Резюме

  Я всегда знал, что буду писателем.

  В три месяца я внимательно слушал, как мама читала мне Хармса.

  В три года научился читать сам.

  В семь – написал свой второй рассказ.

  Согласен, в семь многие великие писатели пишут свой второй роман. Поздновато, да… Но тут нельзя винить меня.
  В четыре меня отправили в детский сад. Те арестантские будни не давали мне должной темы для сочинительства. Мои сокамерники пили портвейн, курили дешевые папиросы под раскладушками и дерзили надзирающей нянечке. Болезненно улыбаясь, я глядел сквозь завесу табачного дыма на ветки березы за окном. Прутья зарешёченных окон ломали серость раннего петербургского утра. Я был в печали и растянутых колготках.
  Позднее я забыл о своей роли в русской литературе, увлекшись женщинами. Их белые бантики, красные гвоздики и строгие матери произвели на меня неописуемое впечатление. После первой линейки в школе я уже не мог думать ни о чем другом. Не заставляя себя долго ждать, я привлек внимание слабого пола, описавшись при первом же окрике преподавателя. Однако, и женское внимание быстро мне наскучило.
  Я проводил дни, глядя на растрескавшуюся плитку школьного пола, теребя уголок своего серого пиджака. Пока наша семья без конца переезжала с места на место, впереди маячило нечто неясное и тревожное. Возможно, это было отравление ряженкой.
  Впервые мой писательский талант по-настоящему оценила девушка Катя. Она была редактором студгазеты, и в ярости разорвала мой рассказ, который я надеялся напечатать в литературном разделе. До этого в литературном разделе печаталась только Катя. Успех был налицо. Я отметил его в рюмочной, где познакомился со своим другом. Худой и в очках, он был вполне поэт. Стихи его включали в себя дифирамбы проституткам и проклинали гетеросексуалов, что меня безумно веселило. Пока мой новоиспеченный друг блевал у входа в рюмочную, я звал жениться кассиршу из Узбекистана. Она проявила невероятную стойкость и не согласилась. Оттого я провозгласил себя непонятым талантом и отправился на поиски своей судьбы.
  Судьба настигла меня в очередном баре, где изрядно пьяная редактор журнала о науке и технике пыталась вызвать меня на разговор о литературе. От разговора меня защищали двое друзей, активно и не безуспешно её домогавшиеся. Результатом этой прекрасной беседы были её сдержанные письма, в которых больше было членов моих друзей, нежели обсуждений моих литературных промахов и достижений.
  Остальные свои рассказы я написал запоем и в запое, в течение трех лет глядя на спину своей жены, склонившуюся над чугунной сковородой с надписью «Кефаль». Хотя глядел я в основном на её икры, которые были той же толщины, что и ягодицы. В эти моменты мне казалось, что у моей жены две задницы, однако, я убеждался, что их три, когда она открывала рот в мою сторону.
  Последнее время я увлеченно занимаюсь меценатством, скупая картины, написанные неизвестным художником на стене вокзального туалета. По сути мы творим вместе – мои корректные замечания, записываемые фломастером под его работами, всегда вызывают ответные нецензурные возгласы автора и публики.
  Окидывая взглядом прожитую жизнь, не могу сказать, что чего-то не достиг. Но если уважаемый редактор газеты «Тосненский мебельщик» сочтет целесообразным напечатать мои опусы, то буду рад обратной связи по адресу: пос.Спартанский, ул.Елены Доступной, третий дом, стучать два раза.