Греческая история

 


Прибрежье бурного Эвксима
Сыны Эллады стерегут:
Неодолима их дружина
И неподкупен Арнаут.
 

     -Жизнь, можно сказать перевалила на худшую половину, а радости от прошедшей нет, - проговорил, хромающий на одну ногу мужчина.
-Что вы так убиваетесь Николай Иванович? У нас в Балаклаве говорят, жизнь прожить не поле перейти, всякое бывало и в наших пределах, но поднялись, - встретил стареющего подпоручика батальонный штаб-офицер капитан Иван Кази 
-Я то может и поправлюсь, а вот моя безутешная родина страдает. Кто ей поможет?
-Восстанет и благословенная Греция, поможет Россия, как когда-то греки помогали подниматься нашей державе. Взять того же графа Головина по некоторым сведениям, фамилия его происходит от грека, князя Степана Ховра, владетеля Судака, Мангупа и Балаклавы, выехавшего из Крыма в Москву. Так что он, как и вы балаклавец.
-Позвольте, я же живу в Симферопольском уезде, на Каче, только оттуда и прибыл на перекладных по делам вам известным.

-Так, конечно, только выходцев из Мореи, Ионических островов, Эпира и венецианских владений Албании, всех кто воевал в Архипелаге, а вы из тех будете, по главному месту службы и их жительства в Балаклаве, кличут  балаклавскими греками или балаклавцами. Вот и вы прибыли в Балаклаву. Я так понимаю, для расчета от службы.
-Что же делать? Одесского батальона, по которому я проходил, уже нет, а документы, как и личный состав, передали в ваше ведение. Вам и решать, что со мной делать.

-Что пожелаете, то и будем. Наш начальник, полковник  Феодосий Ревелиоти по вашему приезду загодя распорядился. Мол, как прибудет Николай Иванович, так оказать ему всяческое содействие. Я слышал вы с ним в коротких отношениях
-По молодости одной водой умывались, по реям лазили на кораблях у Ламбро Качони, а начинали  на "Минерве Севера".
-Ну что же, пожалуй с этого периода и начнем оформлять ваши документы на увольнение, раз вы так распорядились своей судьбой. Первым делом вы должны написать прошение. Образцы имеются, так что приступайте, дело это долгое и утомительное. Присаживайтесь к окну, тут светлее, а я вам в помощь батальонного писаря подошлю.
-Писать не саблей махать, как нибудь справимся.

-Только, если разрешите, задать вопрос, - обратился подпоручик.
-По какой части?
-Вы упомянули, грека из Крыма, чем же он прославился этот господин Головин?
-Прославился, не то слово. Сподвижник Петра I, боярин, первый российский фельдмаршал и генерал-адмирал. Федор Алексеевич  Головин первый из русских получил титул графа римской империи, принял орден Андрея Первозванного. Кроме весьма значительных капиталов, граф  владел десятками тысяч душ крестьян. Значительная часть его богатства перешла через принцессу Голштейн-Бекскую в род князей Барятинских.

-Насколько осведомлен, они  пребывают в родство сиятельного князя Потемкина.
-Да, Барятинские ему не чужие.
-Про Барятинских ничего сказать не могу, а князю Потемкину, пусть знает и на том свете, от нас греков низкий поклон. Под рукой императрицы он всячески стремился возродить нашу христианскую державу и из бывших турецких владений в Европе образовать два государства – Греческую империю и Дакию.  - Мы же, - подпоручик поднял высоко голову и пристально посмотрел в глаза капитану, - под командой Качони жаждали создать на островах свое Архипелагское княжество, а для Греции — монархию. По поводу княжества, первая попытка была еще в 1771 году — тогда объединили двадцать островов, губернатором княжества назначили лейтенанта Антона Псаро,  но пришлось ретироваться от нажима турок. Наша попытка стала второй.
-Когда же это приключилось?

-Как раз во Флоренцию прибыл российский посланник Заборовский. Он и его помощники Псаро и Бицили занялись вербовкой наемников для будущей флотилии. Набирали отовсюду: с Мальты, из Тосканы с Корсики, но Ламбро к себе на фрегат выбрал нас с Феодосием. Он тогда получил прапорщика, а я сержанта. Дело было в Триесте. Там Ламбро приобрел купеческое трехмачтовое судно с парусной фрегатской оснасткой, вооружил его пушками и назвал «Минерва Севера».
Николай вздохнул от нахлынувших на него воспоминаний и из предложенных образцов прошений выбрал наиболее приемлемый, присел на видавший виды стул, похожий на венский, и начал писать. Мысли в голове путались и никак не хотели ложиться на листок бумаги по порядку одна за другой. За окном вовсю распоряжалась осень. Желтые листья летали по двору и кое где уже образовались от них горки.

Вспомнилась легенда о Деметре и Персефоне, которую ему рассказывала мать, как перестала первая давать земле благотворные силы, потому что Зевс распорядился Персефону, дочь Деметры отдать в царство теней, в жены Аиду. Опечалилась богиня на Зевса, на Олимп. Всякий рост на земле прекратился, листья на деревьях завяли и облетели. Леса стояли обнаженными. Трава поблекла, цветы опустили свои пестрые венчики и засохли. Засохли и виноградники, не зрели в садах тяжелые сочные грозди. Замерла жизнь на земле. Гибли целые племена.
И только, когда Зевс разрешил Персефоне встретиться с матерью, предварительно дав ей проглотить зерно граната, символ брака. Тогда вновь леса покрылись нежной листвой, заколосились хлебородные нивы, пробудилась вся природа, но не надолго. Каждый год Персефона покидала свою мать, возвращаясь к мужу в царство теней, и вся природа вновь начинала горевать об ушедшей любимице, наступала осень, а за нею зима. Засыпала природа, чтобы проснуться, когда вернется к своей матери Персефона.

     Николай подумал о супруге Елене и дочери Маргарите. С них началась его жизнь на новой родине. За них пришлось повоевать. Как у Гомера: «И вот сошлись два войска — греков и троянцев, и грянул рукопашный бой! Смешалось все — звон копий, мечей, медных доспехов, победные крики и смертные стоны. Кровь залила землю...».
Прошло уже 13 лет, как он обосновался в Крыму. Прибыл сюда с Качони и Ревелиоти, с другими собратьями по оружию, чтобы обосноваться на новой земле. Земли было много и она тогда ничего не стоила. Местные татары, по окончанию войны, напугались возмездия, оставили дома и ушли в Турцию. И греков, которые жили здесь еще с незапамятных времен, тоже не было. Накануне, еще до войны, их, как и армян, выслали в азовские земли, подальше от злобных татар. Так случилось, что земля опустела и раздавали ее всем желающим.

-Значит хотите уйти на покой, а нас оставить против турок, которые все никак не хотят успокоиться, - неожиданно спросил Кази, появившийся с пачкой бумаг.
-Что вы, друг мой! Я ведь только с позиций. Как только вновь запахло порохом  пришлось  записаться в Одесский греческий батальон. А война  все никак не окончится. Сыну Николаю уже шесть лет. А был совсем маленьким, когда я уходил из дома. Пора возвращаться к семье. Не известно сколько еще удастся прожить, здоровье подводит. Вот и решился увольняться.
Николай привстал со стула, поправил больную ногу и задумался. Казалось недавно корсарами плавали в Архипелаге и наводили страх на турков. Не забыть бы написать в прошении заслугу, как у берегов Кефалонии взяли на абордаж два  вражеских кирлангича, вооруженных один шестью, а другой двумя пушками. Качиони переделал их в корсарские суда и присоединил к флотилии. Тогда же встретили купеческие судна: одно, помнится, с острова Индрос, а другое из Шкодры. Они сами решили примкнуть, каждое получило по 16 пушек.
 
      У берегов Мореи, заметили турецкий корабль, шедший к острову Занте. Взяли на абордаж. Всех оставшихся в живых турок и барбарийцев из Туниса по правилам войны казнили, а судно  сожгли из за открывшейся  сильной течи.
Первое большое испытание флотилии, о котором следует обязательно указать в формулярном списке,  случилось при захвате турецкой крепости Кастель Россо на острове Клидес у восточных берегов Кипра.
 Внезапно напасть не удалось, но вид десяти судов под Андреевскими флагами, побудил турок пойти на переговоры.  Митрополит с Кипра помог выработать условия почетной капитуляции и гарантировал безопасность туркам. Их с женами и детьми переправили на полуостров Малая Азия, а Красный замок стал одной из опорных баз флотилии. 

Россо - значит красный. Не поэтому ли русские прозвали себя россиянами, то есть красивыми? А может их византийцы так прозвали. Есть в них что-то крепкое и могучее, тому пример капитан Кази. Где он, кстати? Наверное ушел за писарем. Николай огляделся, отставил чернильницу  и загляделся в окно, открывающее вид на бухту, на корабли...
Хотелось сбежать вниз к причалам, подняться по трапу на палубу судна и почувствовать запах просоленного такелажа. Ощущение, будто хлопают паруса, кругом Эгейское море и вот вот начнется баталия с турками близ острова Скарпато.
Тогда пришлось оставить, взятые ранее два приза. После сражений отдыхали  в Триесте и на Мальте. В Ла Валетте российским представителем был бригадир грек Антонио Псаро, старый пират, участник предыдущей войны  в компании с  Алексиано и Марко Войновичем.

 Провианта постоянно не хватало и приходилось в море трясти нейтралов, бывало выручал брат Марко Войновича Иван, в то время генеральный консул в Триесте и Далмации. Нельзя было воздерживаться и от грабежа, коли желудки пусты. Тогда и начались схватки не только с турками, но и со своими штабными адмиралами и генералами на берегу. Один из них, с помощью австрийских властей, арестовал Качони, и даже в тюрьму посадил. Смех, да и только. Выпустили, конечно, но пиратами обзывать не перестали.
А кто не пират? И турки, и алжирцы, и те же мальтийцы. Албанская эскадра, что стояла в порту Дульцинио и плавала под турецким флагом, разве не пираты?. И с ней стычка была, захватили порт Дуррес с богатой добычей. Время и война устанавливали свои правила.

    Николай еще раз взглянул на корабли в бухте  и представил флотилию: фрегаты, пакетботы, шебеки, полаки, кирлангичи: "Ахиллес Славный", "Святой Иоан Патмосит", "Великая княгиня Мария", "Святой Лука", "Иосиф", "Великий князь Константин". А пушек сколько, не пересчитать! Кто только не плавал под русским флагом! Захочешь не забудешь: Лоренц, Войнович, Качони, англичанин Шмидт, Пондем. Наиболее близкими были свои: Галаки Батиста, капитан Гергия Ганале, Иван Налимер и Иван Мелиси, мичман Лазарь Мариенгопуло, Дмитрий Мустоки, капитан Мусаки, друг Качиони Николай Жоржио.
Каждый грек моряк. Николаю вспомнился рассказ-легенда, что однажды английский адмирал Нельсон , когда со своей эскадрой шел в Средиземном море, увидел на горизонте лодочку, а в ней человек. Лодку и человека спасли,  доставили на корабль. Увидели, что лодка заполнена фруктами. Спросили человека, который оказался греком, с какого он корабля и где погиб корабль. Он ответил, что не был ни на каком корабле, а плывет сам по себе из Греции  в Мальту, чтобы продать фрукты. Это так поразило Нельсона, что он купил все фрукты и лодку, а грека доставили в отечество. Для греков море — родная стихия, без которой они и жить не могут. А теперь что?  Крым, Балаклава, а Греция за тысячу верст.

Не забыть бы баталию у острова Макронисос с отрядом алжирских судов, скорее всего пиратских. Мы их побили и они дали деру. Дал деру из Триеста и известный генерал Заборовский. Его за просчеты  отозвали в Петербург, сейчас служит где-то в сенате и наверняка, как и я, вспоминает горячие денечки в Архипелаге.
Николай думал о былом и не очень уверенно с остановками выводил русские буквы, грамоты не хватало. И потом, в прошении следовало написать коротко о главном, а мысли разбегались с желанием охватить как можно больше.   Вся надежда на писаря батальона, у него глаз в служебной переписке должен быть навостренный.

       В итоге, после отдельных сокращений и  исправлений, получилось следующей конфигурации прошение: «Просит Одесского Греческого Пехотного батальона подпоручик Николай Иванович сын Чакиров. В службу Вашего Императорского Величества вступил из дворян греческой нации сержантом 15 апреля 1788 года на флотилию Архипелага против турок, действующую под командою полковника Ламбро Качони. Подпоручик с 1-го июня 1790 года. В Одесском Греческом батальоне с 6 мая 1806 года.
В походах с 21 апреля 1788 года прошедшей войны с Оттоманскою Портою. Плавал на флотилии под начальством полковника Ламбро Качони на фрегате "Минерва" с 10 июня. Участвовал в сражениях: при крепости Кастель Россо 20-го июня; при Скарпато имели сильную баталию 20 августа 1789 года; с турецким флотом при острове Тинос, где был сильно ранен в ногу пулею, 29 июля;  с алжирским  и турецким флотами 4 и 8 мая 1790 года  между островов Андро и Кавадоро; с 32-мя неприятельскими судами в июле 1791 года. В 1807 году в Бессарабии участвовал в вылазках на крепость Измаил и на острова Четаль — по 6 июня того же года.
В штрафах и отпусках не бывал. От роду 42 года, женат и имею детей.  Усердие участвовать в военных действиях и продолжать  службу Вашему Императорскому Величеству присутствует, однако, испытывая в ногах жесточайшую боль и от оного периодическое стеснение в груди, продолжать служить более не могу. О чем прилагаю данное мне врачебной управой свидетельство.
Осмеливаюсь подданнейше просить Отдельного греческого батальона подпоручик Высочайшего Вашего Императорского Величества указания повелеть принять мое прошение и за прописанную болезнь от понесенной службы, на собственное мое пропитание всемилостивейшие меня уволить. Подношу к сему мою подпись".
-Все правильно - проговорил вполголоса капитан, рассматривая прошение, - только не понятно где вы пребывали с 1791 года, с даты последнего сражения с алжирцами, до момента поступления на службу в Одесский греческий пехотный батальон в 1806 году.

-К военной службе, как я понимаю, этот период отношения не имеет. Война с турками закончилась, флотилию нашу распустили и служба на тот момент прекратилась. Так зачем об этом вспоминать?
-Это я не для прошения, для истории, интересно как далее ваша эпопея продолжалась. Одиссей после Троянской войны вернулся на Аттику к своей жене Пенелопе, а вы как?
-Моя история другая. Я хоть и с Пелопоннеса и в Аттике бывал, но возвращаться было некуда, разве что сдаться туркам. Да и никто меня не ждал, не женатый я еще был. Домом и семьей оставался корабль.   А жизнь команды полностью находилась во власти Ламбро, - начал рассказ Николай. Можно сказать была одна на всех. Победы и поражения, призы и добычу делили поровну. Однажды на одном из захваченных турецких кораблей перебили команду и пассажиров, а жизнь даровали лишь одной юной красавице. Она оказалась гречанкой по имени Ангелина, ее отец был правителем острова в Эгейском море и верно служил туркам. Вот ведь как бывает. Отец служил туркам, а дочь стала женой их врага Качони. Удивительно!
С этого момента, как ни странно, удача нас покинула. - Ламбро влюбился в красавицу и предложил ей руку и сердце. Отец, то ли испугавшись турок, то ли из гонора, вначале не пожелал отдать дочь пирату. Но увидев перед окнами своего дома флотилию с открытыми орудийными портами, изменил свое решение и благословил молодых.

     -С тех пор Ламбро перестал быть воином, решил, в угоду жены, стать господарем небольшого островного государства со столицей на Кеа. Появилась и своя охрана, состоящая из клефтов-повстанцев в 800 человек во главе с Андруцосом. Где уж тут гоняться за турками. Мы осели, а противник стал нас притеснять где только можно.
 -Специально для поимки Качони в Алжире была сформирована эскадра адмирала Сеит Али в составе 12 кораблей с большим количеством пушек. Но самым неприятным для нас было то, что сам Сеит Али и его команда были профессиональными алжирскими пиратами.
-Они напали на нас совместно с турецкой флотилией у острова Андрос. Их флагманский корабль с тремя самыми большими шебеками взяли в оборот нашу  «Минерву». Держались до наступления темноты, а ночью ушли, фрегат сожгли. Не стало нашей "Минервы". Корабли "Дабелла Киена","Виктория" и "Пренципе Паоло" были взяты алжирцами на абордаж, а их экипажи вырезаны. Я спасся, хоть к тому времени был хромой. В бою потеряли четыреста человек из шестисот.
С тремя уцелевшими кирлангичами и одной полакрой, не участвовавшей в сражении, укрылись на острове Цериго. Зализывали раны, а алжирцы с помпой вошли в Константинополь. Султан приказал палить пять дней из пушек, начались казни. Нашим шестерым отрубили головы, а до сорока пленных повесили на реях. Среди них был и капитан  Герасим Калига. Вот так закончился у Ламбро медовый месяц. Все мы в душе костерили его жену Ангелину Софиано. И сейчас от нее нет покоя.
-Что-то я слышал о конфликтах в семье Ламбро Качони, - проявил осведомленность капитан. -  Если не ошибаюсь, они связанны с разделом имущества.
-Так и есть. - Барсын бу йылнынъ къязасы бунен кечсин. Что по-турецки означает «Ничего. Пусть несчастья этого года на том и закончатся». Есть такое у них традиционное пожелание.
Ведь как бывает. Стоит сделать один неверный шаг, отклониться и путь приведет тебя не туда. Так случилось с Ламбро. Он  проиграл, когда ему казалось, что  победил. За прежние заслуги был награжден званием полковника и военным орденом Святого Георгия 4-й степени, получил дворцы, землю, что должно было поддержать наш народ и его защитников. Но это в его семье сыграло коварную роль. Вот и последствия.

    -А как же другие? Не он же один получил вознаграждение?
- Получили награды и другие офицеры, в том числе заместитель Качони Николай Касими, мне присвоили звание подпоручика. Но награды не радовали. Дело наше, можно сказать, рухнуло. Мы еще плавали у южных берегов Македонии, ниже Салоники, топили турецкие грузовые суда с хлебом, идущие в Константинополь, но в большие сражения не вступали. Из Петербурга  в Триест прибыл генерал-майор Томара, кроме наград, он привез деньги, на которые началось формирование новой флотилии. Команда имелась. На тот момент она составляла 69 офицеров русской службы, среди них капитанов – 21, поручиков – 27, прапорщиков – 21. Это я хорошо помню, так как самолично составлял этот список.
-А русские среди них были?
-Большинство были греки, русских по национальности не было, только состоящие у них на службе, в число которых входил и я.
-Так вот, команда была, а корабли отсутствовали. Из Триеста тоже пришлось убираться, так как Австрия выходила из войны.  Только мы договорились устроить военно-морскую базу в Мани на юге Пелопонеса, только прибыл оттуда для переговоров капитан Дмитрий Григораки,  как Россия объявила о выходе из войны и подписала в начале 1792 года в Яссах мирный договор с Турцией. Пришел приказ флотилию распустить.

-И что, распустили?
-В договоре Греция даже не упоминалась, наступило полнейшее разочарование от невыполненного обещания помочь нам свергнуть турок. Нам приказали разоружаться и всякие военные действия прекратить.
-А как же флотилия? Или она уже перестала существовать?
-Корабли продали итальянским и греческим купцам. Не все, правда. На остатках ушли к мысу Матапан, к самой южной точке области Мани на Пелопоннесе. Там Ламбро, не согласный прекращать военные действия, выбрал для своей базы Порто Кайло  – бухту с узким входом, со скалистыми берегами, хорошо защищенную от ветров и чем-то похожую на Балаклавскую. Только ваша  побольше.
-А вы откуда будете? - обратился к капитану Николай.
-Я из Нежина. Корни греческие, но когда мои предки переехали в Россию и из каких краев, никто толком не знает. Скорее всего из Анатолии, из турецких пределов. Так что я настоящий русак. В Крым пришел с корпусом Суворова, укреплял посты и гарнизоны, участвовал в переселении греков и армян. Штаб-квартира у нас была в Бахчисарае, где вы сейчас живете. Это было в 1778 году, когда Крым освободили от турецкого владычества. Тогда и решили выслать из Крыма двадцать тысяч христиан на новые земли в Азовскую губернию, подальше от мстительных татар. Многие переселенцы позже вернулись в свои насиженные места, а я как был, так тут и остался.
 
- Не простое это дело переселить тысячи людей, - проговорил Николай.
 -Да, трудно себе представить тысячи повозок, тысячи волов и дорога в чистое поле. Самая настоящая военная операция, не зря поручили все это генералу Александру Суворову. Слышали про такого?
-Это тот, что Измаил брал?
-Он самый.
-Грекам ведомы все русские герои, что дрались и побеждали турок. Побольше бы таких, как Суворов и Качони. Только такие люди могут освободить мою родину.
-Суворову помогал и митрополит Игнатий. Он уговаривал и успокаивал переселенцев, ратовал за их льготы на новом месте. Сам он пребывал в Бахчисарае.

    Николаю вспомнился свой приезд в Бахчисарай. Первое, что он увидел, это ветряная мельница на реке Чурук-Су и мучной склад богатого караимского купца Хаджи-аги Бабовича. Мельница, стоящая на горке, работала. Повсюду виднелись купола мечетей, десятки минаретов, тонкими свечками взметнувшиеся в голубое небо. Церквей нет. Для укрепления христианской веры сюда и прибыл митрополит Игнатий. Он же и помогал русским военным властям переселять крымских христиан из под татарского ига на новые земли. Тысячи греков и армян просили через митрополита Игнатия милости, покровительства, защиты и привилегий для себя и потомков. Теперь настала его очередь просить защиты и искать пристанища.
Легкий ветерок поворачивал шесть крыльев мельницы. Толстый вал, на котором они находились, вращался со скрипом. Зубья, сделанные из твердого кизилового дерева, легко перетирали знаменитую крымскую пшеницу, называемую арнаутской или греческой. Ее красивые зерна, крупные, продолговатые, превращались в муку светло-желтого цвета. Бабович с большой выгодой продавал ее в Италию, для производства макарон. У мельницы дорога сужалась. Арба, на которой сидел Николай, короткая и двухколесная, прошла поворот удачно.

Следующая четырехколесная мажара со скарбом в поворот не вписалась и перегородила дорогу. Из ворот мучного склада,  крича и размахивая кулаками, выбежали работники Бабовича. Вышел приказчик и дальний родственник Бобовича, а потом и он сам. Тогда и познакомились. Как и все караимы, он гораздо больше походил на мусульманина, чем на еврея. Обменялись приветствиями и стали давать рекомендации работникам сторон, как вытащить мажару, ругая проклятое место.
Бабович, оказался выходцем из Карасубазара. По простому его звали Симха Шеломо, по местному Соломон, а прозвище имел Чабак.
Он вместе со своими единоверцами Вениамином бен-Самуил Ага и Исааком бен-Соломон из Джуфт-Кале, по простому Кале, участвовал в депутации, отправившейся в 1795 году в Петербург, чтобы ходатайствовать об отмене в отношении караимов указа Екатерины II об обложении евреев двойными податями в сравнении с остальным населением. Симха принял фамилию Бабович, происходящую от тюркского слова "баба", по-крымско-татарски - "отец".  Прощаясь, пожелали друг другу удачи.
-Эр шей Аллах тандыр, по привычке пробормотал Соломон - «Все в руках Господа».
Заторы тут происходили часто. Татары из города и окрестностей уезжали, навстречу шли повозки новых поселенцев. Хитрый и осторожный Бабович стремился быть полезным и тем и другим. Даже дорожные заварушки были ему на пользу - цены на муку моментально вырастали...

    Сверху с горы спускались еще три мажары. Одна с пустыми корзинами, вторая - с дровами, третья - с татарским семейством, численностью не менее десяти человек. За мажарами встала крестьянская арба, запряженная парой волов, за арбой - таратайка старьевщика с серым мулом. Тут вдруг выскочили четверо всадников в янычарских чалмах и стали разгонять людей и растаскивать обозы. Дорога, куда следовала  моя двухколка, пролегала мимо большого и древнего мусульманского кладбища "Кырк-Азиз - "Сорок святых", мимо обширных абрикосовых садов в цвету. На чужой территории  я пришелец, приходилось быть осторожным. Но вот показалась маленькая деревенька на пятнадцать дворов, крайний дом как раз принадлежал греческому коммерсанту, к кому  я следовал и у кого я его покупал.  Со второго этажа увидели мою повозку, распахнули двери.
Люди из рода Яшлав построили этот дом над рекой Чурук-су. Наверное еще во время, когда крымские татары отделились от Золотой Орды. Как стало позже известно, подобные дома стояли и в других ближайших селениях Ак-Тачи, Аджи-Булат, Бурлюк и Бия-Сала. А этот дом, отныне стал моим прибежищем. Он выглядел внушительно, хотя фундамент несколько просел, опустился в рыхлую почву. Стены были сделаны из грубого камня, за исключением той, которая выходила во двор. По местным обычаям она была сделана из плетеных ветвей орешника, промазанным саманом - глиной, смешанной с песком и резанной соломой. Двери и окна имелись только в ней. Вдоль этой же стены на первом и втором этажах располагалась деревянная веранда. Над двухскатной красно-кирпичной крышей высоко поднимались узкие трубы от четырех печей. Для нового хозяина приготовили черный кофе, мед, и печенье "шекер-къыйык". Тогда в благодарность господу нашему по восточному обычаю я приложил руку сначала к сердцу, а потом - ко лбу и сказал. - Все, я дома.

Новая родина.. Какая ты? Днем за днем открывались страницы большой книги истории Крыма. Первой столицей Крымского ханства был совсем не Бахчисарай, а крепость Кырк-Ор - "Сорок укреплений", которая ранее принадлежала аланам. Тут была и тюрьма, в которой много лет томился, попавший в плен,  русский воевода Шереметьев. Бахчисарай появился позже.
А на горном плато Кырк-Ор, получившее новое название - Чуфут-кале, или Иудейская крепость, остались греки, армяне и иудеи, по местному караимы. Были еще другие евреи, но с ними я еще не разобрался. Караимы крепость именовали  "Джуфт-кале" - Двойная крепость. В ней и жили все не мусульмане, только торговать спускались в Бахчисарай. Но это было до включения Крыма в состав России. Сейчас порядки другие. Нынче усадьба у Бобовича,  есть и в Бахчисарае
      
      В первое утро на новом месте в дверь постучала и зашла рослая служанка, одетая в белую длинную рубаху, поверх нее - в синее платье с широким вырезом на груди, фартук, шаровары и папучи - туфли с загнутыми носами. По татарски сказала:
-Простите,  побеспокоила. Хочу показать вам дом....
-Адынь не балам? Как тебя зовут? - спросил я ее.
-Айше, ответила она.
-Не де гюзель адынь бар экен! Какое красивое имя!
Смотрели  с ней дом, потом угощались рисом, сваренном в большом казане на бараньем жиру, с кусочками мяса, моркови, лука и зелени. Кроме "пилава", угощение составляли лепешки и овечий сыр. На столе стояли бутыли с бузой и кувшины с водкой "ракы". Виноградное же вино мусульманам пить запрещалось. Кофе в этот раз пили из металлических чашечек с "къурабие" - коржиками из песочного теста.
Первый визит был к местному отцу Гермогену в крепостной церкви святого Климента. Положил в его коробку пожертвований несколько червонцев.
- С приездом, сын мой, в наши края, - начал разговор священник
- Господь так распорядился. А мы лишь слуги его. Позвольте мне помолиться.
С трудом отворились двери в штольне. Храм постепенно наполнился светом. Начал блистать золотом иконостас.
Николай только подумал, что нужно посетить местную Балаклавскую  церковь, как раздался голос капитана.

    -Как вам, Николай Иванович известно,  в 1783 году вышел манифест о включении Крыма в состав Российской империи, новые границы следовало охранять, вот тут греки и сказали свое слово, лучше их никого в этом деле не нашлось. Первоначально был создан полк в Керчи. Нынешний батальон, в основном, состоит из них, из участников войны с турками 1768 -1774 годов и их детей. Вы участник следующей, которая закончилась в 1791 году. Из всех офицеров Балаклавского батальона в ней, насколько мне известно, участвовал только наш командир  полковник Ревелиоти. Ну и, конечно, всем известный Ламбро Качони.  Что же у вас с ним  далее произошло?
- Ламбро так возвысился и возгордился, что уже не называл себя полковником русской службы, а объявил себя королем Спарты. Мы еще продолжали держать в страхе Восточное Средиземноморье, захватывая торговые суда как турок, так и нейтралов. Помню, как у города Навплия ограбили, а затем сожгли два французских торговых судна. Французы, которые поддерживали турок, озлобились на нас и обложили с моря. Турки заставили бея области Мани Джанетоса Григоракиса напасть на нашу базу с суши. Пришлось уходить, добрались до острова Киферс, перебрались на Иттаку, а затем еще два года скитались по разным уголкам Европы.

В то время по указу императрицы началось формирование Одесского греческого пехотного дивизиона. Среди зачисленных, имелись и наши офицеры с флотилии. Я от предложения отказался. Какой из меня пехотинец!? Разве что хромой. Хоть и  обещали  большие льготы и пособия, я последовал вслед за Качони и Ревелиоти в Крым, в подаренные им поместья с расчетом получить землю и зажить домом. Устал уже. Вся молодость прошла  в сражениях на море, пора настала причаливать и семью заводить. Так я и осел в Симферопольском уезде на реке Каче. Ламбро построил завод по производству виноградной водки, помогал ему, кое что поставлял со своих садов. Барыши имелись, но еще больше нажили врагов, многочисленные тяжбы с конкурентами одолели.
-Как же вы уживаетесь с местными татарами?
-Вопрос не простой. Смотрю порой на них: глаза серые, а то и голубые; волосы прямые светлые или рыжие; нос не приплюснутый. Похоже они, что из соседнего  рода Яшлав, потомки древних греков, готов, аланов или генуэзцев. Учусь у них в умении культивировать фруктовые деревья, строить колодцы и оросительные каналы.
-Вам, наверняка, предлагали вернуться на флот, ведь Россия на море воевала с французами?

    -Предлагали, но прежние мои сослуживцы корсары принципиально не желали служить на кораблях Черноморского флота, только на своих и по своим правилам.
- Каждый из нас сроднился с морем, - заявляли они, - и  служба под властью ваших офицеров для нас унизительна.
- Что же вы желаете? - спрашивали их.
- Более всего желаем плавать на своих судах каперских. Кроме того,  требуем страховки своих судов. То, что мы рискуем своими головами, на то и война, но рисковать своими судами, в которых весь наш семейный капитал, не хотим.
 Не хотелось рисковать и мне, и плавать с чужой командой. Только получил земельный надел, развел сады, а тут война с французами. На них у меня зуба не было. Другое дело кровные враги турки. Качони тоже предлагали службу,  он даже хотел сам снарядить судно, но случилось его смертоубийство. Только до сих пор ходят слухи, что он совсем и не погиб от отравы подосланного турками убийцы в 1805 году, и не похоронен в Ливадии, а продолжил свою войну с османами в Средиземном море.

Ну уж, когда началась новая война с турками, пришлось и мне вспомнить старую выучку. Хватило меня, правда, не на долго, болезни обострились и вот я здесь.
-А что вас больше мучает?
-Ноги сдают, опухают. Говорят, что наша императрица тоже мучилась ногами и Ламбро ей советовал лечить их соленой морской водой. Вот и я стараюсь принимать такие ванны.
-Рассказывают, что при матушке Екатерине греки похищали в аулах шаловливых татарок с накрашенными кармином ногтями на пальцах рук и ног и свозили их в Балаклаву, - неожиданно поинтересовался  капитан Кази. -О том времени мне мало что известно. 
-Опасность имелась, что тогдашние переселенцы вымрут без семей, и потому власти не препятствовал умыканиям. В вашей Балаклаве число женщин быстро возросло и когда императрица была  у вас, то Потемкин, по слухам, выделил ей для конвоя амазонок из числа жен и дочерей балаклавских воинов. Это вам лучше меня известно.
-Да, верно. Женской ротой командовала гречанка красавица Елена Сарацаки. Уж мало кто это помнит, много лет пролетело. Нет тех амазонок и наш батальон перевели в ранг военного поселения. Передали, так сказать, в распоряжение гражданских властей Новороссийского края, правда, пока без исключения из военного ведомства. Что будет дальше, неизвестно.
 
    -Вот, вот. Это меня тоже встревожило и подтолкнуло уйти со службы, - добавил Николай. Стало известно, что Комитет министров рассмотрев различные проекты по нашим батальонам, решил обратить их в военных поселян, передать в министерство внутренних дел, по распоряжению которого, запомнил дословно, "содержа кордонную стражу, греки могут с лучшею пользою употреблены быть и на другие предметы, более им сродные и приличные".
-Что за другие предметы? Что они имеют ввиду? - поинтересовался Кази.
-Трудно сказать. Вероятно предметом станет  наведение внутреннего порядка посредством сдерживания склонных к мятежам татар.
-Это проблема известная и мы с ней сталкиваемся постоянно, - согласился капитан.
Он еще раз пробежал глазами переписанный писарем текст и на обратной стороне добавил.
 "От Балаклавского батальона, к  поданию на рассмотрение по команде. Прошение переписал с принесенного сочинения Греческого пехотного батальона подпоручика Чакирова, батальонный писарь Иван Ильин сын Низилев". Указал дату: ноября 14 дня 1810 года. Николай еще раз прочитал написанное, заверил правильность текста прошения и подписал с пометкой «Руку приложил».
-Необходимо подготовить еще два документа, - напомнил Кази, - реверс и формулярный список. Да, кстати, вы медицинское свидетельство привезли?
-Есть такое.
-Разрешите полюбопытствовать.

     -Будьте любезны, - и Николай достал из папки листок с названием "Свидетельство".
Капитан внимательно прочитал.  «По Указу Его Императорского Величества из Таврической врачебной управы Одесского Греческого пехотного батальона господину подпоручику Чакирову о том, что будучи одержимый беспрерывной ревматической болезнью в течении многих лет, здоровьем столь изнемог, что часто и без перемены погоды учиняется в ногах жесточайшая боль и опухоль. Долговременное лечение врачей не помогло его довести к излечению. Сверх того, периодическое стеснение в груди расстроилось до такой степени его здоровье, что он, господин Чакиров не в состоянии больше продолжить службу Его Императорскому Величеству, для чего сие (свидетельство) ему дано за подписом и приложением названной печатью. Дано в Симферополе  27 сентября 1810 года. Инспектор. Надворный советник. Доктор Ланг"
-Про такого раньше не слышал, - обратил внимание Кази.
- Ранее при войске Донском состоял. Живет в Симферополе и что забавно, вместе со мной хлопочет о внесении фамилии в родословную дворянскую книгу Таврической губернии, - пояснил Чакиров.

-А из каких он будет?
-Говорят, что выходец из Швейцарии.
-Ну что же, Николай Иванович, - заключил капитан, - есть предложение перейти к  следующему документу. Давайте, что вы написали по формуляру. Пока писарь будет на бело его переписывать, вы подготовьте реверс. Поскольку вы согласны на самокоштное после увольнения пребывание, то укажите в нем состояние: дом, сады, мельницу и, что  имеете с них необходимый для семьи достаток.
-Уж мочи нет от этих бумажных трудов, - с трудом поднялся со стула Николай, - похожу немного. - Когда говорил, что саблей трудней махать, явно ошибался. Теперь понимаю, что легче сделать, чем это описать. Отдохнув, подпоручик снова обмакнул перо в чернильницу. Походов у него было много, а доходов, кот наплакал. По этой причине текст реверса, с объяснением имущественного положения, получился кратким:

"Я нижеподписавшийся Одесского Греческого пехотного батальона подпоручик Николай Иванович сын Чакиров даю сию подписку в том, что по данному на Высочайшее Его Императорское Величество имя прошение,  если буду отставлен от военной службы, то не стану просить себе пропитания. Располагаю имением на реке Кача с домом и постройками, имеются виноградные и фруктовые сады с мельницей, которые обеспечивают семейный доход. О том делаю подпись. Руку приложил, Одесского Греческого пехотного батальона подпоручик Николай Чакиров".
К тому времени писарь переписал формулярный список и зашел сверить текст. Он начинался со слов: «Послужной список о службе и достоинстве служащего в Одесском греческом пехотном батальоне подпоручика Чакирова...".
-Слушайте и, при необходимости, поправляйте, - обратился к Николаю  Ильин, - я буду перечислять факты вашей  службы, где  и что произошло и в какое время. Тут важно не перепутать. В документ, мною исполненный, могли вкрасться ошибки, а их быть не должно.

      В разделе о службе в корсарской флотилии Ламбро в Архипелаге и по участию в войне с турками в 1807 году, неточностей Николай не обнаружил.
-Все так и было, - согласился он, - ошибок нет.
-В домовых отпусках не бывал, в штрафах по суду и без суда не состоял. К повышению в чине достоин, - прочитал писарь.
-О последнем можно не упоминать, - заметил Николай. Какой уж тут чин, когда прошу увольнения. Что касается состояния и какой губернии дворянин, прошу дополнительно указать: Дворянин греческой нации города Константинополя, крестьян не имею. Уже подал ходатайство на включение в дворянское состояние Таврической губернии с родословной и выдачей герба.
-О планах указывать не обязательно, - поправил Ильин и спросил, - есть ли необходимость уточнить раздел, касающийся образования.
-Как есть, так и оставьте. "Грамотен по российски и гречески писать и читать умею, а говорить могу по турецки и сербски".
-Получается, учебных заведений вы не оканчивали.
-Некогда было учиться, точнее учились не за партой, а на войне. Молодой я был, совсем юнец и ничего кроме войны не помню. Затмила она меня, отняла здоровье, осталась только память о жутких не на жизнь, а на смерть схватках на море со всеми, кто не хотел нам дать свободы, кто нам не помогал, а уж с турками османами бились в первую очередь.
-А с чего у вас началось?

-Спрашиваете с чего началось.? С самых первых притеснений, когда нам сказали жить по чужой правде, а не по своей
-А своя, какая?
-Своя - это когда я сам хозяин своей судьбы, без указов и притеснений.
-А как же указ императрицы Екатерины?
-Это вы про что?
-Ну, ее призыв, воззвание к восстанию, к преосвященным митрополитам, архиепископам и всему духовенству, к благородным  и прочим начальникам и всем обитателям славных греческих народов.
-Это вы про растерзать узы постыдного рабства и низвергнуть тиранов. Это дело святое. В нем нас, кстати, прозвали несчастными потомками великих героев. Были несчастными, ими и остались, хоть и крови пролили своей и чужой предостаточно.
-Семейное положение оставляем как есть? - поинтересовался Ильин, возвращаясь к формуляру.
-Да, женат на дворянке Елене Николаевой, сын Николай 6 лет, дочь Маргарита — 12 лет. Ожидается прибавление, но это, как Бог даст, должно случиться в следующем году.

     -Других вопросов у меня нет. Если что завтра по утру, перед вашим отъездом, уточним с участием капитана Кази. Он за вас ответственный. Пожелаю вам хорошо провести вечер в семье нашего начальника. Кстати, когда вы с ним познакомились, -  задал на прощание любопытный и по службе приученный к различным уточнениям, писарь.
-Мы с ним с Пелопоннеса.
-Земляки значит?
-Так выходит. Он немного постарше, но служить во флотилии на Архипелаге  вместе начали. Он прапорщиком, а  я сержантом. Звание подпоручика я даже раньше его получил. Все ничего, только ранили меня, долго лечился, а Феодосий за это время успел продвинуться, поручика получил и с Ламбро оказался в Петербурге при дворе, куда их вызвали на комиссию по результатам действий нашей флотилии в Архипелаге. Похвалили, ну и наградили.
-Получается ваша карьера споткнулась о турецкую пулю.
-Не только. В городке Триполица  братьев Ревелиоти все знали, их было трое и они вели в горах повстанческую борьбу с османами, по нашему считались клефтами. От преследования бежали на Итаку, на родину Одиссея и там познакомились с Ламбро Качони. Кстати, Одиссеем звали и сына Андреаса Андруцоса, командира всех клефтов-повстанцев. В общем, Феодосий к началу второй войны с турками уже имел известность. И потом, в том бою, где я получил пулю, он тоже был ранен во время абордажа саблей по голове. Только отошел быстрее. Мы вместе скрывались. Сначала на Итаке, а потом в Албанских лесах.

-А капитана он получил за сражения с турками?
-Нет, к тому времени война уже закончилась. После Петербурга, где он был с Ламбро и зарекомендовал себя с положительной стороны, получил назначение в Греческий пехотный полк, сюда, в Балаклаву, с награждением капитанским чином. Так он меня и обошел. Было это, если я не ошибаюсь, в 1797 году. Вот и до командира батальона дослужился. На моей памяти их много поменялось: Чапони, Мавромихали, Качони, Христо Кирико и ныне Ревелиоти.
-Были и другие, всех не упомнишь, - согласился Ильин, - только от батальона остались рожки да ножки. Часть ушла на гребной флот в 1806 году вместе  с вами брать Измаил, оставшиеся три роты с командиром воюют с турками на судах Черноморского флота.  Ныне чины батальона расселены почти по 250 верстной береговой линии. Лошади у нас есть, но дороги горные, сами знаете, не наездишься, вот и пребывают наши стражники при кордонах.
-Это мне известно. Мои родственники среди них имеются, только земельный надел получили далековато, в Карасубазаре. Все собираюсь навестить их, но не получается.

     -Может слышали, наши отличились в десанте у Платаны, только плохо, что командира ранили, - обеспокоенно проговорил Ильин.
-Ничего, ему не впервой, поправится. За ним есть кому ухаживать: жена Мария, дочь Елена, сын Павел. Для  души подрастают малые Ксенофонт и Аристид. Сегодня буду у них в гостях. Все им будет веселей, нам есть о чем поговорить.
-А вас какая судьба занесла на крымские берега? - спросил у писаря Николай.
-Я хоть и грек, дворянин, но Киевской губернии. В штабную службу вступил в 1783 году. Спустя десять лет стал губернским регистратором. С тех пор при батальоне сержантом. В походах и сражениях, как вы, не бывал, но за расторопность и усердие в делах удостаивался  особливой монаршей милости. На мне ведение всех послужных списков, ответственность большая
-Забот всем хватает, - согласился Николай, - и потому вас не задерживаю, пора и отдыхать от дел праведных, а мне еще визит сделать надо.
Вот он чистенький и веселый домик Феодосия. Стоит на конце городка на восточном берегу гавани. Николая ожидала зарумянившаяся мусака, а в печке попыхивала баранья стуфата. В новом отечестве своих обычаев греки не забывали, кушанья готовили по традиционным рецептам. С радостью гость разделил трапезу с хлебосольными хозяевами. Все ничего, только Феодосий, которого на родине звали Теодорис, еще не вернулся с похода и, по слухам,  не совсем оправился от ранений.

-Решили увольняться? - который раз переспросила гостя Мария, - мой тоже иногда заводит разговоры на эту тему.
-Ему можно и подержаться. Как никак, при почтенной должности, не то что я отставной козы барабанщик.
-Ну, вы и скажете! Не всем же парады разводить, надо кому-то и на земле трудиться, если есть к тому стремление. Лучше расскажите, как вы с Еленой Прекрасной и с детьми устроились?
-Слава Богу, не так далеко от вас, на Каче, фруктовые деревья и виноградники еще молодые, вся надежда на будущие урожаи. Дом, мельница, разные пристройки еще до конца не возведены, так что забот хватает.

     -Вот и хорошо, - заметила Мария, - заботы как корабли, держат нас на воде, не позволяют расслабляться, - главное, чтобы течь не образовалась.
-Это верно. Я ведь только из под Измаила, Бессарабский поход позади. Прибыл как раз эти течи конопатить. Больше отдыхаю, чем тружусь. По пути к вам, заглянул в Севастополь, посмотрел новый двухэтажный дом Евстафия Сарандинаки на Балаклавской дороге, сходили с ним в Петропавловскую церковь. Вспомнили давние его походы с Ушаковым, остров Цериго, где хоронилась в бедности и лишениях его семья. С Феодосием мы там тоже бывали.
-Так и не удалось нам создать в Эгейском море Архипелагское островное княжество, - подумалось Николаю. Граф Орлов, Спиридов, Войнович, Мавромихали с Псаро и Бицили начинали его возводить. Мы с Качони и Ревелиоти пытались объединить греков-христиан под российским флагом. Не удалось. Точнее, не успели, война  с турками у России окончилась. Что же, пора  вновь готовиться бить турецкие корабли на Эгейском море. Вспомнилась легенда о повелителе Афин Эгее. Его сын Тесей, возвращаясь с Крита после победы над Минотавром, должен был поменять паруса с черных на белые, как сигнал о том, что победил и героем возвращается домой, но забыл. Нет, не белые паруса, не блестят на солнце, черные. Значит погиб сын, решил Эгей и бросился с высокой скалы в море и погиб в морских волнах. С тех пор и зовется море, в котором погиб Эгей, Эгейским.

     -А как бывший флотоводец Сарандинаки поживает? - потревожила  раздумья подпоручика, хозяйка.
-Ушел в отставку с патентом капитан-командора, увлекся сельским хозяйством. Все мы не только моряки, но рыбаки и Георгии, что значит земледельцы. Не нам жить в мраморных дворцах. - У Евстафия имение под Бельбеком. Долго обсуждали с ним  какие возводить урожайные сорта фруктовых деревьев. Он даже предлагал завести коз, как это делают местные жители. Горные пастбища там замечательные. Тамошние греки, которые из давних, до сих пор держат волов, коров, лошадей, овец, кур. Луга дают прекрасное сено. Жирное молоко коз идет на изготовление почитаемого козьего сыра.  Что ни грек, то чабан. За свою работу получают баранами и таким образом богатеют. Представляете, у некоторых свои отары до тысячи голов!  Богатейшие села Стыла и Узенбаш. Там и леса много. Опять же орехи, ягоды, охота на дичь. Недавно закончили собирать кизил.

-А что с ним делают?
-Сушат на солнце - для продажи и от болезней. Кизил считается очень целебным. Среди жителей ходит легенда о том, что здесь когда-то хотел поселиться один врач. Но когда он увидел, что жители собирают кизил, уехал, сказав, что пьющие отвар кизила в враче не нуждаются.
-За разговорами слушал советы Евстафия по гражданским делам. Он ведь возглавляет Совестный суд Таврической губернии. Хотел увидеться с его соседом Антоном Алексиано, но не получилось.
-Давно про Алексиано и детей их ничего не слышала. Мы тут живем хоть и рядом, но все же в стороне, редко кто к нам заглядывает, разве что, как вы, по служебным делам.

     -Всех Алексиано, как говорят русские, пруд пруди, Панаиот, Александр, Антон, сестра Елена.  Вы про кого хотите услышать?
-На ваше усмотрение, мне про всех интересно.
Адмирал Антон, который по слухам взялся вести свою родословную от Антона, сына Геракла,  от флота отошел, как и я занеможил. Адмиральша  Феодора Дмитриевна и дети Николай и Любовь при нем.  Живут рядом с Евстафием. От Евстафия и узнал эти детали, они же родственники. Про других ничего сказать не могу. Да и поздно уже вести разговоры, пора и честь знать. Если вы не против, то прошу разрешение откланяться.
-Где же вы остановились Николай Иванович, забыла вас спросить.
-В батальоне прекрасная приезжая. Утром забегу в их штаб, еще раз сверю с капитаном Кази и писарем Ильиным подготовленные документы и в добрый путь.
-Пожелаю вам всяческих успехов. Елене и детям от нас добрые пожелания и вот прихватите корзиночку со сладостями, мы тут кое что испекли.
От всяких воспоминаний и размышлений спалось Николаю беспокойно. Говорят, что моряку везде дом, где причалит корабль, но где уж там, да и нога побаливала и мысли крутились с заботой о фруктовых садах и виноградниках, о том как скоро решаться его дела с увольнением. За друга Феодосия, за его раны тоже беспокоился.

   Утро началось с небольшой экскурсии по гарнизону. 
-У нас тут жилищ всего ничего, живут, в основном, военные чины, - пояснил  на встрече капитан. Часть из них на кордонах, несут стражу. Всего по списку 995 мужчин и 698 женщин. Многие зовут себя арнаутами, потому как  выходцы из греческой области Эпир, пограничной с Албанией. 
-Это мне известно, - согласился Николай. Не знаю какие из них кордонные стражники, а идти на абордаж были первые охотники.
-Три церкви греческого исповедания, училище на 140 учеников, до тысячи десятин земли для разведения виноградных садов, - продолжал пояснять капитан. Главное занятие - ловля рыбы.  Рыбы в Балаклаве много, каждое воскресенье по случаю удачной ловли на берегу устраиваем пиршества с вином, танцами и музыкой.
-Господин подпоручик, обязательно посетите Генуэзскую крепость Чембало, - подсказал писарь. Когда-то на острове греки имели постоянные распри не с татарами, как сейчас, а с колонистами генуэзцами. На словах дружбу ценили прежде всего, а на деле постоянно враждовали за права на землю и ее богатства.
-И что считалось богатством?

-Прежде всего упомянутая рыба, хлеб, соль и рабы, - пояснил Кази. Много вывозили пленных, захваченных в различных стычках на Кавказе.
- Крепость рядом, отсюда видать, - показал рукой писарь.
-В давние времена она была возведена Палаком, сыном Тавро-скифского царя Скилура. От этого Палакиона и пошло наименование Балаклава, - добавил капитан.
-Это тот скифский царь, который предпочитал греческий образ жизни, пил вино и жил во дворце? - спросил Николай
-Тот самый, за это его свои и убили, а в добавок еще скифского мудреца-философа Анахариса.
-Значит Балаклава, как бы, им памятник?
-Можно и так думать. По нашему - это первый форпост в Крыму.

      -Хорошо здесь у вас, - сказал Николай, прощаясь с капитаном Кази и писарем Ильиным, просторно, воздух родной, соленый, но пора ехать домой. Загляну в крепость и с вашего разрешения отбуду. Передайте вашему начальнику спасибо за содействие, а вам от меня отдельная благодарность. Что бы я без вас делал?
Николай остался один и огляделся. Бухта чудо, глаз не отведешь. Такой на острове Кеа у них с Ревелиоти не было. Видны мысы Айя и Фиолент, вот  и остатки крепости. Легенды говорят, что и Одиссей здесь бывал. В этой бухте его с товарищами встретили кровожадные листригоны.  Гомер писал:

В гавань прекрасную там мы вошли. Ее окружают
Скалы крутые с обеих сторон непрерывной стеною.
Около входа высоко вздымаются друг против друга
Два выбегающих мыса, и узок вход в эту гавань.


     Первым же пытался проникнуть в Тавриду Ясон, сын Пелия, царя Тракая. Не получилось, скифы не пустили, потому аргонавты и отправились в Колхиду. Там нашли царевну Медею, которую отец удалил от себя. Жадная, как все женщины до мести, она отдала чужестранцам золотое руно. И снова перед глазами Николая возник образ Ангелины Софиано. Той, которую подозревали, в сговоре через отца с турками и причине гибели флотилии и всего их дела в Архипелаге.
Николай успокоил сердце от нахлынувшего волнения и не спеша поднялся на утес, осмотрелся. Город и окрестности как на ладони, за мысом Фиолент Георгиевский монастырь. Корабли местной эскадры, проходя мимо монастыря, палили из пушек и они  отдавались в памяти  былыми сражениями. Кругом горы и скалы, которые татары называют Кия: Кокия-Кая, Кокия-Исар, Кокия-Бель.
- Не от этого ли Кия пошло название острова Кеа, на котором базировалась наша флотилия? - подумал Николай. Греки его называли Зеа, а турки Кеа. Там турки, здесь татары. Они меня понимают и я их тоже. Вот и проводник торопит в дорогу. Пора. Николай осмотрел крепость и на дорогу отведал местное блюдо под названием "шкары". Рыба - это всегда хорошо, а еще с местным вином, что еще можно пожелать к столу бывшему корсару!

     -Может в Карасубазар махнуть, - подумал Николай, - давно собирался родственников навестить, да все не получалось.
-Нет, отложу на потом, дел много, да и не званный гость, хуже татарина, как здесь говорят. Напишу письмо, расскажу где и как обосновался, а уж с ответом и приглашением поеду. К тому времени может и увольнение состоится.
В дороге одолевали думы о мытарствах греков. История, как бы,  повторяется. Время, промывая страны, народы через сито испытаний, перетряхивает бедных людишек как песок в лотке.
 - Ради чего все это? - задавал себе  вопрос Николай.
 -Точно не для поиска золота, - заключал он. Золото тонет, а значит пропадает в преисподней. История выбирает тех кто выплывет, кто выдержит испытания и даст продолжения рода. Выживают  не богатые с золотом, а сильнейшие и умнейшие.
Когда-то Ахилл спас дочь царя Агаменона Ифигению от жертвенного ножа и здесь в Таврии передал местному вождю Тоасу. В руки тавров попал и ее брат Орест, отправившись к сестре за статуей богини Дианы. Об этом писали Геродот и Овидий.
- Кто напишет о нас, новых пленниках Тавриды? - вздыхал Николай, вспоминая на колдобинах про больную ногу
Про тех, кто в древние времена, еще до Рождества Христова из Гераклии Понтийской приплыл в эти места, помнят, сохранились города Херсонес, Феодосия, Пантикапей.
-Какая от нас останется память? - непрестанно мучил себя одинокий, стареющий  подпоручик.