Глава 16. Слепая вера

    Вера… Она как двуличная колдунья, способная затуманить сознание любого, кто за ней идёт. Толпа, поражённая её величием, становится управляемым стадом, которое будет недовольно блеять, но продолжать слепо следовать по протоптанной дороге. Для сильных и уверенных вера становится ключом к собственному познанию, силой, приливающей в руки, светом, обозначающим границы мрачного коридора, по которому пролегает путь к заветной цели. А для слабых… вера предстаёт в образе старой сморщенной старухи, что, касаясь своей костлявой грубой дланью, затуманивает сознание, оставляя лишь маленький просвет для неглубокого осмысления содеянного. От такой нет спасения, она губит проникающим в душу ядом и заставляет идти за собой к краю пропасти, после чего толкает в зубастую тьму.
   
    Стены кают-компании содрогались от леденящего крика Хенона, смертельная хватка которого сжимала горло молодого арди. Глаза связиста отражали чернильную пустоту, поселившуюся в душе благодаря ревностной вере в древние устои и традиции. Мужчина стоял у дальней стены, держа ньина, трясущегося от неминуемого страха перед своим мучителем. Взгляд Тирвона устремился вперёд, замерев на отце, который наблюдал за ужасающей картиной.
   
    Бирион возглавил отряд арди, которые ворвались в столовую в надежде испугать опального ардийца внезапностью и большим числом. Но звериную ярость, которой преисполнены помыслы Хенона, это только накормило. Требующий пищи монстр увеличился внутри, поглотив остатки здравомыслия.  Ардиец поддался неукротимому желанию крови и непоколебимо верил в то, что бесчестное желание есть истина, которой нужно продолжать следовать. То, что смерть настигнет гибельной дланью одного из стоящих в помещении арди, кор не сомневался. Но ему искренне не хотелось переживать мучительную тревогу за второго сына.
   
    Два тури взирали на случившееся с невысказанным опасением. Их глаза-кляксы были красноречивее языков, которые каменными грузами безжизненно лежали в зубастом рту. Ещё пару мгновений назад два ящероподобных существа не представляли себе, что окажутся на расстоянии втянутой руки от лап смерти, когти которых уже зацепились за края души одного из братьев по разуму и потянули на себя, оставляя саднящие болью раны. Только своевременный окрик капитана Ириллии смог спасти возможных жертв от карающего лезвия в руке слепо верующего Хенона.
   
    – Это неправильно, – ощерился связист, крепче сжав руку на шее Тирвона. Острый кончик лезвия упирался парню в спину. Он проколол ткань униформы и впился холодом в серебряную кожу, продолжая плавно погружаться внутрь. Ньин шикнул от боли и дёрнулся, отчего лезвие глубже вошло в тело. И замерло, чтобы через несколько альрон снова вонзиться холодной сталью.
   
    – Неправильно то, что ты держишь в заложниках невинного арди, – спокойным тоном парировал Бирион Миорасс. Он боролся с демонами страха, что атаковали массивными невидимыми челюстями нутро. Сохранять самообладание становилось всё труднее, онемелый испуг клубился удушающей дымкой. – Отпусти его. Не прикрывайся, словно щитом. Никто из присутствующих не будет тебя трогать. Мы просто поговорим.
   
    – Мне не о чем с тобой разговаривать, Бирион, – отказался связист. – Ты не сможешь понять мои опасения и усмирить мои сомнения. Ты не тот, кому можно выговориться. Ты предал свой народ.
   
    – Не обвиняй меня понапрасну, – уговаривал кор, – не я изувечил одного сына и грожусь оборвать жизнь второго. Что тебя побудило совершить подобное?
   
    – Мы не должны быть здесь. Там, где гаснет свет истинной веры – нет места здравомыслию! – прокричал он.
   
    – Вселенная огромна, Хенон. Никто не потерял рассудок, не лишился своей веры. Она окрепла и лишь больше раскрыла глаза на мир, – не сдавался капитан Ириллии.
   
    – Вы все предали свою веру, как только отправились постигать границы дозволенного! – высказался мужчина.
   
    – Но ты тоже здесь, Хенон. С нами на одном корабле, – укоризненным тоном произнёс один из арди.
   
    Бирион недобрым взглядом посмотрел на своего подчинённого. Он, один из немногих, понимал, как важно произносить каждое слово, осмысливая его прежде, чем ото сорвётся с языка. Связист не понимает своих действий, не может оценивать здраво ситуацию, а потому крайне осторожными нужно быть с высказываниями в его адрес.
   
    – Я такой же предатель, как и вы. Но отличие в том, что я осознаю вину перед Вахди, перед Илсир. А вы продолжаете слепо следовать за своими погаными желаниями, спешите унизить своих покровителей.
   
    Бирион хотел возразить. Но не стал. Кем он станет в глазах команды, когда предаст огласке тайну, которую он и семеро посвящённых поклялись хранить под страхом смерти? Традиция давила тяжестью последствий на капитана. Он не знал, как поступить, не понимал, что делать дальше. Неадекватное состояние измученного связиста, которого терзали страхи и домыслы, наводило на мысли о дальнейших страшных событиях, но окунаться в реку измены Бирион не собирался. Он достаточно узнал для того, чтобы навсегда подвергнуть себя и весь экипаж травле и гонениям; достаточно пережил, чтобы совершать ещё большую ошибку. От него требовалось принять выбор одного из вариантов: взвалить на себя груз предательства и спасти сына, или держать язык за зубами и пожертвовать ньином ради высшей цели.
   
    Тяжесть давила на грудь и плечи, силясь поставить на колени беспомощного перед обстоятельствами кора. Он боролся с самим собой, чтобы не раскрыть рта и не навредить всем единственным предложением: «Богов не существует, а все легенды – непрозрачная завеса, за которой скрыта ужасная правда: Создатель всего лишь отчаявшийся учёный, который противостоял брату в борьбе за выживание вида». От одной мысли о том, что голос, несущий пугающую истину, вырвется из горла, повергла Бириона в шок.
   
    Здравая, но чересчур болезненная мысль посетила разум Бириона Миорасса. Что хуже: пожертвовать сыном и уничтожить семя войны и распрей, или взрастить его, открыв рот? Второй вариант кривыми корнями начал сжимать воспалённое сознание мужчины. Сказанные слова новой истины обязательно подкрепятся доказательствами, общество арди расколется на два клана. Сначала раскол на Ириллии уничтожит самого Бириона и его семью, а потом затопит синими реками крови Вселенную, потому что Вахди не примут собственного падения в глазах арди и прочих народов и миров.
   
    Выбор сделан. Отец с непримиримой скорбью в глазах посмотрел на сына, который являлся заложником обстоятельств. Он не хотел совершать подобное, его заставлял груз ответственности. Тирвон понял замысел отца; он коротко кивнул, пытаясь не поддаться ужасу, замораживающему жилы в теле. Он закрыл глаза, рвано выдохнув. Осталось лишь пережить короткую боль от парализующего выстрела, и всё будет кончено раз и навсегда. Через некоторое время от очнётся в медотсеке, с трудом выпутается из материнских заботливых объятий и продолжит познавать этот мир.
   
    Рука резко ложится на рукоятку бластера, пальцы сжимаются крепче. Сила приходит в руку и резкий рывок высвобождает оружие из кобуры. Уверенное нажатие на курок после мгновенного выбора цели. Время замирает. Оно превращается в вязкую жижу, а после затвердевает, и через окаменевший воздух, разбивая атомы, летит разряд, выпущенный из ствола бластера. Кажется, что он движется крайне медленно, позволяя рассмотреть каждый элемент сверкающего сгустка энергии.
   
    Короткий всхлип вернул в реальность. Тирвон выпал из крепкой хватки Хенона, который стоял ошарашенный внезапными действиями кора. В руке ардиец держал кинжал, с которого, капля за каплей, падала на решётчатый пол синяя кровь. Бесчувственное тело ньина лежало рядом.
   
    Бирион перестал дышать. Он не мог поверить в то, что опоздал с выбором. Неужели всё действительно кончилось? Одна мысль о возможном будущем, в котором придётся класть безжизненного Тирвона в капсулу, говорить тягучие слова прощания дрожащим голосом, закрывать герметичную крышку, а после выпуска капсулы в открытый космос активировать процедуру кремации… Одно видение за другим ранило и разум, и душу отца, который поставлен на колени неизбежной потерей. Подчиниться здравомыслию и проверить жив ли еще ньин, капитан не успел. Ему не позволила ярость, заполнившая каждую клеточку тела. Он быстро переключил оружие на убийство и нажал на курок несколько раз. Один за другим заряды достигали цели, прожигая грудь Хенона, который через пару мгновений рухнул на пол. Последний выдох растворился невидимой струёй в густеющем воздухе кают-компании. Ардиец лишь продолжал посмертной хваткой сжимать рукоять кинжала, окрашенного в синий…
                ***
   
    Холодное отделение в медчасти, где перед кремацией хранились тела погибших арди, заполнилось разлившимся сожалением о содеянном. Поток брал своё начало из души Бириона Миорасса, который стоял над телом убитого, прикрытого зеленоватой простынёй.
   
    Мысли путались. Мир померк, не спеша вновь окрашиваться в прежние цвета. Осознание своих деяний давило тяжким грузом на голову и плечи, осаждая разум ненужными сомнениями. Мужчина сделал то, что сделал бы любой отец на его месте. Оставлять преступление безнаказанным, тем более если оно совершено против семьи и её устоев, направлено на разделение любимых и родных, убийство… Так нельзя. Правосудие должно свершиться любым способом. Но без ярости и жажды мести. Так думал капитан Ириллии, заставляя себя смотреть на плоды собственного помутнения рассудка. Он видел кровь на кинжале, принадлежащую его сыну, видел решительный неадекватный взгляд Хенона, который готов был убивать.
   
    Не важно, кто стал бы его жертвой: Тирвон или те два тури, которые опрометчиво оставили средства связи в каютах. Связист мог убить намного больше арди и тури. Его вела слепая вера. И она столкнула его в пропасть собственных страхов. Он умер ещё до того, как вонзил кинжал в тело невинного парня, готового принять любой путь по жизни ради спасения остальных членов экипажа.
    
    – Не стоит убиваться, оин, – хриплый голос заставил Бириона повернуться.
   
    В наполненное смертью помещение, опираясь на ледяные стены, вошёл Тирвон. Он слишком слаб для таких походов – рана оказалась глубокой. Если бы Хенон ударил кинжалом чуть выше, то ньина было бы поздно спасать. Выжить ему помогло то, что мышцы конвульсивно сократились после попадания разряда бластера и остались в таком состоянии, тем самым сужая рану, из которой ручьём лилась кровь. Сердце же стало биться медленнее, перестав рьяно гнать кровь по венам.
   
    – Почему ты встал? – подскочил к сыну Бирион. Он поддержал уверенными объятиями Тирвона, когда тот не устоял на ослабших ногах. – Мать запретила тебе подниматься!
   
    – Я не могу лежать, зная, что ты убиваешься из-за своего решения, – сообщил юный арди.
   
    – Я убил его, мне и корить себя за содеянное, – возразил мужчина.
   
    – Он сошёл с ума, – продолжал объясняться Тирвон, буквально повиснув на руках отца. Силы, которых должно было хватить на несколько часов хождения по кораблю, предательски оставили парня, уступая место противной слабости. – Ему не помогло бы ничего. Ни одни уговоры не образумили бы безумца. Он всё равно бы меня убил. И совершил бы новые преступления. Ты его остановил. И правильно сделал.
   
    – Давай о верности моего выбора поговорим, когда ты поправишься, – предложил кор. Он поднял сына на руки, позволив сцепить пальцы на своей шее, и понёс ослабшего Тирвона обратно в медотсек. – Иначе гнева Динлы нам обоим хватит сполна. Она сделает с нами кое-что похуже, чем парализация разрядом бластера.


Продолжение тут: http://www.proza.ru/2018/02/22/1443