорят, дуракам живётся сладко, пришла пора проверить это высказывание
на личном опыте. И Антон вздохнув, сел в холодный красный трамвай
везущий его в сторону ж/д вокзала.


Приём у психиатра прошёл на удивление легко и гладко.
Дородная женщина в роговых очках задала несколько дурацких
вопросов, на большинство из которых Антон ответил утвердительно.
Кроме: Не роняли ли его в детстве? И на руки ему выдали направление
в областную психиатрическую лечебницу, в отделение 17-19.
Антон сиял как новый олимпийский рубль. Но родителям его идея снять
стресс, пришлась не по душе.  Его отец, полковник КГБ, долго и безуспешно
отговаривал сына от этой затеи.

- Послушай, Антон, это сейчас тебе всё хиханьки, да хаханьки, а потом
будешь локти кусать. Тебя же после этого, ни на одну приличную работу
не возьмут.
Лишь мать молчала, и тихо плакала в уголке. Младшему брату Лёвке
вообще было всё пофиг. Он был "челноком" и торговал китайским
ширпотребом на барахолке. Ему казалось, что его брат и в самом деле
сошёл с ума.

И вот, с утра пораньше, прихватив пару сменного белья и спортивный
костюм «Adidas» он вошёл в приёмное отделение. Симпатичная голубоглазая
медсестра сразу же определила его в карантинную палату№1, которую все
почему-то называли «чистилищем». К Антону пошёл невзрачный старикашка
и попросил спички. У него, как у курящего человека, они всегда болтались
в карманах брюк. Интересно, зачем они ему, подумал, Антон? Ведь в палате
не курят. Старикашка взял протянутый ему коробок и стал методично
отделять серу от картона и потом засовывать это себе в рот.
Антон не успел опомниться как его единственный спичечный коробок
был нагло съеден незнакомцем. Блин, в натуре дурдом, пронеслось
в голове у Антона.
 
После обеда, его перевели в палату№ 6, где был более здравый контингент.
Двое молодых парней лет двадцати резались в «Дурака», а третий из их
компании делал себе педикюр маленькими дамскими ножницами.
- Кто таков?  - спросил любитель полированных ногтей.
- Антон Петренко, только что положили, типа как на обследование.
- Ну если ты не «звезданутый», присоединяйся к нам.
- Я Серж, а эти двое картёжников Григ и Дэн.


К вечеру он перезнакомился почти со всеми «нормальными» пациентами
первого этажа отделения 17-19. Среди них были не только эти юнцы
«косившие» от армии, но и студент по имени Алексей, который просто
перезанимался до нервного срыва, дед Захар, решивший по пьяни погонять
бабку с топором, и без пяти минут чемпион СССР по прыжкам в длинну,
которого все за глаза называли Лёнчик. Его бросила жена, и он ударился в
написание поэм для своей бывшей. За один день он исписал стихами три
общих тетради. Поэтому всем строго настрого было приказано не давать ему
ни бумаги, ни карандаша.

Единственным непонятным для Антона человеком был немой чеченец Азиз,
пристёгнутый к железной кровати двумя парами ремней. Ему кололи
аминазин с серой дважды в сутки. Если верить бывалым пациентам, он здесь
за то,что зарубил двух старушек из-за квартиры, а потом расчленил их трупы и
продал мясо на рынке.




Поэтому дружбу он свёл только с Алексеем и Лёнчиком, как с самыми
адекватными, и медсестрой Таисой. Она была большой поклонницей
поэзии. И взамен на новые вирши Антона, позволяла ему лишний раз
звонить из ординаторской домой. Были здесь конечно и настоящие «дурики»,
которые разговаривали сами с собой, а также, те, кто находился в прострации
и общался только с голосами из космоса. Кроме «звезданутых», здесь находились
на излечении «наркоши». Большинство из них лежало на втором этаже, там же где и выздоравливающие. Антон бы никогда не узнал о них, если б не один случай.

Проснувшись однажды утром, он не нашёл своих спортивных брюк на месте.
Перевернув вверх дном всю палату и опросив всех постояльцев, он понял,
что его попросту обокрали. Антон пожаловался на творящийся безпредел
дежурной медсестре, и та выдала ему полосатые штаны, сродни пижамных.
А вечером, когда он в пустой палате чуть ли не плакал в подушку, он
услышал скрип пружин и человеческую речь:
- Эй, парень не плачь. Если поделишься со мной передачкой, я скажу кто
спёр твои штаны.   
- Азиз? – Ты же вроде немой?
- Когда надо, я немой и глухой, но я всё вижу словно ворон, даже ночью.

На следующий день к Антону заскочил его младший брат Лёвка. Он
притаранил пакет с булочками, соком, и сигаретами. В отделении, как на зоне
практиковался бартер, одна булочка шла по цене двух сигарет с фильтром.
Одну из булочек Антон ночью положил на тумбочку Азиза. Хитрый Чечен
не обманул, и прошептал ему на-ухо следующее:


- Твои штанцы подрезали нарки, вернее один них, Тимоха-Гопник.
- Он лежит на втором этаже, в седьмой палате, где собрана вся ихняя
наркоманская кобла. Зайди завтра к парням из палаты №4 и расскажи им
всё.  Там лежат бывшие десантники и «Афганцы». Они тебе помогут.
Антон поблагодарил Азиза и пошёл спать.

На следующий день Антону резко увеличили дозу препаратов, типа
галоперидола и циклодола и он с трудом дотелепал до четвёртой палаты.
Слава Богу, что язык ещё не заплетался и он смог чётко рассказать о
случившемся с ним происшествии всем шести обитателям палаты.
Слывший за старшего накаченный парняга по имени Иван, сказал,
что этой ночью всё решится, и что за Антоном зайдут.

Поздно ночью скрипнула входная дверь. Иван и ещё какой-то человек
высокого роста стояли у Антоновой кровати. Он поднялся, но его мутило.
Явный передоз. Но делать нечего, пришлось идти по лестнице на второй
этаж. В коридоре тускло горел свет, но цифру семь на двери они нашли без
труда. Открыв дверь Иван резко включил свет, да как заорёт:
- Рота подъём! – Всём дурикам строится на подоконнике!
Сонные люди нехотя стали вылезать из своих кроватей.
- Кто из вас Тимоха-Гопник? – продолжал Иван.
К нам вышел какой-то рыжий нескладный парень, в спортивных брюках,
на которых явственно читалась надпись «Adidas».

- А ну, снимай штаны, гад! - закричал Антон.  - Не твоё добро!
Иван с длинным мужиком взяли Тимоху под руки и развернули его
на против меня.
- Бей! – крикнул Иван.
Антон замахнулся для удара, но еле удержал равновесие. Его штормило от
таблеток.
Он сказал: Пусть живёт.
Тимоха, по «крабьи» бочком, бочком стал отползать в сторону кровати. Забрав свои спортивные брюки Антон внутренне успокоился. На этом инцидент был исчерпан.

На следующий день по распоряжению заведующей, всех не буйных вывели
на прогулку, во внутренний дворик. На улице стояла стабильная майская
теплынь. Но без происшествий и тут не обошлось. Лёнчика не выпустили.
Когда пришло письмо от жены, он на радостях стал сдавать зачёты по
прыжкам в длину прямо напротив ординаторской. Он разбегался и прыгал
несколько раз подряд. Пока он не закричал:
- Есть новый рекорд России! –
Ему вкололи аминазина чтобы успокоился.

В результате к прогулке были допущены Антон с Алексеем, два неких
пенсионера без имени, и двое бывших детдомовцев, Шурик и Вадик. Вдруг
один из пенсионеров упал прямо на крыльце и забился в конвульсиях.
Медсестра зажала в руках голову и начала звать санитаров. А Шурик с
Вадиком, воспользовавшись заминкой, дали стрекоча в сторону ворот.
- Держите психов! – завопила медсестра. Антон с Лёхой бросились вдогон.
На их счастье входные ворота были закрыты. Шурик с Вадиком полезли
было через забор, но на самих прутьях они замешкались, и были схвачены за
шкварники Антоном и Алексеем.

А сбежать из дурдома оказывается не так-то просто.
Среди пациентов отделения 17-19 просочилась информация, что Антон
Петренко – поэт. И его стали осаждать разные типы с просьбами, написать
поздравление любимой девушке, а то и песню про жигана.
И Антону вдруг жутко захотелось обратно домой. Он позвонил из
ординаторской отцу. Но тот был непреклонен.
- Сам кашу заварил, сам и расхлёбывай.
- Пап, мне плохо.
- Ладно, для начала переведём тебя в отделение для выздоравливающих.
- Спасибо, папа.
- И больше не звони мне с этого телефона, там у них свой таксофон имеется.
- Пока папа.
- Пока сын.


В коридоре ему встретился Алексей.
- Слышь, Антоха, а ты чаю «купеческого» не хочешь?
- А у тебя откуда?
- Мама в передачке принесла. Вот только как заварить?
Здесь же ни кипятильников, ни банок, ни розеток.
- Не боись Лёха, что-нибудь придумаем.

За месяц Антон скорефанился почти со всем отделением.
Он стал спрашивать у мужиков о любителях чая, и ему посоветовали
обратиться за помощью в седьмую палату к некоему Ильясу.
Ильяс шустрый татарин лет сорока сразу же выставил условие:
- Чай пьёт вся палата, иначе никак.

Он передал его слова Лёхе, тот согласился. И вот после ужина, Ильяс
пригласил Антона с Алексеем в гости. Палаты изнутри не закрывались,
поэтому один из лежащих там, стал на «стрёме», на тот случай, если кто-то
зайдёт. Пациент в тюбетейке в полосатом халате (явно восточном), достал из
рукава кипятильник, сделанный из двух лезвий «Нева» и двух спичек,
перетянутых суровой ниткой. Вся нехитрая конструкция крепилась на двух
цветных проводках с оголёнными концами. Антону досталась самая
ответственная работа. Он выкрутил одну из лампочек, затем раскрутил
патрон до цоколя. Кипятильник бросили на дно литровой банки, а концы
подвесили к контактам цоколя.  Был правда один минус, провод был
короткий и приходилось держать банку на весу, стоя на табуретке.
Что бы Антон не обжёгся, ему дали казённое вафельное полотенце.

Наконец чудо произошло – чай закипел. И палата№7 пировала до отбоя.
Чай был терпкий и ароматный, чем-то напоминал чифирь, но послабже.
Алексею вкус чая понравился, а вот технология кипячения понятное дело
не очень… Больше подобного чая Антон нигде и никогда не пробовал.
В результате, в его записной книжке, с обложкой из заменителя
крокодиловой кожи, появилось следующее стихотворение:


          ***

Психушка. Бессонница. Чай.
Дождит. Делать нечего. Май.
Окурок. Две спички. Зола.
Сморкаюсь. Простужен до тла.


Кровать. Подоконник. Больной.
Укол. Амнезия. Покой.
Без завтрака. Капельниц бред.
«Толчок». Сигарета. Обед.

«Козлы». Душевая. Отпад.
Картишки. Друзья. Полумат.
Молитва. Стихи на кулак.
Чифирю. Не полный дурак.


По истечении месяца Антона и Алексея перевели на второй этаж, как явно
идущих на поправку. Их отправляли с бачками за обедом и ужином на хоз-
блок. А иногда их заставляли перетаскивать «мумии» для анализов.
«Мумиями» называли высохшие тела дистрофиков. Работёнка эта была не из
приятных. Антону и Алексею больше всего нравилось косить траву ручными
косами. Свежескошенная трава приятна пахла домом и свободой.

По своей сути дурдом – это та же тюрьма. И если твой папа не полковник
КГБ, то навряд-ли ты отсюда выйдешь. И взаимоотношения между людьми
Антону напоминали «зоновские». Здесь есть свои «паханы», свои
«авторитеты». И если правильно влиться в систему, то ты, пожалуй, сойдёшь
за «своего». По крайней мере к тебе будут относится как к нормальному
человеку, а не как к «дурику».

- Я хочу домой! – Я нормальный! – Заберите меня отсюда!
кричал Антон в трубку таксофона.
А на том конце, казалось целая Вселенная внимала его срывающемуся
голосу. Вскоре его вместе с Алексеем выписали на дневной стационар.
Ночевал он дома, но каждое утро приходилось рано вставать, что бы
дойти до раздаточной и закинуться двумя, тремя «колёсами».
Это были те же галаперидол, циклодол, и азалептин.

Просто на-просто, дурдом переехал из собственно дурдома в его квартиру.
Антон был поставлен на учёт в психиатрической клинике, так что ни
о какой мало-мальски путёвой работе не могло быть и речи. Он месяц ходил
в Бюро по Трудоустройству, но всё безрезультатно. И вот однажды, ему
предложили место диск-жокея. Антон сначала принял это предложение за
очередной «прикол», но потом согласился. Выбирать особо не приходилось.
К тому же, он любил добротную, танцевальную музыку. От былой
депрессии не осталось и следа.

«It’s my life», раздавалось из динамиков школьной дискотеки. Антон
прыгал по сцене и подпевал в микрофон. Очередной «Осенний бал»
подходил к концу. Он прекрасно знал, что через пятнадцать минут придётся
разбирать сцену и тащить на себе эти громадные колонки от магнитофона
«Илеть», и микшерный пульт к наёмному «Ижу - Каблучку", ждавшего его у
крыльца школы. Но пока звучала музыка, не хотелось думать о грустном.
Быть нормальным человеком, ему нравилось всё больше и больше. И Антон
перед заключительной песней, а заканчивали они дискотеки исключительно
композицией, «Show must go on», пошёл в туалет и выкинул все таблетки в
унитаз, и изо всех сил дёрнул рычаг слива. И в тот момент, он почувствовал
себя счастливым, как никогда в жизни.