Одна ночь в Никогда

               
                ОДНА НОЧЬ В НИКОГДА

                Выражаю особую благодарность моей маме,
                а также – подруге Екатерине Миллер за               
                огромную неоценимую помощь в работе над
                этим произведением


                1. Я И ТЫ
Случается, что двое связаны незримой нитью, которая несравненно сильнее и крепче, чем все цепи и оковы мира. И даже если эти двое не подозревают о существовании друг друга, их сердца ищут друг друга, их души горько тоскуют в необъяснимом и неутолимом одиночестве. И ни один из них не может ощущать себя целостным без другого, потому что их союз, предопределенный с начала веков,   более вечен и  нерушим, чем сама Смерть. Потому что их имена начертаны на звездах всемогущей десницей неумолимой Судьбы.
Так связаны и мы. Теодор и Анна. Дети разных миров, разлученные Пространством и Временем. Осколки одной Галактики, разбросанные в черной и ледяной Бесконечности жестокой рукой капризного Рока. Мы все же всегда продолжали оставаться единым и неразделимым целым, как Божий дар и Благодать.
Я не знаю, были мы благословлены Раем  или повенчаны Адом – но ты для меня стал и тем, и другим. Твои глаза синие, как Небо и глубокие, как пропасть, а я не могу понять, где заканчивается одно и начинается другое. Утопая в твоих глазах, я не могу отличить полет от падения.
Я обожаю твое имя, но распространенный вариант – Тед – мне совершенно не нравится… Тед… Удушающие тиски согласных. Звук бьющейся волны, зажатой между двумя камнями.
Тедди… При звуке этого имени возникает образ маленького беззащитного мальчика, каким ты был только для мамы…
Я предпочитаю называть тебя   «Тео», не без кощунственного наслаждения опуская слог «дор». Потому что ты для меня гораздо больше, чем просто дар Бога. Ты сам стал для меня богом. Всесильным богом моей маленькой Вселенной, на алтарь которого я без остатка бросила всю свою любовь и свою судьбу. Единственное,  о чем я могла бы сожалеть, что этот дар слишком ничтожен для тебя. Я бы с радостью  отдала за  тебя жизнь, если бы было нужно. И, кажется, даже если бы ты убил меня, умирая, я целовала бы тебе руку…

             

                2.ПОРОК СЕРДЦА
К своим 24 годам я совершенно потеряла себя в этой жизни – и пришла только к одному выводу – я  рождена, чтобы приносить несчастья – себе и тем, кого люблю.
Мои родители – Ник и Сильвия Хилтоны -  поженились по любви и были очень счастливы в браке. Но родилась я – и принесла им горе, оказавшись тяжело больной. Серьезный порок сердца, угрожавший жизни. Поэтому мое раннее детство прошло в проклятых больничных стенах, в плену безнадежности, отчаяния и горя...
Один эпизод до крови врезался в мою память. Мне года 2, мама держит меня на коленях и безмолвно обливается слезами, которые тщетно пытается сдержать...
- Мамочка, - с упреком протянула я. – Почему ты такая большая, а плачешь? Тебя кто-то обидел, да?
- Я плачу потому, что ты болеешь, - честно призналась она.
- А я больше не буду болеть, - твердо пообещала я, обвив ручонками ее шею. – Только ты не плачь! И верь мне!
- Хорошо, - ответила мама, попыталась улыбнуться, а сама зарыдала еще сильнее…
Если честно, в тот момент я еще не понимала значения слова «болеть». Это понимание пришло ко мне позднее. Я грустно наблюдала за другими детьми, которые играли во дворе в салочки и прыгали через скакалки, а меня родители водили за руку, иногда носили на руках,  а о том, чтобы бегать, не могло быть и речи  – даже небольшая физическая  нагрузка могла обернуться бедой.
- Мама, папа, - капризничала я. – А почему другие девочки бегают и прыгают со скакалочкой, а вы мне не разрешаете?
- Потому что у тебя больное сердечко, - терпеливо объясняли мне родители.
Вначале я обижалась на них и на судьбу, а потом смирилась. При этом я отличалась невероятной живостью, за которую получила от близких прозвище «Стрекоза», но эту живость приходилось постоянно урезонивать.
- У нашей Стрекозки сломаны крылышки, - мрачно замечали родители.
Это обстоятельство наложило отпечаток на весь мой характер. Я ушла в себя, в свой собственный, вымышленный, только мне ведомый, мир. Плюс ко всему, я отличалась немыслимой фантазией, постоянно придумывала какие-то истории и сказки, рисовала странные картины, и это очень помогало мне  с лихвой компенсировать ограниченные возможности здоровья. Подобно другой художнице-страдалице – Фриде Кало, чья личность с детства глубоко увлекала меня и служила примером в терпении боли  – я научилась выражать свои чувства, переживания и боль при помощи причудливых зрительных образов и ярких красок и, подобно ей, стала сюрреалистом. И новая, сотворенная мною, Вселенная оказалась для меня гораздо милее и уютнее, чем реальная. И только в ней я по-настоящему жила.
Но, как и многих других детей, оказавшихся в подобных ситуациях, болезнь сделала меня очень серьезной и задумчивой. В 5 лет я уже глубоко задумывалась о смерти, прекрасно понимая, что это такое. Но так как в 4 года я научилась читать, и первой моей книгой стала детская Библия, смерть меня совершенно не пугала, я понимала, что, если я умру, то, как и все маленькие дети, попаду на небо, где «никто не плачет и не болеет». Однако я помнила, что у меня есть папа и мама, которые очень меня любят, поэтому я должна жить, бороться… и выздороветь, потому что я им так обещала – и просто не имела права их обмануть.
Я твердо верила в свое выздоровление, и эта вера оправдалась. К счастью, безмерная любовь родителей, их огромные усилия, профессионализм докторов и успешная операция, перенесенная в 9 лет, помогли мне  почти одолеть болезнь.
 Но истинный порок сердца остался. В том смысле, что я была эгоистичным безжалостным монстром с совершенно невозможным характером. Умея казаться доброй и отзывчивой, в душе я оставалась капризной эгоисткой, законченным интровертом и жутким социофобом, чье истинное «Я» было глубоко скрыто под улыбчивой и веселой маской – даже от меня самой. Я не притворялась – просто эта игра «личностей» была  столь же естественной и необходимой для меня, как, скажем, дыхание. Я не была лживой – просто пыталась убежать от себя…
Шло время, кошмар из детства забывался, наша семья была очень счастлива. Жили мы в Топике, столице Канзаса. Родители добились больших успехов в карьере (мама была переводчиком с иностранных языков, свободно владея китайским, японским, русским и немецким; а папа – врачом-невропатологом и заведовал клиникой), поэтому мы были  очень обеспечены. Но самое главное, отец и мать невероятно любили друг друга, а еще больше – меня, своего единственного, больного ребенка, которого баловали безжалостно. Они создали для меня сказочный ванильно-хрустальный мир без тревог и забот.


                3.СКОРБНЫЙ АНГЕЛ
А я  удивительно лениво училась в обычной школе, но очень усердно – в художественной,  мечтала иметь много денег, чтобы открыть приют для бездомных  животных; стать известной художницей, филантропом и правозащитником. Одно время я даже хотела стать адвокатом, особенно  жалея людей, приговоренных к смертной казни, тема которой обсуждалась  в нашей семье необычайно остро. Оба моих родителя (являясь при этом очень добрыми и чувствительными людьми!) были убежденными сторонниками так называемой «высшей меры наказания», а я – столь же убежденной противницей.  Такие взгляды сформировались после прочтения в 9-летнем возрасте повести Виктора Гюго «Последний день приговоренного к смерти» и годом позже – «Собора Парижской Богоматери». Особенно меня поразила сцена, когда приговоренную к казни Эсмеральду палачи вырвали из объятий матери, и та тут же умерла от горя. Два творения великого писателя произвели  неизгладимое впечатление и навсегда сформировали мои убеждения, из-за которых мы нередко спорили с отцом, чуть ли не с пеной у рта...
И однажды, когда мне было 10, произошел случай, оставивший в моей душе глубокую рану и еще более укрепивший мое огромное отвращение к смертной казни.
Шла какая-то криминальная телепередача, и родители смотрели телевизор.
- Энни, дорогая, - позвала мама. – Иди сюда, о смертной казни говорят.
Я прибежала к ним и увидела, что по телевизору транслируют какую-то архивную видеозапись, и на ней – речь смертника, которого завтра утром должны были отвести в газовую камеру. Это был невероятно красивый мужчина, примерно лет 40. Я не запомнила,  что он сделал, и как его зовут, но его взгляд – взгляд Ангела – поразил меня до глубины души. В глазах несчастного стояли слезы, но держался он необычайно мужественно.
- Вы будете казнены завтра, - заметил журналист. – Что Вы чувствуете по этому поводу?
- Я являюсь убежденным противником смертной казни, но не для себя, - твердым голосом отвечал обреченный. – Я, безоговорочно, заслужил смерть и готов принять свою судьбу. Я не сожалею, что я умру, я знаю, что я должен, потому что заслуживаю самого крайнего наказания в обществе.
- Что Вас толкнуло на преступления? Были проблемы в семье или личной жизни?
- У меня была прекрасная любящая семья, и я не желаю, чтобы на нее упала хоть тень подозрения. Мои родные ни в чем не виноваты. Моя личная жизнь была такой же, как у всех – с радостями и  неудачами. Единственное, что могло бы сформировать мое преступное поведение, - это злоупотребление алкоголем и занятия оккультизмом. Но ни алкоголь, ни оккультизм не виноваты в том, что я сделал, это только моя вина – и ничья больше.
- Сейчас, когда Вы вернулись к христианству, Вы чувствуете присутствие Бога? Помогает ли это Вам в последние часы? – поинтересовался журналист.
- Несомненно, - помолчав, отвечал смертник. – Он помог осознать всю тяжесть моей вины и обрести покаяние. И я не боюсь, потому что чувствую, что Он рядом, и что я получил Его прощение. Надеюсь, Он примет мою душу завтра. И, оставляя этот мир навсегда, я хочу сказать только одно: вся беда общества в том, что оно теряет Бога.
Наблюдая это видео, я чувствовала, как у меня разрывается сердце от безмерного сострадания и восхищения этим человеком. Восхищения его мужеством и полным раскаянием! Так хотелось упасть к его ногам и с благоговением целовать руки! Так хотелось поклониться его великим страданиям! Более того, этот несчастный показался мне до боли родным и близким, как будто я знала его всегда. Но он давно уже мертв… Как бы в подтверждение этой мысли последний  кадр со смертником  потускнел и исчез. Слезы градом полились из моих глаз…
- Гнусный ублюдок, - с ненавистью процедил отец. – Проповедует, как апостол, пытаясь спасти свою шкуру! Проклятый притворщик! Ты что, дочка?
- Не смей, не смей! – закричала я, захлебываясь в рыданиях. – Он – Ангел! А они погубили его!
Мать что-то шепнула отцу. Я  убежала в свою комнату и ревела 3 часа. Родители никак не могли меня успокоить.
…Образ печального Ангела еще долго преследовал меня, хотя в нашей семье о нем больше не говорили. Он часто снился мне, и от этих снов становилось радостно. Я рисовала его в виде светлого небожителя или Ангела со сломанными крыльями; я говорила с ним, что он прекрасен для меня, что мне очень жаль, будучи уверенной, что он меня слышит. Несомненно, несмотря на свой юный возраст, я была по-настоящему влюблена в него.  Читая знаменитую сказку Ганса-Христиана Андерсена, я воображала себя Русалочкой, а его – моим прекрасным Принцем. «Я бы тоже с радостью  отдала бы жизнь за него, жаль, что это невозможно!», - с нежностью и грустью  думала я.  И это невинное чувство детской любви было моей маленькой тайной.
Шло время. Образ Ангела постепенно забывался. Все меньше и меньше я думала о нем. Но его дивный взгляд, который я узнала бы из миллиона, остался в моем сердце навсегда…
               
    
                4.РАЗРУШЕННЫЙ МИР
Внезапно наступил день, когда мой сказочный мир, созданный родителями, разрушился в одну минуту.
Было 31 июля 1999-го года, за 11 дней до моего 12-летия. Мы находились в нашем загородном доме и планировали вернуться домой в город 1-го августа утром. Но мать решила, что было бы лучше выехать 31-го вечером, на что мы согласились. И вот, когда до дома оставалась буквально пара миль, в нашу машину врезался большой, потерявший управление, джип. До сих пор отчетливо помню звуки той страшной аварии. Отец, будучи за рулем, погиб на месте, а нас с матерью спасло то, что мы находились на заднем сидении.
Эта катастрофа расколола нашу жизнь на «до» и «после». Я провела в больнице 2 месяца, излечивая не столько физические, сколько душевные травмы. Отец был для меня всем – моим героем, кумиром, примером для подражания. Я буквально боготворила его. И вот его не стало. Сказать, что это стало шоком – значит, не сказать ничего. Все ночи я рыдала в подушку, сожалея, что не умерла вместе с ним. Именно тогда я предприняла первую попытку самоубийства, едва не выбросившись из окна, но меня спасли.
И я ненавидела мать, обвиняя ее в случившемся. Ведь если бы она не настояла, чтобы нам выехать вечером, роковой аварии бы не случилось. И хотя это было очень несправедливо, я проклинала ее. Я ненавидела людей за то, что они живы, а папа – нет. Я ненавидела и себя за то, что осталась жива…
Шло время. К своему удивлению, я снова научилась улыбаться и даже смеяться, но за каждую улыбку я чувствовала перед ним неизгладимую вину.
Мать тоже глубоко переживала трагедию, но держалась на удивление  мужественно. Она настолько любила моего отца, что даже мысль о другом мужчине была ей неприятна. Единственной ее любовью теперь стала я. Кроме того, мама, правоверная католичка, нашла утешение в религии, обратившись к Богу.
Я же, напротив, отдалилась от Него и разуверилась в Его существовании. Отчаяние поглощало, словно болото. Сказать, что я была трудным подростком –  не сказать ничего: я носила вызывающую одежду и макияж, красила волосы в немыслимые цвета, ужасно  скандалила, прогуливала школу, курила (причем, не только табак), пропадала из дома на сутки (иногда и на несколько), напивалась в хлам. При всем этом я ненавидела алкоголь и все такое, а  отвратительно вела себя от отчаяния и в знак протеста.  Мать это терпела, но порой не выдерживала.
-Энни, ты снова пьяна, - укоризненно заметила мама, когда в 3 часа ночи я заявилась домой, едва держась на ногах.
- И чо? Имею право!
- Но твое сердце…
- Да плевала я на него! И на жизнь эту дерьмовую!
- И на меня?! – в ужасе спросила мама.
- Ты здесь причем?! Думаешь, я твоя собственность, потому что дорого тебе досталась?! Да, хочу – и сдохну! Моя жизнь – не лезь в нее! Убийца!
Тут мама не выдержала, и мы рассорились. Я снова убежала на улицу – почти в невменяемом состоянии.
- Эй, киска, - окликнул меня какой-то сомнительный тип. – А ты не скучаешь, случайно?
- О-оо! Есть момент, - отозвалась я. - Пыхнуть у тебя не найдется?
- Есть. Даже кокс.
- Вау. Круто. Я никогда не пробовала его – только травку.
Я подошла к новому знакомому, и мы тут же  приступили к делу. Я, что называется, «словила кайф».
- А поблагодарить, как следует, киска? – усмехнулся он и полез ко мне.
- Да пошел ты, козел! – выругалась я. – Отвянь уже.
- Строптивая, - заметил он. – Мне это нравится.
Я чувствовала его руки на своем теле. Его гадкие прикосновения. Я орала, вырывалась, но подонок оказался очень сильным и смеялся над моей беспомощностью.
Из последних сил я сумела подобрать с земли пустую стеклянную бутылку и ударила обидчика по голове, оглушив его. На шум подошел  оказавшийся поблизости коп, и я попала в полицию, но, к счастью, все обошлось.
Этот случай заставил  остановиться. Не в  одночасье, но довольно скоро я превратилась в примерную девушку – помирилась с матерью, рассталась с прежним имиджем и образом жизни, покончила с алкоголем, табаком и травкой, стала отлично учиться и поступила в университет на факультет философии. Я стала довольно известным молодым художником и даже неплохо зарабатывала этим на жизнь. Когда мне исполнилось 18, мы купили для меня отдельную квартиру. Кроме того, назло всем страхам, я научилась хорошо водить машину.
Все, казалось, шло благополучно. Только счастливее я не стала. Настоящих друзей в истинном смысле этого слова у меня не было. И горькая обида на мать так и не прошла.


                5. КАПКАН
Любовь… Это отдельная и очень печальная глава из книги моей жизни.
Несмотря на то, что я отнюдь не была паинькой - скорее, наоборот, к интимным отношениям относилась очень консервативно, твердо считая, что без любви их вообще быть не должно. Сам по себе секс, как источник низменного удовольствия, вызывал у меня презрение и даже отвращение – очевидно, сказалось воспитание в католической семье, а также – от природы слабый темперамент и застенчивость.  Кроме того, я отличалась еще одной особенностью. Парни-сверстники меня совершенно не интересовали - казались примитивными и нескладными; но покоряла исключительно зрелая мужская красота в сочетании с мудростью и сдержанностью.
Мой первый мужчина – Макс Нортон, преподаватель валеологии в нашей школе, разведенный на тот момент. Однажды он подошел ко мне в коридоре, когда я  ревела после проваленного в пух и прах экзамена. Мне тогда было 16, ему - 51. Его доброта и улыбка тотчас утешили меня – и положили начало более близким отношениям. Я восторгалась его чудесными лекциями и блестящим интеллектом в сочетании с живостью речи  и остроумием. Макс упорно  добивался меня, делал комплименты, признавался в любви и обещал, что женится, как только это будет возможно, а я принимала за шутку пылкие объяснения кавалера, будучи уверенной, что мистер Нортон забудет меня, как только я закончу школу.
  Но, как оказалось, была неправа. Он продолжал свои ухаживания и, наконец,  вскружил мне голову. Я одевалась так, как ему нравилось, и даже сменила прическу, избавившись от своих любимых школьных косичек и предпочтя им короткую стрижку. Но я испытывала к нему робкие, чистые, хотя и очень сильные, чувства.  Наш платонический роман был подобен вспышке фейерверка.
Но, как только он соблазнил меня, чувства выдохлись, подобно  лимонаду, долго стоявшему в стакане.   Изумительно  красивый и замечательно беспутный, по-настоящему любил Макс только  женщин. Изменял мне со всеми подряд, меня выворачивало от ревности, а ему это даже нравилось. Я все знала, плакала и прощала, потому что любила, и проявляла снисхождение к мужской полигамии, а  потом, к своему ужасу, обнаружила, что он охладевает ко мне.
Однажды я принесла Максу легкий ужин и чашку кофе в его комнату, когда он сидел за работой.
-Энн, не мешай мне и уноси все это! – неожиданно закричал он.
- Извини, но ужин ты все-таки съешь. Я приготовила это для тебя, а ты голоден, - улыбнулась я и, поставив тарелку на стол, тихонько вышла за дверь, списав все на его усталость на работе и нервы.
В другой раз я была дома одна, и мне стало плохо  с сердцем. Я вызвала «скорую», сделали специальный укол,  после отъезда врачей стало лучше, но я все равно была  довольно слаба. Так как мама по работе находилась в другом городе, я позвонила Максу, потому что мне не к кому было больше обратиться. К счастью, в тот день была суббота, и он не работал.
- Любимый, у меня был  сердечный приступ сегодня, - начала я. – Я одна, мне страшно. Не мог бы ты сейчас ко мне приехать?
- Прости, мне некогда сейчас  с тобой заниматься, - холодно ответил он, очевидно, решив, что я манипулирую, а в трубке раздался веселый женский смех.
Приступ прошел, но душевная боль осталась. После этого Макс вел себя так, словно ничего не случилось, и даже не извинился передо мной. И я снова его простила.
Последней каплей стал телефонный звонок по мобильному телефону от незнакомого абонента, раздавшийся однажды вечером.
- Это ты, маленькая  дрянь?! – услышала я, подняв трубку.
- Прошу прошения, мисс, но, вероятно, Вы ошиблись номером, - ответила я.
- Нет, не ошиблась, - возразила агрессивная незнакомка. – Ты Энн?
- Да, - выдохнула я. – Энн Хилтон.
- А я Сандра Стоун, невеста Макса! Я хочу, чтобы ты от него отстала, тварь! Он давно меня любит!
- А ты, точно, в этом уверена? – съязвила я. – Мне твой жених говорил то же самое.
- Да что ты знаешь?! – заходилась в истерике девушка. – Мы с ним вместе уже 10 лет, помолвлены, и он мне кольцо подарил. А тебя он стесняется послать, потому что слишком культурный!
- Прости, не знала, в таком случае, я  желаю вам любви, - рассмеялась я и бросила трубку.
Затем последовал долгий приступ плача и многочасовой шок.
На следующий день я назначила Максу встречу на нашем месте. Он был с букетом цветов.
- Побереги их для Сандры Стоун, - холодно посоветовала я. - Знаешь такую? Она говорит, что вы скоро поженитесь.
- Не обращай на нее внимания, - с невозмутимой улыбкой ответил Макс. – Она большая фантазерка, и слегка сдвинулась на мне, выдает желаемое за действительное, а я люблю только тебя, ты же знаешь.
- А я тебя нет.  И вообще, разбирайся сам со своими подружками. Хватит обманывать друг друга, и давай все забудем.
Макс изумленно посмотрел на меня:
- И что же… А как же мы?..
- Нет больше нас, хоть нам и было хорошо вдвоем, - настаивала я. – Можешь не говорить прощальную речь – не надо. Я не держу зла и желаю тебе счастья. Пока.
 Я ушла, а Макс улыбнулся и вслед помахал мне рукой. Я уходила все дальше, чувствуя, что совершенно разлюбила его, а ненависть к Сандре сменилась благодарностью за то, что она открыла мне глаза.
Так, после года отношений, я разорвала их, к немалому удовольствию нас обоих. Не сказать, что это было просто – я чувствовала себя зверем, который попал в капкан и отгрыз себе лапу, навсегда став калекой, чтобы иметь возможность жить дальше. Но  я совершенно  перестала доверять людям и верить в любовь. И после истории с Максом что-то умерло внутри меня, я уже не могла быть прежней.  Покалечилась душа.
               

                6. ПЕРВЫЙ ГРЕХ
 Со Стэнли  все было не так. Оказавшись абсолютной противоположностью Макса, он стал моей истинной первой любовью.
Мы познакомились с ним на выставке молодых художников, в которой я принимала участие. Помню, я была одета в вечернее бархатное платье кричаще-синего цвета и наслаждалась происходящим. Ведь всю жизнь я мечтала стать знаменитой художницей – а теперь слава казалась столь близкой!
- Мисс Хилтон, я полагаю? - обратился ко мне подошедший джентльмен.
- Да, Энн Матильда Хилтон, - гордо представилась я, протягивая ему свою  руку в бархатной, под цвет платья, перчатке.
- Позвольте выразить восхищение Вашим творчеством, - сказал незнакомец, принимая мое рукопожатие. – Особенно Вашей «Лунной ночью»!
Я онемела от счастья, а очаровательный собеседник скрылся из вида.
- Эй, ты знаешь, кто это был?! –  шепнула мне подружка Долли, модница и великий знаток современного искусства, которая находилась   в тот момент рядом со мной. – Сам Стэнли Брукс!
-Тот самый?! – удивилась я.
- Ага! Знаменитый художник.
- …а по совместительству – бабник и выпивоха, - усмехнулась я.
- А вот и не угадала! – возразила Долли. – Представляешь, он примерный семьянин и почти абсолютный трезвенник. Ведет замкнутый образ жизни. А жена – известный  архитектор. Эффектная  дамочка.
- Ну и ну, - рассмеялась я. - Никогда не видела такого экземпляра, даже на картинке!
И в тот момент я твердо  решила попробовать соблазнить его и влюбить в себя. Просто так, ради спортивного интереса и для удовлетворения собственного самолюбия. Тем более, он мне действительно понравился. Очень элегантный и красивый, хотя и не такой ослепительный, как Макс.
- Мистер Брукс,  я очень польщена Вашим вниманием к моей мазне, - улыбнулась я, подходя к нему.
- Вы слишком самокритичны, мисс Хилтон. У Вас, определенно, есть талант!
- Рисование – моя истинная страсть, дорогой маэстро, - заметила я. – И я была бы  безмерно счастлива, если бы Вы согласились давать мне уроки живописи.
- Вы очень добры ко мне, - вежливо ответил художник. – И… Я не даю уроки живописи, но из уважения к Вашему таланту, пожалуй, соглашусь.
И мы стали успешно работать вместе в его мастерской, находившейся в его загородном доме, в прекрасном живописном месте, созданном для вдохновения. Это была исключительно ЕГО территория, его мир. Я даже помогала ему творить. Но Стэнли оказался чистым  и невинным, почти как ребенок, поэтому не проявлял никакой реакции на мое изощренное кокетство. При этом я чувствовала, что я небезразлична ему. Так прошло несколько месяцев. Тогда я изобрела самый дерзкий, и в то же время невинный  способ обольщения.  Зная его увлечение творчеством Гете, я написала для него картину, изображающую Маргариту, гадающую на ромашке о любви Фауста.
- Это очень милый эпизод, - улыбнулся Стэнли.
- Бедная Маргарита, - вздохнула я. – Она сомневается в его любви.
- Да, но ведь ромашка подсказала ей верно, что он любит ее, - сказал Стэнли.
- К счастью, да… - согласилась я. – А я сейчас переживаю те же самые  чувства… вот если бы мы с Вами были Фаустом и Маргаритой… Вы любили бы меня?
Стэнли очень смутился и опустил голову.
- И я бы жизнь отдала за слово «да»… - тихо сказала я.
- Да, я люблю Вас, Энни… - проговорил, наконец, он, - Хотя и пытался это скрыть... даже от себя самого…
- Простите, мистер Брукс, я должна идти... – как будто бы спохватилась я и убежала.
                ***
По возвращении домой меня разрывало ликование – он серьезно влюблен! Он меня по-настоящему любит! Это все, о чем я могла думать.
Выждав 3-дневную паузу,  я собралась на свидание к Стэнли - надела зеленое облегающее платье и зеленый браслет из крупных искусственных изумрудов, а красиво подстриженные волосы украсила стразовой заколкой и вооружилась ароматом c говорящим названием “Passion Dance” . Я знала, что сегодня должно случиться, но сворачивать с намеченного пути не собиралась.
Увидев меня на пороге, Стэнли  был очень смущен и удивлен.
-Мисс Хилтон… Энни… не думал, что увижу Вас снова…
- Прошу прощения, что я без предупреждения, мистер Брукс, - ответила я, понижая голос. – Возможно, я не вовремя…
- Нет… Вы вовремя… - еще больше растерялся мой бедный друг. – Я не то хотел сказать…
Я осторожно прошла внутрь, отчетливо слыша каждый свой шаг.
- И что же Вы хотели сказать, мистер Брукс?
- Я должен извиниться перед Вами за свои слова, которые не должен был говорить тогда… Возможно, они были для Вас неприятны…
- Насколько я помню, Вы сказали мне, что любите меня, - заметила я. – А любовь – это не то, за что следует извиняться, поверьте мне… Я люблю Вас, а Вы любите меня… разве это не чудесно?
-Это чудесно, - с невыразимым смущением согласился он. – Но я гораздо старше Вас…
- А вот это совсем не беда, - с улыбкой заметила я. – Для меня Вы совершенны… именно такой, какой Вы есть.
- Но есть еще и более серьезный момент, Энни, - более решительно возразил мой друг, отчаянно пытаясь ухватиться за соломинку здравого смысла. – Я питаю к Вам самые сильные и искренние чувства, но я несвободен, и не буду обманывать Вас… я хочу, чтобы Вы знали – скорее всего, мы с Вами никогда не будем вместе…
- Я знаю это… Я знаю, на что иду,  но я люблю Вас, - говорила я, приближаясь к Стэнли. – Но я никогда не попрошу большего, чем то, что у нас есть…
- У нас есть наше безумие, Энни, и мы оба тяжело больны… Но, прошу Вас, если однажды Вы проснетесь исцеленной, Вы можете ничего не говорить и не объяснять - просто перестаньте общаться со мной… Я все пойму!
- Неужели ты думаешь, что я смогу излечиться от тебя?- с нежным  упреком произнесла я. – Ты от меня, возможно, и получишь исцеление, а я от тебя – никогда.
- Но я не могу представить себя без любви к тебе, - проникновенным голосом признался Стэнли.
- Мне кажется, мы слишком далеко заглянули вперед, - улыбнулась я. – Но никто не знает своего будущего… Главное то, что у нас есть сейчас – этот момент…
С этими словами я подарила ему отчаянный поцелуй, после чего случилось наше неизбежное и головокружительное  падение в бездну страсти… Причем столкнула нас туда именно я – расчетливо и сознательно…
- Не думал, что со мной может случиться подобное, - признался Стэнли.
- А ты раньше никогда…? – спросила я, не докончив фразы.
- Что никогда? Так сильно не влюблялся? Да. Никогда.
- А как же юные, прекрасные натурщицы и поклонницы?
- Это не про меня. Я не дамский угодник, - признался Стэнли.
- Правда? И ты раньше никогда…?
- Хочешь спросить, не изменял ли я жене?
Я согласно кивнула.
- Да, никогда, - признался он.
- Да ну, не верю, - легкомысленно рассмеялась я.
- Клянусь тебе, - горячо и немного с обидой возразил любимый.
- Извини… Просто это так необычно… при твоей красоте, известности и профессии… - произнесла я, целуя его, и, помолчав немного, заметила:
- Получается, я твой первый грех?
- Да, именно так. Ты – мой первый грех, - улыбнулся он. – И последний, будь уверена.
- Стало быть, ты чувствуешь себя виноватым?
- Виноватым? Нет, ничуть. Я чувствую себя счастливым!!!
Итак, цель была достигнута, и мой  застенчивый гений без памяти влюбился в меня, однако у этой авантюры оказался очень сильный «побочный эффект»: играя, я и сама не заметила, как потеряла от него голову… Попытавшись снять маску, бедная незадачливая актриса  обнаружила, что маска стала ее истинным лицом… Я оказалась охотником, угодившим  в собственную ловушку…
               
                ***
Несмотря на то, что возлюбленный был на 40 лет  старше меня (чего вначале он очень стеснялся), мы влюбились друг в друга, как 15-летние подростки. Это было наваждение, безумие для нас двоих. Безмерная, отчаянная  любовь безжалостно резала нам души. Запретность нашей страсти разогревала кровь еще сильнее. Мы клялись друг другу в вечной любви и верности, он постоянно повторял мне, что я стала смыслом его жизни, его миром, его музой и богиней, и это, впрочем, было взаимно. Восхищаясь его добротой, умом и талантом, я молилась на него, он стал для меня всем… Мы вдохновляли друг друга на творчество, вместе читали классику (в частности, сонеты Шекспира и поэзию По) и посвящали друг другу стихи, хотя я была не очень хорошим поэтом. Со Стэнли я окончательно забыла о сомнительном образе жизни и вредных привычках.
 Но при этом мы вовсе не были слишком серьезными и скучными, напротив, нам было очень весело вместе, тем более мы оба отличались огромным чувством юмора. Мы легко могли смеяться, танцевать и дурачиться, а могли быть очень серьезными, философствовать и обсуждать умные книги – это зависело от настроения.
Как все влюбленные, мы обожали слушать музыку, и, естественно, нам казалось, что все песни были написаны о нас и для нас. Стэнли  открыл мне невероятное созвездие из таких легендарных певцов, как Барри Манилоу, Дин Мартин и  Бобби Винтон.  Я признавала, что хиты времен его молодости были более мелодичны и содержательны. В свою очередь Стэнли нравилась  современная музыка, и  я приучила его к Бейонсе, «Rendex», Тейлор Свифт и Аврил Лавин. А еще нам обоим нравились «Битлз»,  любовь к которым привил мне Стэнли. Чудесную композицию “All my loving” мы считали гимном нашей любви.
Также, когда позволяло время и обстоятельства, мы очень любили смотреть бессмертные фильмы о любви, к примеру, «Титаник», «Леон» и «Осень в Нью-Йорке», щедро угощаясь нашими любимыми чипсами “Lays” и шоколадом. Но ни один фильм на планете, как нам казалось, не может  сравниться по красоте с нашей собственной историей.
Часто мы дарили друг другу игрушки, пустячные сувениры и милые любовные открыточки собственного изготовления. Для нас эти безделушки были бесценны и приносили огромную радость. Боже! Как мало нам нужно было для счастья!
 Словом, мы чувствовали себя не отцом и дочерью, а разлученными близнецами, которые, к великой радости, обрели друг друга вновь. Наша связь была не только  физической и страстной, но и  духовной и дружеской – мы понимали друг друга буквально с полуслова и были самыми лучшими друзьями, доверяющими друг другу все свои тайны, все беды и радости. Часто любимый выполнял даже функции моей лучшей подружки, с которой можно чуточку посплетничать. Нам всегда было о чем поговорить – от мировых проблем, до Скруджа Макдака, которого мы оба обожали в детстве,  и практически во всем наши мнения совпадали. Особенно радовало то, что наши взгляды на сексуальные и семейные отношения тоже полностью совпадали. Кроме того, мы оба безмерно обожали животных. За несколько лет до знакомства  со мной Стэнли подобрал на улице 3 умирающих котят – 2 мальчиков и девочку – спас их, оставил у себя и любил, как собственных детей. Также он  обожал мою кошку Мэри и с удовольствием играл с ней, когда приходил к нам в гости, а Мэри отвечала ему той же любовью и нежностью.
Как и многие гении, Стэнли был раним и застенчив, и мне хотелось защищать и оберегать его от бед, а невероятная доброта и нежность  моего возлюбленного – вызывала во мне огромное восхищение и любовь, еще и потому, что я была гораздо менее доброй, и более жесткой, но зато менее застенчивой и более открытой – в плане умения подать себя и прорекламировать. Таким образом, наши характеры дополняли друг друга, что создавало возможность идеального творческого союза. В остальном же мы оба смотрели друг на друга, как на свое собственное отражение.  Невероятно, но мы любили даже одни и те же блюда, и нам нравились одни и те же цветы – одуванчики. Впервые со времени смерти отца я ощутила себя по-настоящему счастливой.
Более того, этот роман перевернул мое сознание. Являя собой гремучую и невероятную смесь старомодной и холодной пуританки с убежденной свободолюбивой феминисткой,  всем сердцем ненавидящей «пошлое мещанское счастье», то есть замужество, и заявлявшей всем, что «скорее повешусь, чем выйду замуж», в своих мечтах я все чаще видела себя женой Стэнли. Он об этом знал, более того, подыгрывал мне. Как и все влюбленные, мы обожали купаться в грезах и рисовать себе радужные картинки совместного будущего, в реальность которого и сами не верили.
               
                ***
Однако было одно «но». Больше всего на свете мы боялись потерять друг друга, и все-таки это случилось. После 2 лет знакомства я стала панически бояться остаться без любимого. Это выливалось в постоянные сцены ревности и ссоры с моей стороны. К своему бесчестию, я позабыла собственное обещание не ждать от наших отношений большего, чем мы имеем.
- Моя подруга недавно вышла замуж, - заявляла я. – А я одинока, и мне никто не нужен, только ты! А ты по-настоящему любишь только свою Эльвиру! Я устала, устала делить тебя с ней!
Далее следовали потоки упреков…
Но мой милый всякий раз прощал меня, и наши пылкие скандалы заканчивались не менее темпераментным примирением. Так прошло еще полгода.
Я стала замечать, что Стэнли отдаляется, избегает меня. И это больно ранило.
Однажды после одной из наших романтических прогулок в парке, я с упреком сказала ему:
-Малыш, мне надоело отпускать тебя. Когда уже мы навсегда останемся вместе?
-Ты, знаешь, любимая, что это невозможно. По крайней мере, сейчас. Я не уверен, что это вообще когда-либо случится.
- Если б ты любил меня, то остался бы со мной! – воскликнула я.
- Ты знаешь, что ты значишь для меня, но у меня долг…
- Что я для тебя значу?! – сорвалась я. – Да я для тебя просто  игрушка – и все! Ты разлюбил меня, но у тебя не хватает даже духу, чтобы сказать об этом! Трус несчастный! Ты мучаешь нас обоих!
- Твое воображение рисует тебе  ужасные вещи, но я никогда не обманывал тебя. И сейчас не обманываю. Ты очень много для меня значишь, но я не могу обещать того счастья, которое не могу подарить тебе. Я сожалею о твоей боли, - сказал Стэнли.
- Сожалеешь?! Ты же  сам причиняешь мне ее! Ненавижу тебя!
- Нам лучше поговорить в другой раз, когда ты будешь спокойнее, - не выдержал мой бедный возлюбленный. – Хотя я не уверен, что ты когда-либо  сможешь услышать меня!
- Иди к черту, мерзавец! – выругалась я. – Видеть тебя больше не желаю!
И  убежала, твердо решив жить без него.
Но, как оказалось, сильно переоценила свои возможности. Я просто не могла дышать без любимого, горько тосковала по нему… Прошло 2 недели.
Если бы я просто пришла к нему и попросила прощения, все было бы как прежде. Но Энн Хилтон не знала слова «прости», даже когда была очень виновата. В моей ядовитой душе созрел жестокий, поистине изощренный, план мести.
Подождав еще пару недель, в одно из воскресений, я подговорила друга своего детства, довольно невзрачного парня, прогуляться со мной в парке, изображая влюбленную парочку. Именно в том парке должен был находиться тогда  мой возлюбленный – для работы над новой картиной. Все сработало, Стэнли заметил нас – и его взгляд, брошенный на меня, был исполнен боли. Он тут же отвернулся, и мы с приятелем ушли. Этого мне показалось мало, и, вернувшись домой, я зашла на свою страницу в социальной сети и поставила статус: «Помолвлена» для того, чтобы Стэнли увидел это.
Есть такой психологический прием – заставить партнера ревновать, чтобы он снова вернулся. Таким образом, я рассчитывала, что Стэнли, уязвленный ревностью, сам прибежит ко мне и будет умолять о примирении. Я скажу: «Брось, любимый! Мне нужен только ты!», - и страстная любовь, как обычно, снова помирит нас. Увы, я ошиблась лишь в одном – Стэнли оказался не тем парнем, а я знала любимого слишком плохо…
На другой день я обнаружила от него сообщение следующего содержания: «Поздравляю с помолвкой. Желаю счастья». Это разорвало мне сердце… В этих коротких строчках я прочувствовала всю его сдержанную боль – как стон сквозь стиснутые зубы… Но я упорно продолжала занимать выжидательную позицию.
Через несколько дней, когда Стэнли праздновал свой 62-й День Рождения, я позвонила ему на наш «секретный» мобильный телефон.
- Алло, - холодно, но довольно скоро ответил именинник.
- Стэнли, с Днем Рождения тебя! – сказала я.
- Спасибо, Энн, - ответил он. – Я очень рад, что ты помнишь.
Его обращение по полному имени очень ранило меня.
- Милый… Послушай… То, что ты видел в парке… и вообще, вся моя идиотская «помолвка» - это все фейк, обман. Просто я хотела заставить тебя ревновать.
- Очень жаль, - отозвался Стэнли. – Я надеялся, что ты действительно обрела счастье, которое заслуживаешь. Я был бы очень рад за тебя.
- Но ты веришь мне?!
- Да, верю тебе, как и в то, что ты еще встретишь свое счастье!
- Да как ты не поймешь! – взорвалась я. – Ты – мое – счастье! Я только твоя, навсегда твоя, и никто другой мне не нужен!
- Но я не могу быть твоим, - холодно возразил он. – И я не могу принять твои чувства. Прощай навсегда.
- И все-таки Вы - сволочь, мистер  Брукс! – прокричала я. – Тупая и бессердечная!
Несмотря на то, что Стэнли, несомненно, слышал мои последние слова, он ничего не ответил и просто повесил трубку. Раздались короткие гудки.  Мой план провалился.
В тот вечер я купила в магазине бутылку бренди и напилась до бесчувственности…


                7. ПУТЕШЕСТВИЕ В АД
Шло время. Точнее, ползло мучительно медленно. Это было адское страдание. Я по-прежнему любила его. Точнее, не по-прежнему, а еще сильнее. Во много раз. Засыпая, я надеялась, что все это кошмарный сон. Просыпаясь, я надеялась, что он рядом. И так каждую ночь. Иногда я вслух звала его по имени, но никто не отзывался. Я так мучительно тосковала. По нему. По его лицу. По его голосу. По его ласкам.  Исступленная страсть, смешанная с чудовищным чувством вины, безжалостно терзала мою душу и утомляла тело.  Это была настоящая наркотическая «ломка». Я чувствовала даже сильнейшую физическую боль во всем теле, особенно в грудной клетке. Я знала: это болела душа. Много раз я пыталась писать ему электронные письма, но он не читал их. Много раз я набирала его номер, но он оказывался недоступным…
При этом я тосковала не столько по любовнику, сколько по бесконечно родному и дорогому человеку, которому причинила ужасную боль и о котором теперь ничего не знаю. Как он сам? Как его творчество? Как его здоровье? Счастье? Благополучие? Настроение? Прежде мы очень трогательно и нежно заботились друг о друге, а теперь потерялись в холодном и черном мире мрака. Мы безошибочно угадывали  малейшие изменения настроения друг друга, и если кто-то из нас  бывал не в духе, другой мог моментально его развеселить. Как знать, может, именно сейчас Стэнли очень грустно, и ему была бы необходима моя поддержка? Он – мое самое дорогое сокровище, которое я так берегла – и так бездарно потеряла, разрушив наше счастье собственными руками!  Я требовала от него так много, а сейчас мне не нужно было ничего – ни захватывающей близости, ни роскошной свадьбы, ни семьи – только бы любить его и просто иногда быть рядом – но теперь все потеряно. Эти мысли не давали дышать. Много раз я порывалась прибежать в «наше место» - заветную мастерскую в его загородном доме, но являться туда без звонка было бы с моей стороны очень неосмотрительно – ведь там могла появиться его жена, а унизительная встреча с ней была бы для меня невыносимее смерти.
Прошло пару месяцев. Я снова  пристрастилась к алкоголю и наркотикам, не говоря уже о табаке. В гордом одиночестве я  напивалась до беспамятства – снова и снова – чтобы хоть как-то забываться. Я могла ходить по целой неделе в грязной майке, с непричесанными волосами и практически голодной. Я опускалась ниже и ниже, не желая ни с кем общаться и никого слушать. Учебу в университете я к той поре  уже закончила, и свободное время превратилось для меня в пагубный яд, в черную дыру, которая стремительно засасывала, как бесконечный мрачный тоннель, в конце которого нет света... Я мечтала упиться до остановки сердца, и, конечно, что не удивительно, приступы случались довольно часто, но вновь и вновь презренный инстинкт самосохранения и нежелание терпеть боль вынуждали меня глотать спасительные таблетки…
Все чаще посещали навязчивые мысли о суициде. Так, однажды я с упоением мечтала, как залезаю в горячую ванну, беру в руки нож, вскрываю вены, и густое, тяжелое, алое облако крови растворяется в прозрачной воде… И через несколько минут мое презренное тело превратится в уродливый, а потом и разлагающийся кусок мяса… Из этого наваждения меня вывел пронзительный крик моей кошки Мэри, которая стояла рядом и громко мяукала, будто чувствуя все. Придя в себя, я сообразила, что стою в кухне, с ножом в руке. Я провела кончиком ножа по внутренней стороне запястья, но не поцарапалась даже. Кошка продолжала жалобно  кричать, и я выронила нож.  Мэри… единственное существо, которого я все еще люблю. Несколько лет назад  я подобрала ее на улице возле нашего с мамой загородного дома; она была очаровательной, необыкновенно ласковой и умной черной кошкой с белым пятнышком на подбородке; мы очень полюбили друг друга; когда-то я спасла Мэри от голодной смерти, теперь, не понимая этого, она спасла меня…
И все-таки однажды, не в силах больше жить без любимого, я довела свой замысел до конца. Выпив для храбрости бутылку виски и бутылку мартини, я проглотила невообразимое количество таблеток, чтобы никогда не проснуться. Но столь вожделенное небытие, на которое я надеялась, так и не наступило. Вместо этого я будто провалилась куда-то и оказалась в какой-то странной  то ли комнате, то ли в палатке, с очень низким потолком, кроваво-красными стенами в короткую белую полоску, без окон и дверей. Рядом со мной находились какие-то страшные, черные люди. Они не причиняли мне никакой физической боли, но неописуемым, непреодолимым ужасом и ненавистью веяло от них. «Как же я выйду отсюда?» - в сильнейшем, неведомом прежде, страхе спросила я, но почему-то мой голос прозвучал не громче, чем мысль. «Ты останешься с нами навсегда, - сказали, вернее, «подумали», эти люди мне в ответ, но в их голосах отчетливо звучало змеиное, просто невероятное, злорадство. - Ты проведешь здесь Вечность!». «Вечность!», - звенящим эхом отозвалось в ушах и наполнило мои жилы инфернальным ужасом, который невозможно испытать на земле…
Я очнулась в холодном поту, в больничной палате и в белой постели, возле которой сидела моя плачущая мать.
- Энни, милая, что ты наделала!
- Мамочка, я была в аду! – произнесла я и горько разрыдалась.
Позже я рассказала ей о Стэнли… Она отнеслась ко мне с пониманием и нежностью, заметив все же, что в случившемся есть огромная доля моей вины…
Как я узнала потом, со мной произошла  клиническая смерть, так что «путешествие в ад» в этом случае было вовсе не метафорой.


                8.ДАР НЕБЕС
Несомненно, мое «воскрешение» сыграло в последующей жизни огромную роль.
Я обратилась к вере, научилась молиться Богу (а разве могло быть иначе?!), навсегда оставила мысли о самоубийстве и решила покончить с вредными привычками.
Но, к сожалению,  полного и резкого духовного возрождения, которое часто бывает у людей в аналогичных ситуациях, у меня не случилось.
Еще около месяца мне пришлось провести в клинике, лечась от депрессии, невроза и бессонницы. Я находилась в одиночной палате, поскольку непереносимость людей, присущая мне с раннего возраста, теперь дошла до крайности. Докторам я не доверяла - частью потому, что с детства  пресытилась больницами, и люди в белых халатах вызывали во мне стойкие негативные ассоциации: горе, безнадежность и боль; а частью – по причине моего твердого недоверия к людям.  Поэтому с психотерапевтами я на контакт не шла, а при их попытке заговорить, отвечала односложными фразами, а то и просто отворачивалась к  стене. Я не могла даже то, что всегда умела лучше всего – рисовать. Доктор, которая меня лечила – Джейн Браун – была очень добра и внимательна, являлась первоклассным специалистом,  но казалась такой сдержанной и даже апатичной, что это изрядно меня раздражало.
Но ситуация изменилась, когда я познакомилась со студенткой-практиканткой Кэтрин Дженнифер Миллер, которая со мной работала. В первую же нашу встречу я отметила ее красоту. Даже скромная медицинская форма выгодно подчеркивала ее стройную фигуру. Великолепные темные, чуть вьющиеся волосы были распущены по плечам. Ее прекрасное лицо, напомнившее мне лик Рафаэлевой Мадонны, озарялось  светом живых темных глаз и теплой ослепительной улыбкой. Когда она впервые зашла в мою палату, мне показалось, что меня посетило неземное создание – сказочный добрый эльф, сотканный из тепла, воздуха и света.
Но этому «эльфу» потребовалось достаточно много времени и усилий, чтобы подобрать ключи к моему сердцу. Однако юная Кэтрин оказалась настоящим асом, и ей удалось то, чего не смогли сделать опытные врачи – постепенно  я начала с ней общаться непринужденно и искренне.
Кейт (как называли ее близкие) не лезла мне в душу, а просто говорила со мной о том, что мне интересно – и оказалось, что эти интересы у нас общие, в частности, Фрида Кало и ее творчество, а также поэзия, которую мы обе очень ценили и любили.
 Кейт была почти на год моложе меня, но я признала, что она отличалась гораздо большей силой и мудростью, чем я, а еще – поразительным умом и обаянием. В сочетании с блестящей внешностью, девушка обладала незаурядными интеллектуальными способностями и была отличницей. Узнав Кэтрин лучше, я поняла, что, впридачу ко всем достоинствам, она еще и очень добра, отзывчива и – в противоположность мне – умеет прощать. Но, в целом, наши характеры были очень похожи – как и я, Кэти отличалась верностью и преданностью в любви и дружбе, повышенной чувствительностью и ранимостью, и, подобно мне, умела сочинять стихи. А еще мы обе питали немыслимую слабость к животным.
Кроме того, как выяснилось, у нас очень схожие взгляды на любовь, общество, семью и детей – и это было замечательно, потому что до этого я уже привыкла к тому, что меня почти никто не понимает.
Постепенно я начала открываться Кейт и доверила ей даже свою главную и сокровенную тайну – любовь со  Стэнли. Бедная Кэти могла терпеливо выслушивать мои  слезы о нем и непрерывные рассказы о том, как я обожаю его и какой он замечательный, не позволяя  себе никаких резких и нетактичных высказываний и не осуждая никого из нас. И я это очень ценила.
Конечно, нельзя сказать, что Кейт узнала обо мне все – у таких людей, как я, всегда есть «двойное дно», но то, что я с ней оттаяла – факт.
Вскоре я вылечилась, но, к моему удивлению, наши отношения вышли за пределы больничных стен. Кроме всего прочего, нас сблизил интерес к девиантным личностям и, особенно – к  серийным убийцам, которых Кейт (как, впрочем, и я) старалась понять по-научному и по-человечески. Более того, подруга была почти такой же непримиримой и активной противницей казни, как я сама.
Хотя я завожу тесные отношения очень тяжело, с ней мы очень скоро стали, что называется, «не разлей вода» и доверяли друг другу секреты. Так я обрела свою единственную и лучшую подругу, которая стала для меня настоящим даром Небес. Ее появление заметно украсило мою жизнь.

Несмотря на свою гордыню, я не только сочла Кейт достойной своей дружбы, но и признала, что она превосходит меня во всем. При этом она  вовсе не была заносчивой.
- Ты волшебница, - говорила я. – Ты же меня спасла!
- Да какая волшебница! – рассмеялась Кейт. – Неплохой психолог? Может быть.
- Но не все это могут…
- Не все. Но вот ты могла бы стать хорошим психологом.
- Я?!
- А почему нет? У тебя настоящий талант, Энни. Только нужно верить в себя, и у тебя все получится.
Последовав совету подруги, я начала новый путь и поступила на психолога, причем второе высшее образование давалось несравненно легче, чем первое, а добрая Кейт (которая к тому времени стала уже дипломированным психотерапевтом) нередко помогала мне с учебой. 
Кроме того, стремясь по возможности воплотить нравственные идеалы на практике, я решила служить людям, участвуя в различных благотворительных акциях.
Физическое и моральное здоровье постепенно восстановилось.
Но была ли я счастлива? Ни на минуту. Сблизилась ли я с матерью? Ни на йоту – она по-прежнему оставалась для меня почти чужим человеком. Забыла ли я Стэнли? Ни на миг. Периодически я даже присылала ему на электронную почту  поздравления с  Днем Рождения, Новым Годом,  Рождеством и Днем Благодарения, и не получала никакого ответа. Но я смогла зарыть свою неизлечимую боль в самые глубины души, как зарывают в могилу гниющий труп, а внешне я казалась благополучной и счастливой, подобно тому,  как у прекрасной и сияющей Луны есть обратная, темная  сторона, которую никто  никогда не видит…
При всем этом я имела удивительный дар – заряжать оптимизмом всех вокруг, утешать огорченных, будь то близкие друзья или совсем чужие люди, убеждая всех, что жизнь прекрасна, и ей нужно радоваться. Если б они видели, в какую ужасную черную бездну превратилась моя душа, и какой сплошной огромной коростой покрыто мое сердце, они отпрянули бы в ужасе! Поэтому я не впускала никого в свой тайный темный мир, покрытый толстой коркой льда. Безграничное царство боли и страданий было только моим… Часто, возвращаясь в свою пустую квартиру, я любила включать громкую музыку и долго танцевать, словно пытаясь растоптать свою боль и заглушить горький плач собственной души…


                9. ФОРМУЛА СЧАСТЬЯ
Итак, я вывела безупречную формулу счастья: если разбито сердце, активируй мозги. И с головой ударилась в учебу, живя только ею и жадно впитывая новые знания, подобно губке. Поэтому стала отличницей, любимицей преподавателей и бельмом на глазу для сокурсников, которых откровенно избегала и которым совершенно справедливо казалась самодовольной  угрюмой занудой.
А для меня не существовало ничего, кроме науки, во имя которой я однажды  пошла даже на невиданную «жертву» - отправилась на прием  к экстрасенсу с целью увидеть  на этом  примере технологии манипуляции человеческим сознанием и раскрыть их в докладе, который старательно готовила для ближайшего семинара.
…Все было, как положено: полутемный кабинет, свечи на столе и угрюмая немолодая дама с колодой карт… Я кусала губы, чтоб не рассмеяться.
- Вижу твою судьбу, - проговорила она, обращаясь ко мне. – Нелегкая она была, нелегкая…
- Что у меня было, я и сама знаю, - усмехнулась я, - Скажите лучше, что меня ждет?
Гадалка перетасовала карты и разложила их.
- Любовь погибла… Но твоя истинная Судьба еще впереди… Я ничего не понимаю… Вижу кровь… много крови… Он – чудовище… ужасное  чудовище…
На лице женщины отразился неподдельный страх.
-Ничего больше не скажу, - взволнованно проговорила она, поспешно складывая карты. - Уходи, скорее уходи!
«Видно, дамочка совсем заигралась, чтобы произвести эффект, - думала я, выходя из «магического» салона. – Чушь какую-то мне сказала, что встречу свою Судьбу… Кого-то другого, кроме Стэнли?.. Никогда! Ведь это невозможно… Да…Что взять с простой шарлатанки?».
Но все-таки слово «чудовище» против моей воли, засело в голове… Да еще и «много крови»… Что бы все это значило?
Однако, являясь рационалисткой, я вскоре забыла этот странный и нелепый случай, и, как прежде,  погрузилась в науку. И вскоре состоялась  лекция, которую, как оказалось, я никогда не забуду.

               
                10. ВОЗВРАЩЕНИЕ АНГЕЛА
 - Сегодня мы будем говорить о таких явлениях, как психопатия и социопатия, которая является одной из форм психопатии, - начала профессор Стивенс. – Психопаты отличаются от обычных людей неумением чувствовать раскаяние, привязанность, сострадание, симпатию. Характерной их чертой также является нарциссизм и умение искусно манипулировать… При этом они нередко бывают очень обаятельны и талантливы. Но это, что называется, «люди без сердца».  Социопаты имеют много общего с психопатами, но, в отличие от них,  менее успешны в работе и личной жизни, более импульсивны и вспыльчивы; и, главное, если психопатия обычно является врожденным расстройством личности, то социопатия – приобретенным, полученным в результате сильнейшего стресса, детской травмы, или сложившемся  под влиянием факторов социальной среды. Психопаты более опасны, поскольку они вообще лишены чувства вины за свои поступки.
Лекция оказалась на редкость интересной о различных типах психопатии, их различиях и проявлениях. Я старалась запомнить каждое слово.
- …Особенно много среди психопатов девиантных личностей, - продолжала профессор. Яркий пример – харизматичный психопат Теодор Генри Ларсен -   больше известный, как «Ужасный Тед» - серийный убийца девушек, начавший свой кровавый путь в 27-летнем возрасте и державший в страхе всю Аризону в 70-е годы. Установленное число его жертв – 30 человек, но может быть гораздо больше. Самой младшей из его жертв было 12 лет. Преступления, совершенные по сексуальному мотиву, сопровождались изощренным садизмом и частыми случаями  некросадизма и некрофилии… Некоторые части тел жертв он приносил домой как сувениры. Вместе с тем, Ларсен был глубоко образованным, очень обаятельным человеком с развитым эстетическим чувством, он хорошо рисовал, писал стихи, любил классическую музыку и литературу. Являлся практикующим психологом и психиатром, в общении с людьми казался выдержанным, добрым и обходительным. Одно время он работал даже в кризисном центре на телефоне доверия, спасая людей от суицида, а немного позже вместе со своими друзьями организовал бесплатную службу психологической помощи для людей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации. Ларсена отличала очень высокая маска нормальности, и он, будучи талантливым актером и патологическим лжецом, умело поддерживал свой образ положительного человека.
- Позвольте спросить, профессор, - поинтересовалась я. – Существовали ли факторы, спровоцировавшие его девиантное поведение?
- Точных причин не выявлено. Но если принять теорию, что он был психопатом (к чему склоняется большинство специалистов), то психопатия – это, как правило,  врожденное отклонение. Ларсен был признан вменяемым, помещен в тюрьму и приговорен к казни, потому что психопатия считается не психическим заболеванием, а пограничным состоянием психики между дурным характером и психическим заболеванием.
Тут я задала несколько провокационный вопрос:
- Простите, откуда известно, что у Ларсена была именно психопатия, а не  какое-либо иное заболевание?
- Диагноз Ларсена, выявленный судмедэкспертами – истероидная психопатия. Сомневаться в его верности нет оснований, поскольку Ларсену были присущи все черты «классического» психопата-нарцисса: абсолютно хладнокровный, самовлюбленный  и безжалостный, он блестяще играл свою роль «хорошего человека», делал успехи в учебе и карьере и создавал видимость крепких и счастливых отношений со своей гражданской женой Кристиной Голдинг и ее маленьким сыном.
- Можно спросить, как сложилась его судьба?
- Ларсен 10 лет провел в камере  смертников в тюремном комплексе «Аризона Флоренс», был приговорен к смертной казни в газовой камере, которая должна была состояться 10 сентября 1990 года, но пришедшие за ним охранники обнаружили его мертвым. Преступник покончил с собой, приняв смертельную дозу валиума.  Ларсену на тот момент было 43 года. Место его захоронения неизвестно.
Возвращаясь с той лекции, я боялась, что мой мозг взорвется. Поэт-некрофил еще хоть как-то укладывался в сознании – Ганнибал Лектер из «Молчания ягнят» был примерно таким же… Но серийный убийца, спасающий жизни… Это было действительно что-то непостижимое. И я сгорала от нетерпения, чтобы поскорее вернуться домой и узнать об этом загадочном Теодоре Ларсене чуть больше – разумеется, из интернета.
И каково же было мое удивление, когда я узнала в «Ужасном Теде» того самого прекрасного смертника, чей образ так поразил меня в 10-летнем возрасте! Именно он был моим печальным  Ангелом, моей нежной детской любовью! Я была потрясена! И даже нашла и вновь пересмотрела  то самое его интервью… Против моей воли, сильное отвращение к нему таяло и исчезало, а все мои давние  чувства, - нежности, сострадания, восхищения, благоговения и любви  – ожили снова – и возросли во много раз. Как в детстве, я снова разрыдалась от бури переполнивших эмоций… 
Вскочив со стула, и захлебываясь от слез, я принялась судорожно рыться в давних бумагах, пытаясь найти свои детские рисунки, изображающие моего Ангела!.. Вот они! Сомнений быть не может! Это он – моя чарующая и бесконечно невинная первая любовь! И его прекрасный, светлый лик, искусно, но неуверенно нарисованный моей детской рукой, взглянул на меня ласково и кротко, что невольно вызвало счастливую улыбку.
Кроме старых рисунков я нашла еще кое-что. Это был довольно большой, яркий, красочный дневник для девочек. Смахнув с дневника толстый слой пыли, я открыла его, но он был девственно чистый – ни одной буквы, ни даже кляксы. Я вспомнила – этот дневник мне подарила подружка Долли на 11-й День Рождения. «Будешь записывать в него самые светлые мысли и чудесные воспоминания», - улыбнулась она и поцеловала меня… Подарок мне безумно понравился, но я решила «поберечь его до лучших времен». Но лучшие времена так и не настали.  Настали только худшие. А детский дневник с разноцветными страницами, богато украшенный цветами и бабочками,  так и остался пылиться на антресолях… Теперь он  совершенно не нужен и  пуст, как, впрочем, и  моя жизнь… Просто мертвенно-белый чистый лист… А эта безделушка – всего лишь болезненное напоминание о прошлом… осколок навсегда ушедшего безмятежного детства, когда я звонко смеялась,  самозабвенно радовалась жизни и горячо любила своего неведомого  Ангела…
По сердцу резануло болью. Закрыв дневник, я прочла на его обложке удивительно философскую фразу откровенно любовного содержания: «ДЛЯ ТЕБЯ. Неважно, как длинна дорога. Неважно, где я. Я подарю тебе свое самое искреннее благословение». Эта незатейливая надпись поразила меня – как будто ясный ответ «из великого Издали», как выразилась какая-то русская поэтесса… Быть может, это твои слова ко мне, мой Ангел? О той Любви, которая сильнее всяких расстояний. Возможно, ты говоришь сейчас со мной, пытаясь найти слова утешения?!
На какое-то время я вновь ощутила себя 10-летней девочкой, какой была тогда… И, как тогда, мне снова до боли захотелось поговорить с ним. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я села за стол, взяла дневничок, подаренный Долли, ручку и стала просто писать…

«8.11.2011. Дорогой Ангел!
Помнишь ли ты свою малышку Энни, которая так горячо любила и жалела тебя? Так вот – это я. Только вот за эти годы жизнь меня здорово потрепала, как только  могла, и за это время твоя малышка пережила огромную утрату, потеряла невинность, крепко пристрастилась к пьянству, табаку и наркоте  - и чуть не наложила на себя руки от несчастной любви. Словом, биография богатая, но, получается, мы с тобой оба не идеальны, так что ты должен меня понять.
Единственное, что с тех времен осталось неизменным, это то, что я по-прежнему верю, что ты видишь и слышишь меня. Все говорят, что ты умер, ну и пусть говорят  – лохи они. Поэтому позволь мне говорить с тобой здесь, когда станет совсем  невмоготу… И лишь мы двое будем знать об этом маленьком безумстве.
Поговорить мне не с кем, я никому не доверяю – жизнь отучила. А с некоторых пор я не доверяю даже самой себе – и поэтому совершенно одинока – стала врагом даже для себя самой.
Сегодня все изменилось, и у меня есть ты! Наконец-то я узнала твое имя – Теодор – оно ужасно красивое. Только мне не нравится, что тебя все вокруг называют этим дурацким именем – Тед! Оно тебе совершенно не идет… Тем более, слово «ted» означает «ворошить сено» или «раскидывать»! Как они смеют называть тебя таким нелепым именем?! Я просто возмущена! Тео – звучит гораздо лучше. «Тео» - значит бог! Это точно про тебя, ты, правда, божественен… Так что позволь мне, пожалуйста, называть тебя именно так, как не называл тебя никто и никогда.
Как странно! Я никогда не вела дневников, а вот теперь начала… Хотя это не вполне дневник – это мой разговор с тобой! С единственным другом, который меня никогда не предаст и не отвергнет…
Сейчас, когда я пишу эти строки, мое сердце разрывается от счастья! Ведь я встретила давнего и невыразимо близкого друга! Тебе одному я могу доверить все свои тайны, излить больную душу… Мне даже кажется,  что я могла бы полюбить тебя  раз и навсегда, на всю оставшуюся жизнь, кем бы ты ни был! Полюбить так же сильно, как Стэнли… Или даже сильнее!..»

Закончив писать, я почувствовала сильное душевное облегчение, а ночью впервые за долгое время спокойно заснула, чувствуя себя бесконечно  счастливой.
И с того дня  забыть «Ужасного Теда» – моего Ангела Тео - я не смогла уже никогда…

               
                11. ТЕМНЫЕ ГЛУБИНЫ
Я начала активно интересоваться его личностью. Мой герой из детства оказался вовсе не так безупречен, как я представляла его много лет назад. В его жизни случались и кражи, совершенные в юности; и проблемы с алкоголем, и довольно беспорядочные связи с девушками, не говоря уже о страшных преступлениях, которые приводили меня в ужас. Но я вовсе не боялась узнать его истинное лицо и принять его таким, какой он есть. Темные глубины его души  влекли и завораживали, словно темный омут, и это было сильнее страха и отвращения.
Однако гораздо больший интерес вызывала «нормальная» сторона его сущности. Как и говорила профессор Стивенс, Тео Ларсен был прекрасным художником и поэтом, а также – истинным ценителем прекрасного; интересовался древнеримской историей, культурой Возрождения и в совершенстве владел итальянским языком.
Кроме того, как я узнала немного позже,  он отличался любовью к растениям и животным. В отношении к людям проявлял доброту, отзывчивость, сдержанность. С детства обожал мать и своих младших братьев и сестер (хотя и не любил отчима), особенно меня поразила его любовь к малышам,  с которыми он часто нянчился.
В дружбе мистер Ларсен проявлял верность. Любить тоже умел, (хотя в чисто физическом плане и не отличался верностью). При этом в юности Теодор был до крайности застенчив и испытывал большое отвращение  к интимной стороне отношений.  Мужская жизнь будущего «животного» началась лишь в 21 год, когда  после обильных возлияний какая-то незнакомая девушка с облегченной моралью, соблазнила его, после чего ему  было очень гадко и стыдно. С женщинами Теодору вообще не везло – все 3 его возлюбленных, которых он обожал, оставили его.
 Первая подростковая любовь – одноклассница Валери Джонсон – жестоко отвергла его чувства, едва не доведя до сумасшествия.
Вторая его большая любовь – шеф-повар  Кристина Голдинг, с которой он познакомился в 25-летнем возрасте и у которой был маленький сын Майкл от предыдущего брака - его Ларсен очень любил. Но через 5 лет после начала отношений Кристина бросила Теодора и - в отместку за его измены (хотя и сама вовсе не обременяла себя верностью да еще и очень любила выпить) – нашла  новую любовь.
Последние серьезные  отношения у него были с Кэтрин Энн Блейк – медсестрой из больницы, где Тео работал психиатром. Замечательно некрасивая и невероятно коварная,   Кэтрин, выражаясь мещанским языком, страдала от неустроенной личной жизни.  В свои 32 года она не  имела ни мужа, ни детей, и симпатичный доктор Ларсен сразу вскружил ей голову. Несчастная влюбленная долго и безуспешно пыталась  добиться его взаимности. И в свой День Рождения она, воспользовавшись не очень давним  расставанием Тео с Кристиной, пригласила его в гости, щедро угостила вином и соблазнила. Но незадачливому донжуану это не понравилось.
- Ты мне не нужна, и прошлая ночь была ошибкой, - холодно заявил он на следующее утро.
Но через 2 месяца после этого случая Теодор был арестован, что сыграло Кэтрин на руку. Она примчалась к нему в тюрьму, и после обилия клятв в любви до гроба сказала с невинным взглядом:
- У нас будет ребенок.
 Как выяснилось позже, она нагло  лгала, зная его «слабое место» - мечту о прекрасной семье и огромную любовь к детям.
Тогда Тео резко изменил отношение к Кэти.
- Прости меня, за то, что я поступил так плохо тогда. Мы должны пожениться. Я тебя люблю. Береги себя, - сказал он.
Влюбленные поспешили расписаться за колючей проволокой. Хотя она навещала его раз в 10 дней, Тео забрасывал свою «милую Кэти» и «дивное воплощение красоты» (вот уж спорное утверждение! воистину, любовь ослепляет!) нежнейшими письмами, дарил ей дорогие подарки (поручая своим адвокатам покупать их), в том числе – бесценный золотой браслет. Кроме того, понимая, что его могут приговорить к казни, Тео завещал ей свой счет в банке на довольно крупную сумму.
И тогда Кэти пропала. Несчастный супруг напрасно ждал ее.  Последним ударом стал визит к нему их общей коллеги и подруги - Шарлотты, которая хорошо относилась к Тео.
- Как Кэти? – тревожно спрашивал он. – Ты с ней общаешься? Я очень волнуюсь.
- Мне очень жаль, Тед, но я должна открыть тебе правду. Кэти тебя обманула, нет никакого ребенка, и не было никогда. Она говорила мне, что планирует уехать отдыхать в Испанию в ближайшее время и по-тихому порвать с тобой. Я, правда, сожалею.
А через неделю после этого случая Кэтрин нанесла свой визит.
-Милый, - начала она. – Я должна отправиться в Калифорнию к больной кузине. Через месяц вернусь.
- Знаю я, к какой ты «кузине» собираешься, - холодно отвечал Тео, не глядя на нее. - Шарлотта мне все рассказала. Так что убирайся отсюда, чтоб я тебя не видел, и не забудь взять развод.
- Да, Шарлотта сказала тебе правду! – закричала Кэти. – Неужели ты, правда, подумал, что мне нужен  ублюдок от тебя?! Да знаешь, что про тебя говорят?! Что ты животное, мясник и извращенец! Что тебя убить мало! И они правы! Ты вытер об меня ноги тогда, а теперь я, кажется, вполне с тобой рассчиталась!
Скандал был такой силы, что охранники вывели Кэтрин из камеры, прервав не очень нежное свидание влюбленных, и с тех пор они больше никогда  не виделись.
Хотя многие и многие  дамы продолжали отчаянно влюбляться в Тео, заваливая его жаркими посланиями (невзирая на его  славу «монстра» и «чудовища») он больше не вступал ни в какие романтические отношения, вероятно, совершенно перестав доверять женщинам.  Таким образом, самые ужасные моменты своей жизни ему пришлось проводить в одиночестве. Вместе с тем, публично он не только не обвинял своих бывших возлюбленных, но и защищал  их, говоря, что они не виноваты ни в разрывах отношений, ни в начавшейся серии убийств.
И, как оказалось, именно Кристина навсегда осталась самой большой и, как оказалось, вечной его страстью. Когда охранники нашли Ларсена мертвым в своей камере, увидели рядом с ним несколько ее фотографий,  и  его записку со словами: «Ты и твоя любовь – это лучшее, что было в моей жизни, милая Крис. Прощай». Хотя едва ли эта Крис уронила о нем хоть одну слезинку!
Очень скоро образ Тео Ларсена завлек меня как водоворот, из которого невозможно было  выбраться… А мое странное «общение» с ним становилось все более пронзительным и частым…
               
                12. ПИСЬМА В НИКУДА
10.11.2011. Мне очень плохо. Я не могу жить без него – это все, что я могу сказать… Я очень хочу умереть, и очень жалею, что не являюсь приговоренной к казни или тяжелобольной. Я не могу, я совершенно раздавлена – не знаю, что делать… Тео… И покончить с собой я тоже не могу – я знаю, что за этим последует… Мне некому это сказать, я не желаю делиться этим с подругами – даже с Кейт… Я одна. И черная бездна поглощает меня…

11.11.2011. Обычно я не верю снам и не предаю им никакого значения, но сегодня…
Мне приснилось, будто мы со Стэнли сидим в каком-то полутемном, многолюдном клубе, играет жуткая музыка. Мы пытаемся разговаривать,  но не слышим друг друга. Он сердится и уходит, бесследно растворяясь в толпе.
Я его жду, жду, жду, и наконец, выхожу на улицу, чтобы искать его, и, в конце концов, сама сбиваюсь с пути.
Вдруг появляешься ты в том виде, как был перед смертью, и приглашаешь меня с собой. Я знаю, кто ты, но ничуть не боюсь, будучи уверенной, что ты не причинишь мне никакого вреда. Я просто следую за тобой, как за надежным другом.
Внезапно ночь превращается в день, а я начинаю ощущать себя маленькой девочкой того возраста, в котором впервые узнала и полюбила  тебя. Мы оказываемся в каком-то чудесном поле, и мне невыразимо весело и хорошо. Я забываю и о Стэнли, и о матери, и обо всем на свете…
Вдруг я замечаю одуванчик – мы со Стэнли так любили эти цветы! – и вспоминаю о нем…
- Стэнли! Он же ждет меня!
- Ты любишь его? – с улыбкой спрашиваешь ты.
- Да! Больше, чем себя!
Ты продолжал с чарующей улыбкой:
- Любовь подобна бабочке, которая всегда возвращается  к нам в руки, но если сжать руки слишком сильно, можно сломать ей крылья, а то и вовсе погубить ее.
- Но я не хочу калечить и убивать любовь! – решительно возразила я.
- Тогда позволь Стэнли лететь. Позволь ему испытать свои крылья. И помни, если он действительно любит тебя и если это действительно твой человек, то непременно вернется.
- А если не вернется? – с тревогой спросила я.
- Тогда ваша любовь была обманом, и, возможно, он никогда не любил тебя.
Мне становится грустно, я пытаюсь дотронуться до твоей руки, но видение пропадает, и я просыпаюсь.
Конечно, этот довольно глупый и странный сон не имеет никакого смысла. Мне очень стыдно, что я рассказала тебе подобную ерунду, но, признаться, я целый день под впечатлением.
Я хочу сказать, что ты подарил мне утешение даже таким странным образом, как и положено Ангелу! Теперь мне снова легко, и я твердо верю: Стэнли любит меня, и однажды  мы непременно будем вместе!..

15.11.2011. Я прочитала твою грустную историю любви с Валери Джонсон – ты бы понял меня, насколько горька разрушенная любовь… Но ты нашел в себе силы побороть депрессию и стать успешным человеком… Мне бы твою силу…

16.11.2011. Дорогой  Тео! Сегодня я узнала, что ты с одного года рождения с моим Стэнли – 1947 год, только у него День Рождения 3 февраля, а у тебя – 12 июля, получается, ты на несколько месяцев моложе. Подумать только – тебе было бы сейчас 64 года – но ты был бы для меня еще прекраснее… Только не подумай, что я больна… Хотя, может, со мной, правда, со мной что-то не так, если осень для меня прекраснее и милее, чем лето и весна…  Я – «Гумберт наоборот», если можно так выразиться… Ты был бы сейчас ровесником Стэнли, находясь в том самом притягательном и столь желанном  для меня возрасте, всегда волновавшем  мое сердце, а твоя красота, возможно, была бы более яркой, чем у него. Но, увы, тебе не позволили дожить до этого возраста, и мне невыразимо, до разрыва души,  жаль тебя, как бывает жаль дивный цветок, которого погубили, не дав распуститься… И это обстоятельство делает факт твоей гибели еще более болезненным для меня.
                ***
25.11.2011. Каждый день я узнаю о тебе, что-то новое – и все более и более тобой пленяюсь. Твоя небесная красота, Тео, поражает меня. В юности я  дружила с одним великовозрастным ловеласом по имени Макс – очень близко дружила – как ты понимаешь. Он предал меня так же, как тебя – твоя Валери… Так вот, он был просто убийственно красив, и я думала, что прекраснее его никого нет на свете. Ошибалась. Ты прекраснее его. Я уверена, что и душа твоя так же прекрасна, чего решительно не могу сказать о моем Максе…

1.12.2011. Все больше я узнаю о твоих привычках, и они очень милы. Оказывается, ты был редкостным чистюлей и очень любил наводить порядок в доме, что довольно редко для мужчины, и что, несомненно, очень понравилось бы моей маме.
Меня очень забавляет твоя невероятная страсть к носкам, которых у тебя было несколько сотен пар! Мне эта причуда кажется довольно милой, тем более, я сама страдаю аналогичной слабостью к красивым заколкам и бантам для волос. Хотя у меня не так много поводов, чтобы надевать их, но уже само наличие этой коллекции приносит мне огромное удовольствие… Так что здесь мы с тобой похожи.
Мне очень нравится твой стиль – всегда безупречная рубашка, костюм  и галстук. Мой Стэнли тоже одевается хорошо, но с гораздо большей скромностью, и терпеть не может галстуки. Надевал их только для меня, потому что мне очень нравятся парни в галстуках! О, да! Ради меня он был готов на все!..

4.12.2011. Сегодня я прочитала давние, но  трогательные воспоминания твоего младшего брата Рэймонда, который был на 15 лет моложе тебя, и видимо, был твоим любимчиком – ты часто с ним играл, а когда он стал старше, ты помогал ему готовить уроки, и вы вместе ходили на баскетбол. Еще Рэймонд вспоминал, как он был совсем  маленький, плакал и капризничал, а ты нежно и терпеливо успокаивал его. «Я до сих пор помню  ласковый голос Теда», - вспоминает твой брат…
Скажу честно, я на подобное оказалась бы не способна – и на твоем месте просто отшлепала бы его как следует…
Должна признаться, что я законченная эгоистка,  и считаю, что «один ребенок в семье – слишком много, а двое – вообще катастрофа». Это мое твердое  кредо. И, будучи ребенком,  каждый день я сердечно благодарила Бога за то, что являюсь единственной у своих родителей (к которым относилась как к собственности).
- Вы должны любить только меня, - безапелляционно заявляла я. – А пищащих и орущих крысят я ненавижу – и никогда не потерплю их!
Но эти ультиматумы носили лишь профилактически-предупредительный характер – ни о каком ребенке мои родители даже не помышляли – в противном случае, я объявила бы их предателями и врагами на всю жизнь. Да что там говорить – я и их-то самих (стыдно сказать) смертельно ревновала даже  друг к другу!..
Когда же знакомые или друзья семьи интересовались у них, не думают ли они о пополнении, я разражалась ужасной истерикой и отчаянными ругательствами в адрес вопрошающего. Это была моя самая больная тема.
 Когда моя мама овдовела, она была еще довольно молодой и очень красивой женщиной. Но не дай Господь, если б она вышла замуж во второй раз и привела бы в наш дом отчима, или хотя бы просто завела с кем-то роман… Клянусь, такого бы я ей не простила никогда… Я бы всем сердцем возненавидела  ее – и навсегда бы убежала из дома – пусть даже в самый паршивый интернат…  А уж рождение младших детей – вообще что-то запредельное!
Вот такая я испорченная дрянь!
А вот ты простил свою мать и  за замужество, и за рождение новых детей! Более того, ты относился к ним с искренней нежностью, заботой и любовью! Это непостижимо для меня! Ты – действительно Ангел, Тео, у тебя святое сердце, и я преклоняюсь перед тобой!
Интересно, вспоминает ли тебя твой малыш Рэймонд сейчас, когда твое имя заклеймено вечным позором - и тебя ненавидит весь мир?..

5.12.2011. Думаю о твоей так называемой жене - Кэтрин Блейк. Я ненавижу ее до безумия – и это не ревность. Я никогда не унизила бы себя ревностью к этому ничтожеству.  Просто я люто ненавижу ее за всю ту боль, которую она тебе  причинила. Как она тебя предала! Клянусь, я никогда бы так с тобой не поступила! Пусть я скандалистка, истеричка и психопатка, но я умерла  бы за тебя!
А эта! Меня раздражает даже тот факт, что ее второе имя – Энн – совпадает с моим первым. Но мне нравится идея, что в сравнении с нею я просто ослепительна, и если ты смог полюбить ее, то, несомненно, полюбил бы и меня. А я хотела бы быть любимой тобой, если бы не любила Стэнли!

7.12.2011. Оказывается, ты так же, как и я, любил природу и уединенную жизнь… Снова у нас обнаружилось что-то общее!

               
                ***
9.12.2011. Милый Тео – сегодня я сделала себе роскошный подарок – купила книгу твоей Кристины под названием «Влюбиться в Дьявола: Как я жила с «Ужасным Тедом». Это ее мемуары, которые она издала вскоре после твоей гибели. Кстати, эта  стала бестселлером не только для  криминалистов, но и для домохозяек – ведь  сюжет превращения Чудовища в Принца уже всем хорошо знаком с детства, а вот обратная метаморфоза была действительно чем-то новым… Что ж, несколько дней удовольствия мне, похоже, обеспечены…

12.12.2011. Читаю ее книгу взахлеб – и ревную тебя, как дура. И есть причина – ты просто с ума по ней сходил. Дарил ей алые розы, писал стихи и пронзительные письма, окружал теплом и заботой, прощал все обиды… Благословенна женщина, которая была так любима!
Я тоже была благословенна – Стэнли меня любил так же сильно… Но если Стэнли так и не простил меня, то ты своей Кристине прощал все! У Стэнли был талант любить, а у тебя два таланта – любить и прощать.

13.12.2011. В ее книге ты предстаешь таким милым и домашним – я буквально вижу, как вы вместе  готовите обед… ты играешь с маленьким Майклом… Как Кристина будит тебя своим поцелуем… Признаться, воображение рисует мне и более откровенные картины вашей жизни… Но от этого у меня разрывается сердце, мой Тео! Хотя и не могу понять, почему... Ведь я же люблю только Стэнли.

14.12.2011. Сегодня узнала от твоей Кристины, что ты «жаждал семейной жизни», и вы мечтали о большой семье и «придумывали имена своим детям».
Признаться, я сильно разочарована тобой. Неужели у такого Совершенства, как ты, мечты были столь приземленными?
Должна сказать, я всем сердцем презираю так называемые «семейные ценности», потому что в моих глазах они не представляют решительно  никакой ценности. Живо представляю, как ты – такой ярко выраженный традиционалист -  нахмурился бы, читая это письмо, но я хочу быть с тобой искренней, Тео.
Если честно, к перспективе  своего материнства я отношусь даже с большим отвращением, чем к замужеству – это для меня слишком и слишком низкая доля!  Я  совершенно не понимаю, какую прелесть люди находят в рождении детей! Ведь мы же не животные, а высшие существа!  Я ненавижу этот бесконечный  детский крик, плач,  сопли, грязные пеленки, бессонные ночи, вечный бардак в квартире  и прочие подобные «радости»! Я не понимаю, как женщины идут на все это, жертвуя красотой, карьерой, здоровьем, затем, чтобы изуродовать свою фигуру беременностью и измучить себя родами, а потом терпеть все вышеперечисленное и стать вечно уставшей, зачуханной наседкой!  Какая невыносимая пошлость! Я не понимаю таких женщин до полного возмущения.  Может, для кого-то это и покажется обидным, но беременные раздражают меня даже в телевизоре и на  картинке!
А потом, после рождения, «хорошенькая» перспектива -  всю себя посвятить детям – и не факт,   что они вырастут достойными, любящими и благодарными!
 Пойми, Тео, я сейчас никого не хочу оскорбить – даже твою маму, просто я чайлдфри до мозга костей, чем очень горжусь, хотя меня даже мать не понимает, несмотря на то, что ее нельзя назвать большой любительницей детей...
Короче, в вопросах семьи и брака я совершенная нигилистка, и  по этому поводу мы с тобой сильно бы поспорили! Особое отношение у меня к многодетным семьям. Хотя я в известной степени гомофоб, к многодетным семьям отношусь с еще большим отвращением, чем к однополым.  Да простит мне Создатель подобное вольнодумство!
И дело не только в том, что я такая эгоистка. Просто я глубоко  презираю тело, хотя оно и создано Творцом, и мне очень неприятно (или даже отвратительно) все, что с ним связано.  Здесь ты мог бы поймать меня на противоречии – ведь мои отношения с Максом и Стэнли не были платоническими. А противоречие это связано с тем, что,  будучи идеалисткой, я не стала праведницей, и все так же подвержена страстям, и эта двойственность натуры изнуряет меня. К примеру, очень ненавидя алкоголь, с горя я могу напиться до потери сознания, а затяжные приступы депрессии делают меня склонной к алкоголизму. То же и с любовной страстью, которая, в моем случае, всегда носит характер тяжелой зависимости. Но даже в состоянии глубочайшей «любовной интоксикации» физический аспект  любви всегда  находится для меня на последнем месте.
А превыше всего я ценю целомудрие и рассматриваю человека как высшее духовное Богоподобное создание. Поэтому высшие ценности для меня – это духовные ценности: интеллектуальное развитие,  творчество, искусство, самодостаточность, самосовершенствование, внутренняя свобода. Идеальной формой бытия я считаю монашество, отношусь к монахам с огромным восхищением и уважением, но я слишком слаба и порочна, чтобы последовать их святому образу жизни…
Хотя я верю и в любовь, но в идеальную. А идеальная любовь почти всегда печальна.
Прости за нечаянную проповедь. Хотя ты сегодня сильно разочаровал меня, мне кажутся милыми даже твои недостатки… Тем более, ты готов был взять на себя ответственность за семью и умел заботиться о других, в частности, о детях, чего так недостает  многим современным мужчинам...

15.12.2012. Сегодня из книги твоей Кристины я узнала удивительную вещь! Ты не поддержал и открыто осуждал Вьетнамскую войну, хотя твои сограждане в ней участвовали. Ты не поддерживал бессмысленное истребление американцами вьетнамского народа – и бесплатно работал в лагерях для вьетнамских беженцев, куда привел и Кристину!  Оказывается, ты пацифист и гуманист?! Потрясающе! Кристина очень гордилась тобой! Еще бы! Я бы тоже тобой гордилась!

16.12.2011. Я прочитала твое письмо, которое ты написал ей, (уже находясь за решеткой), несмотря на то, что она тебя бросила… Ты так ждал ее, а она тебя так и не навестила… «Может быть, я слишком сентиментален, но мне до боли хотелось попрощаться с тобой лично, поцеловать тебя в последний раз… Каким жалким созданием, должно быть, я оказался. Ожидание, ожидание. Потом наступило 3:00, и 3.15., и 3.30., 3.50., и, наконец, 4. Я ждал до самого конца. Я представил себе, как ты едешь в аэропорт и садишься на свое место всего в нескольких милях отсюда, и я застрял в панике пойманного животного. Я чувствовал самоубийственное желание разрушить забор из колючей проволоки и бежать, бежать, чтобы попрощаться с тобой прежде, чем самолет навсегда увезет тебя далеко от меня. Плача, дрожа, когда последние минуты утекали прочь, я все тихо умолял про себя: "Пожалуйста, Крис, пожалуйста. Пожалуйста, не оставляй меня таким образом"»…
Это твое письмо разорвало мне сердце, милый Тео! Быть может, еще и потому, что я так же  горячо и безуспешно жду своего Стэнли, каждый день надеясь, что он, как  раньше,  позвонит в мою дверь… Оказывается, мы с тобой оба отчаянные однолюбы… Но если бы я только могла  прибежать к тебе вместо нее, я бы прибежала…

17.12.2011. Дочитала книгу твоей Крис. Очень грустно.
Ты простил ей все… Измены, пьянство, предательство… А она тебе ничего не простила! Поверь мне, эта стерва не стоила твоей боли и слез!
Ты ее все время помнил и любил, а она тебя забыла… Больше всего меня разочаровало то, что она не осветила в своей книге то, что она чувствовала, когда тебя не стало… Я все удивляюсь – почему ее презренное сердце не разорвалось в тот день?! Может быть, потому, что у нее вообще не было сердца?

18.12.2011. Вчера меня разрывали эмоции, а сегодня я могу проанализировать Крис и ее книгу более спокойно.
Не ожидала, что она вызовет у меня такую бурю ревности! Но все же я испытываю к твоей возлюбленной  некоторое уважение с микроэлементом восхищения. Во-первых, она, несмотря на свой скверный характер (похоже, еще более скверный, чем у меня), действительно, любила тебя, хотя это было скорее вожделение, чем истинная любовь, но, тем не менее, она умела прощать тебе все твои недостатки – том числе  загулы. Конечно, в сравнении с твоими другими пассиями, Валери и Кэтрин, Крис просто Ангел!
Во-вторых, она просто гениальный писатель! Ее слог – изящный, легкий, пристойный, и притягательный, как лимонад в жару, не может не вызывать восхищения! Читая книгу Кристины, я упиваюсь талантом автора.  Поэтому, несмотря на то, что Кристина не обладала очень яркой красотой, я ловлю себя на мысли, что она  стала бы моей сильной соперницей. Проклятое «бы»! Потому что Смерть переиграла нас всех и похитила тебя навсегда!
                ***
25.12.2011. Сегодня Рождество. Как я узнала, ты очень любил этот праздник! Теперь ты видишь Бога живым, я верю, что Он любит тебя и пребывает с тобой!
                ***
26.12.2011. Вчера отправила поздравление Стэнли на электронную почту. Он не ответил. Жаль.

31.12.2011. Сегодня Новый Год. Новая боль. Новые разочарования. Отметили с мамой – мы одни в целом свете. Снова отправила Стэнли поздравление по электронной почте. Снова молчание…

01.01. 2012. Праздник прошел. Ничего от Стэнли. Надо было бы на домашний адрес открытку отправить – но не могу – там ведь, как ты догадываешься, его благоверная… Ничего. Потерплю до его Дня Рождения – это уже скоро. Я его так люблю, что готова ждать, сколько угодно...

13.01.2012. Я поняла, почему ты так мне нравишься! Потому что ты поразительно похож на него, хотя он прибил бы меня за такое сравнение – ведь, думаю, Стэнли, как принято, ненавидит тебя – но мы с ним никогда о тебе не говорили…
Конечно, мой Стэнли никогда не воровал телевизоры из магазинов, не напивался до упаду (и вообще никогда не пил больше одной рюмки – и то в исключительных случаях), и никогда не баловался с плохими девчонками, а до встречи со мной и вовсе был невиннее младенца; но, если не брать во внимание твою «темную сторону», о которой знает весь мир, у вас со Стэнли все равно очень много общего.
Несмотря на то, что ты стал известен именно своей жестокостью, в нормальной жизни ты был такой же добрый, нежный, чудесный, искренний и любящий!
 Кроме того, в детстве вы оба прекрасно учились, а в юности были очень застенчивы и очень равнодушны к девушкам. Вы оба блестящие интеллектуалы и эстеты с блестящей и всесторонней эрудицией. Вы оба прекрасные художники (хоть  ты и не профессионал), писатели и философы, живо интересующиеся – и прекрасно владеющие - всеми видами искусства. Вы оба обожали литературу и чудесно играли на музыкальных инструментах.
В общении и поведении вы оба  невероятно обаятельные собеседники, интереснейшие рассказчики, интеллигенты и джентльмены до кончиков ногтей – почти всегда выдержанные, спокойные, с удивительным самообладанием и безупречными манерами (при том, что мы с Кристиной обе - неуравновешенные скандалистки).
Обладая сильными характерами, вы оба отличались добротой, нежностью, уязвимостью и ранимостью.
Несмотря на твою отчаянно разгульную жизнь (которую ты начал далеко не сразу), у тебя, как и у Стэнли, было природное целомудрие и редкостный талант   любить – через годы, до самой смерти, ты сохранил сильное чувство к своей Кристине. Ты и Стэнли – оба  редкостные романтики, а ваши пронзительные любовные письма похожи даже по стилистическим особенностям. Наконец, вы оба отличались огромным чувством юмора и были прекрасными поварами-любителями.
 Что особенно мило,  в душе вы оба так и остались «большими детьми»… Ты знаешь, Стэнли такой веселый – он все время смешил меня – а еще мы любили танцевать, и он даже обучил меня чечетке…
Ты не представляешь, как нам было хорошо вместе!  А теперь его образ я вижу в тебе, мой Ангел!
И я все чаще ловлю себя на мысли, что именно с тобой - и только с  тобой! - я могла бы сейчас обрести потерянный рай, утраченный со Стэнли. Только тебе я могла бы полностью довериться – как ему когда-то. Вероятно, между нами могла бы возникнуть такая же невероятная интеллектуальная, духовная и романтическая близость, какая была между мной и моим прежним возлюбленным, позволяющая двоим людям говорить обо всем на свете, понимая друг друга без слов…  Вероятно, мы с тобой полюбили бы друг друга так же сильно, как с и  ним – и тоже могли бы посвящать друг другу стихи. Вероятно, подобно ему, ты дарил бы мне бесконечность счастья и защищал от всех бед… Несомненно, ты был бы единственный, с кем я снова научилась бы смеяться – и на чьем плече могла бы плакать в трудную минуту…
Неважно, что ты отбывал бы сейчас пожизненное заключение. Неважно, что в меня полетели бы комья проклятий и камни ненависти, я сделала бы все возможное, чтобы покорить твое сердце – и навсегда остаться рядом, мой Тео…

03.02.2012. Сегодня 65 лет Стэнли – и 3 года, как мы окончательно рассорились. Помню, от горя я лишилась чувств. Почему я не умерла тогда?
Снова отправила ему поздравление – снова он молчит.

                ***
14.02. 2012. Сегодня День Святого Валентина – мы с милым Стэнли обожали этот праздник, считая, что его придумали специально для нас.
А теперь я одна, и мне очень плохо… Я умру без него…
И сейчас я написала ему это письмо:

«Дорогой Стэнли!
Надеюсь, что ты в порядке. Я не прошу тебя простить меня, потому что я не заслуживаю прощения. Я не прошу твоей любви, ибо заслуживаю лишь бесконечность твоей ненависти. Я хочу просто поговорить с тобой, вспомнить твой голос.
Я много пережила с тех пор, как мы расстались. Мое тело живет и шевелится, но оно стало лишь  гробом для моей мертвой души. Но я заслужила все это. Бесценный мой… Если б ты мог знать, как мне жаль! Если бы я смогла остановить мое сердце, Стэнли, я умерла бы уже 1000 раз… Я конченая сволочь, но я все еще люблю тебя! Ты - моя жизнь, мое сокровище, мое все. Молю тебя, просто выслушай! Ты – моя единственная истинная любовь! Я схожу с ума от пустоты. Спаси меня.
                Энни».
Несомненно, когда Стэнли прочтет это письмо, его сердце оттает. И он простит меня. Как ты думаешь, Тео?

15.02.2012. Милый Тео, только тебе я могу рассказать то,  что случилось.
Итак,  вчера вечером я отправила письмо Стэнли. Но отчет о доставке разрушил последнюю надежду.
 «Ваше письмо не передано. Указанный электронный адрес не существует», - холодно отписался робот. Все ясно! Стэнли удалил почту, чтобы я не могла ему писать больше! Или поместил меня в какой-то фильтр…
Я зашла на его страницу в социальной сети, но, к великому огорчению, обнаружила, что не могу ее просматривать,  потому что он занес меня в «черный список».
Представляешь, этот дьявол заблокировал меня везде, где только можно!
Тут я снова сорвалась. Первый раз за пару лет. Я никогда не думала, что это случится, но это случилось.  Я купила бутылку шампанского и бутылку «Адвоката», всю ночь пила, курила и ревела. В голос звала Стэнли.  Потом приняла несколько таблеток снотворного и вырубилась.
Снился очень хороший сон. Как будто мы с мамой и папой в нашем загородном доме, а я снова маленькая беззаботная, бесконечно счастливая, девочка, бегаю по нашему цветущему саду. Я так люблю цветущие сады!
Идиллическая картинка растаяла, когда я проснулась в 3 часа дня. Снова вернулась эта гребаная  действительность плюс разламывающаяся голова…
Все мысли о Стэнли. Они роятся в моей голове, как мухи, а вместо мозгов осталось одно дерьмо…
Вдобавок, ко мне в квартиру заявилась мать, испуганная тем, что у меня отключен мобильный. Узнав, что я снова пила и не пошла в институт, она сильно разозлилась. У нас возник жуткий скандал.
Представляешь, Тео, я даже ударила ее… Она ушла,  хлопнув дверью, а я швырнула ей вслед  пустую бутылку… Вот так вот.

16.02.2012. Вчера, после нашего с тобой разговора и скандала с матерью, я выпила порядочную бутылку коньяка. Стало хорошо, но ненадолго. Потом у меня начался психоз, я начала крушить вещи, бить посуду и ругаться сама с собой…
Зазвонил телефон. Это была Кейт. Я наврала ей, что заболела.
Она, поверила, кажется. Потом я снова напилась снотворного и отключилась.
Мне снова снился сон – на этот раз страшный. Как будто я уже взрослая, как сейчас,  и в моей квартире раздается телефонный звонок.
-Энни, - слышу в трубке срывающийся голос матери. – Твой отец умирает!
Я мчусь на место той страшной аварии, а папа лежит на земле, но людей рядом никого нет – все проходят мимо. Я кричу, зову на помощь, а мой голос почему-то не звучит. Я присаживаюсь перед ним, кладу его голову себе на колени, глажу и целую его обезображенное страданиями и ранениями лицо… Это лицо до сих пор у меня перед глазами… его кровь пачкает мне руки и одежду, но я не обращаю на это никакого внимания… Из груди его вырвался тяжкий стон…
- Не умирай, папочка, не умирай, - взмолилась я. – Ты обязательно поправишься… Я люблю тебя!!!
- Я тоже люблю тебя, малышка, - тяжело выдохнул он. – Но не плачь обо мне, я жив… а ты посмотри, кто ТАМ…
И из последних сил он показал мне на нашу разбитую машину…
Поднявшись и подойдя к ней, я увидела через стекло, что на заднем пассажирском сиденье сидят молодая женщина и девочка 10-11 лет. Женщина крепко и с любовью обнимает девочку, но они обе мертвы – как будто уснули. Присмотревшись внимательнее, я обнаружила, что это я и моя мама. Мы были одеты точно, как в тот день – особенно мне бросились в глаза мои хвостики, украшенные воздушными желтыми бантами, которые мама купила незадолго до тех событий… В тот же миг та вторая, маленькая мертвая «я» откинула голову и взглянула на меня безжизненными  остекленевшими глазами, которые так и остались открытыми… Я закричала и проснулась в холодном поту…
- Малыш, что случилось? – тревожно спросила прибежавшая на крик  мама, которая, оказывается, уже была в моей квартире.
Я все ей рассказала, она меня успокоила, мы обе попросили друг у друга прощения за вчерашнее. Потом мама помогла мне подняться, принять ванну, накормила меня и дала средство от известного  состояния, в котором я пребывала. Стало заметно легче.
- Я понимаю, как тебе тяжело, родная, но ты должна держаться… Тем более, у тебя институт, прогулы ни к чему, и профессор Стивенс тебя за это  не похвалит. Алкоголь не вернет тебе любимого, и вообще ничего не изменит к лучшему,  только к худшему. И… кто знает, может, быть, он еще вернется, - сказала мама, нежно обнимая меня.
Я понимаю, что она святая, а к ней ничего не чувствую… Но это не повод вот так вот ее убивать… Я должна перестать.
Странно, что мой покойный отец, не снившийся мне много лет, снится мне уже 2 ночи подряд. Я не думаю, что это лишь действие алкоголя. Наверно, он страдает из-за меня на Небесах, потому что любит до сих пор… Я не должна делать ему больно…

17.02.2012. Ходила в университет. Сама не знаю, зачем.
Все мысли о Стэнли. Он меня не хочет знать. Совсем. Это похоже на смерть! Я так люблю его! Я не могу дышать без него, как будто мне перекрыли кислород…
При этом я не сержусь на Стэнли – я понимаю,  что он отчаянно пытается забыть меня, а после всех нанесенных ему обид я не имею права тревожить его своим присутствием!
Мне очень плохо. Но, клянусь тебе, мой Ангел, я больше никогда не буду искать утешения в алкоголе! Это ведет к гибели – я точно это знаю.  Я должна быть сильной… И как-то пытаться жить дальше, несмотря на то, что жизнь потеряла смысл... А вино ничего не решает. Лучше я буду говорить здесь с тобой! Как прекрасно, что у меня теперь есть ты!
                ***
23.02.2012. Сегодня кое-что случилось! Я обнаружила свои холсты, краски и кисти… Оказывается, я художница! Какой сюрприз! С тех самых пор, как мы со Стэнли поссорились, я почти забыла об этом! Со времени нашего разрыва я не написала ни одной картины, ни даже эскиза… А вот сегодня написала твой портрет!.. Как же ты все-таки прекрасен!

1.03.2012. Я совсем с ума сошла! Рисую тебя  каждую свободную минуту, когда прихожу из университета домой – или тоскую на скучных лекциях. Мне очень нравится изображать тебя в разных необычных образах Ангела, короля или рыцаря. Надеюсь, ты не сердишься… Ты так прекрасен, и писать тебя - одно наслаждение!!!

16.03.2012. Я нахожу твои письма к маме, друзьям и возлюбленным, и я просто поражена их глубиной, искренностью и нежностью! Определенно, ты не мог быть бессердечным притворщиком без чувств и совести, как о тебе говорят! Я не понимаю, что могло с тобой произойти, что сделало тебя чудовищем! Ты был психопатом? Может быть. Но диагнозы и термины не имеют значения – все гораздо сложнее.
Конечно, твоя бедная очарованная и почти  влюбленная Энни не может быть настоящим исследователем, но… Твоя психиатр – Дебора О’Нил была уверена в твоей в твоей способности к искренним чувствам и раскаянию. Я уважаю ее – она одна из немногих, кто пытался увидеть в тебе не безжалостного монстра, а страдающего человека. Можно предположить, что она тоже была чуточку влюблена в тебя… Но другие психиатры, изучавшие тебя, так и не смогли прийти к общим выводам. Кто ты, Тео Ларсен?
Как будущий психолог, я хочу понять, почему такой искренний и добрый человек смог опуститься на такие глубины падения. Должна же быть какая-то причина, которая положила начало этим чудовищным убийствам! Я уверена, что так называемая «маска нормальности» была твоим  истинным лицом, а жуткие преступления – следствие какой-то ужасной болезни, возникшей ввиду  очень сильной, но неведомой причины, которую ты, по всей видимости, старательно скрывал от всех. И я ищу  более правдоподобное объяснение, чем пресловутая врожденная психопатия, склоняясь к выводу, что в твоей жизни произошло нечто ужасное, что сделало тебя безжалостным монстром.
Впрочем, то, что принято называть «психопатией», явление более сложное, чем мы привыкли думать, и современная наука о нем мало пока  что знает…  Многие так называемые психопаты – это не только  те, кто лишен всего человеческого,  но и неизлечимо  раненые, искалеченные души, чьи замерзшие чувства спрятаны глубоко внутри, как раскаленная лава – внутри каменной, заснеженной горы…
Ты знаешь, в детстве, читая сказку о Снежной Королеве, я считала ее доброй, нежной, но очень несчастной и одинокой. Я задавалась лишь одним вопросом – почему она замерзла? Ведь каждая льдинка сердца когда-то была слезой... Сколько же горьких  слез было у тебя, Тео?
Если честно, я интересуюсь тобой не только как психолог, а еще и потому, что во мне тоже есть «темная сторона», или «порок сердца», как я это называю. Например, я всем сердцем презираю социум и  не нуждаюсь в общении, дружбе и прочих социальных отношениях. Я не могу чувствовать настоящее раскаяние и угрызения совести, я практически  лишена настоящей  жалости, сострадания и эмпатии к другим людям, и вообще – в глубине души  я мизантроп, каких поискать. Даже к тем, кого я люблю, я часто отношусь, как к инструментам для извлечения выгоды,  как к собственности, с наслаждением властью над ними. Я очень часто манипулирую и лгу – даже самой себе. При этом я почти не умею привязываться к другим людям.
Кроме того, я склонна к агрессии, жестокости  и причинению боли, граничащему с садизмом  – как физическим, так и моральным, даже к  тем, кого люблю… Поэтому я на полном серьезе и небезосновательно  подозреваю у себя психопатию, и, думаю, мне нужно комплексное обследование…
Но порой – особенно внутри моего собственного, довольно тесного мира – моей «раковины» - я могу быть  очень доброй, чувствительной и нежной –иногда даже слишком. А временами я ощущаю себя во власти какой-то темной силы, когда даже молитва не помогает. Разумеется, я изо всех сил стараюсь исправиться, стать лучше, но, к сожалению, это не всегда получается. И эта двойственность натуры очень мучительна.  Я знаю, что с тобой тоже такое было – ты даже говорил о дьявольской «Сущности», которая владела тобой… Вообще, для меня «психопатия» - это не что иное, как один из видов власти дьявола над человеком. Поэтому я верю тебе, мой Ангел, и понимаю тебя, как никто. Тем более, как и ты, я являюсь типичнейшим представителем  истероидного типа личности, правда, еще и с явными чертами шизоида.  Я смотрю в тебя, словно в зеркало, и ты единственный, кому я не могу лгать…

17.03.2012. Что-то странное. Постепенно я замечаю, что случилось невозможное, и Стэнли по капле уходит из моего сердца, а я перестаю о нем страдать. Почему? Может, потому, что в нем я вижу тебя, а в тебе – его? Тогда кого же из вас я люблю на самом деле?

25.03.2012. У меня появилась новая причуда. Я часто воображаю тебя в возрасте Стэнли, каким ты  был бы сейчас, если б остался в живых, и пишу тебя в этом образе, потому что мне  невозможно смириться с тем, что тебя нет…
 А еще я таким способом  визуализирую и приближаю свою тайную волшебную мечту, с каждым днем все более сладостную, манящую, непреодолимую, всепоглощающую, но, вместе с тем, неумолимо и безнадежно далекую и недостижимую, как параллельная Вселенная…

31.03.2012. Это конец! Кажется, я в тебя влюбилась! На лекциях я все время  улыбаюсь без причины – все время тороплюсь домой, чтобы рисовать тебя, читать о тебе или смотреть твои фотокарточки или видео… Тупые сокурсницы думают, что у меня, правда, кто-то  появился, посмеиваются, а я отшучиваюсь, как могу… Что ты со мной делаешь, маленький плут? Я  постоянно рисую тебя и пишу тебе стихи, десятки стихов...  Хоть я и не такой хороший поэт, как ты, но я не могу удержаться… Ты стал для меня вторым Стэнли.
Скажу больше. Ты стал для меня тем же, чем была для Данте – его  Беатриче, а для Рафаэля - его Форнарина – неиссякаемым Вдохновением, Ангелом и Дьяволом, Мадонной и блудницей. Я наслаждаюсь своим новым чувством, так похожим на любовь, хотя я никогда не думала, что полюблю кого-то, кроме Стэнли.    Так что ты, наверное, еще и волшебник, а, Тео?!  Люблю тебя преданно и бесконечно!!!               

                ***
7.04.2012. Милый Тео! Сегодня произошло что-то ужасное! Безумная мечта о тебе овладела мною с такой неистовой силой, что это походило на безумие. Не в силах противостоять этому наваждению, я  взяла карандаш и стала просто водить им по бумаге. Когда закончила, получилась картина, на которой мы с тобой блаженствуем в объятиях друг друга, предаваясь отчаянной страсти,  причем тебе 64 года, но ты все еще сияешь ослепительной красотой. Так как я не выношу изображений обнаженных натур, считая их пошлыми  и вульгарными, моя картина получилась очень целомудренной, лишенной всякого натурализма. Но от нее веяло такой нестерпимой страстью, что на нее, как на летнее полуденное солнце, тяжело смотреть, а огонь безумной, неистовой любви просто взрывает мою душу и сердце.
Мне стало  страшно, горько и стыдно. Я дрожу. Страстное влечение к тебе, умершему, показалось мне чем-то извращенным и жутким. О чем это я? Тебе же вечные 43, и ты  давным-давно мертв! Ты умер, когда мне было всего лишь 3 года! Я могу лишь восхищаться тобою, как Ангелом…но я… я так люблю тебя всей полнотой сумасшедшей  страсти… Как я могла оскорбить тебя своим желанием?  Прости меня, прости …Что это со мной?! Снова любовная интоксикация? Это же кощунство! Я схожу с ума!!!  В отчаянии и рыдая от  невыразимой боли, стыда и горя, я с ненавистью порвала этот проклятый  эскиз на мелкие куски… 
Стало как-то легче…
А как же  Стэнли?! Неужели я забыла его так скоро?  Стэнли… Он единственный, кто смог бы спасти меня от этой невероятной одержимости! От твоей проклятой власти! 
Возможно, я по-прежнему люблю Стэнли, а страсть к тебе – дьявольское искушение, от которого необходимо избавиться. Возможно, я и тебя полюбила только потому, что ты напомнил мне безвозвратно потерянного, горячо любимого, возлюбленного. Возможно, я создала из монстра нежный образ с чертами Стэнли. Образно говоря, я стала пластическим хирургом, который наделил уродливую физиономию  незабвенными чертами своего дорогого человека, и  теперь упоенно любуется получившимся «творением».  А  возможно, я пленилась образом скорбного и непорочного страдальца, сотворенным  мною в детстве и возникшим вновь? А возможно, все сразу. В любом случае,  тебя не существует,  я создала тебя из грез, а к реальному Теодору Ларсену  все это не имеет никакого отношения. Это лишь мой  собственный самообман, и настало время возвращаться к реальности, пока у меня  сохранилось хоть немного рассудка!..   
К черту гордость!!! Завтра же утром я поеду к Стэнли домой,  чтобы умолять, а если он меня выгонит меня,  буду сидеть у его порога, как собака, пока он не выслушает меня!!!
 
8.04.2012. Бесценный мой Тео, я должна рассказать тебе, что случилось дальше!
Я решила поступить, как планировала, и с утра поспешила к Стэнли.
…Вот и наш дом, где провели мы столько счастливых часов. Набираюсь храбрости, звоню в дверь. Секунды кажутся часами. На пороге показывается какая-то пожилая леди. Слава Богу,  это не Эльвира – ту я раньше видела на фотографии. Может, кто-то из ее подружек или кузин приехал погостить?..
- Доброе утро, мисс. Что Вам угодно? – прервав мои размышления, вежливо интересуется незнакомка.
 - Прошу прощения, мэм, мне нужен Стэнли Дэвид Брукс.
- Боюсь, Вы опоздали. Мистер Брукс продал мне этот дом 3 месяца назад и переехал, кажется, в другой штат… не знаю, в какой.
- Благодарю Вас, мэм, - улыбнулась я. – До свидания.
Было впору заплакать, а мне стало весело, но это было скверное веселье сумасшедшего человека, со смехом танцующего на руинах своего дома. Я обнаружила, что и без него небо продолжает синеть, а солнце – сиять, но это  было не мое небо и не мое солнце, а все это словно бумажное – как халтурные декорации на сцене для детского выступления. Конечно, я бы могла продолжить поиски  Стэнли, но это не имеет смысла – он навсегда связан с другой, и отныне наши дороги разошлись безвозвратно… Что еще хуже, он удалил меня из своего сердца, как вредоносный вирус – с компьютера. Он исправил свой первый грех – свою роковую ошибку…  В его жизни теперь перезагрузка… Без меня.
Но кто я для него? Просто наложница? Нет. Наши сердца и души были слишком  прочно спаяны.  Перед Богом и людьми я считала Стэнли своим мужем, и мы могли бы быть одной из благословенных пар, повенчанных Небесами, которых не в силах разлучить сама Смерть, потому что когда умирает один, другой ждет счастливой встречи в лучшем мире. Нас же разлучила не Смерть, а проклятая борьба самолюбий, которая превращает нежнейших влюбленных в жесточайших врагов и делает их мертвыми еще при жизни.
Мы были больше, чем влюбленные или муж и жена – как часто говорил  мне Стэнли, «мы одно», а теперь он безжалостно отделил меня от себя, как пораженную гангреной руку или ногу, грозящую погубить весь организм. Болит ли у него  та недостающая часть души, которую прежде  звали Энни? Или его холодная душа подобна рептилии, и регенерация ее уже давно  состоялась, подобно тому, как у ящерицы вскоре  вырастает новый хвост вместо утерянного? Может быть, он безмятежно счастлив со своей Эльвирой, которую любит теперь, как в первые годы супружества? Я же осталась безнадежно одинокой, существующей, но безжизненной, как оторванная рука или нога. Помню, в философии мы учили, что небытия нет – просто бытие переходит в иную форму. Именно такая форма бытия присуща мертвецам – тление, гниение и разложение, когда ты становишься пищей для червей и паразитов, а потом распадаешься на атомы. Именно такое состояние сейчас  у меня, только в отличие от  мертвецов у меня гниет не бесчувственное тело, а бессмертная душа, вызывая невыразимую боль, ощущаемую физически…  О, зачем ты так жесток ко мне, моя бесценная, истинная Любовь?!
…Я гнала по шоссе с сумасшедшей скоростью и включенным на полную громкость радио, чувствуя бешеную эйфорию. Это было что-то вроде «русской рулетки» - я бросила вызов Судьбе, втайне мечтая выскочить на встречку, врезаться в столб или упасть в кювет, чтобы покончить со всем этим, но, к своему разочарованию, все же благополучно доехала до дома.
Открыв дверь ключом и войдя в квартиру, я бессильно соскользнула на пол возле порога. Я снова дома. Я снова жива. Кто-то снова спас мне жизнь. Но зачем Он это сделал? Для чего мне жить? Ради учебы, работы, творчества, славы? Но без милого Стэнли все это теряет всякий смысл. Жизнь представляется бесконечным сырым черным коридором без окон и дверей, в конце которого глухая стена. Но сколько мне будет лет, когда я дойду до нее? 50? 60? 70? Может быть, 80? От этой мысли я похолодела и чуть не закричала в голос.
Ты многократно спасал таких же отчаявшихся, уставших и обезумевших самоубийц, как я, и только Небо знает, сколько их – обязанных тебе своей жизнью!..Ты говорил с ними ласковым, нежным голосом, каждому умел сказать нужное слово, безошибочно найти пароль к каждому сломанному сердцу – чтобы вернуть несчастного к жизни. Другие психологи даже завидовали твоему таланту, Тео. Такой же, хотя менее развитый, талант был и у меня, но ирония заключается в том, что, помогая другим, мы с тобой были бессильны помочь себе самим…
Наверное, ты часто слышал истории несчастных влюбленных, подобных мне! Если бы я могла позвонить тебе сейчас, или написать письмо в тюрьму, или прийти к тебе – горько жаловаться и плакать, пока не закончатся все слезы!.. Несомненно, ты бы утешил и понял меня, потому что сам часто страдал от разочарований в любви.  Как знать, может, мелкие осколки наших многократно разбитых сердец смогли бы сложиться в единое целое, чтобы снова биться, любить и жить дальше. Ты – единственный мужчина во всей Вселенной, кому бы я без остатка доверилась! Как же мне хочется – до дрожи и озноба – упасть в твои объятия и до крови впиться поцелуем в твои сладкие губы, мой Тео!!!  Но, по безжалостной насмешке Судьбы, твое сердце давно уже не бьется, а сам ты находишься там, куда невозможно ни позвонить, ни написать, ни прийти…
Мою душу пронзила такая нестерпимая боль, что я вскрикнула. Я поднялась с пола, взяла на кухне большой бокал и прошла в ванную. Потом взяла бритву и разрезала себе руку, но без намерения совершить самоубийство. Порез был достаточно большой и сильный, а боли я не чувствовала – внутри болело гораздо сильнее…
 Собрав кровь в бокал, я принялась писать картину в стиле лайн-арт, так преследовавшую меня  со вчерашнего вечера, только уже не карандашом на бумаге, а собственной кровью на холсте – багровые линии на белоснежном фоне  непреодолимо завораживали… С неукротимым энтузиазмом, без перерыва на отдых и обед, буквально залпом, я начала работать, и завершила ее быстро. На моем холсте мы были вместе  - уставшие от любви и бесконечно счастливые – настолько, что это граничило с отчаянием. Ты был из плоти и крови, весь, весь  мой. Совершенно успокоенная и бесстыдная, я внушала грешное счастье, а моя голова покоилась на твоем плече.  Ты блаженствовал в моих объятиях, и я почти чувствовала это… Невероятно, но я даже ощущала тепло твоего дорогого тела… 
Таким образом, я в буквальном смысле засвидетельствовала любовь к тебе своей кровью…  Картина получилась не очень большая, но очень сильная и притягательная. Я хотела назвать получившееся произведение «Одна ночь любви». «Но ведь это неправда, - с горечью напомнил мне холодный рассудок. – И этого никогда не случится!». Но это Никогда  настолько прекрасно, что хочется  остаться и раствориться  в нем навечно! И я назвала картину «Одна ночь в Никогда», с грустью поймав себя на мысли, что готова жизнь отдать ради того, чтобы эта ночь  с тобой стала  реальностью!..
                ***
15.04.2012. Что я могу сказать тебе, кроме того, что люблю тебя? Ты стал моей новой и сильнейшей вредной привычкой, моим наркотиком – чистым героином. Я думаю о тебе, когда просыпаюсь; я целую тебя в своих мечтах, когда засыпаю; ты заполняешь мою душу весь день! Я с упоением  перечитываю твои  стихи и письма, адресованные другим женщинам - и чувствую легкие уколы ревности…  Стоп! Твоя Энни врет тебе!  Какие там «легкие уколы»? Это страшная пытка, как будто мое сердце поджаривают на сковородке, на медленном огне… Но я вновь и вновь мучаю себя, потому что люблю воображать,  что эти прекрасные слова горячей  любви  адресованы именно  мне… Таким образом, я как будто ворую у тех, других,  частичку твоего сердца, твоей души, твоей любви и нежности. Скажу больше. Я ворую у них твою страсть, твои объятия, ласки и поцелуи… Это так больно и сладостно… Тео, свет моего сердца! Я люблю тебя до слез! Ты бы тоже любил меня ТАК?!

24.04. 2012. В последнее время я капитально подсела на песни группы  “Evanescence”.  Едва ли ты любил рок-музыку, я от нее тоже не фанатею, но эта группа особенная. Мне кажется, там все песни про нас! Песни о Любви, которая сильнее Смерти...

25.04.2012. Моя квартира стала твоим храмом,  с твоими портретами, фото и письмами. О, мой милый! Я попираю 2-ю заповедь, как никто и никогда! Если бы ко мне пришли гости, они подумали бы, что я больна – и мне нужен доктор, но, к счастью, я ненавижу гостей, поэтому они ко мне не ходят,  и, следовательно, ничего не знают  о моей мании. Я только Кейт рассказала. Она -моя названая сестра, и я доверяю ей почти все. Больше я доверяю только тебе… Верная Кейт  отнеслась с пониманием – она – Ангел во плоти… 
С другими же я о своей любви не говорю – не хочется метать бисер перед свиньями! Но я безмерно горжусь тем, что люблю тебя! И мне нет дела до перспективы прослыть сумасшедшей! Я плюю в рожу этому лицемерному миру и презираю его настолько же, насколько он ненавидит тебя!

30.04.2012. Душа моя, я теперь выучила труды практически всех твоих биографов, и многие из них были весьма умные ребята. Но самым главным биографом для меня навсегда останется твоя Крис – она открыла мне именно того Тео, которого я люблю…  Кажется, я знаю о тебе все, но не хватает главного – возможности поговорить с тобой!
                ***
12.05.2012. Как странно – я люблю Ужасного Теда. Но забываю ли я, кем был мой любимый? Ни на минуту! Оправдываю ли я твои преступления? Ни в коей мере. Более того, как убийцу я тебя ненавижу... А вот это - ложь – я не могу тебя ненавидеть, и мне плевать, кем ты был – и скольких лишил жизни... Ты – мой любимый – и это мне достаточно! Испытываю ли я  сострадание и чувство вины по отношению к твоим жертвам? Из-за своего «порока сердца», о котором я тебе говорила, я не могу питать подобные чувства! Конечно, я понимаю, что эти бедолаги пережили много муки  и ужаса, что их родным невыносимо тяжело, но понимаю это только умом -  на самих эмоциях у меня как бы стоит блок. Кроме того, я считаю (не знаю, согласишься ты с этим или нет), что энная часть вины в случившемся лежит и на самой  жертве – в твоем случае, девушкам (по крайней мере, некоторым из них) следовало бы быть менее доверчивыми и более осторожными. Например, я никогда не говорю с незнакомцем (невзирая на пол и возраст) и никого не впускаю в свой дом. Современный мир слишком жесток, а доверчивость и наивность – это непозволительная в наше время роскошь.
Но так как я категорически против  любого убийства и насилия, «Ужасный Тед» мне действительно глубоко  отвратителен. Я уверена, что ты тоже его ненавидишь. И я решительно отделяю тебя от него. Ангел Тео без остатка вытеснил  Ужасного Теда из моего сознания.
Я не знаю, слышал ли ты о своем русском тезке – писателе Федоре Достоевском.  Хоть я и не терплю классическую  литературу, я обожаю его роман «Преступление и наказание». Не потому, что он хорошо написан – написан он ужасно длинно и нудно, но сюжет гениален, думаю, и тебе бы он понравился.
Молодой человек – Родион Раскольников – решил испытать, каково это убить человека, - и убил старуху-процентщицу, которую никто не любил. Но тут случайной свидетельницей убийства оказалась беременная сестра процентщицы – и Раскольников убил и ее. На его совести стало 3 загубленных жизни.
После убийств ему было очень плохо морально, и единственным человеком, кому он решился все рассказать, была его знакомая – юная девушка Соня Мармеладова, которая сердечно любила его. Она была Ангелом во плоти, но из-за нищеты своей семьи вынуждена была стать блудницей. Тео, ты знаешь, что она ему сказала, когда все узнала? «О бедный, что ты с собой сделал?». Это те же слова, которые я говорю тебе, мой возлюбленный!
 Соне были страшны, противны и ненавистны преступления Родиона, но она не переносила отвращение, страх и  ненависть на него самого, всем сердцем сострадая ему и понимая, что первая  и  самая  главная жертва убийцы – это, прежде всего, он сам. То же самое и я чувствую к тебе, любовь моя.
Потом его приговорили к каторге, а она последовала за ним. Какое-то время она была ему даже ненавистна… Но потом его сердце оттаивало, они вместе читали Евангелие… В конце концов, он полюбил ее так же сильно, как и она его… И они обрели счастье…
Ты знаешь, они очень похожи на нас – 2 изуродованные, несчастные души в безжалостном мире… Если бы я только могла последовать  за тобой! Если бы я могла бросить к твоим ногам свою душу, свою судьбу! Пусть бы все возненавидели меня! Пусть бы от меня отвернулась мать – ничто не смогло бы заставить меня отречься от тебя!..
Только это невозможно - смерть оказалась сильнее моей любви!.. Жаль…

                ***
27.05.2012.  Я серьезно пристрастилась к готике, и мои новые картины подчинены этим мотивам – Ангелы, демоны, духи, призраки… Рай и Ад… Тьма и Свет… Любовь и Смерть… Ты и я… Ты… Ты – это все, что занимает мои мысли и чувства, мой Тео!!!
                ***
28.05.2012. Милый, ты просто не представляешь, какой у меня был сегодня день!
Сегодня День Рождения дорогой Кейт. Я ненавижу праздники – все из-за моего «порока сердца», но она меня так сильно уговаривала, что я не могла отказать – тем более, своей сестренке…
Я подарила ей букет белых лилий, большой набор шоколада и духи “Clinique happy heart” – ее любимые. Она сегодня была особенно красива и счастлива, а в своем красном платье напоминала Кармен…
Посидели в кафе. Так как Кэти не меньший интроверт, чем я, гостей было не очень много – тесный семейный круг. Наконец-то я познакомилась с ее семьей! Ее мама и бабушка – чудесные, добрые женщины, и, кажется, им я понравилась тоже. Что ж, я умею пускать пыль в глаза…
Еще мне очень понравился Эндрю, возлюбленный Кейт – стройный светловолосый красавец ее возраста, с которым они вместе со школы. Как я нахожу, Эндрю достоин ее, как никто другой! А как они любят друг друга! Какая у них взаимная забота, теплота, привязанность! Ты знаешь, меня очень трудно удивить или восхитить, но их отношения приводят меня в восторг – сейчас очень мало подобных счастливых союзов! И я сердечно счастлива за любимую подругу!
Вообще у меня нет примеров для подражания, но я хотела бы быть похожей на Кэти, быть такой же сильной, целеустремленной и в то же время доброй и нежной… Я провела вечер с ней, и настроение у меня сильно поднялось.
К алкоголю я не прикасалась совсем – принципиально не пью в компаниях ни грамма. Как ты знаешь, я могу только в одиночку, обильно и в зависимости от настроения… Ха-ха! К тому же, я всегда за «баранкой», а это накладывает определенные обязанности.
Недавно вернулась домой. Сейчас довольно поздно, поэтому ложусь спать. 1000 раз люблю и целую.
                ***

29.05.2012. Я в полном плену твоих чар, Тео, и я люблю тебя, как сумасшедшая!!! Я люблю тебя больше, чем слова могли бы сказать это… Мысленно обнимаю тебя и покрываю бесконечностью поцелуев!!!

2.06.2012. Помнишь, Тео, я говорила тебе, что каждый день жду, что Стэнли позвонит  в мою дверь? А вот теперь не знаю…
В самом деле,  если бы случилось невероятное, и Стэнли вернулся бы ко мне с букетом роз и предложением руки и сердца, приняла бы я его? Может быть, но очень сомневаюсь… Хотя нет – здесь я лгу… Очень возможно, если бы он вернулся, я изменила бы тебе самым гадким образом, но потом чувствовала бы ужасную вину перед вами обоими. Возможно, через какое-то время наша со Стэнли былая страсть вернулась бы – и мы могли бы быть счастливы вновь!  Но в какой-то момент  ты  затмил в моем сердце  Стэнли, подобно тому, как Лолита затмила в сердце Гумберта его любимую Аннабель (жаль, что мы с тобой никогда не сможем обсудить это потрясающее произведение!).  Ты уже безжалостно заполнил мою душу, сердце и разум, и мне понадобилось бы много времени, чтобы забыть тебя  и снова, как ранее, полюбить Стэнли. Скажи, любимый, ты простил бы меня, если бы это  случилось? Я уверена,  ты простил бы – ведь Ангелы умеют все прощать…
Но в мою дверь никто не звонит – похоже, прежний предмет обожания  совсем обо мне забыл, но, может быть, это даже к лучшему – мне не придется предавать тебя,  поэтому мои мучения по поводу данной дилеммы исключены.
Вместе с тем, не буду лгать тебе, что я по-прежнему очень привязана к Стэнли, скучаю по нему, и не проходит  дня, чтобы я не думала о нем. Он мне небезразличен, я очень часто вспоминаю его и беспокоюсь о его успехах, здоровье и благополучии. Видимо, в какой-то мере – я до сих пор люблю его. И, несомненно, я больше не полюблю ни одного мужчину на планете, кроме него. Потому что ему нет равных…
 Стэнли больше нет в моей судьбе, а невыразимая боль осталась. Это очень похоже на фантомную боль, которую испытывает человек, переживший ампутацию. Стэнли… Моя вечная фантомная боль…

10.06.2012. Я вычитала такую интересную штуку – с  ума сойти!
Раньше об этом говорили только эзотерики и фантасты, а теперь и некоторые ученые задумываются.
Я прочитала о том, что параллельно нашей Вселенной, возможно, есть и Антивселенная (некий аналог сказочного Зазеркалья), симметричная нашей, со своим антипространством и антивременем. И в этом антимире все состоит из античастиц – там есть антигалактики, и антизвезды, и антипланеты, и даже Антиземля. И на этой Антиземле живут антилюди – двойники каждого из нас.  Только судьбы наших двойников из Антивселенной могут сильно отличаться от наших – ведь будущее там, как и прошлое, может иметь несколько вариантов развития событий.
Стэнли был бы без ума от этой идеи – он любит читать про  всякие таинственные вещи, а я, разумеется, не верю ни в какую  Антивселенную – ведь серьезная наука не сказала об этом ни одного веского слова, а мои представления о потустороннем мире полностью согласуются со Священным Писанием и Христианской верой.
Но мне сделалось весело от мысли, что, возможно, там, в Антивселенной,  те, другие, «мы» неразлучны и счастливы, а твоей Крис в твоей жизни нет вовсе. Ты – примерный и законопослушный джентльмен почтенного возраста с серебряными волосами и чудесными синими  глазами; а я – твоя послушная и преданная жена – гуляю с тобой за руку; глажу тебе рубашки и схожу с ума от разлуки на минуту…  И там у «нас» есть все, о чем вы мечтали с Крис – бесконечная любовь, дружная семья (прости за такую пошлость, но по законам Зазеркалья,  «та» Энни  вполне может оказаться мещанкой и приверженкой семейных ценностей, что меня серьезно пугает, ха-ха!) и уютный дом на лоне прекрасной природы… О, Тео, если честно, я бы побежала в такую Антивселенную хоть пешком!
Но никакой Антивселенной не существует… И если бы даже существовала – наша Вселенная никогда не сможет пересечься с Антивселеленной, иначе произойдет аннигиляция, и они обе взаимно уничтожатся…
Но, несмотря на то, что я категорически не верю в Антивселенную, у меня есть своя «Антивселенная» - мое творчество, мои грезы, и, главное, мое сердце, в котором ты всегда жив!..

14.06.2012. Милый Тео! Сегодня я смотрела документальный фильм о смертниках. Сердце разрывается!  Там показаны судьбы  не только их, но и их близких.
Особенно меня поразила история Луи и Вайноны. Он – смертник, осужденный за убийство, она – правозащитник и ярый борец со смертной казнью. Они познакомились по переписке, подружились, а потом их дружба переросла в любовь и, хотя они не были расписаны, они называли себя мужем и женой. Луи и Вайнона – довольно странная пара: он – афроамериканец-толстяк, она – стройная светлокожая красавица с темными волосами. До последнего дня она боролась за его жизнь, но его все равно казнили, сволочи! Я видела, как она прощалась  с ним, со слезами  обнимая и целуя его мертвое тело. Я не знаю, кого мне жаль больше, жизнь моя! Луи ушел на Небеса (я верю, что Бог проявил к нему больше милосердия, чем люди), а вот ей-то как жить без него?! Я даже представить не могу!!!
И еще кое-что. В Луи и Вайноне я увидела тебя и себя…
А, с другой стороны, я даже завидую этой бедняжке – она  счастливее меня, потому что я не  смогла даже в последний раз обнять и поцеловать твое бедное безжизненное тело!.. Но, быть может, этот крест оказался бы для меня еще более непосильным, чем мой собственный – ведь мы с тобой никогда не встречались в этом мире?.. Хотя… это звучит безумно, но мне кажется, что мои объятия вернули бы тебя к жизни, потому что моя бесконечная Любовь отпугнула бы даже Смерть…

12.07.2012. Сегодня твой День Рождения… Тебе исполнилось бы 65, как и Стэнли… Как тяжело произносить это «бы»! С Днем Рождения, любовь моя!

25.07.2012. Я тону в тебе. Наедине с собой я часто о тебе мечтаю, и нередко эти мечты нельзя назвать робкими. Рядом с собой я представляю  тебя  зрелым привлекательным мужчиной 65 лет, таким, каким ты должен был быть сейчас – и  именно таким ты для меня наиболее - и по-настоящему  - желанен. Нередко эти грезы бывают столь сильны, что я воплощаю их на своих полотнах. Я чувствую  себя ребенком, который рисует то, что чувствует, но невинным ребенком отнюдь не являюсь. Я страстно сжимаю тебя в своих объятиях – и самозабвенно наслаждалась тобою. Но это вовсе не буйство плоти, а отчаянный крик души. Крик о том,  как я люблю тебя и нуждаюсь в тебе. Крик, который никогда и никем не может быть услышан.
Но там, в мире,  созданном мною   только для нас двоих, ты жив и здоров, в полном расцвете дивной, но, увы, несостоявшейся осенней красоты;  мы принадлежим друг другу без остатка, и ты полностью мой. Мы можем держаться за руки, гуляя в зимнем городе, летнем саду или осеннем парке -  и порою  я даже чувствую тебя…
Таким образом,  я словно бы пытаюсь обмануть Смерть, а обманываю лишь себя. Но сам процесс  этого сладостного самообмана вызывает во мне приступы  невероятной, ни с чем не сравнимой эйфории.
Ты - мой неразбавленный абсент, который я пью стаканами и никак не могу напиться, а  мучительная и неутолимая жажда становится все более сильной и изнурительной… Мне тебя так мало, Тео!.. Любовь так мучает меня…

12.08.2012. Сегодня мой 25-й День Рождения. Отметили очень скромно – я не люблю пышных торжеств – да и смысла в них нет с тех пор, как Стэнли забыл этот день…
Сегодня это еще и День Рождения твоей дорогой мамы! Несмотря на то, что, по моему мнению, она была виновата перед тобой в том, что вышла замуж за твоего отчима, родила других детей  и тем самым предала тебя, я отношусь к ней с огромным восхищением и уважением.  Я преклоняюсь перед ее подвигом материнской любви. Она безмерно  любила тебя  даже когда узнала, что ты оказался ужасным убийцей. Она оплакивала тебя в то время, как все другие радовались твоей смерти. Такой великой скорбью и любовью она напоминает мне Мадонну – да простит мне Господь такое сравнение! Все любящие и страдающие матери подобны Ей, а уж то, что пережила твоя бедная мама, даже страшно вообразить! Но, надеюсь, в лучшем мире вы повстречались с ней, любовь моя!.. Я очень горжусь, что мы с ней родились в один день! Хотя я не отличаюсь суеверием, это совпадение кажется мне особым знаком Судьбы…

28.08.2012. Сегодня прошла персональная выставка моих работ. Все было отлично. Лучше, чем я ожидала. Пришла куча репортеров. Были самые близкие мои люди – мама и Кейт. Пришла и Долли – куда же без нее хоть одна тусовка?
А я (хоть это и нереально) краем сердца мечтала увидеть там Стэнли. Его там не было. Как же! Он, наверное, не расстается со своей Эльвирой, исправляет свою ошибку, совершенную со мной… Ты представляешь, каково это – быть чьей-то ошибкой?!
Реву весь вечер. Сегодня был мой маленький триумф, но меня он не радует. Быть может, моя жизнь станет чередой еще больших триумфов – но что толку? Что толку, если ни один из них не можешь разделить с тем, кого любишь? Если он никогда не обнимет тебя со словами: «Ты молодец! Я горжусь тобой!»?
Стэнли гордился мной, но теперь он вырвал меня из сердца, а тебя давно нет… Да, ты никогда не сможешь обнять меня и сказать, что гордишься мною… Это разрывает на части… Но, тем не менее, то, что было сегодня, это для тебя и благодаря тебе, мой прекрасный, добрый Гений!
Сейчас мне стало легче. Может быть, потому, что ты укрыл меня своим теплым и ласковым крылом?..

10.09.2012. Сегодня день твоей гибели, возлюбленный мой! Это так горько, что нет слов… Только бесконечность боли!..

21.09.2012. День Рождения мамы. У нас отношения стали лучше. Но я все еще не могу простить ей гибель отца… В душе инфернальная пустота…

10.10.2012. Сегодня – День борьбы со смертной казнью – один из самых любимых моих праздников.
Я ненавижу смертную казнь всю свою жизнь, а после того, как узнала тебя, вообще о ней слышать не могу – сердце разрывается!
И особая ненависть у меня к палачам. Раньше я относилась к ним с жалостью, как к жертвам системы. Когда  я  стала рассматривать вопрос смертной казни и судьбы смертников более глубоко, отношение к палачам резко поменяла – теперь они для меня чудовища. И у меня нет к ним жалости – ведь это их выбор…
Раньше их презирали наравне с блудницами, а теперь они – нормальные члены общества. Они – убийцы, но идут после всего  этого  не в тюрьму, а домой, к женам и детям, спокойно жрут, спокойно спят, а потом тихо подыхают в своих постелях! Меня это бесит! Но чем они лучше тебя? Ты убивал из-за своей болезни, а они – из-за денег. «Горячие  головы» приписывают тебе сотню жертв (чему я не верю, так как это выглядит надуманным и бездоказательным), а Пирпойнт – последний палач Британии – убил более 600 человек. И кто здесь настоящее чудовище? А ведь нелюди, подобные Пирпойнту, существуют не только в каком-нибудь Китае, но и у нас в Америке до сих пор!!! Но их никто не клеймит позором…
Хотя более ужасные чудовища, чем палачи, - это судьи, выносящие смертные приговоры – эти жалкие божки, решающие, кому жить, а кому нет. В свою очередь, большая вина, чем на судьях, лежит на правительствах, которые допускают и узаконивают смертную казнь. А более всего – виновато общество, которое одобряет это. Но чаще всего  отдельные личности и не задумываются над этим, пока безжалостная машина «правосудия» не заберет у них кого-нибудь из близких и любимых…
И все-таки процесс казни сопряжен с неизбежным чувством вины. Иначе не было бы последних трапез, когда смертнику подают его любимое блюдо (изначально это делалось для того, чтобы его разъяренный призрак не кошмарил потом своих палачей); иначе не было бы повязок и капюшонов на лицах смертников из-за того, что палачи боятся смотреть им в глаза; и иначе исполнители казни не нажимали бы одновременно кнопки на машине смерти, чтобы не знать, кто именно из них привел ее в действие…
Самый прямой и верный путь (и как гуманист ты согласишься со мной в этом!) -отказаться от казни вообще – перестать калечить отдельные судьбы и общество в целом. Добиться гуманизации общества и снижения преступности возможно только тогда, когда каждая жизнь станет священной и неприкосновенной, а любое убийство окажется вне закона. Странно, что большинство людей  до сих пор не может понять такую элементарную вещь!
Хочешь знать, что я думаю о смертной казни? «Справедливость», «возмездие», «облегчение страданий  родных жертв», «снижение преступности», «экономическая выгода», «защита общества»  - все это чушь собачья, пустой звук, «шелуха». На самом деле смертная казнь существует только для одной  вещи – чтобы презренное быдло, жаждущее крови, смогло насытить демонов в своей голове; чтобы каждое ничтожество в черной мантии могло вообразить себя Богом, решая, кому жить, кому – нет; и чтобы «исполнители» могли выплеснуть на ком-то свою агрессию; и наконец, это хорошая возможность для правительств подчеркнуть свою власть. Такое безнаказанное общественное серийное убийство, в котором серийным убийцей становится одновременно и целое государство, и каждый человек в отдельности. Именно поэтому смертная казнь на порядок страшнее, чем война. Когда уже вконец изовравшееся человечество найдет себе силы признать это?!
У меня есть мечта – повторить подвиг киношного Дэвида Гейла (думаю, тебе понравился бы этот чудесный фильм!) и пожертвовать жизнью во имя несчастных,  которым бесчеловечная Фемида приказала умереть. И хотя это невозможно, у меня есть смысл жизни – бороться со смертной казнью изо всех сил! Чтобы родные и близкие обреченных – их супруги, дети и родители - перестали плакать! Хотя мы с тобой никогда не встречались на Земле, любовь моя,  ты помог мне понять, какую боль испытывают несчастные возлюбленные смертников! И хотя  ничто не может высушить мои слезы о тебе, я должна бороться за то, чтобы подобного горя больше не было у других. И я живу надеждой дожить до того дня, когда смертная казнь перестанет существовать в мире (или хотя бы у нас в Америке) и когда высохнет последняя слеза…

12.10.2012. Любимый Тео! Я сейчас читала биографию Зигмунда Фрейда… Интересный был парень… А каково Ваше мнение о нем и его учении, уважаемый коллега?!
И вот… Я читала его биографию и чуть не лопнула от смеха. Подумать только, этот старый плут, заморочивший миру голову своей теорией пансексуальности,  оказывается, отличался целомудрием (по мнению некоторых биографов, даже женился девственником),  был примерным семьянином и отличным папашей 6 детей (что очень мерзко!). Что еще невероятнее, после рождения младшей дочери Анны он совсем отказался от интимной жизни и практиковал воздержание! А вот это просто восхитительно и достойно всякого уважения!!! Прости за откровенность, но на его месте я, по всей вероятности,  и сама бы так поступила,  только мне  за глаза и за уши хватило бы не шестерых детей, а всего лишь одного!.. (Но я это говорю в исключительно условном наклонении, ведь семья мне нужна, как рыбе зонтик. Или даже меньше).
И все-таки я в шоке. «Отец психоанализа», отказавшийся от секса,  - это бомба! Как ни крути, а мы, психологи, очень странный – и даже парадоксальный - народ – разбираем «по косточкам» чужие души, исписываем про это тонны бумаги, а самих себя совсем не знаем! То же самое можно в полной мере сказать и о нас с тобой!..

8.11.2012. Сегодня ровно год, как я начала говорить здесь с тобой, а кажется, как будто век тебя знаю… Как здорово, что у меня есть этот дневник –  это мне так помогает! Здесь я могу пожаловаться, поплакать, позлиться…
Это странно – я хожу в университет, много времени посвящаю своей организации по борьбе со смертной казнью, общаюсь с какими-то людьми – а по-настоящему живу только тогда, когда говорю здесь с тобой!
Вообще, если подумать, моя любовь к тебе – явление не такое уж странное – ведь влюбляются же девчонки в разных звезд шоу-бизнеса, которых никогда не видели, вешают на стены их портреты, свято хранят их автографы и без остатка прощают  им всевозможные пороки и, мягко говоря,  «странности». И за что они их так любят? Чаще всего, за смазливую мордашку, чуть  реже – за удачную роль  - достаточно вспомнить массовую влюбленность в ДиКаприо после выхода фильма «Титаник».
А вот я ничем таким  никогда не страдала. И то, что я чувствую сейчас к тебе, гораздо сильнее, чище и глубже, чем просто слепой фанатизм  экзальтированной девицы.  Во-первых, я вижу  твое прекрасное сердце, во-вторых, чувствую в тебе родственную душу, в-третьих, преклоняюсь перед твоими страданиями.
Даже мой дневник, в котором я говорю с тобой,  не является чем-то из ряда вон выходящим. Строго говоря, чем он отличается от виртуального общения, когда люди изливают свою душу неведомым  интернет-собеседникам, которых никогда не видели, и которые (что случается довольно часто) вполне могут оказаться вовсе не теми, за кого себя выдают? Я же проявляю в Сети крайнюю осторожность, никому не доверяя, как и в реале. Но в интернете  еще опаснее – там встречается еще больше мошенников и брачных аферистов, которые не только разбивают девушкам сердца, но и сильно  щекочут их кошельки. Меня подобные истории очень забавляют, и я умираю от смеха над незадачливыми влюбленными,  запутавшимися в глобальной Сети и обманутыми какими-нибудь несуществующими виртуальными «клонами» или ботами.
В тебе же всегда могу быть уверенной, что ты меня не обманешь и не предашь. Пусть другие сказали бы, что я пишу письма в Никуда, но я так не думаю. Хотя ты не можешь отвечать на них, я не сомневаюсь, что ты слышишь и понимаешь  меня! Ты единственный, перед кем я не рисуюсь, и кто знает меня такой, какая я есть… И всегда чувствую рядом  твое  ласковое и теплое крыло…  У меня есть заветное место, куда я могу уйти, когда мне плохо – и там я никогда не буду одинокой… Это место – мое сердце, где живешь ты…Спасибо, что ты есть у меня, любимый мой!

25.12.2012. Снова настал твой любимый праздник… А я не могу ничего подарить тебе… Кроме своего истерзанного сердца… И я отдаю его тебе…

3.02.2013. День Рождения Стэнли… Я стараюсь не думать о нем!

14.02.2013. Сегодня День Святого Валентина, и мне до слез жаль,  что я сегодня  не могу обнять, поцеловать тебя…и подарить тебе всю свою любовь, мой Тео!..
Ничего не более обидного и горького, чем встречать этот праздник в разлуке с тем, кого так любишь! Но я  сделала себе подарок – чудесный медальон в форме сердечка и с твоим портретом, на котором ты похож на прекрасного рыцаря из блестящего куртуазного романа…
Так что теперь ты всегда со мной, любовь моя!
 Be mine, Heaven Valentine!

25.02.2013. Ты – мой наркотик,  в отличие от обычного наркотика, ты вдохновляешь меня и неуклонно ведешь к новым вершинам. Я стала еще прилежнее учиться в университете, преодолела творческий кризис  и, главное, нашла себя в этой жизни. Я твердо решила, что после университета продолжу  твое благородное дело и, подобно тебе, стану работать в кризисном центре, чтобы утешать отчаявшихся и спасать их от суицида, как это делал ты. Более того, я мечтаю преодолеть свой «порок сердца» и  патологический эгоизм, стать филантропом, бороться со смертной казнью и посещать несчастных заключенных. Ты ведь тоже всегда помогал тем, кто нуждался в помощи, и я очень хочу следовать твоему примеру.
Прежние мечты о славе и счастливой любви со Стэнли кажутся  теперь мелкими и пошлыми, даже смехотворными. Вот ты всегда помогал другим, даже в заключении. Еще  удивительнее то, как ты вернулся  к Богу  через невероятные глубины падения! Когда я читаю твои последние письма, поражаюсь их глубине и духовному смыслу. Читая их, невозможно догадаться, кем ты был! И то, как ты смог по-христиански принять свою судьбу, просто невероятно! – я не перестаю восхищаться!!!  Через прощение, покаяние и веру в Бога ты обрел свой  новый путь и секрет истинного Счастья!  И этим ты напоминаешь мне благоразумного разбойника, которому Христос сказал: «Ныне же будешь со Мною в раю»! Поэтому я верю, Он простил и тебя.
Я сердечно хочу последовать твоему светлому пути и мудрому примеру! Но я не уверена, что смогу – ты ведь гораздо сильнее и лучше меня! Но обещаю тебе, Тео, я буду стремиться… А светлый луч твоей души мне в этом поможет! Ты – мой Идеал!

3.03.2013. Милый, дорогой, любимый!  С тех пор, как я начала говорить с тобой, ты все чаще и чаще приходишь в  мои сны, в которых  я вижу тебя пожилым, а иногда, гораздо реже, - молодым и прекрасным.
 В этих чудесных сновидениях мы любим друг друга и приятно беседуем. Иногда я вижу себя счастливой; иногда несчастной и плачущей, а ты даришь мне утешение.  Эти сны очень разные,   но у всех у них один конец: едва мы  пытаемся прикоснуться друг к другу, как сон тотчас обрывается, и я просыпаюсь в безмерной тоске. Испытывать глубокую нежность и не иметь права даже на невинное прикосновение! Это   злое проклятие для нас!

11.03.2013. Возлюбленный мой! Чем дольше  я  знаю и люблю тебя,  тем невыносимее для меня принять твою смерть. Твоя смерть. Это огромное, ничем не восполнимое, горе для меня, с которым невозможно смириться, и в какие-то моменты я даже  сомневаюсь в милосердии Небес. Я так горюю о тебе, что  в моем сердце живет скорбь всех женщин мира, которые от начала времен потеряли своих любимых. Эта вечная, невыразимая  боль разрывает на атомы... Всей душой я ненавижу тех, кто был виновен в твоей гибели! Особенно ужасно, что они,  некоторые из этих мразей, может быть, еще живы, а тебя нет! Я хочу, чтоб они подыхали долго и  мучительно! Сколько раз я мучила  и убивала их в своих мечтах, мой Тео! Но я понимаю, что это низменный импульс, и если бы даже я смогла бы дотянуться до них в реальности,  легче мне от этого бы не стало – ничто не вернет мне тебя. И, конечно, я хочу, чтобы они всю вечность  мучились в аду, хотя даже эту кару  нахожу слишком мягкой для этих ублюдков! Но они свободны от всякой кары. Как такое может быть, и где на Земле справедливость?
Но я не осуждаю тебя за самоубийство и не нахожу твой  поступок проявлением слабости. Напротив, я считаю, что ты поступил, как храбрый солдат, не сдавшийся врагам. Ты умер сам, не позволив гнусным ничтожествам замучить себя в ужасной газовой камере и насладиться глумлением. Я надеюсь, что после суицида ты не оказался в таком же страшном месте, в которое когда-то попала я, потому что твой поступок был не столько проявлением отчаяния и малодушия, сколько попыткой сохранить честь и достоинство и не позволить совершиться последнему унижению.
Я пытаюсь утешиться тем, что твои  страдания подошли к концу, любимый мой, и ты находишься в окружении небесных Ангелов!.. Что ты не видишь больше грубых охранников  и отвратительных бандитских рож! И что никто больше не сможет обидеть тебя и причинить боль!
Но факт, что я никогда не смогу обнять тебя, и мы никогда не будем вместе, просто убивает! Я отдала  бы все на свете, чтобы ты сейчас был жив. Неважно, где – в карцере, тюрьме или психиатрической больнице – я бы побежала за тобой хоть на край света. Неважно, если бы годы забрали твою небесную красоту, силы и здоровье – я бы все равно продолжала бы безмерно любить тебя и самозабвенно  служить тебе!
Но это невозможно, потому что ты  давно стал Ангелом!  Часто задаюсь вопросом, почему это случилось именно с тобой – и не нахожу ответа! Часто плачу.  Часто рыдаю от отчаяния и боли. Но вместе с тем, я счастлива своей любовью, счастлива тем, что я узнала тебя.  И я совсем не боюсь смерти, скорее, напротив – я мечтаю о ней. Меня радует мысль, что, когда я умру, то непременно увижу тебя, мой Тео, и мы всегда будем вместе. Когда, подобно тебе, я стану Ангелом, я  обниму в лучшем мире твой бессмертный дух, и мы всегда будем вместе – прекрасными, юными и бесстрастными.
Но это блаженство еще надо заслужить, и я буду терпеливо проходить свой земной путь, безропотно неся крест и скорби, и не мечтая о том, как «срезать дистанцию»… Я буду ждать этой встречи, сколько нужно…

15.03.2013. Вчера я заснула в глубокой тоске и прошедшей ночью увидела сон о нас, который помню особенно ясно.
Я увидела тебя.
- Возьми меня с собой, - умоляла я. – Я так устала без тебя, любовь моя! Позволь мне умереть тоже – и мы будем вместе!
- Я не умер, дорогая Энни, - мягким голосом сказал ты, желая утешить меня. -  Я жив.
- Я знаю, что ты стал Ангелом и живешь в лучшем мире, - согласилась я. – Но ведь ты не здесь! Не там, где я.
- Нет, - твердо возразил ты. – Я на земле. В аду на земле.
С этими словами ты нежно обнял меня, и, как всегда в таких случаях, видение прервалось. Я проснулась вся в слезах, а твой голос до сих пор звучит у меня в ушах…
 Неужели ты жив? Но ведь это невозможно! Должно быть, это игра моего уставшего сознания. Я просто слишком много думаю о тебе…

5.04.2013. Тот странный сон, в котором ты уверяешь меня, что ты жив, настойчиво повторяется снова и снова, и в глубине моего сердца с каждым днем тает уверенность, что ты  действительно мертв, любимый мой… Но я не верю своему сердцу… Оно лжет. И сводит меня с ума…

                ***
24.06.2013. Мой дорогой Тео! Прости, что долго не писала! Ты имеешь все права гордиться мной!!! Я сегодня  на «отлично» защитила диплом на тему: «Арт-терапия»!!! Ты не поверишь, эти надутые профессора аплодировали мне стоя!!! 
Мне еще не исполнилось  26, а я  получила уже 2-е высшее образование!!! Я знаю, что хвастаться глупо, милый, но я хочу сказать, что теперь я достойна тебя!!!  И, главное, теперь я твоя коллега – настоящий психолог, как и ты!!! Прости за сумбурные предложения и обилие восклицательных знаков, но меня действительно разрывают эмоции! Я уверена, что там, на Небесах, ты гордишься мной, и я буду делать все возможное, чтобы стать как ты, жизнь моя!!! У меня есть Идеал, которому я неуклонно буду следовать!!!  Обещаю.
Сейчас я устала, не могу писать больше… Бесконечность поцелуев для тебя!!!

25.06.2012. Снова повторился тот странный сон, что ты жив! И я уже начинаю подсознательно верить в него… Что ты делаешь со мною?!  Я схожу с ума!

11.07.2012. Я сегодня получила диплом! И просто счастлива!!!
Теперь я должна проходить практику, и я решила, где буду стажироваться! В Аризоне, твоем родном штате, где ты провел всю свою жизнь! Там живет доктор Айрис Маргарет Паркер, одноклассница моей матери и давняя подруга нашей семьи.  Она работает врачом-терапевтом в психиатрической больнице при тюремном комплексе «Финикс» в штате Аризона.
В детстве и ранней юности Айрис Паркер была весьма дружна с моей мамой, но, познакомившись с моим отцом, мама переехала с ним в Канзас, а ее подруга, полностью посвятившая себя карьере, осталась в Аризоне. Но доктор Паркер приезжала к нам в гости на каждое Рождество, а иногда и просто так. Это было огромной радостью для меня. Кроме того,  несколько раз в год мы перезванивались, всегда оставаясь на связи.
Мы с Айрис обожали друг друга без памяти. Я особенно выделяла доктора Паркер из всех маминых подруг.  Она была довольно красивой, хотя обладала  и не вполне стандартной красотой; у Айрис были довольно тонкие губы, живые черные глаза, мелкие кольца неукротимых черных локонов  и приятный звонкий голос, способный оживить даже самую скучную компанию. Она может показаться резкой, своенравной и прямолинейной, но ты не представляешь, насколько она добрая, чувствительная и отзывчивая! Когда я болела, Айрис принимала в нашей судьбе активное и деятельное участие, всячески поддерживая нашу семью. 
Мне с ней было всегда хорошо и весело. Доктор Паркер разрешала мне обращаться с ней, как с подружкой-сверстницей, а она, в свою очередь, имела полное право иногда на меня прикрикнуть  – я нисколько не сердилась, потому что мы были как друг другу как родные. Единственное, что мне не нравилось - ее привычка называть меня «Нэнси» - этот вариант своего имени я находила смешным и странным, а потом это прозвище мне даже понравилось, потому что в устах моей дорогой Айрис оно звучало по-особому.
Эта дружба длилась долго, но гибель моего папы разрушила весь наш мир. Жизнь круто изменилась в худшую сторону, матери пришлось больше работать, а я, что называется, отбилась от рук и стала совершенно неуправляемой. На фоне всех этих событий наше общение с Айрис пошло на убыль, а потом и совсем прекратилось. Но мы с мамой все равно часто и с нежностью вспоминаем ее. Как мы узнали  из интернета, наша Айрис добилась больших успехов в карьере, стала довольно известным врачом и даже защитила докторскую диссертацию, чем мы с мамой очень гордимся. И вот, наконец, мне представился случай увидеть Айрис снова!
И вот я написала ей электронное письмо, что скоро приеду! Она ответила, что очень рада и ждет меня!.. Скоро ее увижу. Интересно, какой стала Айрис?

12.07.2013. С Днем Рождения, мой Тео! А я готовлюсь к отъезду в Аризону!..

13.07.2013. Сегодня мой последний день дома! Я ходила в гости к маме и отдала ей на попечение Мэри.
Вернувшись домой, я пригласила к себе в гости Кейт. Мы с ней устроили что-то вроде прощальной вечеринки. Праздник был совершенно без алкоголя, но с кучей сладостей. Мы очень щедро угощались  пирожными, шоколадом, колой и «7up» - совсем как в детстве. Сегодня мы были совершенно счастливы и беззаботны, слушали веселую музыку и говорили о хорошем.  Кроме того, Кэти дала мне несколько практических советов по поводу предстоящей стажировки – ведь у нее уже есть опыт… Но она в меня верит. Как всегда!
Прощаясь, мы немного всплакнули. Мне будет очень не хватать ее…  Сейчас она ушла. Не знаю, когда увижу ее вновь… Она – мой земной Ангел, освещающий мою жизнь…
Теперь я должна ложиться спать, сердце мое. Завтра – ответственный день и долгий путь…

Ночь с 13 на 14.07.2013. Я не могу спать, любимый!  Я дрожу от волнения. Не знаю, почему. Я осознаю, что встаю на новый жизненный путь – взрослый и самостоятельный. Можно сказать, в моих руках судьбы людей. И я увижу Айрис. Совсем скоро у меня будет первый пациент. Интересно, кто он?! Или она? Я непременно все тебе расскажу…
Но волнуюсь я не поэтому, а сама не знаю, почему. Мне кажется, что что-то случится, и  моя жизнь кардинально изменится… Только что в ней может случиться? Я без понятия – ведь все уже предрешено на десятки лет вперед. Вот только сердце разрывается от волнения и предвкушения чего-то…
Не знаю, когда напишу тебе снова, любовь моя! В связи с практикой я не смогу писать тебе так много, как хотелось бы! Но ты всегда со мной! Клянусь не заглядываться на симпатичных докторов и\или  пациентов, даже если они будут  ну очень симпатичные, ха-ха! Стэнли для меня убил всех мужчин на Земле, а ты во всей Вселенной, так что у меня есть ты и только ты! Твой образ всегда в моем сердце. Помни это.
Прощай, Счастье мое! Я должна лечь отдыхать - хотя бы ненадолго. Навсегда твоя!..

               
                13.ТАЙНА ДОКТОРА ПАРКЕР
 Утром 14 июля 2013 года я выехала из Канзаса в Аризону, к доктору Айрис Паркер. На протяжении  всего многочасового пути я предвкушала радость встречи – и ожидания меня не обманули.  Встреча с давней подругой была очень теплой и радостной. Мы  обнялись и расцеловались.
- Стрекоза моя! – радостно восклицала доктор Паркер, крепко обнимая меня. – Ты совсем взрослая стала!
- Еще бы! Ведь мы целых 11 лет не виделись! – заметила я. – А вот  ты совсем не изменилась!
- Умеешь же ты льстить, Нэнси! – улыбнулась она.
- Я вовсе не льщу, - заверила я. – И, если честно, ты действительно изменилась – стала еще более классным врачом. Мы знаем о твоих успехах - и очень гордимся.
- Я тоже горжусь тобой, художница! – снова улыбнулась доктор Паркер.
…Мы долго, весело и оживленно болтали за чаем на разные темы – о жизни, успехах, общих знакомых и прочем. Я заметила, что, хотя доктор Паркер чуть-чуть постарела и поправилась  за те годы, что мы не виделись, в сущности, она осталась прежней – очень веселой, симпатичной, жизнерадостной и энергичной, как, впрочем, и моя мать, которая в те же 52 года все еще чудесно выглядела и была удивительно красивой, полной сил, женщиной. Доктор Паркер много расспрашивала о ней и посетовала, что моя мать не приехала к ней вместе со мной.
- Сознайся, Нэнси, ведь и ты здесь не для того, чтобы просто поболтать со мной, - проговорила, наконец, Айрис. - Быстро говори, чем я могу тебе помочь!
Ее манера  «рубить с плеча» и переходить к делу без всяких предисловий. Но я уже привыкла.
- Да, твоя взяла, - призналась  я. – Мне действительно нужна помощь! Я только что защитилась, и мне необходимо место помощника психолога. А также я ищу подходящую кандидатуру для объекта изучения, а ведь ты работаешь в психиатрической больнице при тюрьме…
- Вот это – другое дело, - по-доброму рассмеялась она. – Тут я смогу тебе помочь – интересных «кадров» всех мастей у меня по горло. Так какие именно тебя интересуют?
- В идеале мне нужен кто-то вроде Теодора Ларсена, - то ли в шутку, то ли всерьез, ответила я.
При этих словах доктор Паркер резко изменилась в лице и испуганно замолчала. Она вся побледнела, и губы ее задрожали.
- Прошу тебя, не говори со мной о Ларсене, - почти взмолилась она.
- Ты сталкивалась с ним, что ли?! – удивилась я, никак не ожидая подобной реакции от этой бойкой и  обычно выдержанной женщины.
- Ну что ты ко мне пристала, Нэнси?! – в сердцах прикрикнула доктор Паркер. – Разве я не понятно сказала, что не хочу говорить об этом сукином сыне?! Все! Больше о нем ни звука! Ясно?
Тут мой мозг обожгла страшная догадка – должно быть, он когда-то убил кого-то из ее близких подруг, или, что еще хуже, причинил что-то ужасное ей самой… Ведь у этого чудовищного насильника-садиста были и выжившие жертвы, в том числе, не известные до сих пор… Что, если Айрис – одна из них?!
- Прости меня, прости, - прошептала я, нежно погладив ее руку, и, не получив никакого ответа, добавила: - Я пойду, погуляю…
…Выйдя на улицу, я очень долго бродила по городу в гадком настроении, с трудом понимая, где нахожусь. Перед глазами с кинематографической ясностью вставали жуткие картины его преступлений. Как он изощренно мучил, насиловал и убивал несчастных девушек, отчаянно моливших его о пощаде. Прежде я относилась к его жертвам несколько отстраненно. После же разговора с доктором Паркер все они словно ожили в моих глазах… Они смотрели на меня с упреком и взывали к моей совести…
18-летняя Дженни. Она была прекрасна, как фея. У нее была солнечная улыбка, сияющие карие глаза и чудесные каштановые волосы, украшенные большим белым цветком. И сердце у нее было доброе. Она была отзывчивой подругой, любящей дочерью и невестой… Она хотела жить – и радовалась жизни.
Маленькие Жаклин и Розмари. Они  не знали друг друга. Жили в разных городах. Погибли в разное время. У них были совершенно разные характеры. Жаклин отличалась некоторой смелостью и не любила учебу, а Розмари была прилежной, тихой и робкой. Их объединяло лишь то, что их лишил жизни гнусный  убийца Ларсен -  и что им обеим на момент смерти было по 12 лет…
Потом перед моим мысленным взором предстали десятки других девушек – я явственно видела их страдания, а душераздирающие крики этих несчастных надрывали мой слух. Девушки умирали в страшных мучениях.  А потом этот безжалостный монстр вновь и вновь под покровом ночи возвращался к ним, чтобы потревожить их смертный сон своей чудовищной противоестественной похотью; иногда он наряжал их и красил косметикой их лица, нередко уже обезображенные тлением. ОН. Мой Тео.
Я отчаянно пыталась прогнать эти образы от себя, но они преследовали меня еще более яростно, впиваясь в мой измученный мозг как разъяренные пчелы... Словно кто-то силой заставлял меня смотреть этот скверный фильм до конца. А конца все не было и не было. В висках стучало, сердце было готово выскочить из груди, каждая жила дрожала. Я чувствовала, что схожу с ума… Стремительно и неизбежно.
Не помня себя, я пришла домой и, ни слова не отвечая на расспросы Айрис, прошла в уютную, выделенную мне, комнату. Посмотрела в зеркало и увидела смазливую девицу с белым цветком в волосах. Она показалась мне какой-то чужой, незнакомой.
- Ты ведь все равно любишь этого проклятого выродка,- злобно прошипела я, обращаясь к ней. – И, видимо, тебе глубоко плевать на тех девчонок и на их матерей, которые их потеряли! Ты переживаешь только о том, что не можешь прикасаться к нему. Твою проклятую страсть можно только вырвать из тебя вместе с твоим презренным сердцем. Если б даже изнасиловал и убил тебя, ты простила бы его. Тем более, ты заслуживаешь того, чтобы быть убитой, Энн Хилтон! Я ненавижу тебя!
И в жутком гневе я ударила ее по лицу, но моя рука безвольно соскользнула вниз по холодному безжизненному стеклу.
Я схожу с ума…
- Тебе что-нибудь нужно, Нэнси? – весело, как ни в чем не бывало, осведомилась доктор Паркер, заставив меня вздрогнуть всем телом.
- Не откажусь от горячей ванны, пожалуй, - отозвалась я, придя в себя.
… - С тобой,  точно, все в порядке? – тревожно спросила доктор Паркер, когда после принятия ванны я пришла к ней  на кухню, чтобы пить чай.
- Да, только устала очень…
- Тебе нужно отдохнуть, Нэнси, у тебя завтра очень ответственный день – встреча с доктором Смитом, под руководством которого ты будешь практиковаться.
- А, что, он такой… тяжелый? – вяло поинтересовалась я.
- Да, характер у него, конечно, очень своеобразный, но психиатр от Бога – да и человек, в общем, хороший. Мы с ним большие приятели. Имей в виду, лени он вообще не переносит… Но ты и не из ленивых, поэтому вы должны поладить… Год у него попрактикуешься, потом и сама доктором станешь…
- Я вообще-то планировала в кризисном центре психологом работать… - призналась я.
- Но арт-терапия – это, правда, твое, - заметила доктор Паркер. – В любом случае, я в тебя верю.
…К счастью, она была в отличном расположении духа.  Наша приятная и веселая болтовня за чаем сгладила все негативные моменты уходящего дня. Засыпая, я думала о завтрашнем дне и о докторе Смите, который после разговора с Айрис представлялся мне – ни много ни мало – грозным волшебником Гудвином. «И принесло же меня к этому Великому и Ужасному, - размышляла я. - Ну ничего, он еще узнает, на что способна Энн Хилтон…». С этими мыслями и уснула.
Ночью приснился кошмар, как будто я подхожу к зеркалу, и на голове у меня по-прежнему ярко-белый капроновый цветок. Но в зеркале вместо меня отразилась Дженни, с почти таким же ярко-белым цветком в волосах, с которым я ее видела на фотографии.
- Ты завидуешь моей красоте, Энни? – с грустной и кроткой улыбкой  спросила она. – Так погляди же, какой я стала.
И в тот же миг лицо девушки сделалось мертвым и покрылось трупными пятнами.
В ужасе отвернувшись от зеркала, я увидела в своей комнате Тео. Лицо его было  необычайно страшным, и весь он был  в чужой крови.
- Ты все еще хочешь моей любви? – по-дьявольски захохотал он. – Ты хочешь знать, КАК я понимаю любовь?!
Тут он показал мне отрезанную и окровавленную голову Дженни, которая была у него в  руках. Я завизжала и, кажется, проснулась от собственного крика.
В комнате было очень темно, и моя рука инстинктивно потянулась к ночнику. Включив свет, я увидела, что часы показывают 2. Отказавшись от мысли будить Айрис, я на цыпочках проскользнула в кухню, приняла 2 таблетки снотворного, легла снова и заснула, проспав весь остаток ночи.

               
                14. СТОЛКНОВЕНИЕ МИРОВ
…На следующее утро Айрис  Паркер привела меня в клинику и представила  доктору-психотерапевту Джону Смиту, чьим помощником я сейчас должна была стать. Это был  добрый малый 50 с небольшим лет. Вместо неприступного Гудвина, которого я ожидала увидеть, передо мной предстал, скорее, добрый доктор Айболит с короткими седыми волосами, седыми усами и ярко-голубыми улыбающимися глазами, которые сразу располагали к себе. 
Я подробно рассказала  новому шефу  о своей «уникальной методике» арт-терапии, которую очень хотела бы испытать на одном из здешних больных. Доктор Смит весьма обрадовался этому, отнесся ко мне очень тепло и предоставил возможность выбора пациента для исследований. Попросив истории самых сложных больных, я очень долго листала их и выбрала пожилого пациента по имени Кристофер Дэвис. Его фото показалось мне неуловимо знакомым, до боли напомнившим… впрочем, я тотчас же прогнала эту странную мысль…
- Я выбираю его, - решительно сказала я доктору Смиту.
- Я бы на Вашем месте сделал другой выбор, - лукаво улыбнулся он.
- Если Вы говорите о трудностях,  доктор, то я не боюсь их! – заявила  я, с трудом скрывая захлестнувшую меня эйфорию от предвкушения непростой и увлекательной работы.
- Что ж, случай мистера Дэвиса довольно интересный, - уже более одобрительно заметил доктор Смит, очевидно, поняв, что переубеждать меня бесполезно. – Только  старик очень сложен в плане контактности, он страдает шизофренией, сопровождающейся ярко выраженной аутизацией. Он замкнут, не хочет ни с кем говорить. В ответ на вопросы либо отворачивается и молчит, либо пускается в бессмысленные рассуждения, не имеющие никакого отношения к действительности. Он может часами просто сидеть с отсутствующим или блуждающим  взглядом. Иногда он  совершенно выбывает из реальности… Но, несомненно, в этой голове… целый мир, понимаете? Огромный, странный и пугающий, известный  только ему одному. Но как найти ключик от этого лабиринта – никто не знает…
- Так уж и никто? – удивилась я.
- Ну, насколько я знаю, с Дэвисом когда-то долго и активно занимался профессор Качински, но, когда я пришел сюда на работу, Качински уже здесь не было. Ведь я работаю здесь сравнительно недавно – всего 7 лет…
- Так этот бедняга…здесь целую вечность? – удивилась  я.
- Как Вы могли бы заметить из истории болезни, более 20 лет,- флегматично и довольно холодно отозвался доктор Смит.
- Что с ним случилось? И где его родные? – тревожно спросила я, почувствовав жалость к несчастному.
- Его зовут Кристофер Дэвис, ему 66 лет, у него шизофрения – и больше о нем ничего не известно. Дэвис – человек без прошлого. Чистый лист, понимаете? Доктор Качински, который с ним работал, мог бы рассказать и больше, но он ничего не рассказал… Да и в живых его уже нет.
- Загадочная личность – этот Дэвис, - заметила я.
- Ваша правда… - согласился собеседник. – А Вам предстоит попробовать эту загадку разгадать… Главное, Дэвис ведет себя довольно адекватно, абсолютно  спокоен в общении, не склонен к грубости и агрессии. Но, честно говоря, я не  знаю, сможете ли Вы с ним работать… если сможете, это будет чудо.
- А я верю в чудеса, сэр, - ответила я с такой торжественностью и самоуверенностью, что и самой стыдно стало. – Искусство совершает чудеса там, где Наука бессильно опускает руки!
- Я ничего не имею против, леди, я всего лишь желаю Вам удачи, - спокойно, но несколько язвительно заметил доктор Смит, а в его улыбающихся глазах светилась большая ирония, которая, впрочем, ничуть меня не задела.
Беседуя так, мы подошли к палате больного и вошли туда. Палата была одиночной, и кроме  кровати, там стояли тумбочка, стул и стол, на котором лежали книги и  красивые карандашные рисунки, сложенные в идеальном порядке. Сам больной в задумчивости  сидел за столом,  слегка склонившись над исписанной тетрадью и покусывая ручку. Очевидно, Кристофер Дэвис был полностью поглощен своим умственным трудом – и не обращал на наш приход решительно никакого внимания.  Хотя пациент был одет в простую больничную пижаму, царственный наклон головы, благородная осанка и невыразимая величественность всего его облика заставляла думать, что мы явились на аудиенцию к какому-то монарху.
- Добрый день, мистер Дэвис, - вкрадчиво начал доктор Смит. – Позвольте представить Вам мисс Хилтон. Она – наш новый стажер и моя коллега.
- Как Вам угодно, доктор, - не поднимая головы, с холодной вежливостью ответил Кристофер Дэвис, и доктор Смит тихо вышел за дверь.
- Добрый день, сэр! – довольно громко произнесла я, едва побеждая накатившую волну робости. – Пожалуйста, простите, что прерываю Ваше занятие…
Мистер Дэвис  резко поднял  голову, пристально взглянул на меня и… сразу тысяча молний пробежала между нами! Мое дыхание остановилось! Конечно,  это невозможно, но это был тот самый до боли знакомый и любимый взгляд, который покорил меня еще в 10-летнем возрасте и навсегда украл мое сердце! Взгляд, который я никогда бы не спутала ни с чьим другим! Этот взгляд остался неизменным! И сейчас он был обращен ко мне! Меня охватила слабость, и я даже схватилась за стену, чтобы не упасть. Однако… Сомнений быть не могло. Здесь, в нескольких шагах от меня, был ОН. Мой Тео. Мой кумир. Моя жизнь. Моя неиссякаемая отрада и неискупимая вина. Мой обожаемый возлюбленный, которого я так трепетно ласкала в своих грезах и так долго оплакивала, как погибшего… Но как такое может быть?! Он же давно умер! Несколько мгновений я стояла совершенно пораженная, охваченная невероятным ужасом и в то же время - очарованная прекрасным видением, которое никак не хотело таять.
Удивительно, но Тео тоже как будто бы моментально узнал меня, его охватил шок, и он смотрел на меня оторопевшим взглядом,  от которого было еще страшнее.
2 мира – реальный и зазеркальный – столкнулись, вызвав в моем мозге чудовищный взрыв. «Я же сошла с ума! – в леденящем ужасе думала я. – Я больна… Я спутала сон и действительность… меня нужно лечить!!» И с этими мыслями пулей выбежала из палаты, не замечая никого и ничего вокруг.
Я машинально села в свой припаркованный неподалеку автомобиль, попыталась завести его, но, забыв даже, как это делается, оставила его и пошла пешком, сама не зная куда.
Что теперь? Что со мной? Мне страшно. Мне плохо. Куда идти? Кто мне поможет? Проклятый призрак, лишивший меня рассудка, преследовал неотступно и врезался в мой воспаленный мозг безжалостно. Я видела его в лицах встречных прохожих, пыталась убежать от него, но он настигал меня вновь и вновь. Сколько прошло времени? Может, несколько минут? Или несколько часов? Да какая разница? Время остановилось, как и вся моя жизнь. Я не слышала оглушительных сигналов машин, я не замечала бьющего меня холодного ливня… все это далеко… не со мной…
Вдруг – сильный толчок, от которого я упала на землю. Меня сбила машина.
- Мисс! Что с Вами? – тревожно восклицал выбежавший из нее человек.
- Со мной все в порядке, - безразличным тоном робота ответила я.
- Ради Бога, простите меня. Я Вас не заметил и… Вам больно? – говорил он, подбегая  ко мне и помогая подняться.
- Нет, совсем мне не больно, - все тем же тоном ответила я. – Оставьте меня, мне нужно побыть одной.
- Но сейчас  идет дождь, так что Вам лучше вернуться домой, - настаивал мужчина, сажая меня в свой автомобиль. – Позвольте мне все же отвезти  Вас. Где Вы живете?
Последний вопрос незнакомца поставил меня в тупик, но через несколько минут я все же вспомнила адрес доктора Паркер и назвала его. Больше за все время поездки я не сказала ни слова, а просто смотрела в окно остекленевшими глазами.
- Нэнси, что случилось?! – обомлела доктор Паркер, когда я вернулась.
К счастью, к тому времени она уже была дома.
Тут мое  состояние глубокого парализующего шока сменилось  ужасной, агрессивной истерикой.
- Ты мне сказала, что я буду доктором, - в безумии кричала я, пытаясь ударить ее. – А мне самой нужен врач! Я сумасшедшая!!!
- Сейчас же успокаивайся! – жестко  потребовала доктор  Паркер, взяв меня за руки. – Скажи мне, что с тобой случилось?
- Мертвец, мертвец меня преследует, -  с трудом выдавила я, чувствуя, что тело мое содрогается от адского озноба.
- Какой мертвец, Нэнси? – изумленно спросила она.
- Ларсен… я видела его в вашей клинике.
- Ты видела Ужасного Теда? – почему-то с заметным облегчением переспросила доктор.
- Да…  Мне очень страшно, Айрис, помоги мне, - снова закричала я и разразилась слезами.
Доктор Паркер дала мне воды, уложила в постель и сделала внутривенный успокоительный укол.
- Сейчас тебе будет лучше, - пообещала она.
- А что же делать с моими галлюцинациями? – взволнованно спросила я, немного овладев собой. – Это случилось со мной первый раз и это действительно ужасно. Понимаешь, мы с доктором Смитом зашли к больному Кристоферу Дэвису… я хотела с ним работать… А вместо Дэвиса я увидела  Ларсена. Он мне показался…
- Состарившимся? – уточнила Айрис.
- Да, - кивнула я. – Но это точно был ОН… Я знаю, что очень больна…
- Девочка моя, - ласково начала доктор Паркер, мягко взяв мою руку. – Я должна тебя обрадовать – ты совершенно здорова, и Ларсен тебе не показался.
- Что ты хочешь сказать?!
- Это не галлюцинация, - спокойно продолжала она. – Ты действительно видела его. Дэвис это и есть Ларсен. И он до сих пор жив.
- Что?!?! – воскликнула я, посмотрев на Айрис, как на ненормальную.
- Именно так, - ответила доктор, невольно перейдя на полушепот, хотя в доме находились только мы. – Дело в том, что самоубийство Ларсена было искусной фикцией… инсценировкой…
Подобная весть о возлюбленном прошла по сердцу острым лезвием. Этот удар был слишком жестоким. Эта радость оказалась слишком болезненной, чтобы ее принять. Я так привыкла к мысли о его смерти и сжилась со своей болью, что отвыкнуть от нее было для меня огромной  пыткой. Я была подобна несчастному узнику, много дней томившемуся во мраке темницы, а потом с режущей, нестерпимой болью увидевшему солнечный свет и поспешно закрывающему глаза…
- Нет, нет! Этого не может быть! – я снова сорвалась на крик, потеряв самообладание. – Я тебе не верю! Ты врешь!!! Он умер!!!
- Нет, Нэнси, я говорю правду, клянусь тебе, - заверила Айрис. – Все происходило у меня на глазах. Я пришла работать в ту больницу в 1990-м году в качестве молодого специалиста. Предстоящая казнь Ларсена должна была стать чуть ли не главным событием года. Как раз в это время известный ученый – доктор Джозеф Качински, работавший в нашей больнице, писал свой многолетний фундаментальный труд о психопатии и социопатии, и ему был нужен идеальный «подопытный кролик» - какой-нибудь чертовки умный мерзавец с явным асоциальным расстройством личности, способный описать внутренний мир  психопата, что называется, «от первого лица». Лучше Ларсена, который являлся практиковавшим психологом, психиатром - и в то же время отъявленным убийцей, на эту роль никто не подходил, и Качински  мечтал тайно заполучить его. Это было не так уж невозможно, тем более, Ларсен сумел расположить к себе некоторых людей из тюремного персонала, особенно тюремного врача, который откровенно сочувствовал ему (и к тому же  являлся приятелем доктора Качински). Более того, Ларсен завязал тесные отношения с влиятельным агентом ФБР Робертом Харрисоном, занимавшим к тому же очень высокий пост. Короче говоря, агент Харрисон, тюремный врач, и еще несколько человек, посвященных в эту аферу, инсценировали самоубийство Ларсена накануне казни, о котором тут же написали все газеты.  Толпа, жаждавшая казни серийного убийцы, была жутко разочарована. «Этот изверг избежал возмездия!», - негодовали люди. Если бы они знали, что он был тайно переправлен из камеры смертников в психиатрическую больницу Финикса, где отсиживается в одиночной палате! Сама понимаешь, он был помещен в «одиночку» в целях конспирации, чтобы его не узнали соседи по палате, а то Ларсен к тому времени стал своего рода знаменитостью. Так он попал в нашу клинику под именем Кристофера Дэвиса с диагнозом «шизофрения».
- Да… Доктор  Смит говорил о профессоре Качински… о том, что он усиленно  работал с Ларсеном… - сообразила я. - И что же, Ларсен был буйным?
- Совсем наоборот, - возразила доктор Паркер, снова понижая голос. – Тише воды, ниже травы. Когда доктор Качински завершил и блестяще защитил свою диссертацию, Ларсен ему больше не требовался, и тогда встал вопрос о том, что же нам делать с ним дальше… ты понимаешь… но он казался настолько спокойным и безобидным, что было решено оставить все как есть… Так что пациент, как видишь, не только жив, но и очень даже здоров. Ведет себя примерно, стал очень набожным католиком и философом, пишет какой-то трактат о христианстве, читает умные книги и рисует. Прошлое вспоминать не любит и ни с кем не общается.
- Айрис, ты… - захлебывалась в негодовании я, не в силах подобрать нужных  слов. - Почему ты не сказала об этом вчера?!?! Зачем ты так со мной?!
- Ты права… Я так виновата, что сразу тебе не сказала…
- Да еще и закричала на меня, как только я о нем заикнулась, - с упреком напомнила я. – Я уж Бог знает, что подумала… Что он причинил тебе… ужасную боль…
- Нет, что ты, Нэнси, - улыбнулась доктор Паркер. – Ничего такого не было. Просто я давала расписку о сохранении тайны… ее разглашение могло стоить мне жизни, пойми. Я жила с этой тайной много лет… И ни за что  тебе бы не сказала, если бы ты не оказалась на грани помешательства… Но как я могла знать, что на практике  тебя занесет именно к Ларсену, и ты узнаешь его после стольких лет?!
- Просто я интересуюсь его личностью, поэтому хорошо знаю его внешность, - объяснила я. – Скажи… Кто в больнице знает о его тайне?
- Только я. Остальные люди, посвященные в это, уволились, многие даже переехали, а доктор Качински умер 8 лет назад.
- Айрис! Ты можешь быть уверена во мне, - пообещала я. - Клянусь, я не расскажу никому, даже матери. Ты знаешь, я – могила. Только позволь мне работать с Ларсеном… то есть с Дэвисом…
- Ладно, - немного растерялась Айрис. – Завтра видно будет… А сейчас поспи, Стрекоза.
И, поцеловав меня в щеку, она вышла  из комнаты.
Укол явно действовал, и волшебное, блаженное безразличие густой, теплой струей постепенно разливалось по всему телу. Мозг словно отяжелел и ничего не чувствовал – как затекшая рука или нога.
Мой Тео жив!!! И я завтра снова его увижу!.. Я так счастлива!!! Мой любимый!.. Каким он стал? Как я буду говорить с ним? Как он меня воспримет? Неважно… Главное -  он есть… Он не умер!!! Мое счастье… Душа моей души…
Эти мысли шумным потоком соскальзывали вниз по поверхности моего измученного сознания, как капли дождя – по поверхности оконного стекла – не впитываясь в него. Закрыв глаза, я почувствовала, как слезы хлынули из них градом и текли по моим щекам… То были слезы не отчаяния и страха, а бесконечного счастья и любви. Я явственно ощущала Тео рядом, слышала его голос, чувствовала его  поцелуи и ласки, и, предаваясь этой сладостной и дерзкой грезе, забылась безмятежным, спокойным сном…

               

               15. ПРИКОСНОВЕНИЕ К НЕВОЗМОЖНОМУ
Проснувшись на следующее утро, я не сразу вспомнила о событиях вчерашнего дня и о Тео. Вначале я подумала, что все это было странным сном, но факт, что я спала в повседневной одежде, красноречиво убеждал в обратном. Часы показывали 8.10.  С трудом заставив себя подняться с постели, я приняла контрастный душ, а затем прошла на кухню. Доктор Паркер уже позавтракала – и теперь собиралась идти на работу.
- Привет, - поздоровалась я.
- О, привет, Нэнси! Как ты сегодня?
- Бывало и лучше, но на практику я пойду.
- Уже?! – удивилась она.
- Да. И только к Дэвису!
- Хорошо… Если ты настаиваешь… - нехотя согласилась доктор Паркер. – Только не вздумай дать ему понять, что ты знаешь, кто он на самом деле.
- Разумеется, - понимающе кивнула я.
…Вскоре я была  в клинике и подходила к уже знакомой палате… Негромко постучавшись, я снова вошла в нее, и… все было, как вчера, только Тео, на сей раз, сидел на кровати и увлеченно читал какую-то книгу.
- Здравствуйте, мистер Дэвис, - улыбнувшись, сказала я.
Услышав звук моего голоса, Тео поднял голову, и книга, которую он держал в руках, с шумом упала на пол. Лицо Тео, до того момента холодное и безразличное, озарилось вдруг множеством эмоций – от безмерного удивления до безграничного счастья, как будто прекрасная мраморная статуя на моих глазах  превратилась в живого человека. Он, явно, не ожидал снова увидеть меня здесь… А я, забыв все слова, которые собиралась ему сказать, молча смотрела на Тео, откровенно любуясь им.
Конечно, он сильно изменился по сравнению со своими последними фотографиями, но все еще был великолепен, словно сошел с моих полотен о нашей несбыточной любви, продиктованных Волшебной Мечтой, которая сейчас стала реальностью. Я обратила внимание, что даже его дивные волнистые волосы все еще оставались довольно густыми, хотя и сделались совершенно серебряными. Если еще несколько минут назад я сомневалась – то теперь почувствовала точно: это ОН – мой самый любимый, дорогой и родной человек, которого я всегда ждала, знала и боготворила!
 Меня охватило страстное желание броситься к возлюбленному и покрыть бесконечными поцелуями его руки… но я не могла ни шагнуть с места, ни произнести хоть слово, а только продолжала  зачарованно смотреть на него, не зная, что случится через мгновение.
- Энни! – мягким и волшебным голосом позвал он.
С меня точно цепи упали.
- Тео! Мой Тео! – в восторге воскликнула я, подходя к любимому.
Он знаком пригласил меня присесть рядом с ним, и я смущенно повиновалась. Возникло молчание. Мы оба были глубоко  потрясены.
Я  нежно взяла его руку, но дивный сон не прошел. И милая рука  не была прозрачной, а, напротив, теплой и живой.  Это было в прямом смысле прикосновение к Невозможному. Тео был из плоти и крови! И это  не сон.  Только как в это поверить? Я чувствовала, как слезы душат меня, и сердце разрывается на миллионы частей.
- Ты знаешь мое имя? – изумленно воскликнула я, как только вновь обрела дар речи.
- Это довольно странная история, но мне кажется, что мы давно знакомы, - смущенно признался Тео.
- Да… Я это знаю… - растерянно призналась я, оборвав себя на полуслове.
- Но вчера я, кажется, немного испугал тебя, - улыбнулся Тео.
 -  Да… я была поражена… Все говорили, что ты умер… А ты… Но я всегда знала и верила, что ты жив… В моем сердце пряталась вера. Я знала, что обязательно найду тебя. И я не могла ошибиться…
- Найдешь меня? – удивленно переспросил он. – Тебе было известно, кто я?
- До вчерашнего дня – нет, я нашла тебя случайно…
- Как ты смогла сюда попасть? Именно в нашу клинику?
- Я, в самом деле, здесь стажируюсь… - честно призналась я, нарушая все уговоры с Айрис. – Доктор Паркер – давний друг нашей семьи… Она помогла мне сюда устроиться… А потом… Она сказала мне, что ты жив…
- Ты узнала, кто я – и все равно ко мне вернулась?!
- Именно поэтому и вернулась, - призналась я, чувствуя проклятый ток по всему телу, безжалостно парализующий мою волю.
- Так с кем ты желаешь работать сейчас, Энни? С Кристофером Дэвисом Теодором Ларсеном? – холодно и грустно спросил Тео, мягко убирая у меня свою руку. – Боюсь, в любом случае, твой выбор  не очень удачен, так как я уже сам забываю, кто я на самом деле.  И если ты хочешь покопаться в моих мозгах и узнать что-то новое  о моем проклятом  прошлом, пожалуйста, оставь эту идею. Я уже давно мертв, а мертвецов тревожить не нужно.
- Мне неважно твое прошлое,- горячо возразила  я. – Я хотела лишь увидеть тебя…
- Просто увидеть живого дьявола во плоти, внушающего всем ужас? – горько рассмеялся Тео. – Звучит мило, правда! Только зачем тебе это?
 «Только затем, что я давно и безмерно люблю тебя», - хотела сказать я, но мощная волна смущения заставила промолчать. Снова возникла гнетущая пауза.
Тут мой взгляд упал на уроненную им книгу, и я решила встать и поднять ее. Каково же было мое изумление, когда я прочла на обложке: «Федор Достоевский. Преступление и наказание»!
- Это мой любимый роман! – воскликнула я, подавая ему книгу.
- И мой тоже! – улыбнулся Тео. – Я очень люблю Федора Достоевского – и особенно этот роман. Это история униженного и задавленного жизнью  умного человека, одержимого манией убийства.
- А для меня это история блестящей и  оживляющей любви! – взволнованно заметила я. -  «Их воскресила любовь»! И это потрясающе!
На мгновение Тео восхищенно взглянул на меня, но тут же отвел глаза – в явном смущении. Я заметила, что из книги выпал какой-то лист бумаги, по-прежнему лежавший на полу. Я машинально подобрала его, рассмотрела и увидела… свой собственный портрет, искусно нарисованный карандашом! Даже платье изображенной девушки было точно таким, как у меня в реальной жизни! Сказать, что это повергло меня в шок – не сказать ничего.
- Твоя работа? – тихо произнесла я, едва овладев собой.
- Это моя закладка, - в невыразимом смущении отвечал Тео.
- Очень красивый рисунок, - похвалила я.
- Это так… бред сумасшедшего… Но уже много ночей я вижу во сне эту девушку… Это она… Я думал, ее не существует. До вчерашнего дня… Это очень глупо, я знаю… прости меня…
- Это вовсе не глупо, - поспешно возразила я, видя стеснение любимого… Ведь я тоже видела тебя во сне… много-много раз. Таким прекрасным…
- Было бы лучше, если бы я навсегда остался твоим прекрасным сном, милая Энни, - с немыслимой печалью в голосе промолвил он. – Мы и сейчас видим прекрасный сон. Всего лишь сон. Но ты должна проснуться. Пожалуйста, не  приходи ко мне больше…
- Я приду… приду к тебе завтра… непременно… - срывающимся голосом пообещала я и быстро вышла из палаты.
- Больной несколько взволнован сегодня, поэтому, на мой взгляд, было бы предпочтительнее начать занятия с ним  с завтрашнего дня, - холодно сообщила я доктору Смиту, к тому времени уже взяв себя в руки.
…Но, едва покинув здание клиники, я не выдержала и  разрыдалась от невыносимых, разрывающих чувств любви и счастья, переполнявших все мое существо…

               
                16. ПЕРВЫЙ ПАЦИЕНТ
С тех пор я видела любимого каждый день, и каждый миг рядом с ним был моим неземным наслаждением. Он стал моим первым пациентом, а я -  его персональным арт-терапевтом, и наши ежедневные занятия проходили в специальном кабинете. Определенная сложность состояла в том,  что необходимо было ежемесячно проводить диагностику с протоколом, и я должна была периодически докладывать доктору Смиту о состоянии больного «Кристофера Дэвиса» и «положительной динамике», достигнутой в результате нашего «лечения». К счастью, мы с Тео оба отличались богатой фантазией, к тому же были отличными экспертами в области психологии и психиатрии, поэтому создать фальшивый протокол на основе мнимой  истории болезни «Кристофера Дэвиса» было не так уж сложно. Это была отличная мистификация, и мы делали ее с большим удовольствием. Разумеется, данная затея имела вполне реальную цель. Я надеялась помочь Тео покинуть «дом печали», а для этого было необходимо убедить доктора Смита и всех остальных, что пациент «Дэвис» совершенно выздоровел – и не представляет для общества никакой угрозы. Нам нужно было только доиграть наши роли до конца. Все,  что мне было необходимо  добиться в ближайшей перспективе – это должность психотерапевта в клинике, лишь для того, чтобы я могла сказать свое слово на консилиуме, а этому должен был предшествовать минимум  год сложной практики. Но все это было ради милого Тео, а следовательно – приносило огромную радость. Таким образом, я надолго застряла в Аризоне, живя у доктора Паркер (она была против, чтоб я снимала квартиру). В Канзас же я ездила на выходные, примерно раз в пару недель, чтобы проведать маму и Мэри. Однажды вместе со мной мою маму навестила и доктор Паркер, и мы втроем (не считая Мэри) отлично провели время.
Но даже день в разлуке с любимым был для меня невыносимым испытанием, а возможность видеть его и беседовать с ним – неземной радостью. Особенно интересными были наши разговоры без протокола. Журналисты и биографы, писавшие о Тео,  были совершенно правы – он, действительно оказался чудесным собеседником с потрясающим  чувством юмора и удивительной эрудицией. Как он и просил, мы старательно избегали темы убийств, но нашлось много и других интересных тем.
 Мы беседовали об искусстве, невзирая на то, что (как я уже знала) наши эстетические предпочтения сильно расходились. Тео обожал классическую литературу, а я  ее (за редкими исключениями) вообще терпеть не могла, хотя и питала слабость к поэзии (больше всего – к стихам Эдгара По и Эмили Дикинсон). Особенно меня  «убивали» толстые, скучные, немыслимо растянутые  книги, вроде «Красного и черного» или «Войны и мира». Эти и подобные им произведения утомляли мой мозг безжалостно. А вот  Тео с легкостью мог читать и обсуждать «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, искренне сочувствуя изображенным там советским диссидентам. Другим избранным его романом был «Король крыс» Джеймса Клавелла. Подобная любовь к литературе приводила меня в восторг – ведь я любила читать что покороче… А если серьезно, меня всегда очень трогали имитации дневников и мемуаров, в которых отражена страдающая душа главного героя, поэтому я очень любила, к примеру, «Лолиту» Набокова. Что-то более сложное мне давалось очень тяжело.
Что касается музыки, здесь  у нас наблюдались еще большие расхождения во вкусах. Тео питал страсть к классической музыке, особенно к творениям Моцарта, а я классику не переносила, считая ее утомительным набором звуков, лишенных чувств и смысла, зато дни напролет могла самозабвенно слушать незатейливую «попсу» о любви.
Но все же общего у нас было гораздо больше – мы беседовали на отвлеченные темы, к примеру, о вере, науке, психологии и многом другом. Кроме того, постепенно мы становились лучшими друзьями, которые доверяли друг другу бесконечно. С каждым днем мы сближались сильнее и сильнее. Но что касается любви… Конечно, мы оба были бесконечно и  безнадежно влюблены друг в друга, но каждый из нас пытался это скрыть, особенно он. Это было поистине мучительно…
Но однажды настал день, который расставил все по местам…

               
                17. РАЗРУШЕННЫЕ ТАЙНЫ
В одну из своих поездок домой я застала маму в ужасном горе – тяжело заболела кошка Мэри. Бедняжку рвало, она не могла есть и пить, и ее мучили судороги. Обращение к доктору не помогло. Но мы не сдавались – и были полны решимости бороться за ее здоровье. Оказалось, что у Мэри была непроходимость желудка, ей пришлось сделать срочную операцию. К счастью, все обошлось, болезнь отступила, но этому предшествовали долгие тревожные часы и бессонные ночи. Я не могла уехать, пока моя любимица не стала совершенно здоровой.
В итоге, на работе я появилась не в понедельник, а в среду. Тео был очень встревожен моим отсутствием.
- Тебя не было столько дней, - грустно заметил он.
- Я ездила к матери в Канзас, у нас кошка болела, чуть не умерла, но теперь все обошлось. Если честно, Мэри для меня – больше, чем кошка, - объяснила я.
- Понимаю, - улыбнулся Тео. – У меня в детстве была любимая собака – Джессика. Я до сих пор ее вспоминаю… Из всей нашей семьи больше всех она любила меня… А у тебя большая семья, Энни?
- Нет. Только мама и Мэри. Отец, с которым мы очень любили друг друга, погиб в аварии много лет назад… Поэтому мы остались одни. А я до сих пор не  могу простить матери и себе того, что мы остались жить… - призналась я.
- Это ужасная утрата, - печально проговорил  Тео. - Но счастье, что вы испытывали такую привязанность друг к другу. А я, когда был ребенком, вообще не знал своего отца.
- Это, конечно, грустно, - согласилась я, заметив, что он явно хочет излить душу. – Но ведь твоя мама очень любила тебя, не так ли?
- Да, - улыбнулся он. – Мама обожала меня. – Я родился в Чандлере в довольно благополучной семье. Вместе со мной и мамой жили еще ее родители. Кроме моей матери у них было еще 3 сына, но они уже создали свои  семьи и разъехались, поэтому мы жили вчетвером. Родные рассказывали мне, что мой отец был спасателем и погиб при исполнении служебного долга. Я очень гордился, нисколько не смущаясь тем, что в нашем доме не было ни одной его фотографии… Дедушка Генри, с которым у нас сложились на редкость прекрасные отношения, не только  успешно заменил мне отца, но и стал моим лучшим другом, старшим товарищем и учителем. Мы вместе играли, гуляли, читали книги (хотя я был совсем  ребенком, читать очень любил). Всегда добрый, спокойный, уравновешенный и воспитанный, он был мне примером во всем.  У бабушки Эмили был другой характер – она отличалась вспыльчивостью, нервозностью, импульсивностью, резкой сменой настроения и склонностью к депрессии. Иногда  мое безоблачное детство омрачалось семейными ссорами, причину которых я тогда не понимал.
Когда мне было 5, произошел особенно отвратительный инцидент с громкими криками и рукоприкладством. Я сидел в своей комнате и плакал от страха. Пришла мама и обняла меня. «Не бойся, мой Ангел, - сказала она. – Завтра мы уедем в Гилберт». Мне не хотелось уезжать и оставлять дедушку, но мама говорила, что так нужно. Прощаясь с дедушкой, я долго обнимал его – и плакал… Это было ужасно.
Мы с мамой поселились в Гилберте на съемной квартире. Жилось нелегко, но мы были счастливы. Полгода спустя она встретила кретина по имени Деннис Ларсен и вышла за него замуж. Я так расстроился из-за этого, что назло им испортил свадебный торт, потому что не хотел делить маму ни с кем… но потом смирился…  Через несколько лет у меня появились братья и сестры: Чарли, Эльза, Хелен и Рэймонд.
- И как же ты это пережил?! – в сердцах воскликнула я, с ужасом представив себя на его месте.
- Отчим, конечно, был ничтожеством, и я терпеть его не мог, - с презрением сказал Тео. – Но мама без памяти влюбилась в него, а я был рад, что она счастлива.
- Он бил тебя?! Обижал?!
- Нет. Он относился ко мне хорошо. Даже усыновил меня и дал свою фамилию. Но я чувствовал, что он не любит меня по-настоящему – и отдалялся от семьи. Став старше, я часто ездил в гости к дедушке Генри, мы отлично проводили  время, и иногда я не без удовольствия жаловался ему на отчима.
- Ты был очень несчастен?! – с нескрываемым  состраданием воскликнула я.
- О, нет! – решительно возразил Тео. – Это было самое счастливое время в моей жизни.
- С ненавистным-то отчимом?!
- Да, но у меня была мама, а также – братья и сестры, которых я очень любил!
- Это так благородно! – восхитилась я. – Неужели ты никогда не ревновал к ним маму?!
- Может, и ревновал, - улыбнулся Тео. – Но это было так незначительно, что я уже и не помню. Тем более, мама по-прежнему обожала меня. И малыши тоже…
- Тебя нельзя не любить! – с нежностью сказала я. – Но неужели у тебя ни разу не возникло на них обиды?
- Детские обиды, конечно, случались, но это не в счет… Лишь однажды я испытал настоящее чувство досады… Накануне своей предполагаемой казни я позвонил Хелен. Моей крошке Хелен… Я так хотел поговорить с ней в последний раз… а она, услышав мой голос, просто повесила трубку…
- Вот же неблагодарная дрянь! – вырвалось у меня. – Да как она могла?!
- Пожалуйста, Энни, не говори о ней плохо, - попросил Тео. – Я ее понимаю, ее чувства вполне естественны. Я сломал им жизнь. Да и кому хочется быть сестрой чудовища?
- Прошу тебя, Тео, не говори так о себе! – взмолилась я.
- Ты обо мне думаешь иначе? – горько усмехнулся он.
- Да… Я убеждена, что у тебя доброе сердце и чувствительная душа. И то, что с тобой случилось – результат какой-то ужасной трагедии или травмы. Многие обвиняют в этом  Валери Джонсон, но я уверена, что было что-то еще… То, о чем ты не желал ни с кем говорить… И это мучило тебя многие годы… - предположила я.
- Так что ты хочешь от меня узнать? – с неудовольствием спросил Тео.
- Не больше того, что ты готов мне рассказать. Но если тебя что-то тяготит, ты можешь поделиться со мной… Не как с психотерапевтом и даже не как с другом, а как с собственным дневником. Я – твой друг, Тео, и ты можешь полностью доверять мне. Обещаю, все, что ты мне скажешь, умрет вместе со мной.
- Хорошо, - горько рассмеялся  Тео и продолжил несколько мгновений спустя: – Валери Джонсон была моей одноклассницей. Красавица, отличница – просто богиня. Все мальчишки за ней бегали, а она выбрала меня. Нам было по 17 лет, мы встречались пару месяцев, и я был уверен, что мы поженимся… Все шло отлично, пока Валери не пригласила меня на свидание… Дело в том, что я был очень робок и застенчив с девушками… Интимные отношения мне и вовсе были неприятны. Мальчики даже посмеивались надо мной… Валери же имела более современный взгляд на взрослые отношения… и… мне стыдно говорить с тобой об этом…
- Она пригласила тебя на свидание, попыталась соблазнить, но ей это не удалось, - догадалась я. – Ты не смог вступить с ней в интимные отношения, потому что боялся разрушить этим высоту вашей любви.
- Да, так и было. Валери это привело в гнев. Она выкрикивала ужасные вещи, повторяла, что я слабак, и что она лучше закрутит роман с каким-нибудь  паралитиком, потому что  он ее «и то лучше удовлетворит». Мы жутко поссорились в тот день и расстались, как мы думали, навсегда.
- Я могу понять, что ты чувствовал тогда, - с состраданием заметила я. – Ведь я знаю, что значит поруганная первая любовь...
- Это чувство – ужасно, - согласился Тео. -  У меня началась депрессия, комплекс неполноценности и все в этом духе. Кроме того, я продолжал любить ее, даже пытался помириться, но она прогоняла меня.
Тогда кузен Пол, чья семья к тому времени тоже переехала в Гилберт, позвал меня в какую-то тайную группу, в которой он состоял. Мне было 18, а ему – 19. Мы тайно встречались, и поначалу я проявлял ко всему этому лишь теоретический интерес. Члены нашей группы поклонялись сатане и практиковали магию. Хотя я родился и вырос в христианской семье,  моя вера к тому времени  значительно ослабела и фактически сошла на нет, а ужасная депрессия толкала меня  на необдуманные вещи. И я начал заниматься магией, которая неудержимо влекла к себе. Так я стал адептом этой группы.
Однажды (это было в Великую пятницу перед Пасхой) наш лидер сообщил нам, что сегодня ночью состоится какое-то «очень важное собрание», на котором мы, приглашенные, обязаны присутствовать. И вот мы все собрались в назначенном месте,  где должна была происходить «церемония» - это было какое-то заброшенное помещение. Царил полумрак, и горели свечи. Нас было довольно много – несколько сотен человек, некоторые были уже пьяны. В центре помещения находилась платформа, и на ней – возвышался престол сатаны. Потом там  появились жрец и жрица, а двое других людей под руки тащили на платформу молодую девушку. Она должна была стать «пасхальной жертвой». Несчастная оглушительно кричала и вырывалась, отчаянно борясь за свою жизнь. Я сначала подумал, что это актерская игра, но… это была не игра. Девушку долго мучили, били, кололи пиками, а затем (надев на нее терновый венец) распяли на кресте. Несчастная долго молила о пощаде, и ее агония была ужасной. Наконец верховный жрец пронзил ее сердце  копьем, и присутствующие воздали хвалу сатане, который, по их мнению, только что  «одержал победу над Христом». После этого жрец и жрица собрали кровь жертвы в большую чашу, вначале выпили сами, а потом чаша передавалась всем нам – мы должны были сделать по глотку. Когда очередь дошла до меня, мне стало дурно, и я чуть не потерял сознание. «Слабак! Слабак!» - раздались насмешливые голоса сатанистов. Тут мне моему мысленному взору явственно представилась  Валери и ее ядовитая усмешка, с которой она повторяла мне это же слово. «Я не слабак! – закричал я. – И вы все еще узнаете об этом!». И все-таки я сделал глоток крови. Потом толпа как будто с ума сошла – они кричали, плясали, употребляли алкоголь и наркотики, занимались сексом… Это была безумная оргия. Некоторые участники оскверняли даже труп жертвы. Это собрание длилось до воскресенья.
- Что дальше произошло с тобой и Полом? – после короткой паузы спросила я.
- Мы с кузеном больше туда не ходили, но он еще долгое время был в шоке. Мы сохраняли тайну и никому не рассказывали о случившемся. Даже между собой это не обсуждали. Я пытался жить как раньше, но… После того, как я сделал глоток крови, я почувствовал, что… не знаю, как это сказать… что во мне проснулся кто-то другой, ужасный… Этот зверь внутри меня требовал крови… Моя душа покрылась толстой коркой льда, и взгляд стал будто стеклянным… Раньше я был сострадательным, жалостливым, а теперь во мне проснулась жажда  убийств в сочетании с одержимостью садизмом, насилием и  беспорядочным, извращенным сексом. Но эта одержимость была не всегда, а возникала как бы приступами. И еще в моем сознании появилось стойкое сочетание смерти и секса. Началось влечение к мертвым девушкам…
И Тео замолчал в ужасе.
- Но ведь тебе удавалось сдерживать себя, не так ли? – заметила я.
- Да… Несколько лет. Я учился, строил карьеру. Но потом я попытался похитить девушку…  К счастью, ей удалось убежать. Я в ужасе вернулся домой и поклялся себе, что это никогда не повторится. Я выбросил всю оккультную литературу и порнографические журналы, твердо решив начать новую жизнь.  Я снова обратился к Богу и даже сходил на исповедь в храм. Это, очевидно, помогло. Я остановился и встретил чудесную девушку – Кристину. Но, даже втайне от меня самого, в мои мысли возвращался призрак Валери, и я тосковал о ней. И вот, однажды Валери вдруг появилась в моей жизни – она стала начинающим, подающим надежды адвокатом, а я – перспективным психологом. Мы оба очень изменились и повзрослели.
- И, бьюсь об заклад, эта гордячка влюбилась в тебя, - догадалась я.
- О, да! – рассмеялся Тео, и в его голосе проскользнула веселая ирония. – Между нами возникла сумасшедшая, но недолгая страсть… К своему удивлению, я внезапно осознал, что совершенно излечился от Валери, а она… мы словно поменялись ролями… Валери была поглощена своим чувством и уже планировала нашу свадьбу… А я поняв, что люблю только Кристину, положил конец этим отношениям… Для Валери это стало ударом… Но мне вовсе  не было жаль ее… Я наслаждался местью, Энни, такой жестокой и сладостной…
- Я думаю, она это заслужила, - заметила я.
- Как бы то ни было, - продолжал Тео. – Давние раны, которые нанесла мне Валери, окончательно затянулись. Я вернулся к Кристине… Мы очень любили друг друга и были счастливы. У Кристины был замечательный сын Майкл, и мы с ней хотели еще детей… Я так мечтал об идеальной семье! И однажды мы узнали, что она беременна… Это случилось неожиданно, но  я все равно был ужасно горд и счастлив! Ты не даже представляешь, насколько! Как никогда в своей жизни! Будущее казалось  безоблачным.
Тео прервал свой рассказ, а мое сердце пронзила такая  немыслимая ревность, что я едва не разрыдалась в голос. Эта Кристина посмела прикасаться к моему милому, моему миру и  моей святыне?! Несмотря на давность событий, если бы она оказалась в тот момент у меня перед глазами, я, наверное, убила бы ее. От переполнивших чувств я поднялась со своего места и стала нервно ходить по кабинету. В тот же миг мне стало очень стыдно, и я испугалась, что Тео догадается о моей ревности. Но он был погружен в свои воспоминания:
- Но Крис отреагировала совершенно иначе… Она была очень расстроена, как будто у нее обнаружили рак. Она говорила, что не хочет этого ребенка, что мы довольно молоды,  нам нужно строить карьеру, заработать больше денег… Да и Майкл еще маленький…  сейчас не время для ребенка!  Я пытался ее отговорить, но она  слышать меня не хотела и кричала, что это ее окончательное решение… В конце концов, я проявил слабость и согласился с ней – тем более, рождение и воспитание ребенка было бы для нас очень затруднительным – Крис много работала, а я только-только начал получать второе высшее. И мы приняли решение об аборте… Это был очень тяжелый шаг! Но мы не подозревали, какой травмой это обернется для нас обоих…  До сих пор помню ее лицо, когда я забирал ее из  клиники – оно было похоже на лицо мертвеца… Но самому мне, наверное, было еще хуже. При Крис я старался держаться, утешал ее, говоря, что все у нас будет хорошо… А сам чувствовал себя   мертвым… Как будто умер  не мой ребенок, а я сам… Она была в ужасной депрессии, даже слегла в постель… Я ухаживал за ней и кормил с ложки… она ничего не могла есть… И в те дни я молил Небо лишь об одном – чтобы она вернулась к жизни…  Кристина, действительно, вскоре поправилась, и внешне, все, казалось, пошло по-прежнему. Но это только казалось. Внутренне я чувствовал себя совершенно опустошенным и раздавленным. Ничего в жизни не радовало. Даже с Крис мы стали более…чужими… Мы все еще горячо любили друг друга, но из-за пережитого стресса наша любовь была обессилена и обескровлена… Шли недели, месяцы, рана хоть медленно, но затягивалась. В конце концов, Кристина и я все еще были друг у друга, и мы оба  нашли в себе силы жить дальше… Она сама была моей жизнью… даже когда все остальное теряло смысл…
Голос Тео дрожал, а по неподвижному, мертвенно бледному лицу текли крупные слезы – он походил на прекрасную плачущую статую.  Мне страстно захотелось  броситься к любимому, обнять его, прижать к своему сердцу, покрыть поцелуями и горько плакать вместе с ним… Но я очень боялась выдать себя так глупо, а то  и вовсе потерять контроль над собой, поэтому невероятным усилием воли поборола этот импульс, а исступленная ревность и ненависть к той, которую он сейчас вспоминал, парализовывали мое тело…
Немного успокоившись, он продолжал:
- Я только-только начал возвращаться к нормальной жизни, но все рухнуло в один момент, Энни. Когда мне было 27 лет, умер от сердечного приступа мой дедушка Генри (овдовевший к тому времени). Это стало огромным горем для меня…
- Еще бы! Вы ведь так любили друг друга! – заметила я.
- После похорон я поехал в наш старый дом, где прошло мое детство, - горестно вздохнул Тео. – И нашел там старый дневник моей матери. Она писала: «Я была младшим ребенком и единственной дочерью у своих родителей. Папа с детства баловал меня, носил на руках, а потом… его любовь стала страшной. Это случилось в первый раз, когда мне было 16. Я отчаянно ненавидела своего отца – и в то же время горячо любила его и зависела от него…  Это было ужасно. В 19 лет я поняла, что жду ребенка. Моя мать была в ярости, она требовала, чтобы малыша отдали в приют. Но когда он родился, я очень полюбила его. Он был даром Бога для меня. Я так и назвала его – Теодор. Полгода мой сын провел в доме малютки, а потом его принесли домой. Тедди рос чудесным и очень умным мальчиком. Генри (я уже не могу называть его отцом) безмерно обожает его. Они оба очень сильно привязаны друг к другу, а у меня разрывается сердце… Тедди не подозревает, что его дедушка приходится ему еще и отцом. Мы лжем малышу о погибшем отце-спасателе, и я, надеюсь, правда не откроется ему никогда. У нас дома часто происходят ссоры. Моя мать ненавидит меня, и я ее понимаю. Сегодня мать обозвала меня грязной шлюхой, Генри заступился за меня и сильно избил ее. Больше так продолжаться не может! Завтра же мы с Тедди уедем в Гилберт! Это единственный выход!..».
- Могу представить, что ты почувствовал, прочитав эту запись! – в ужасе воскликнула я.
- Весь мир рухнул. Каково узнать, что ты родился от инцеста, и твои самые близкие и любимые люди были вовлечены в ужасный порок! Я злился на свою мать за то, что она столько лет лгала мне! В тот день я напился и устроил ей скандал! Я кричал, что все знаю о своем «отце-спасателе». Она долго плакала и просила прощения. На следующий день я сделал вид, будто ничего не случилось, и больше мы к этой теме не возвращались никогда, - сказал Тео.
Признание возлюбленного ранило мое сердце до крови, но я боялась унизить его своей жалостью. Он продолжал:
- Я хранил эту тайну все эти годы. Я не желал опорочить честь и  память родных, потому что по-прежнему очень любил их. И люблю до сих пор… пожалуйста, Энни, я не хочу, чтобы ты плохо думала о моей матери…
- Я и не думаю о ней плохо, - возразила я. – Она – несчастная жертва обстоятельств, и я люблю ее за то, что  она всегда любила тебя и, главное,  что она подарила тебе жизнь…
- Это звучит как сарказм, особенно если учесть, кто я, - горько усмехнулся Тео.
- Но это не сарказм, Тео… Я…
- Я знаю, Энни, - ласково ответил он. – Прости.
- Так ты сорвался после этого? – спросила я, поспешив вернуться в русло беседы.
- Да, - признался он. – Хоть я и был уже достаточно взрослый, я потерял все ориентиры в этой жизни. Я почти возненавидел религию, сочтя ее лицемерием ханжей. Мой любимый дедушка – прекрасный человек и христианин – оказался таким негодяем! Я усомнился, что добро вообще существует…
- Понимаю, - вздохнула я. – И более того, ты подсознательно возненавидел женщин – за их развращенность (история с Валери) и лживость (история с матерью). А жертвоприношение – это полное проявление и торжество их  виктимности.
- Вполне возможно, ты права, и  это было агрессивное проявление моего бессознательного. Но я видел в своих жертвах не живых реальных людей, а их подобия – похожие на  персонажей фильмов или  компьютерных игр. Вновь и вновь демон просыпался во мне и требовал новой крови и убийств. Эта болезнь нарастала и не отступала, пока я не совершу убийство. Моя жизнь тогда… была полна ужаса  – клептомания, секс, марихуана, алкоголь, множество смертей и извращения…  после совершения преступлений я приходил в ужас от произошедшего… иногда случались провалы в памяти, я не мог вспомнить, что со мной происходило… Но после ЭТОГО я снова становился собой – вновь и вновь. Много раз пытался остановиться, но не мог. Обо мне думают, что все эти убийства приносили мне удовольствие… Но, на самом деле, это был мой ад. Особый вид ада, о котором никто не знал…
- Я верю тебе, верю, - говорила я.
- Постепенно черная энергия, находившаяся внутри меня, поглощала мою душу. Я переставал чувствовать раскаяние, сострадание, вину, - признавался Тео. – И наконец, я попался – и на суде ни о чем не сожалел. Но, попав в клетку, я, наконец, понял, что значила для меня моя Кристина, какой бесценной была ее любовь, которую я раньше принимал как должное… А она обрела счастье с другим…
- Разве ты не злился, что она предала тебя?
- Я не думаю, что Крис предала меня, - с болью в голосе возразил он. – Крис оставила меня, потому что я причинил ей слишком много горя и боли… Мои бесконечные измены…кражи…скандалы… Было естественно, что она не выдержала и ушла… Я сам все разрушил.
-Боль, которую мы причиняем нашим любимым, многократным ударом оборачивается против нас самих. Несколько лет назад у меня был возлюбленный, он был чудесный… Я любила его так же сильно, как ты – свою Кристину… И я тоже причиняла ему боль… очень много боли… Он оставил меня… Надеюсь, теперь он счастлив… Но я его ни в чем не упрекаю... Хотя я смогла его отпустить, моя вина перед ним неизлечима, – говорила я.
- Его зовут Стэнли, не так ли? – уверенно заметил Тео.
- Точно! - изумилась я. – А как ты знаешь?! Разве я тебе о нем уже рассказывала?
-Разумеется, рассказывала, – улыбнулся он. – Когда мы встречались во сне.
- Да, я помню… и, кажется, я видела этот сон довольно давно, - соображала я. – И мы в нем говорили о бабочке-любви, верно?
- Да! Я тоже помню… – в свою очередь удивился Тео. – Но это невозможно!
- Но, как мы видим, в нашем случае даже невозможное возможно, - заметила я.
Возникла короткая пауза. Мы оба были поражены. Видеть один и тот же сон в одно и то же время – это, действительно, за гранью реальности.
Наконец я решилась вернуться к нашему разговору:
- Я понимаю,  что ты чувствовал тогда, потеряв  любовь, а потом и свободу…
-Да, я  потерял все в этой жизни… - с грустью продолжил Тео. - Тогда судьи сочли необходимым отнять у меня и саму жизнь. Я получил смертный приговор. Сначала было негодование – КАК эти кретины в черных мантиях могли поверить в мою вменяемость – и приговорить к смерти?! Я безуспешно пытался обжаловать приговор. Но  потом я вернулся к Богу, выбросил весь мусор из своей жизни, осознал тяжесть собственной вины и смирился со своей участью как с необходимостью искупления грехов. Хотя умирать было очень  страшно… Но у меня был лучший  друг – Роберт Харрисон… Робби, который стал для меня гораздо ближе, чем брат. Он был агентом ФБР – и в то же время замечательным парнем… Он так помогал мне морально… Еще доктор Бейли, тюремный врач… Он тоже очень хорошо ко мне относился. И вот, за считанные часы до казни Робби и доктор Бейли сообщили мне, что я понадобился профессору Качински из Финикса для его экспериментов. Я согласился… Не буду лгать, что из-за желания послужить науке… Мне просто очень не хотелось в газовую камеру, Энни… А для всего мира я покончил с собой… Это было чертовски весело – обмануть всю эту толпу, орущую под окнами тюрьмы и жаждущую моей крови… Всех этих репортеров, мечтающих снять сюжет о моей казни… Так я оказался здесь…  И я здесь уже 23 года… Лучше бы я умер тогда – в газовой камере. Это было бы быстрее, справедливее и лучше.
- Нет, - воскликнула я. – Это величайшее счастье, что ты жив!
- Но я давно мертв, Энни, - с грустной улыбкой отвечал Тео. – Я потерял друзей, братьев и сестер. Как я случайно узнал из газеты, моя мать умерла 10 лет назад. Мое жалкое существование ничего не значит…
- Твоя жизнь… ты… ты – смысл всей моей жизни! – не выдержала я и поспешно отвернулась, чтобы Тео не увидел моего взгляда.
- Это безумие, - мягко возразил он.
- Может быть. Ты – мое безумие и моя любовь, - выпалила я. – Пусть я никогда не заменю тебе твою Кристину… Ты можешь не любить меня! Можешь презирать! Только не прогоняй! Позволь мне любить тебя… принадлежать тебе и быть с тобой! Пожалуйста!
- Боже! Ты до сих пор ревнуешь меня к Кристине! – воскликнул Тео. – Нет никакой Кристины! Она осталась в прошлом. Это не она, а ты снишься мне почти все ночи…
Я резко повернулась и посмотрела на возлюбленного. Он был очень смущен.
- Почти все ночи? – тихо, со слезами в голосе, переспросила я.
- Да… - взволнованно продолжал он. – Сны были прекрасными. Иногда я видел себя молодым – это было особенно больно… Мы любили друг друга так сильно… Но я не мог даже держать тебя за руку… Сон обрывался от первого же нашего прикосновения. Я каждый раз просыпался. Это было довольно грустно.
- Милый, мы видели одни и те же сны, - с нежностью произнесла я. – И теперь мы вместе наяву.
- Отличная встреча! – заметил Тео, и в его голосе зазвучали металлические нотки. – Я здесь, в сумасшедшем доме, а ты пришла, чтобы меня лечить…
- Разве это важно?! – воскликнула я, подходя к возлюбленному и присаживаясь рядом с ним на диване. – Важно лишь то, что есть ты и я.
- Ты и я. Молодая красивая, образованная девушка – и  Ужасный Тед - псих на целую жизнь старше ее – убийца  с ужасным прошлым, уставшей памятью и постоянными кошмарами по ночам… Одумайся… Еще не поздно.
- Не говори так… Ты разрываешь мне сердце, - взмолилась я. – Будь ты самим  дьяволом, я последую за тобой, даже если я ничего для тебя не значу.
- Любимая, - кротко и ласково отвечал Тео. – Я не хочу ломать твою судьбу. Поверь. Ты все для меня. Я пытался запретить себе думать об этом. Даже когда ты пришла ко мне в первый раз, я не доверял тебе. Я разучился верить в любовь… и считал женщин неверными, коварными  и вероломными… Но ты другая. Особенная. И… То, что я чувствую к тебе… это тоже особенно. Эти дни без тебя казались десятилетиями…
Голос Тео становился все более взволнованным, а речь – отрывистой. Он не лгал.
-Ужасный Тед давно умер, ты сам говорил… а ты останешься со мной… мы больше никогда не расстанемся, любовь моя! – пообещала я. – Клянусь, я вытащу тебя отсюда – и мы всегда будем вместе.
Все тайны между нами были разрушены – и больше мы не проронили ни слова, только сидели, крепко обнявшись и почти совсем потеряв чувство реальности…

               
                18. ОБНАЖЕННЫЕ ДУШИ
Если раньше мы усердно скрывали наши чувства друг от друга, то теперь – от всех окружающих. Это было довольно сложно. Но я должна была достойно завершить свою роль объективного специалиста и получить вожделенную должность психотерапевта… А после – консилиум, свобода Тео и наша новая счастливая жизнь, о которой мы так мечтали! Но к этой мечте лежал долгий путь. Кроме плана «А» - его выписки и нашего отъезда в Европу -  у нас был план «Б» - на тот  случай, если Тео не отпустят из клиники – я перееду в Финикс, чтобы быть рядом с ним. Поэтому я продала свою квартиру в Канзасе и почти все картины. Для новой жизни были отчаянно нужны деньги.
Так прошло еще несколько месяцев – не столько томительных, сколько счастливых – ведь я продолжала быть рядом с Тео, и, несомненно, он безгранично любил меня. Мы доверяли друг другу все – даже  прошлые сердечные увлечения. Разумеется, я дала ему прочесть  и  свой дневник, обращенный к нему,  и стихи, сочиненные мною  в моменты скорби, когда я считала его погибшим.  На Тео все это произвело сильнейшее впечатление; он просто не мог поверить, что я так люблю его, и наши чувства обрели еще большую силу. Теперь Тео знал обо мне все, но, к счастью, это его не оттолкнуло.
 Наши обнаженные души были тесно сплетены – но эта нагота была целомудренной и невинной, как нагота прародителей в Эдеме – наше блаженство было поистине райским. Это придавало мне сил и заставляло чувствовать себя самой счастливой на свете. И я была бесконечно рада делать для него хоть что-то полезное и приятное даже в жестких условиях психиатрической больницы. К примеру, зная, что Тео любит читать периодику, я регулярно приносила ему газеты и журналы, которые он с удовольствием прочитывал. Я баловала Тео его любимым печеньем, шоколадом и фруктами, и подобные знаки заботы и внимания с моей стороны бесконечно трогали и радовали его. Он обожал сладости – совсем как ребенок, а я едва сдерживала слезы при мысли, что все эти годы ему никто не приносил передач и даже просто не навещал…
Я регулярно докладывала доктору Смиту об улучшении состояния «Кристофера Дэвиса». Доктор Смит и сам охотно  навещал больного, убеждаясь в правоте моих слов. Тео играл свою роль безупречно.
- Ларсен стал совсем другим, - искренне удивлялась доктор Паркер. – Как тебе это удалось?
- Профессиональный секрет, - с улыбкой отшучивалась я.
…Наконец, я стала психотерапевтом и смогла использовать право сказать свое слово на консилиуме: «Лечение мистера Дэвиса принесло значительные результаты, наблюдается положительная динамика. Также у больного присутствует длительная стойкая ремиссия, поэтому считаю возможным выписать его из клиники, в виду того, что мистер Дэвис не представляет угрозы для себя и общества». Доктор Смит поддержал меня полностью.
Это предприятие увенчалось успехом. Было решено  отпустить Тео на свободу – и ничто в этой клинике меня больше не держало. Через пару дней я уволилась оттуда «по семейным обстоятельствам».
               
                ***
 Но предстоял еще непростой разговор с проницательной Айрис. В тот день я ушла с работы раньше обычного и приготовила для нас праздничный ужин.
- По какому это поводу? – осведомилась доктор Паркер, увидев богато накрытый стол.
- Мы отмечаем последний день моей стажировки, - признались я.
- Как? Ты уходишь? Со Смитом, значит, поругалась?
- Нет, - возразила я. – Со Смитом все хорошо. Только хочу отдохнуть от трудной практики и поездить по Европе…
- Не морочь мне голову, Нэнси! – вдруг разозлилась она. – Какая Европа?! Думаешь, я ничего не понимаю? Ты помогла Ларсену выйти из клиники и теперь намерена бежать с ним?! Я давно замечаю, ты к нему неровно дышишь! Что с тобой происходит?
- Да, - спокойно подтвердила я, поняв, что лгать доктору Паркер бесполезно. – Мы любим друг друга.
- Ты, точно, сумасшедшая! – еще больше разозлилась она. – Ты понимаешь, что он социально опасен, и если у него появятся новые жертвы, то виновата в этом будешь только ты?!
- Не появятся. Ларсен совершенно исправился. Ему глубоко отвратительны его преступления. Я  абсолютно убеждена в его искренности  могу за него поручиться.
- Как специалист, ты знаешь не хуже меня, что психопаты непредсказуемы! А если даже он и «исправился»… Ты молода, но не подросток, чтобы быть такой безрассудной… Неужели тебе будет не противно просто находиться рядом с таким человеком, не говоря уж обо всем прочем?! На его совести смерть, по крайней мере, 2-х маленьких девочек! – страстно негодовала собеседница.
- Я знаю, Айрис, - все так же спокойно ответила я.
- Ты не боишься, что можешь оказаться следующей?
- Это исключено, - уверенно возразила я. – Он никогда не причинит мне вред, потому что любит меня!
- Нэнси, какая любовь?! Ты понимаешь, что он НЕ МОЖЕТ любить так, как мы себе это представляем, потому что он ПСИХОПАТ! Такие люди просто  не могут любить и сострадать точно так же, как глухонемой не может петь песни  и слушать музыку! Единственное, на что ты можешь претендовать – это попасть в близкий круг психопата.
- Я знаю это.  Я читала про психопатов и изучала их… - страстно возражала я. - Но ведь бывают исключения, как например, «великий глухой», сочиняющий свои блестящие симфонии. Точно также иногда и «монстр» способен на чувства, и психопатия в единичных случаях может отступить – иногда для этого достаточно даже эмоциональной поддержки и психологической помощи. Современная психиатрия уже признает это. А что касается Ларсена, то у него психопатия (если она вообще была)  не врожденная, а приобретенная, возникшая из-за ряда моральных травм, и, если бы ему была оказана психологическая помощь, он никогда бы не стал убивать.  Его девиантное поведение было обусловлено приступами болезненного состояния, и, потому, я склонна думать, что его болезнь обратима…
- Значит, ты рассчитываешь, что произойдет чудо, твой бесценный Ларсен излечится, искренне полюбит тебя, и это будет историей на века, - с сарказмом заметила Айрис. – Что ж, допустим, ты меня убедила, но я все равно не понимаю… Тебе это зачем?! Я понимаю неудачниц, которые от безысходного одиночества связываются непонятно с кем… но ты! Красавица, умница, профессионал… Неужели ты не можешь найти себе кого-то поприличней?! Зачем тебе играть в мать Терезу? Тем более, жизнь не кино, пойми!
- Я знаю это, но я не могу… я очень давно люблю его, - призналась я и рассказала всю историю своей странной любви, начиная с детской влюбленности…
- Ох, Нэнси, - вздохнула доктор Паркер. – Была бы я твоей матерью…
-Ты возненавидела бы меня? Пойми, милая Айрис, часто я ненавистна сама себе…за все это… Но отречься от него – выше моих сил… Тем более, я необходима ему…
- Я бы хотела пожелать тебе счастья, Нэнси, да язык не поворачивается. Ты себе  жизнь калечишь, так хоть мать свою  пожалей, что с ней будет, если она узнает?! – воскликнула Айрис.
- Не узнает. Она ничего не знает о Ларсене… Для нее я уеду на стажировку в другую страну. Пожалуйста,  не говори ей ничего…- попросила я.
- Ладно… но я все еще надеюсь, что ты включишь мозги! – недобрым тоном сказала доктор Паркер.
И она вышла, оставив меня в полном смятении.
Праздничный ужин был безнадежно испорчен. Меня посетило искушение купить сигарет и выкурить всю пачку, но, преодолев это порочное желание, я легла в постель, хотя, естественно, не заснула ни на секунду.
Я потеряла Айрис. Я теряю  мать, друзей и все, что мне было дорого.  Я жертвую всем, к чему давно привыкла. Затем, чтобы подарить свою судьбу  Тео. Он заменит для меня все и всех. ОН, ненавистный многим человек, чьи страдания остались непонятыми. Его боль станет моей болью. Его крест станет моим крестом. Его вина станет моей виной. Нет больше моей судьбы – моя судьба отныне безраздельно принадлежит ЕМУ, и пути назад нет. Точка невозврата пройдена. Потому что Любовь сильнее Боли, Вины и Судьбы…
Единственный, кто мог бы остановить меня и спасти от себя  самой, это Стэнли. Но он не пожелал. Я так хотела этого, а он меня не спас. Я так молила его, а он остался безучастен… С болью в сердце я вспомнила, как приехала к его дому, а он оказался проданным. И чья вина, что свою любовь и  ласки, которые должны были принадлежать лишь Стэнли, я буду теперь щедро дарить другому? Стэнли понимающе желал мне счастья с гипотетическим «другим», не понимая, как тяжело мне будет предать его и нарушить все наши клятвы… Я чувствовала себя такой же виноватой, как ревностный монах, преступивший святость обетов. А если бы он узнал, кем оказался этот «другой»? Что бы он почувствовал? Гнев? Боль? Ревность? Бешенство? Негодование? Или ему было бы просто плевать? Помнит ли он меня сейчас? Чувствует ли что-то ко мне? Любит ли до сих пор? Помнит ли о том, как безмерно мы любили друг друга, и как нам было хорошо вместе?
 Яркие картины нашего греховного счастья явственно проносились перед моим мысленным взором, как перед умирающим человеком проносится вся его жизнь. Да я и была умирающей, а Стэнли был моей жизнью. А теперь я должна навсегда оторвать себя от него без шанса что-либо узнать о нем, чтобы полностью принадлежать другому… От этих мыслей кипело все внутри. Я не хотела плакать, но слезы предательски лились из глаз… К моему великому удивлению и досаде, агония прежней любви оказалась очень  долгой, болезненной и мучительной…
Почувствовав, что задыхаюсь, я поднялась с постели и открыла окно. Ночь была темной и тяжелой, вдалеке горели огни. На миг мне показалось, что я стою на крыше небоскреба и вот-вот сорвусь вниз. Резкий порыв холодного ветра ударил мне прямо в лицо, и действительность вновь вернулась. Поспешно закрыв окно и  дрожа от холода и страха, я прошла в другую комнату, взяла бумагу и ручку и, сев за стол, написала Айрис записку:

«Милая Айрис!
Прости, что ушла вот так вот, даже не попрощавшись, но я не хотела причинять тебе дополнительную боль нашим расставанием, сверх той, что я уже причинила тебе вчера. Понимаю, что ты во всем права и желаешь мне только хорошего, но я все же я  ослушаюсь тебя и не откажусь от своего намерения, пусть даже это будет самой большой и непоправимой ошибкой в моей жизни…
Что бы ты обо мне ни думала, я хочу, чтоб ты знала, ты всегда будешь одной из самых главных людей в моей жизни, и моя любовь к тебе неизменна. Спасибо за те годы и месяцы, что ты была со мной, и за всю твою доброту и поддержку. Что бы ни случилось в жизни, мне будет очень тебя не хватать. 
Будь счастлива. Прости за все.
                Люблю, Нэнси»

Записка была написана крупным неровным почерком, со многими помарками, но я не стала ее переписывать, а оставила в кухне на столе.
После этого, даже не поев, я поспешно оделась и, взяв уже упакованные чемоданы, не оглядываясь, ушла в ночь и в неизвестность. На мгновение вновь стало страшно и холодно. Как робот, я укладывала чемоданы в багажник. Все было как в скверном замедленном кино и происходило как бы помимо моей воли. Я понимала, что сейчас забиваю последний гвоздь в гроб нашего со Стэнли счастья, и ничего нельзя изменить. Я знала, что это неизбежно, но не подозревала, что это будет так больно…
Не выдержав, я побежала в ближайший работающий ларек, все-таки купила пачку сигарет, и, удобно устроившись на своем водительском сидении, с наслаждением выкурила ее всю. Стало заметно легче. Потом, с ненавистью смяв пустую пачку, я выбросила ее в окно, зареклась и решительно нажала на газ. Все идет как надо – ведь мы с Тео так любим друг друга! И мы теперь связаны навечно.
Было 3.25. Аризона провожала меня яркими ночными огнями, а я спешила в Канзас, чтобы безжалостно обрубить последние ниточки, связывающие меня с прошлым.
                ***
Перед выпиской Тео должно было уйти 2 недели для подготовки соответствующих документов. За это время я спешно  завершала свои дела в Канзасе. К  счастью, у меня было достаточно  денег, чтобы решительно перевернуть страницу судьбы – проданная квартира и  несколько десятков картин, плюс  отец оставил мне довольно крупную сумму. Маме я наплела, что  меня направляют на длительную стажировку за рубеж, поэтому Мэри останется с ней на неопределенное время. Она, конечно, поверила – и очень обрадовалась, хотя и заметила, что будет сильно скучать.
А я безмерно скучала по Тео. И вот, наконец, пришел тот день, когда я встречала его у выхода из больницы.

               
                19. ДЕНЬ СВОБОДЫ И НОЧЬ ЛЮБВИ
Первый день нашей свободы был очень ясным и солнечным. Тео не пожелал посещать никакие  места, связанные с его прошлым, кроме могилы матери. Я знала, где это место находится, и мы немедленно отправились туда. 
На могиле стоял скромный, но довольно изящный памятник  с надписью: «Анжела  Стелла Ларсен.  12.08.1927. -18.11.2003», а с портрета на нас смотрела ослепительно красивая женщина с добрыми, глубокими и чудесными, как у Тео, глазами... Я с наслаждением положила на могилу нежные кремовые розы.  Тео плакал и просил у нее прощения.
- Она простила тебя – и любит до сих пор, - утешала я возлюбленного. – Она сейчас видит  тебя и радуется, что ты жив. Мне очень жаль, что я никогда не встретилась с ней, но уверена, что она знает обо мне и о том,  как мы оба любим ее.
…После этого печального визита мы поспешили покинуть Аризону, как горькое напоминание о нашем прошлом. Возвращаться вместе с Тео в дом моей матери было бы безумием, поэтому (разумеется, на моем автомобиле) мы отправились в Калифорнию, в Риверсайд, куда прибыли уже вечером. 
Я выбрала отель с обязывающим названием: «Самая лучшая гостиница Америки», но отель и вправду был чудесный. Я забронировала номер на свое имя, однако имелась маленькая проблема – нам необходимо регистрироваться, а у Тео не было документов  – и нам пришлось разыгрывать целый спектакль, но по сравнению с тем, что мы обманули целый медицинский  консилиум, это был сущий пустяк.
- Будь умницей, милый, - попросила я, чмокнув его в щечку. – Ты сейчас должен будешь подыгрывать мне. Чтобы было убедительно. Договорились?
Мы подошли к стойке регистрации, за которой сидела серьезная леди среднего возраста.
- Добрый вечер, мэм, - поздоровалась я.
- Добрый вечер, мисс.
 – Мое имя – Энн Матильда Хилтон. Я забронировала здесь  номер на двоих, - объяснила я, предъявляя ей документы.
- Очень хорошо… А это Ваш…? – смущенно поинтересовалась женщина, с огромным нескрываемым удивлением поглядев на Тео.
- Да, это мой жених, и мы с ним вдвоем, - гордо заявила я, поймав еще более изумленный взор своей визави. – Но, увы, с ним произошло несчастье, поэтому у него нет никаких документов…
- Это так, - с невинным и грустным взглядом подтвердил Тео. – Видите ли, случилась беда. Мы решили переехать из Аризоны в Калифорнию навсегда, планировали приобрести здесь дом, но меня обокрали, забрали деньги и документы. Без сомнения, я восстановлю их в ближайшее время. Но ведь пока их нет, нам необходимо где-то остановиться, не так ли?
При последних словах он с особенной нежностью взглянул на меня.
- Я очень сочувствую Вам, сэр, - с искренним сожалением промолвила женщина. – Разумеется, мы вошли в Ваше положение. Вы можете заселиться в номер, как только я заполню регистрационную карту…
- Благодарю Вас, мэм, Вы так добры! – с галантной вежливостью и лучезарной улыбкой сказал Тео.
Несомненно, у него огромный талант афериста, который  в тот момент сослужил нам добрую службу.
Через несколько минут мы вошли в просторный уютный номер со светло-желтыми обоями на стенах, украшенных странной картиной-абстракцией, симпатичными светильниками, большой кроватью, столом, стенкой и тумбочками.
- Надеюсь,  тебе здесь понравится, - улыбнулась я.
- Определенно, - согласился Тео.
Оставаться там надолго мы не планировали, а решили отметить удачный день ужином в шикарном ресторане. Сегодняшняя сцена регистрации вызывала у нас безудержный смех.
- О, Энни… Как эффектно ты нас представила! «Жених»… Это было особенно сильно.
- Что не так? Я слишком поторопила события, ты хочешь сказать? – беззлобно съязвила я.
- Нет, но просто она ТАК на нас посмотрела... Ты видела? Должно быть, мы выглядели несколько странной парой.
–  Скорее, великолепной, - без лишней скромности  заявила я.
- А ты проявила великолепные актерские способности, - похвалил Тео.
 - Как и ты, - парировала  я. – Та бедная леди, которую мы провели,  чуть не расплакалась от жалости!
…Мы еще долго смеялись над этим эпизодом. Нам было так хорошо и весело вдвоем.
Наш романтический вечер оказался волшебным. Мы, в самом деле, были великолепной парой. Тео был одет в серый костюм, белую рубашку и черный – в мелкий горошек - галстук. На мне было роскошное черное платье из прозрачной ткани, с  бархатными листьями и разбросанными по платью серебряными блестками, а красная подкладка придавала наряду необычный  благородный цвет; мою прическу украшал великолепный черный бант из атласа с белыми и черными жемчужинами, а на шее висело изящное сверкающее колье. Вместе мы с Тео смотрелись очень гармонично, несмотря на большую разницу в возрасте, которая, впрочем, ничуть меня не смущала. Напротив, я безмерно гордилась своим возлюбленным, похожим на прекрасного короля из волшебной сказки. Сказки, которую еще не придумали…
Ужин в ресторане тоже был чудесным. Для себя я взяла картофель-фри, к которому всегда питала слабость, а для Тео – его любимые стейки. На десерт у нас были взбитые сливки, к которым у Тео была особая страсть, а на третье – черный чай для меня и зеленый – для Тео.
Хотя на нашем столе  не было никого алкоголя (к тому времени мы оба стали активными приверженцами правильного образа жизни), реальность растворилась в этом вечере и превратилась в чарующий сон.  Казалось, небо опустилось на землю, когда мы кружились в медленном танце под нежную и прекрасную песню Даны Виннер под названием “Nothing’s gonna change my love”. Хотя я слышала эту композицию в первый раз, она была о нас и нашей любви, я чувствовала каждую ноту – и слезы неумолимо просились на глаза. Мой любимый здесь, со мной, и мы близки, как никогда… Я чувствовала его объятия, его дыхание – и было нестерпимо жаль, что наши тела слишком грубы, чтобы слиться вместе, превратиться в сияющую комету, умчаться высоко-высоко, как можно дальше  от темной и суетной Земли, и, наконец, взорваться от немыслимого счастья и любви, переполняющих все наше существо. Мелодия умолкла, танец завершился. Но всякий раз, когда я слышу эту песню, мое сердце начинает плавиться от нежности…
Когда мы  вернулись в гостиницу, ночь уже вступила в свои права.
Выходя из машины, я почувствовала озноб – не потому, что воздух стал прохладным, а от разрывающего душу волнения. Мы шли, крепко держась за руки, совершенно одни в целом мире – таком чужом и холодном. Мною овладела такая мучительная и нетерпеливая страсть, какой я не знала прежде. Но я очень боялась. Я боялась оскорбить целомудрие любимого, показавшись ему слишком доступной и развратной. А еще больше я боялась снова вспомнить Стэнли предстоящей ночью. Ведь ранее я была уверена, что ни один мужчина кроме него никогда не прикоснется ко мне…
Мы с Тео зашли в помещение, словно прокрадываясь, как воры. Я слышала каждый свой шаг. И, войдя в номер, я заметила, что Тео загрустил. От его чудесного настроения не осталось и следа.
- Что случилось, милый? – заволновалась я.
- Все это неправильно, - грустно ответил Тео. – Неправильно то, что мы здесь вдвоем. Неправильно то, что происходит между нами. Вернись домой, к своей семье. Я не тот, кто тебе нужен.
- А как же наша любовь? – в негодовании спросила я, отворачиваясь и отходя от него.
- Не имеет значения. Прошу, оставь меня и живи своей жизнью. Так будет лучше.
- Ты знаешь, чем была моя жизнь без тебя? – печально  спросила я, подходя к окну. – Ты знаешь, как я плакала о тебе, считая тебя умершим? Сколько ядовитой разъедающей  боли я носила  в своем сердце! Не было даже твоей могилы, где я могла бы утешиться слезами! Я ненавидела себя за то, что вновь и вновь вижу  солнце, которого не видишь ты. Я удивлялась, почему мир не рухнул в день твоей гибели – и звала к себе Смерть, чтобы найти тебя хотя бы в другом мире. Но она все не приходила. Я повторяла тебе вновь и вновь, как сильно люблю тебя, но мне отвечала лишь Тишина. Ты знаешь, она звенит, и ее звон так невыносим. Я так устала говорить с Тишиной. Я так страдала без тебя… Но я безмерно дорожила этой священной болью, потому что эта боль была о тебе… Она была единственным, что связывало нас, поэтому я так опасалась ее потерять.
При этих словах я очень боялась расплакаться и показаться ему слабой и глупой,  но была весьма близка к этому.
- Да, я знаю это…  Но я жив, любовь моя, - проникновенно произнес Тео, приближаясь ко мне. – И я сейчас здесь, с тобой.
- Повтори… Повтори еще раз, - с болью в голосе просила я, поворачиваясь к любимому.
- Я жив, жив, - повторял Тео, горячо обнимая меня…
Это было как во сне… Долгий, страстный поцелуй, пронизывающий тело током и разрывающий душу в клочья. Но мой жестокий возлюбленный внезапно  прервал это мучительное наслаждение:
- Я так люблю тебя. Но это неправильно.
- Любовь всегда права, - глухим и прерывистым голосом возразила я, продолжая неистово целовать его…
…Мы любили друг друга жадно, горячо и отчаянно. Безумная, исступленная страсть разрывала нас не только на атомы, но и на электроны, протоны и нейтроны. Воистину это было райское мучение – и адское наслаждение для нас двоих. Мне было необходимо чувствовать возлюбленного физически, снова и снова убеждаясь, что он жив – я, действительно, нуждалась в нем, поэтому с болезненной и неутолимой жадностью принимала каждый его поцелуй, объятие, прикосновение. Мне было хорошо, как никогда раньше. Разбитая Галактика вновь стала целой, а темная сторона моей Луны озарилась ярким, неугасимым светом. Страсть мучительно обжигала, но в этом пламени безвозвратно сгорало все мое прошлое, а я  - Феникс, восставший из огня и рожденный снова. Я ощущала без слов – Тео чувствует то же самое. Случилось невероятное – и в его объятьях я навсегда забыла все, что было до него. Даже незабвенного Стэнли. Единственное, о чем я сожалела в ту ночь, так это о том, что милый Тео не был первым и Единственным в моем сердце – и в моей судьбе.
Царила темная хрустальная тишина, и каждый из нас боялся нарушить ее. Мы лежали, крепко обнявшись,  а я самозабвенно наслаждалась тем, что ощущаю его…
- Может быть, все это нам снится? – тихо спросила я, с трудом веря в реальность происходящего.
- Может быть, - с невыразимой нежностью сказал Тео.
- Но если ты сон, ты исчезнешь… А я  так боюсь  проснуться одна в своей пустой, холодной квартире в Канзасе… Мне так страшно… Если это случится, мое сердце в тот же миг разорвется от горя…
При этих словах меня действительно охватила дрожь.
- Нет… Я больше никогда не исчезну и всегда буду рядом… - пообещал Тео, еще крепче обнимая меня. – А сны иногда сбываются…
К счастью, он меня не обманул, и, когда мы проснулись, волшебное видение не растаяло, а стало чарующей явью. Наша ночь в Никогда, написанная кровью и казавшаяся несбыточной мечтой, превратилась в чудесную реальность и стала первой из множества наших немыслимо  блаженных ночей. И дней.

               
                20. ПРИЗРАКИ И СВЕТ
Настало  несказанно счастливое время. Тео больше не опасался нашей любви, и мы оказались в полной власти пленительных чувств, проводя время в приятных разговорах и  романтических прогулках.
Прекрасный и приветливый Риверсайд казался нам настоящим городом-сказкой.  Особенно поражал незабываемый «Кастл-парк» с его удивительными дворцами и аттракционами. Я попробовала себя в мини-гольфе и даже  трижды забила «пар» и 1 раз – «берди».
Однако мы предпочитали менее шумные места – к примеру, живописный берег реки Санта-Ана, где мы кормили птиц хлебом, и где я собирала  дикорастущие цветы. Также нам нравилось гулять  по тихим улицам и паркам, и Тео качал меня на качелях. Казалось, что самая безмятежная пора детства снова ко мне вернулась, но даже в детстве я не была так счастлива, как с ним тогда. Мы чувствовали себя юными влюбленными, и весь мир стал неузнаваемо волшебным. Мы постоянно говорили друг другу о своей любви и радовались  жизни, как дети.
Но сумасшедшая страсть, связавшая нас навечно, была далека от  детской невинности и безмятежности. Она безжалостно мучила нас с такой силой, что иногда становилось страшно. Мы поняли, что «умирать от любви» - это не метафора, а непередаваемое состояние, когда сердца готовы вот-вот взорваться от переполняющей их любви. Но умирать нам вовсе не хотелось – мы чувствовали жажду жизни – неистовую и неутолимую, и хотелось, чтобы это блаженство никогда не кончалось!
                ***
…В одну из ночей произошло нечто неприятное.
- Энни! Энни! – тревожно звал Тео.
- Что, любимый? – спросила я, мгновенно проснувшись. – Плохой сон?
- Да… Это ужасно…
Я включила свет, дала ему воды и успокоительное.
- Милая, обними меня, пожалуйста. Мне очень страшно, - при этих словах Тео заплакал от ужаса.
Я никогда прежде не видела его в таком состоянии.
- Ты дрожишь весь, - заметила я, крепко обнимая возлюбленного. – Все хорошо, я с тобой. Если хочешь, скажи мне, что так испугало тебя, и, быть может, будет не так страшно?
- Я видел ужасный сон, как будто я приехал сюда, в отель, но не с тобой, а с маленькой Жаклин. Ей очень не хотелось идти в школу, и я пригласил девочку прокатиться на моей машине. Когда мы приехали в отель, я начал издеваться над ней и мучить ее, а затем… убил. Мертвая малышка лежала в моей постели довольно долго… Она была прекрасна… и пленительна… так влекла к себе и… я подошел к ней… тут Жаклин широко открыла глаза, но они были бесцветными и стеклянными и… в ту же секунду она превратилась в гниющий скелет, заполнивший смрадом всю комнату, которая вдруг превратилась в склеп с множеством мертвецов, я пытался выбраться оттуда, но не мог… Я и сейчас чувствую этот невыносимый запах.
- Но ведь это всего лишь скверный сон, - напомнила я.
- Увы, - возразил Тео. – Это мое прошлое. Ненавистное прошлое, которое преследует меня до сих пор.
- Мне известно о Жаклин, - спокойно призналась я. – Однако твое прошлое давно умерло, а эти сны – всего лишь его призраки. Ты знаешь, чего боятся призраки больше всего?
Тео молчал. Я продолжала:
- Больше всего призраки боятся света, любовь моя. Я  подарю тебе столько света, счастья и любви, что они не посмеют даже приблизиться к тебе. Я не отдам тебя прошлому и воспоминаниям.
Тео хотел что-то ответить мне, но не смог и заплакал снова. Я не сдержалась тоже. Мы вместе плакали. Так прошло несколько минут. Он первым взял себя в руки и заметил пристыженно:
- Мы ведем себя совсем как маленькие дети.
- Детьми быть не так уж и плохо, - улыбнулась я. – Перед ними чистый лист жизни, и они свободны от прошлого.
- Не уверен, что когда-нибудь смогу обрести свободу, дорогая… Она страшит меня…
- Я помогу тебе одолеть страхи… Мы уедем так далеко, что прошлое не сможет догнать нас, - пообещала я. – Я всегда буду с тобой, потому что люблю тебя.
…И верно, как только мы уладили дело с документами и в срочном порядке заключили брак, то сразу отправились в Италию как мистер и миссис Свифт (сохранив при этом свои реальные имена), чтобы навсегда оставить горячо любимую родину, в которой испытали столько горя и страданий…

               
                21. НОВАЯ ЖИЗНЬ
Мы поселились в красивом городке Альберобелло, знаменитом своими странными домами. К счастью, у нас было достаточно средств, чтобы позволить себе купить чудесный дом с пышным садом, за которым я очень  люблю ухаживать.
Свою прежнюю родину я вспоминаю нечасто, только очень скучаю по милой Кейт. Все порываюсь написать, но с трудом  представляю, как преподнести ей нашу с Тео убийственную тайну. Быть может, не выдержу – и когда-нибудь решусь? Еще я с большой  теплотой вспоминаю доктора Паркер, очень хочу прислать ей весточку, но, боюсь, что она больше  не желает меня знать…
…Нельзя сказать, что наша  жизнь в новой стране сразу стала легкой, но она всегда была прекрасной. Вскоре после прибытия в Италию мы поспешили обвенчаться. Несмотря на то, что этот праздник был только для меня и Тео, на мне было роскошное белое платье – я хотела быть прекрасной для него – и только для него. Так как мы оба искренне обратились к религии, это великое таинство соединения «в единое духовное целое» имело для нас огромное значение.
Впрочем, мы и так были едины, живя друг другом и растворяясь друг в друге. Едва ли двое других смертных когда-либо испытывали величайшее чувство невозможной всепоглощающей любви, подобной нашей. Со временем она не только не уменьшалась, но и постоянно росла, являясь волшебной, непрерывно расширяющейся Бесконечностью. Так продолжается и сейчас.
Увы, наше блаженство омрачалось состоянием Тео. Если его физическое здоровье было хорошим, то моральное – просто ужасным. Часто его мучили панические атаки, нередко сопровождавшиеся многочасовыми приступами адской боли в области головы и сердца; приступы депрессии;  страх смерти и кошмарные сны о совершенных преступлениях или предстоящей казни в газовой камере. Часто Тео снилось, что он уже умер – и он просыпался в смертельном ужасе. Иногда он с криком вскакивал с постели – и больше не мог спать.  У меня сердце кровью обливалось, и я пыталась изо всех сил вытащить любимого из этого кошмара. Я проводила с ним занятия арт-терапии в сочетании с приемом медикаментов.  Но самым действенным лекарством была любовь. Тео понимал, что он значит для меня, это помогало ему не сдаваться, и болезненное состояние отступало.
Окончательно же он оттаял с появлением нашего сына. Мы оба оказались бесконечно счастливыми, поистине сумасшедшими родителями и безмерно полюбили ребенка еще задолго до рождения. А уж когда мы увидели его в самый первый момент его жизни, услышали его первый крик и, наконец, взяли малыша на руки… эти минуты  стали не просто самыми волшебными мгновениями, которые невозможно передать, но и началом  нашей новой жизни!   Мальчик получил имя Теодор, в честь своего отца, но мы называем его Тедди. Я даже мысли не допускала о том, чтобы дать малышу какое-то другое имя, кроме прекраснейшего имени моей Любви. К тому же мальчик оказался фотографической копией Тео, и моя огромная любовь к сыну возрастает во много раз, потому что я постоянно вижу в нем образ возлюбленного.
- Теперь мне не страшно умирать, - однажды  признался Тео. – Потому что есть он – мое продолжение.
- Не говори так! – воскликнула я, испугавшись его слов. – Твоя жизнь так бесценна! Для нас!
- Ты права, - улыбнулся Тео, заметив, что невольно огорчил меня. – Моя жизнь должна быть долгой, потому что я начинаю жить только сейчас. Вместе с ним.
Действительно, с появлением малыша мы с Тео стали еще ближе и полюбили друг друга  еще сильнее, чем раньше. Тео очень изменился, совершенно забыв об унынии и депрессии, и мне отрадно видеть его таким жизнерадостным, счастливым и полным сил. Тео обожает Тедди так нежно и безгранично, что это кажется невероятным. И, кажется, его чувство глубоко взаимно - парни очень любят быть вместе, к немалой радости обоих – и я так счастлива, глядя на них!  Кроме того, именно с сыном Тео забывает весь ужас своего прошлого и то, кем он был прежде… Словом, Тедди придал  нашей жизни новый смысл и озарил ее еще большим  счастьем и радостью. Мы не можем представить, что раньше – еще совсем недавно, жили без него.
Однако наслаждение тихим семейным счастьем – это не для нас. Моя давняя  мечта о славе сбылась – я стала довольно известной художницей, что помогло не только зарабатывать средства, но и завязать приятные и полезные  знакомства с интересными людьми. Кроме того, я не оставила своей мечты стать филантропом и помогать другим. Мне удалось осуществить детское желание и открыть приют для бездомных животных.
А самое главное наше достижение – организация центра психологической помощи «Свет надежды», для людей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, в котором работают замечательные специалисты. Тео вновь вернулся к своей профессии по призванию и стал виртуозным психоаналитиком и психотерапевтом – особенно хорошо ему удается общение с людьми, страдающими алкогольной и наркотической зависимостью. Я же специализируюсь на арт-терапии. Не очень часто, но регулярно «Свет надежды» организует благотворительные выставки работ наших пациентов. Любимое дело  стало неотъемлемой и очень важной частью нашей жизни. В свободное же время Тео любит читать, сочинять философские трактаты и рисовать; его картины, в противоположность его более ранним, но сравнительно недавним работам, теперь полны радости и света.
Прошло 3 с лишним  года нашей жизни в Италии. Уныние, отчаяние, кошмары и мрачные воспоминания навсегда оставили Тео. Лекарства тоже перестали играть в нашей жизни важную роль. Наше счастье было таким огромным и полным, что больше, казалось, нечего желать. Мой давний «порок сердца» был похоронен где-то глубоко, под цветущими садами моей души.  Я была уверена, что прошлое, от которого я отчаянно убегала, оставило меня навсегда, но в один прекрасный день оно неожиданно вернулось.

                22. ПИСЬМО ДОМОЙ
Как-то раз мы всей семьей гуляли на площади Пополо, где, как правило, всегда много туристов. День уже клонился к вечеру, и мы собирались домой, как вдруг я увидела очень  красивого,  импозантного джентльмена, примерно такого же возраста, как Тео. Он сидел на скамейке, и, казалось бы, ничем не выделялся из толпы, но, даже до того, как я увидела этого незнакомца, я ощутила на себе его тяжелый пристальный взгляд, полный безмерного удивления и даже ужаса.  Бедняга смотрел на нас так, как будто увидел пришельцев с лазерными мечами в руках, но, заметив, что привлек мое внимание, поспешно отвел глаза. Мне стало не по себе.
- Это же Робби! – обрадовался Тео, едва заметив незнакомца.
- Неужели тот самый Роберт Харрисон из ФБР? – удивилась я.
- Да, и он нас узнал. Подойдем к нему!
- Ты уверен, милый, что мы можем доверять ему? – засомневалась я.
- Конечно, он не предаст, - отвечал Тео. – Ведь я ему жизнью обязан!
Тогда мы подошли к Робби, и встреча оказалась даже более радостной, чем мы ожидали. Последовали долгие объятья и расспросы…
- Мой дорогой Робби, как ты здесь оказался? – поинтересовался Тео.
- Наслаждаюсь плодами отставки, и на сей раз в гордом одиночестве, как видишь. Через пару дней возвращаюсь в Штаты.
- Мы с Энни были бы очень рады пригласить тебя к нам в гости, - сказал Тео. – Ведь ты свободен прямо сейчас?
- Да, да, мистер Харрисон! – с искренней радостью  поддержала я, угадав в Роберте прекрасного человека. – Хотя я вижу Вас в первый раз, я очень много слышала о Вас от Тео, и знаю о том, что Вы для него сделали тогда!  Вы очень много для нас значите, и встретить Вас здесь – огромное и неожиданное счастье для нас!
- Я - просто Роберт, - с теплой улыбкой поправил он. – Я не люблю официоз. Вы очень, даже незаслуженно, добры ко мне, Энни, – я сделал для своего лучшего друга то, что должен был сделать. Спасибо большое за приглашение – я счастлив провести этот вечер с вами.
Мы все вместе отправились к нам. Роберту очень понравился наш дом и сад.
Они с Тео беседовали в гостиной, и, уложив Тедди спать, я присоединилась к ним.  Мы втроем общались так душевно, тепло и искренне, как будто знали друг друга всю жизнь. Несмотря на то, что я очень не люблю гостей, я была искренне счастлива видеть Робби в нашем доме.  Он вызвал во мне большую симпатию, потому что более светлого, доброго и искреннего человека я еще не встречала. Несмотря на первый день нашего знакомства, я была уверена, что Робби, несомненно, достоин дружбы Тео, как никто другой.
Темы наших разговоров были обычны для близких друзей, которые не виделись полжизни…
- Я потерял мать 8 лет назад, - вспоминал Робби. – Она была тяжело больна… Мне до сих пор очень не хватает ее.
- И все-таки ты  счастлив, потому что она всегда была с тобой, - заметил Тео. – Я же потерял свою мать много лет назад, и до конца своей жизни она думала, что я умер. Мое безумие разрушило всю ее жизнь.
При этом разговоре друзей меня как молнией ударило. Невольно я вспомнила свою мать, которой за эти 3 с лишним  года я ни разу не позвонила и не написала. Перед отъездом в Италию я удалила все свои страницы в социальных сетях и старую электронную почту. Я просто выбросила мать из своей жизни. Решительно и безжалостно. Что она думает сейчас? Что я умерла или пропала без вести?
От этих мыслей стало невыносимо.
- Я пойду к Тедди – вдруг он проснулся, - сообщила я Тео и Робби, выходя из гостиной.
Я, в самом деле, пошла в комнату к сыну. Малыш продолжал сладко спать. Я не смогла не поцеловать его – наверное, в сотый раз за этот день…
…Меня настигла лавина воспоминаний. О нас с мамой. Как я была совсем ребенком – и мы вместе гуляли, играли и читали сказки. Как ездили отдыхать к морю. Как я безжалостно разоряла ее в кондитерских магазинах и  магазинах игрушек, а она ни в чем не могла отказать мне. Как она терпеливо помогала мне готовить уроки, отчаянно пытаясь пробудить в своей дочери-лентяйке хоть какой-то интерес к получаемым знаниям.  Это были хорошие воспоминания, но плохих оказалось гораздо больше. Вот она, забыв об отдыхе, сне и даже еде, сидит в больнице у моей постели, измотанная и уставшая до предела, а я реву, не желая отпускать ее от себя. Вот я падаю и задыхаюсь в приступе болезни, а мама в тревоге и ужасе подбегает ко мне, чтобы дать лекарство. Потом была моя операция и выздоровление, купленное ценой ее огромного мужества и терпения. Вспомнилась мне  также гибель моего отца, когда мать, лишившись горячо любимого мужа, держала меня за руку и умоляла жить дальше… Отчетливо вспомнилось и то, как я в подростковом возрасте изводила ее своими скандалами, пьянками, побегами из дома и попытками самоубийства. Как она снова и снова искала меня и выводила из самых сомнительных забегаловок и подворотен свою все еще безмерно любимую «малышку Энни»... Я чувствовала, что моя многолетняя обида на нее бесследно растаяла, уступив место безграничной любви, которую я так долго пыталась скрыть от самой себя, зарывая ее в недра собственной души.
Я так ушла в себя, что не заметила, как вошел Тео.
- Любовь моя, - нежно обратился он ко мне. – Прости, что мы с Робертом расстроили тебя своими неприятными разговорами…
- Нет, напротив, вы помогли мне понять… - возразила я, и, не закончив фразы, крепко обняла возлюбленного.
Он понял, что я хотела сказать. Мы умеем понимать друг друга без слов…
…В тот же вечер я написала матери электронное письмо следующего содержания:

«Дорогая мама!
Пожалуйста, прости, что так долго не писала и не звонила тебе. Надеюсь, у вас с Мэри все хорошо.
Прежде всего – я хочу попросить у тебя прощения за всю боль и страдания, которые я всегда  причиняла тебе. Я злая, неблагодарная свинья. Возможно, ты ненавидишь меня сейчас, и это справедливо. Я даже не надеюсь, что ты сможешь когда-либо простить меня за все. Просто я хочу, чтобы ты знала, что мне очень жаль.
Если ты все еще хочешь что-то знать обо мне… Пожалуйста, не волнуйся за меня. Со мной все в порядке. Должна тебе признаться, что моя «стажировка за рубежом» была неправдой. Точнее, не совсем правдой. Я смертельно влюбилась… вернее, обрела любовь всей моей жизни – и навсегда  уехала с ним в Италию – так было нужно.  Мы очень любим друг друга, я вышла за него замуж. Он тоже психолог, как и я, и у нас есть прекрасная работа. Мы  так непростительно счастливы, что я часто завидую себе!
У нас родился мальчик. Его зовут Тедди. Он очень красивый и умный. Недавно малышу исполнился год и 3 месяца, и он уже хорошо ходит. Мы отмечали его первый День Рождения, на праздничном торте горела всего одна свеча… Это было так мило... Я бесконечно, до слез и боли,  люблю своего маленького Ангела, свое Счастье, и с ужасом представляю свою жизнь без него. Я не могу без него! И всякий раз, когда я держу его на руках, я слезно благодарю Небо за мое маленькое Сокровище!!! Я никогда не думала, что способна ТАК полюбить своего ребенка… Это совершенно невероятное чувство, мама! И мой мальчик помог мне понять, насколько я перед тобой виновата! Как сильно ты любила меня!!! И, возможно, любишь до сих пор…
Я очень сильно люблю тебя тоже, милая! Все эти годы я помнила о тебе, но связаться с тобой было очень стыдно… Но больше я не могу молчать…
Надеюсь, ты захочешь меня увидеть. Я мечтаю, что ты приедешь к нам в гости… познакомишься со своим внуком… Я так хочу снова обнять и поцеловать  тебя и услышать твой голос… Я хочу так много сказать тебе…
Прошу, не волнуйся обо мне. Будь счастлива и здорова. Береги себя. И, пожалуйста, ответь мне.
Очень люблю и скучаю.
                Энни».