Черчилль Фултонских просторов

                Подарок для моей возлюбленной и прекрасной, чудесной и восхитительной Алисы Чэнел Сантини
     Учитываемый товарищем Лениным отпечатанный в едином и неделимом экземпляре выпуск последней правды на Земле через частичную утрату вкусовых ощущений грудастой и глазастой Евы Грин, евшей мыло пополам с белковой жидкостью Макгрегора, и возрождение истинных игр разума, указующих ничтожным на их родское место возле речки, возле печки, у заслонки, где всегда пьяный прапор обучал солдат тонкостям постобработки парадного шага того ишака, что так и не умер до шаха всея Персеид с Леонидами потоков сознания, неизбежно и без сомнений укатывал выпученный базедом напружиненный мысленным процессом зрачок вождя революций к подвалу газеты, где черным по белому отпечаталась мудрость отцов, гласившая, что эта книга украдена у Брынковяну.
     - Товарищ Сталин, - полз к лавке в Горках, где и пребывал уже тысячу лет Ленин, непонятный Бонч - Бруевич, - дорогой вы наш Владимир Ильич.
     Он скреб бетонную крошку Эйши Карреры, выломавшей самосвально башни - близнецы еще при Буше ( по х...й каком ) и по концессии инженера Гарина доставившей по предназначению судьбы груз двести Бекмамбетова к скрюченным чрезвычайным параличом ногам Ленина эту самую крошку, по которой и пресмыкался кошмарный, будто первобытный ящер, Бонч, учесавший свои непослушные локоны Жонни Деппом с руками такими, что лорд Дансени счел для себя возможным впервые в жизни откушать кукурузного самогону дальних родственников с той стороны океана да так и засох от восторга и неизменных ощущений процесса поглощения внутренне напитка.
     - Встань, гнида, - пинал шевровым кончиком юфтевого сапога Бруевича атаман Шкуро, подтянутый путями бронепоезд, грохоча рельсом и кособоча напором водокачку, искривленной пространственно нелепостью возвышавшейся над Горками, - обрети достоинство человецкое, более пристойное расхитившему средства режиссеру и шершавому, бесталанному гаду, как и все вы.
    Шкуро пыхнул гневно клубом клубящегося пара, звякая дрезиной яростно закурил папиросу и заскрипел сцепкой, вспомнив губы Веры Холодной, сюртук Дягилева и неприличную прическу Александра Блока, ставшего Блогом в конце времен креатива и шариков негодяя Навального, пялящего личину зубатого Гапона на невнятную силуэтом фигуру вороватого купчика, не обманешь, не продашь.
    - Суки, - заговорил бронепоезд, ощетинивая орудийные стволы морского калибру, - все просрали, все в ничтожность вывели, твари позорные, и на морях, и на океанах, и в табакерке Павла Мальтийского, все слили в полное говно познеровщины - малаховщины, поганой желтизной опоганили колодезь Гнатюка.
    Он тронулся, но не проехав и колометра, обернулся пулеметами.
    - Танец на барабане, может, помнит кто ?
    Ленин охнул и побелел, зашатался на лавке и упал кудрявой головой на Бонча, вминая того крошкой в нижележавшие геологически пласты гранитного базальта. Шкуро подкатил к отпечатавшимся коммунарам и тяжко вздохнул.
    - А ведь через миллиард лет их найдут черные копатели Кенигсграда, - заметил коварный Троцкий, свисая змеем - искусителем с неустановленного дерева, тенистой просекой стоявшего там. - Очистят от наносов, просушат китайским феном и продадут, на х...й, китайским фармацевтам.
    - Продали Россию ! - загудел Шкуро, нацеливая платформную башню на святые стены Кремля.
    - В который раз, - подтвердил это подозрение Троцкий, самоизгоняясь из Горок.
    А атаман Шкуро в этот момент понял, что совершенно забыл, кто именно изобрел паровоз. То ли Стивенсон, то ли Джефферсон, то ли, вообще, кулибин Черепанов.