Но только ты - шуба моей мечты!
Первая шуба из детства. От кого досталась не помню. Стояла тяжелым колом, не гнулась, была скорее похожа на волосатый кокон, чем на одежду. Обязательно перевязывалась ремешком, поэтому поддувало только в рукава, из которых торчали резинки с варежками. А на голове шапка меховая и тоже резинкой прижимается к ушам. В этих пузырях и перемычках, похожая на пушистую гусеницу, выйдешь во двор, а там такие же бедолаги: в трех рейтузах, валенках, под шапкой шапка – натутуршенные, взопревшие, с инеем под носом. Нам никогда не было холодно, потому что мы постоянно сопротивлялись одежде. Сгибали ватные штаны и негнущиеся рукава, подминали под себя полы, скручивали, оттопыривали, расстегивали, кряхтели, садясь в санки. В этих наверченных на нас скафандрах мы умудрялись кататься с горок, играть в хоккей и бегать, охапками закидывая снег в рот. Сейчас у детей удобные комбинезоны, но они мерзнут и все время болеют. Нет сопротивления, нет стимула к выживанию. Комфорт убивает иммунитет.
Вторая шуба была сшита на заказ. Длинная, с капюшоном и здоровыми помпонами. Искусственная. Конечно, размера на три вперед. Тогда детям все покупали и шили с запасом, чтоб относил как положено: три года только в школу, три года и в школу, и на улицу, три года на улицу, остальное на даче. Поэтому мы ходили или в уже малом, или в еще большом. Середина проскальзывала быстро. Одна четверть, и ты опять как пошарпанная маркитантка. Из садика меня выгнали с формулировкой «слишком высокая», поэтому пришлось в шесть лет идти в школу. И не просто идти, а долго идти, по сугробам идти и тащить на себе, закусив помпоны, красивую шубу в пол. Спасибо отличной работе гипофиза. Ко второму классу шуба стала мала, и мама ее продала. Да, это удивительно, но все мамы тогда охотились на шубы. И даже свои могли продать лишь бы подружка отстала и начала дышать.
Затем был большой перерыв. В него входит неудачная попытка сшить шубу из подкладки отцовской куртки. Ох, и долго же нам это вспоминалось! Однажды папа все-таки нашел мешок с расчленёнкой, т.е. с кусками раскроенной овчины. Только когда мы с мамой все отпороли и разрезали, нам стало понятно, что сшить это мы никогда не сможем. Выбросить было жалко, и мы спрятали следы преступления, как положено, в черный пакет. Кажется, тогда же мама принялась красить норковые шапки. В общем, кучно пошло. Пакеты прибывали. В это же время уроков и разочарований, мама разрешает надевать её французскую шубку, купленную в «Березке» на чеки, что папа заработал в Афгане. Хорошая была вещь. Элегантная, в рубчик, легкая, но тоже из искусственного меха и потому не совсем полноценная. Да и холодная такая, что только в сентябре по Елисейским полям гулять.
Третья шуба – из нутрии. И не шуба, а полушубок. Конец 80-х, начало 90-х, я поступаю в институт. Талоны, голытьба, сапоги по гуманитарке, пальто зимнее из крашеной шинельной ткани отца (все-таки не давало нам покоя папино обмундирование, если бы он стал полковником, мы бы его папаху точно на жилеты пустили). И тут богатства несметные! Отец получает выходное пособие. И пока я гуляла лето, мама взяла и вложила все деньги в пирамиду, в «Торговый дом Селенга». Вложила, накрутила, чуть не получила инфаркт, но чудом вытащила. Буквально за ней закрылось окошко кассы и больше никто не увидел ни копейки. На радостях поехали в Москву, в Лужники на рынок и купили мне эту вонючку за треть всей суммы. Нет, тогда-то, конечно – версаль, гламур, дольче вита. Ну попахивает то ли обосравшимися хомяками, то ли курятником – ничего! Проветрим! Это ж шуба! Что ей будет?! Она с нами навеки...
Она не перенесла первой поездки в автобусе. Как в первоапрельском розыгрыше тетенька-попутчица похлопала меня по плечу и вкрадчиво спросила: «А что это у вас на спине?» А ничего у меня на спине не было. Вот в прямом смысле слова – пусто. Облезла спина. Отомстила старая больная нутрия обидчикам. И я через два города, да с пересадками ехала домой, как юродивая в заячьей шкуре. Домой от проходной шла, держась балконов, кустов и прочих насаждений. Собаки лают, кошки шипят, дети прыгают и обзываются. Лет пять потом только куртки и дрожь при одном упоминании.
Суровые годы отпустили, родители наладили мелкий бизнес. Появилась копеечка – появилось желание одеть «ребенка» по-людски. На благородные меха денег не было, поэтому купили шубу из хонорика. Три раза я переспросила продавца, нет ли в роду нутрий. Хонорик-ханурик носился хорошо и был редко когда отличим от норки. Кто тогда разбирался-то? Полгорода в собачьих шубах, полгорода в китайских козлячьих. И вроде вот оно счастье... А все равно. Не то состояние. Королева внутри тебя не инициируется. Только вздыхает и отрешенно смотрит в окно, вяло теребя край вышивки, мол, где чернобурки, песцы, горностаи? Где положенное достоинство и статус? Я ей: «Да чё ты пристала ко мне, бесноватая? Не нужно мне этого! Какие меха? Уехали мы давно из Сибири! Что за спесь неуемная? Кто по автобусам в чернобурках шляется?» Так и не договорились. Не любила она ханурика. Даже когда на рынке в минус двадцать молоком торговали с королевой – нет не любила, хоть и грел он нас хорошо, от ветра укрывал. Товарки охали, шептались: «Нусхуяль в норковой шубе за прилавком стоять? Валенками подол шоркать?!» Хонорик пушился от удовольствия, что норкой называют, а королева сморкалась, щуря красные подслеповатые глазки и читала этикетки на йогуртах - делала вид, что ей все равно. Даже покупка дополнительной шубки из хвостиков кого-то там типа лисы – не сбила ее с настроя. А шубка была веселая. Я в ней зачем-то сфотографировалась у витрины «Тиффани» в Охотном ряду... Даже сейчас не верится, что я на гоп-стопе не вынесла этот магазинчик начисто, а просто гуляла мимо.
В самый романтический период жизни завелись отношения с белой пушистой лебяжье-синтетической, атласно-прекрасной шубкой. Куплена была на день рождения. Шуба одного дня. Образ непередаваем, хоть и описуем. Платиновые локоны, загар, корсет цвета фольги, местами полупрозрачные брюки-клеш, трехметровый шифоновый черный шарф и высоченные шпильки. До сих пор недоумеваю, как меня угораздило так нарядиться, что охрана ночного клуба дар речи потеряла, а осмотр моей сумочки и сдача шубы в гардероб превратились в эротический спектакль. Оля Бузова в лучшие годы - тьфу унылое по сравнению с моим тогдашним луком. Я безусловно блистала, находясь где-то между Гретой Гарбо и падшей валютной женщиной. Королева играла на балалайке и гнусавым голоском напевала: "Идет барышня, шубка белая, если даст чего - будет целая!"
Ну и, как следствие босяцкой молодости, лодочку стиля накрыло волной безвкусицы. Довольный добытчик-муж, Черкизон, манто с воланами. Богато, много, накручено. Рукава как у царевны-лебедь: хочешь кости и столовое серебро прячь, хочешь делай вид, что волшебница Ахалай-Махалай, хочешь прям там в рукавах ковры тки и хлеб пеки. Манто было размером с пододеяльник. В принципе довольно удобно и практично для походов, ночевок в лесу, стоянок в горах. Цыгане на рынке меня обожали. Тут же окружали в полном восхищении, очень хотели погадать. Чувствовали растерянность боярыни Морозовой, пока королева в тяжелейшем запое руками ест квашенную капусту прямо из бочки.
И вот я мадам с регалиями: двое детей, загранпаспорт, коробка, картонка. Персидский залив, сто и одна ночь, пение муэдзинов. Услужливый торговец накидывает на плечи шубку, и я понимаю — это она! И цвет, и фасон, и теплая, и удобная, и не воняет, и не лезет – все сошлось! В машину, в театр, в лес, в ресторан – везде в ней. Королева лоснилась и жрала монпансье, не слезая с перин. Но тут началась русская-народная сказка... Сгорела шубка вместе с избой. В избу то я вошла, как положено, но о ней и не вспомнила. Королева тоже. Тащили документы, компьютер, машину отгоняли. Спасенное поместилось все в тот же дурацкий черный пакет. Зато манто с воланами целехонько и ханурик, и хвосты песьи где-то до сих пор в сарае валяются.
Нет, шуба – это не только шуба... Ведь я себе слово дала: «Хватит!» Все было, пережито, сношено – довольно. Но тут свекровь отдает полушубочек. Хороший, тепленький, перешитый из здоровенной шубы советских времен (это такие пудовые однокомнатные чумы, с подплечниками). Рукавчики коротенькие, капюшончик сзади лысенький. Опять втянута в какие-то сложные отношения. Королева щурится, сплевывает через дырку в щербатой ухмылке и тушит папироски о ладонь. К шубам она теперь равнодушна. Ее новая страсть - сапоги. Особенно одни. Представьте себе... Низ - классическая коричневая кожа, голенище - ажурная замша, подклад – интригующе-интимно розовый. Произведение искусства, увиденное на Мэдисон-авеню. Примерила – малы, но из рук не выпускаю. И тут продавец говорит: «Не расстраивайтесь, мы сейчас закажем и через несколько дней ваш размер приедет из Кентукки!» Из Кентукки, блин, понимаете?! И они приехали, и я их купила (за очень скромные деньги, кстати), и потом они перелетели через океан, чтобы быть выброшенными из окна горящего дома. Они выжили, попали в новую квартиру и до сих пор вызывают умиление и улыбку. Когда я их надеваю, это не просто сапоги...
Да, безусловно, в шубах, впрочем, как и в других вещах, что-то есть. Как минимум в них есть мы и всегда чуть больше видимого. Поэтому, чтобы я ни говорила – будет случай – будет история.
Свидетельство о публикации №218022102235