Вне государства и вне времени

Он много читал и, порой, ему казалось, что он может писать и сам. Но никогда не писал.
Он много слушал, и , порой, ему казалось, что ему есть что сказать и рассказать самому. Но никогда не говорил. 
Он любил живопись и знал в ней толк, и , порой, ему казалось, что он мог бы писать сам. Но никогда не писал.
Его любили, и, порой, ему казалось, что он тоже способен любить. Но никогда не любил.
Он был и не был. 

Слова эти могут служить и эпиграфом, и эпитафией к одной единственной человеческой жизни, ибо, кто знает, где конец, где начало, а где истина?!

Итак Анре-Эжен Дюбуа сидел у камина в своем шато на юге П... . Своими почти погасшими глазами он наблюдал за тем, как в камине прогарают последние угольки. Они то тлели, то разгарались, слагаясь в какой-то ,то ли божественный, то ли дьявольский, калейдоскоп то ли эмоций, то ли времени. 
Г-н Дюбуа созерцал и вспоминал. Вспоминал и сожалел. Сожалел о том, что сделал. Сожалел еще более о том, чего не сделал, ибо нет ничего печальнее, чем пытка утраченными возможностями.
Уже много долгих лет никто не называл его по имени, поскольку он пережил тех людей, кто имел на это право. Звук собственного имени не ласкал его слух, а от" г- н Дюбуа" на него веяло могильным холодом с могилы его отца. 
Он и сам  уже не жил. Он напоминал сам себе рептилию , скованную зимним льдом, только на этот раз надежды к возрождению у него уже не было. 
Помнил ли он свой возраст? - Да.
Понимал ли он , сколько ему лет?-Нет!
Глядя на огонь, он входил в какой - то транс, переставал быть тем, кем он был вот уже много лет, отрывался от земли,  и порхал, витал, жил в том далеком- далеком, и , казалось, безвозвратно потерянном счастье, где были люди, лица, звуки, запахи, которые и составляли то, что называют жизнью. Но безжалостная пуповина времени всякий раз натягивалась , как струна, врезалать с металлическим скрежетом в его сознание, и он падал, и падал в бездну времени, каждый раз теряя частицу себя, которую только что обрел. 
Было ли это рождением? Было ли смертью? И да, и нет. Ибо, анализируя прожитое, он от чего - то отказывался навсегда и предавал эти мысли забвению, а что- то осмысливалось в его сознании по- новому и рождалось вновь. Имел ли он право на это переосмысление? Имел ли он право переживать свою жизнь вновь и вновь? Да. Ибо была во всем этом одна константа. Жизнь изменчива. Смерть- нет. Это есть точка отсчета. Умерших не вернуть, линию их жизни не пересечь более со своей. Это всегда жизнь после жизни. 
У Анре таких жизней было не мало.