Весна

– Говорю же тебе, – объяснял майор, тасуя карты, – это трехдневный материал, делаешь запросы, назначаешь экспертизу, опрашиваешь и отказываешь.
– Там все не так однозначно, прокуратура может отменить решение, – отвечал лейтенант.
– Не отменит, если все правильно сделаешь.
–  А что с отпечатками делать, все оказались пригодны, нужно пробить соседей, родственников.
– Я созванивался с экспертом, – ответил майор, – он сказал, что не пригодны.
– Опера тоже рапорты предоставят. Их надо будет осмотреть.
На них дул свежий воздух, донося пыльцу и шум свежей листвы. На столе стояли две запотевшие кружки, по стенкам которых стекали капли, а пена в них была густая и воздушная.
– Я уже разъяснил тебе. Выносишь отказ, мотивируешь, как я объяснил и все. А на счет оперов вопросов никогда не возникает. Мы с их начальником академию в один год заканчивали, он разбирается.
Тут к ним на кухню вошла дочка майора.
– Папа, – обращалось к майору голубоглазое чудо, – сейчас зебр показывать будут!
– Оленька, позови бабушку, я позже подойду, – отвечал майор, весьма озадаченный разговором, но радуясь дочке.
– Они уже сейчас будут, быстрее пойдем!
– Оленька, я занят, попозже, – привычно сказал майор.
Дочка молча развернулась, лишь слегка фыркнув, и побежала дальше смотреть телевизор.
– Слушай, что тебе говорят старшие по званию, – делился мудрость майор, – таких материалов каждую неделю по несколько штук, если будешь на них зацикливаться, никогда план не выполнишь, и при сокращении на тебя посмотрят в первую очередь. Ты толковый парень, потому и объясняю, как нужно своим временем распоряжаться. Это одно из важнейших качеств в нашей работе: умей анализировать, общайся с людьми и распоряжайся временем правильно.
Затем майор сделал паузу, чтобы дать время лейтенанту осмыслить сказанное, но не отводил от  него взгляд, ожидая положительного ответа. Лейтенант хмурившись смотрел на кружку и, взявшись за ручку, ответил: «Так точно». После чего отбросил некоторые формальности и добавил: «Надеюсь, что вы правы». «А сам не плошай», - ответил ему майор.
Посидев еще немного, лейтенант пошел к машине и поехал работать. Изнутри дождь был незаметен, но когда он вышел, то разглядел точки на асфальте и почувствовал запах мокрой пыли, прибитой к асфальту. Это был первый дождь за последние полгода. До этого был только снег, который  зачастил под конец зимы и пару раз выпал по привычке в начале весны. Замечательная погода. А вечером будет тепло и будет легко дышаться свежестью. Но ему не важно. Работа в любое время года и при любой погоде – работа.
 «Да, – думал он, – в академии учили по-другому. Может, тоже стоило уделять больше внимания студенчеству, девушкам, жившим недалеко от общежития, как тот парень, а не читать методики расследования? Нет, – отвечал он себе, – какие глупости, ты же не сын генерала, не всем позволено так проводить свое время. Потому тебя и пригласили, что увидели в тебе толк, еще успеешь повеселиться, а пока делай то, что тебе говорит начальник».
Его работа была связана не с самыми приятными людьми и местами, особенно дежурства. Каждый раз, когда в два часа ночи доносился звонок, мелодия которого уже с первых нот вызывала желание разбить телефон, было понятно. Сейчас ему назовут адрес, вкратце обрисуют ситуацию, и будут ждать его. Так и случилось прошлой ночью, когда он выехал на привычную ему окраину района, где обнаружили труп мужчины. У входа в подъезд стояло несколько машин, некоторые из которых были обозначены надписями и проблесковыми маячками, а некоторые были опознаны им только по номерам. «Ага, полиция здесь, управление тоже», – пробегал у него, когда осматривал номера.
И сейчас он снова приехал, приехал, чтобы закончить все, что не успел ночью, закончить, приняв указания майора. Общежитие было, как и все остальные. Общежития удивительно походят на тюрьмы, и иногда он думал, что следовало идти работать в колонию недалеко от его дома, потому как работа незамысловатая, да и платят  неплохо. Темные коридоры с облезшей штукатуркой, тяжелые железные, со скрипом отпираемые, двери, комнаты по сторонам, разве что решеток нет при каждой квартире – только на этажах, даже люди те же. Местные, наверное, и не особо отличали, где они находятся.
В коридоре уже не чувствовался запах, но в комнате, наверняка, стоял тот же дурман. Даже ему нечасто приходилось бывать в столь мерзких местах. Комната была почти пуста, в ней не было электричества, с обеих сторон стояли старые советские кровать, на пружинах одной из которой не было матраса, а был настлана клочок брезента, но, к удивлению были подушка и одело. На стенах не было обоев, но зато голый бетон был сплошняком покрыт тараканами. Такого их количества ему еще не приходилось видеть в одном месте. Посередине комнаты была засохшая куча фекалий, а в комоде у стены, который иногда служил жильцам столом, лежали использованные шприцы.
Благо, ночью они с криминалистом осмотрели эту злачную комнату, и здесь уже ничего не нужно было делать. Отпечатки изъяты, вещи тоже, трупы отправили на экспертизу, остались соседи. Оперативники взяли номера их телефонов, но те, видимо, догадывались, кто им будет звонить, и не отвечали. Он постучал в соседнюю от той комнаты дверь.
– Кто?
– Следователь.
– По какому вопросу?
– Прошлой ночью мы выезжали по сигналу к вашим соседям, мне нужно вас опросить.
Дверь отворилась, на пороге был плотный пожилой мужчина лет семидесяти. Старик предложил пройти следователю за стол, после чего сразу же предложил чай с вареньем.
Это был типичный старик, у которого уже все прошло, будущее вполне прозрачно, и он живет настоящим, вернее настоящим других людей. Он сразу начал рассказывать, кто и чем занимается в этом общежитии, кто ходит занимать к нему деньги, как он недавно подключил подогрев к полу и как плохо работает местный ЖЭК. Следователю было тяжело вести нить разговора в нужное русло, но даже для своих молодых лет опыта уже хватало. Вся работа однотипна, достаточно проработать два-три года, и все события начинают идти по кругу.
– Почему вы решили, что это притон? – Поинтересовался следовать.
– Они постоянно собирались по ночам, шумели, ругались, все время участковый приезжал, штраф выпишет и уедет, мусорили, ой, ужасно.
– Да, мы осматривали их комнату, там не самые лучшие условия.
– Какие там условия? У меня на даче живет пес, так он лучше питается, чем они. Худющие, щеки впалые, наркоманы!
– Накануне у них был какой-либо шум, приходили гости?
– Естественно, дорогой, говорю же, живем как попало, шум и гам, грязь, на площадке курят, я выйду, замечание сделаю, они потушат сигареты, через пятнадцать минут опять курят.
«Понятно, – думал лейтенант и писал в протокол, – «все было как обычно, сидели, выпивали»
– Хорошо, – завершал диалог лейтенант, задавая привычный вопрос, – как вы думаете, что случилось?
– Да черт их знает, пили всякую дрянь, зайдут ко мне, стеклоочистителя взаймы возьмут, говорят, порядок в доме навести надо. Думаю, за ум взялись, а они потом ходят пьяные, сигареты стреляют.
– «С моих слов записано верно, мной прочитано», запишите эту фразу вот здесь и в конце подпись. Благодарю.
***
Они сидели в кафе, о котором он раньше только слышал. Это было посредственное место, но по местным меркам уровнем чуть выше обычного. Заведение располагалось в пятиэтажном здании, и вход был на первом этаже со стороны площади, которую недавно  перерыли, и он не сразу нашел проход. Само кафе было длинным коридором, оканчивавшимся небольшим поворотом влево, где была барная стойка, за которой находились несколько официантов и бармен, а с левой стороны коридора находились небольшие залы, где также стояли столы для компаний. Они занимали одну из таких комнат.
– Как вы знаете, сегодня наш профессиональный праздник, – говорил майор стоя и уже тяжело справляясь со словами, – одно из нескольких событий, когда мы собираемся вместе. Один из тех дней, когда мы чувствуем нашу причастность к важному, к родному. Ведь чему мы служим, скажите?
– Закону, – сказал один из них, – мы охраняем закон!
– Нет, – закон – это наше средство.
– Самому главному генералу, – сказала с некоторым задором и смехом молодая сотрудница и как всегда улыбнулась.
Она была довольно высокой и стройной девушкой, со светлыми волосами до ключиц, зелеными глазами, золотистой кожей,  и длинными красивыми пальцами.
– Нет, он руководит нашим аппаратом. Уже забыли присягу? Не порядок. Фролов, – нахмурившись, обратился начальник, – тебе недавно старшего лейтенанта дали, скажи, чему ты служишь?
– Служу России, – отвечал уже старший лейтенант.
– Вот! А служим мы Отечеству. А что такое Отечество? Это государство, это должностные лица, это то, что дало нам с вами образование, работу, достойную жизнь, это и мы с вами в том числе. Государство – вот наше Отечество, вот чему мы служим.
После этого майор поднял рюмку по-гусарски правой рукой, держа предплечье параллельно полу, выдохнул в сторону локтя, и ловко опрокинул рюмашку. Даже здесь он старался быть примером для своих сотрудников.
Все веселились и были довольны. Начальник с заместителями сидели в центре и пили коньяк, двое сотрудников сидели рядом и слушали, кто-то отошел к бару, а старший лейтенант с коллегой вышли покурить.
– Помнишь Денисова, – спросил старшего лейтенанта коллега?
 – Конечно, – отвечал он, – чего не помнить?
– У него ребенок родился.
– Они же недолго знакомы, – искренне удивился молодой офицер.
– Такое бывает, – отвечал коллега, – бывает. А Калинина помнишь?
– А с ним что?
– Женился, – будто бы тоже с недоумением ответил коллега.
– Куда они торопятся, – не понимал старший лейтенант, – только устроились, а уже такие шаги делают.
– Любовь, – с назиданием и легкой улыбкой сказал коллега.
– Ага. И о жилье им беспокоиться не нужно, там все схвачено.
– Именно, – подхватил коллега. Так и куда ты теперь?
– На повышение квалификации в Питер отправляют. Месяц зазнавшиеся офицеры будут читать свои же монографии и рассказывать, как они раскрывали преступления, когда мы еще в школу не ходили. Ну а потом обратно.
– Зато отдохнешь, у меня 8 дел в производстве, я домой только ночевать прихожу, – поделился коллега.
– Можешь не рассказывать.
– Уже с третьей буду расходиться, – жаловался он, – когда только кончал академию, одна говорила: «Как я люблю тебя, хочу быть рядом, поддерживать тебя, гладить рубашки», а в итоге, когда нас на периферию отправили, она ехать отказалась. Нынешняя тоже вначале рассказывала о любви, а сейчас, мол, видимся редко, на работе все время, не может так.
– Потому и говорят «поддержать добрым словом», а остальное ты сам должен снести.
– Ну их всех! – возмутился коллега и сплюнул, –  пошли обратно.
– Да, друг, поэтому-то наша служба – не просто работа, а образ жизни. Вся жизнь.
В кафе играла музыка, а люди выходили курить на крыльцо. Играла песня, в которой пелось: «Сколько же ночей с ума сходила в темноте; Ну, а сегодня, говорю я тебе…». Дальше он не помнил, но чувствовал, что песня хорошая.
Наутро ему надо было ехать в Петербург, где ждал еще один этап обучения, формальный, пусть и не такой долгий.  Город, в котором всегда идет дождь, даже зимой, город, где  сепия настолько черно-белая, что даже не режет глаза, город, который как будто бы передает его настроение. Он посмотрит на Эрмитаж, прогуляется по Дворцовой площади, поставит несколько свечей в Спасе на Крови, а вечерами, если будут оставаться силы, будет ходить по набережной и дышать Невой. Да. Ему хочется отдохнуть от всего этого.
***
Вокзал города отправления был живой, потому что все пути в окрестные поселки проходили именно через него. Здесь же на перронах люди кормили воробьев, пока мимо не проходили сотрудники полиции, и, даже не замечая того, прогоняли птиц, которые, впрочем, возвращались за кормом и в некоторых местах подходили довольно близко к кормильцам. Он, как обычно, пришел пораньше и, присев на перфорированный металлический стул, спаянный в ряд с еще пятью такими же и стал кормить птиц. Они каким-то образом залетали даже в само помещение ожидания вокзала, которое было очень просторным, с высокими потолками, колоннами, будто бы в театре. Тут было очень красиво и чисто, и он кормил птиц кусками хлеба от бутербродов, которые взял с собой в дорогу. Спиртное он решил не брать, чтобы не перегружаться, поездка была всего двадцать часов, но, в любом случае придется поспать, а перед сном нужно будет расслабиться – вагон-ресторан есть в каждом составе, здесь он и выручит.
Нумерация вагонов была с конца поезда, состав был длинный, около 20 вагонов, его билет выпал на седьмой. Контора всегда выбирала не самые лучшие виды транспорта, ему пришлось ехать в плацкартном вагоне; хотя бы не боковое место; хотя бы не самому пришлось оплачивать.
Вагон был типичен для здешних железных дорог – старый и грязный, покрытие коек было облезлым и прожженным, столы со следами порезов, окна мутные с огромными щелями под ними, откуда стало дуть, как только они тронулись.
Проводница была худой женщиной лет под пятьдесят, в очках на цепочке, с безвкусными серыми кольцами на пальцах, короткими  темными волосами и морщинистой кожей.
Он обустроился сразу, как выдали постельное белье, сумку положил под койку, деньги засунул в карман спортивных штанов, которые одел, сев в вагон, документы также остались в сумке. Он лежал на нижней полке, смотря вверх, стараясь не думать, экономил силы. Мимо ходили продавцы, предлагая товар, но гадать кроссворд или читать роман Донцовой желания не было. Прошел примерно час с момента, как они тронулись, и ему пришла мысль, сходить в вагон-ресторан. Старший лейтенант был человеком, привыкшим все обдумывать, а не следовать эмоциональным порывам, хотя иногда, наверное, хотелось. К этому решению он подошел также осмысленно и пошел в вагон-ресторан. По вагонам ходили старшие сержанты, коллеги, хоть и с другой службы, предлагать посидеть с ним он не стал, ребята были все же при исполнении.
Выбор напитков был ожидаемо скудным. Самое невкусное пиво, пакетированное вино, портвейн. Водку продавали из-под полы по каким-то невообразимым ценам, к тому же пить водку одному – удовольствие сомнительное, поэтому он заказал кружку пива, тоже по странной цене.
Старший лейтенант сидел и скучал, за окном был день, и солнце освещало тайгу, лес, чередующиеся с еще пустыми полями, которые вскоре засеют пшеницей, вершки которой будут колоситься на ветру. На другом конце вагона сидела молодая пара, которая заказала солянку, какой-то салат, чай и сладкий рулет. У окна напротив сидел старик, читающий газету с чашкой чая, запивая кусок торта. Старший лейтенант сидел и скучал, и, как обычно, погрузился в мысли.
«Так все-таки чему мы служим, – задавался молодой сотрудник, – кто же прав, и зачем  в присяге такие красивые слова, если никто не знает, кому мы служим. Вот, – поймал себя на мысли старший лейтенант, – «кому», а не «чему». Ведь есть специальные люди, которые оценивают нашу службу: это и наше начальство, и надзорные ведомства, и люди, упоминать которых вовсе не стоит. Ведь оценивают нас и нашу службу они, они же ставят нам планы. Действительно, прав был товарищ майор, закон лишь средство, это наш меч, которым мы замахиваемся, когда Фемиде становится дурно, когда ее весы по какой-то причине теряют спокойствие. А кто мы во всей этой чехарде? – Спрашивал у себя товарищ следователь, делая большой глоток. – А кто товарищ майор, кому вы служите, товарищ майор, ведь мы пришли в это дело разными путями, значит, и понятия об одном и том же в наших головах разнятся. Вас привели, а я пришел сам. Так кому вы служите, товарищ майор, кому служат ваши заместители?»
Дальше случился грохот, скрежет, звон, тряска и потом ничего. Через несколько часов в новостях прозвучало:
«Поезд № 127, ехавший по указанному маршруту сошел с рельсов. На месте работает несколько бригад МЧС, семь единиц техники, а так же шесть бригад неотложной скорой помощи. Параллельно на место из линейного Управления выехала оперативно-следственная группа в составе двадцати трех человек, во главе с начальником отдела полковником В.Н. Кольцовым. По словам начальника Главного Управления генерал-полковника А.П. Груздева он возьмет данное дело на личный контроль, виновные лица будут привлечены к ответственности».
«Мда, – подумал бы старший лейтенант, – как глупо все получилось».