Убить Гертруду. Глава шестая. Игры королевы ночи

Автор Александр Фирсов.

Литературная запись Тины Шанаевой.


Игры королевы ночи. Глава шестая.

   Через некоторое время Марина сама позвонила  Антону.
 - Ты можешь подарить мне ближайшее воскресенье?  Обычно вечерами мы с Настей, ты её знаешь, строгая флейтистка,  моя лучшая подруга, ходим  в кино!  Но в этот раз она не может, у неё прослушивание в Москве.  А у нас ретроспективный показ Феллини.  Неловко одной как сиротке идти в кинозал. Ты видел его «И корабль плывёт»? 
Антону стыдно было признаться, что ничего-то он у великого итальянца не видел. И так получилось, что занятия на кларнете были дополнены  походами в кино!
Антон, пожалуй, даже себе не мог объяснить, откуда появилось легкое и комфортное чувство родства, настолько ему было хорошо встречаться с Мариной, выполнять её маленькие просьбы, беспрекословно следовать её придумкам. Это детское доверчивое чувство было взаимным и не требовало никаких анализов и объяснений.
Однажды они пошли смотреть дурацкую комедию сразу после урока, много беспричинно смеялись, одновременно реагируя на экранную глупость, а когда этот «шедевр» кинопроката открутил свои титры, оба вспомнили, что пришло время расставаться. Марина решила заехать в зоомагазин, восполнить запасы корма для своей собаки, Антон вызвался её сопровождать.
- Всё равно у электричек перерыв, а я могу пригодиться в роли носильщика. – неловко пошутил он, помня, что никакого перерыва на ж/д по воскресеньям не бывает.
- А поедем потом в монастырь? Ты же там никогда не был?
- Не был. Вообще избегал монастырские стены.
- Почему?
- Не могу объяснить. Побаивался, вдруг они меня поглотят и не выпустят…
- Странно, у меня, наоборот, после таких экскурсий возникает чувство свободы. Ощущение, что горы скинула с плеч.
- А для меня монастырь как будто в другом измерении существует, таинственное что-то, за семью печатями. Никогда не впадал в религиозность.
- Хочешь попробовать начать снимать печати?
- Страшновато как-то…
- Тем более – любой страх нужно изгонять как болезнь или как заблуждение.
-Ты думаешь? По мне так страх, он же друг интуиции – естествен.
- Но давай проверим, а? Судя по всему,  в моем присутствии ты даже Жанну не убоялся.
Антон рассмеялся и согласился на поездку в монастырь. Между ними выросла молчаливая пауза, в которой не было тягости, а было такое удивительное чувство, что слова только будут мешать понимать друг друга.
Марина припарковала машину на нижней площадке, до тяжелых кованых ворот нужно было подниматься в гору. Антона поразила тихая сосредоточенность, изменившая выражение её лица. Она шла чуть впереди, не оглядываясь, по пути накинув на волосы теплый вязаный размашистой резинкой шарф. Антон боковым зрением видел, как губы её что-то шептали. В который раз он любовался этой женщиной, сразу ставшей для него  близким и таким родным человеком, которому полностью доверяют. Небо над ними сияло,  бескрайнее, без облачка,  на Востоке еще голубое, а на Западе постепенно надевавшее розовый шлейф заката. Морозец минус десять добавлял бодрости и упругости каждому шагу, Антон впервые удивлялся и поражался небу,  в голове же ничего кроме счета шагов до ворот и не возникало. Тишина аж звенела в ушах,  странным образом заполняя всё его послушное тело. Не о чем было думать, ничто не вызывало враждебность, ноги просто несли его вслед за лёгкой изящной походкой Марины. Шагнув за ворота. Антон действительно увидел совершенно иное пространство, заполненное иной для него неведомой жизнью, с людьми, только внешне похожими на живущих в обычном мире. Марина повела его вдоль белых стен с узкими бойницами, с башенками, будто построенными детьми  из снега для зимних забав, с винтовыми лесенками, ведущими в часовни, с мозаикой старинных ликов, смотревших проникновенно и неревниво. Посреди площади возвышался фантастический по своей архитектуре собор с обшитой лесами ротондой, Марина не стала заходить внутрь, а прошла к маленькой белой часовне.
Антон остался у входа, он не совсем понимал, как ему себя вести и что ему делать. Мимо проходили люди в черных одеяниях, монахи, что-нибудь несли с собой и крестились. Креститься Антон не умел и счел это неуместным, но почему-то опускал глаза, когда кто-нибудь бросал на него испытующий взгляд. Марина вышла из часовенки с просиявшим лицом, взяла Антона под руку и быстро направилась к выходу. Тут над ними разразился колокольный звон. Антон ласково пожал её руку и снова вложил ладошкой под локоть, потвёрже прижав к себе. Он уже знал, что между ними открылось нечто, запертое до этой минуты, заполняющее его невыразимой нежностью.
- Пять часов, в монастыре начинается вечерняя литургия. А я проголодалась. Надо перекусить.
- И опять ты права! – улыбнулся Антон, заглянув ей в глаза,  -  колокол звонит в желудке. Точно, гора свалилась с плеч, никаких подноготных страхов, один дразнящий аппетит.
   Кафе отыскалось на повороте в город, называлось характерно «Русское застолье» и обещало по тарелке сытных пельменей, - самое то - в мгновенно завесивший все впечатления инеем морозный вечер.
В кафе Марина проворно заказала себе десерт и расплатилась. Антон почему-то решил разыграть матроса в таверне, потребовал две порции пельменей и сто грамм абсента. Навернул, не поперхнувшись, и вырулил ещё на 50 грамм редкостной гадости. Марина бровью не повела, лишь прокомментировала вскользь, что пьяницу не пощадит и бросит за бортом красного самурая. Антон оценил её насмешку, удержался от лишней дозы.

   Он первый сел в её машину и тут же, всем своим хмельным  уставшим телом  обмяк в тепле на комфортном велюровом сиденье. Его тотчас пленил аромат, видимо, уже давно поселившийся в салоне. Пряный и нежный одновременно, он был наполнен обещанием ласковых мгновений. Она ещё какое то время оставалась на улице. Пытаясь смахнуть с дворников охапки падающего снега, она перчатками сбивала их с капота.  Но с растущим ветром  снегопад усиливался, а она копошилась возле машины без шапки, прикрывая локоны шарфом. Скользящая шерсть не слушалась и живописно разлеталась по плечам, так что ей пришлось закутать им голову как полотенцем. Наконец, очистив стёкла от  больших кусков снега, села рядом с Антоном в салон. Запах в салоне ощутимо  смешался с привнесенной снегом свежестью, но к нему добавился уже знакомый, лишавший его всякого самообладания аромат огня. Она вся так же пылала и источала нечто неповторимо желанное, властно проникавшее внутрь к его нервам.  Марина включила автоподогрев, маятник дворников, и скоро весь снег снаружи, падавший на лобовое стекло, стал таять и течь, превращаясь в тонкие струйки воды.

Шумоизоляция в салоне  была слабоватой. Слышно было, как на холостых оборотах машина издавала тихий рык, мотор по кошачьи урчал, разнося, кстати сказать, по всему салону расслабляющие вибрации. Марина, дразняще сощурив один глаз, с озорной  улыбкой  смотрела в упор на Антона. Казалось, в полутемноте салона свет пробивался к ним не через тонированные стекла, а от её глаз и улыбок. Она подушечку своего указательного пальчика опускала ему на кончик носа и при касании нажимала на педаль газа, при этом вибрации нарастали, передавались с  мощного мотора машины на его тело и   обливали трепетной дрожью. Она еще при этом щелкала зубами. Как настоящий тигренок, пробующий научиться  рычать. Антон приложил свои ладони к передней панели машины и стал ими давить на мягкий пластик, ему хотелось кого-нибудь придушить, но не сильно, оставить в живых. И  так она минут десять прогревала мотор, исподволь наблюдая, как в Антоне распаляется мужская сила.  А он не знал, куда себя деть, руки готовы были вцепиться в её бедра и вонзить в неё все свои накопленные желания. Так потом и происходило: он  в постели  непроизвольно стремился  её придушить,  частенько это делал,  ему казалось, что  ей это очень нравилось, до невероятного по высоте октавы вокализа…
 Она даже его как-то спросила,  почему он перестал это делать, очевидно, плохо понимая, насколько это было опасно в их постельных экспериментах.

Она, видимо почувствовала, что дальше Антон может стать неуправляем, прекратила  игру с его носом и включила   аудио систему - магнитолу с большим,  похожим на планшет дисплеем. Шесть динамиков  уже лишали его шанса сбежать с корабля. Музыка источала на них магию томящихся эмоций, воздействующих слезоточивым пением неизвестного ему дуэта. А она сама уже перестала играться, отпустила педаль акселератора со своей стройной, изящной ножки.  Машина прогрелась и можно было ехать… Ещё какое-то время они сидели в креслах, молча, тихо вслушиваясь в пение дуэта. Абсент такой напиток, после которого не находится лишних слов!  Марина первая  очнулась, приподнялась  и кнопочкой подвела сиденье  в рабочее состояние, чтобы нормально держать   руль и следить за дорогой. Тойота медленно двинулась дальше…

Антон онемел, он не знал, имеет ли право сказать хоть что-нибудь. Всё его сознание молча требовало от Марины её самоё, чтобы ей стало невмоготу сидеть за рулём и принадлежать некоему автомобильному божеству. Он позволил себе протянуть руку и положить ей на плечи так, чтобы пальцами послать приказ остановиться. Марина ещё некоторое время гнала по шоссе, затем ловко свернула в лесной проселок и нажала на тормоз. Антон не шелохнулся, не отнял руки, но, когда она, наконец, повернула к нему взволнованное лицо, взял  напрягшееся тело в кольцо и очень осторожно коснулся губами её щеки. Губы едва ощутимо скользили к её губам, слегка замешкались у кончика  не рождённой улыбки и прильнули к нижней губе, затрепетавшей и раскрывшейся навстречу властному  мужскому  безумию. Он целовал её так долго и яростно, что потерял всякое ощущение реальности. Он уносил свою женщину в некое совершенно иное состояние, где исчезали они оба и рождался мир поющих ритмов, горячих влажных потоков нежности и страсти. Оба уверенно обнажали друг друга, содрогаясь от долгожданных прикосновений. Наконец, она требовательно направила его возросший смычок в своё лоно, едва не задохнулась от своего вокализа и больно надкусила ему шею. Это было позывом  к последнему взмаху смычка, со стоном вылившегося в аккорд взаимного оргазма. Но ещё с полчаса они не могли и не хотели разжать объятья.
- Любимая, ты теперь моя, единственно моя навсегда, до самой смерти.
- Полно, мальчик мой, не зарекайся. Но сегодня седьмое небо нас приютило.