Сосновая веточка

       Вы не задумывались над таким явлением, как действуют на нашу память некоторые услышанные звуки или учуянные запахи? Бывало, донесет до тебя звуки марша «Прощание славянки», а ты вдруг вспомнишь, как ходили строем на военных сборах после четвертого курса.
       Или вдруг пахнуло угольным дымом с соседних дач, а перед тобой возникает картина, как твой дядька из далекого-предалекого маленького городка растапливает печурку. И так уютно становится…

       А тут прогуливаюсь я в лесочке и поднимаю с тропинки обломанную сосновую веточку или молодую шишку, понюхаю – и сразу перед глазами вспыхивает видение из моего детства. И не просто видение, а целая история из жизни моих родственников, в которой тесно переплелись судьба человека и ожидание новогоднего праздника.
      
       Антона мобилизовали в июне сорок первого. Поначалу родные представляли, где он и как он, поскольку на фронт его сразу не погнали, а немного учили военному делу.
       Но уже с осени вся связь с ним прекратилась, потому что село оказалось под немцами. Не знали родственники и того, что летом трагичного сорок второго Антон попал в плен. Когда это в точности произошло, где и при каких обстоятельствах – неизвестно. Но наша история именно с этого и начинается.

       После многомесячного мыканья по пересыльным лагерям военнопленных Антона отправили в Германию.
       Почти два года тянул трудовую лямку и хлебал тюремную похлебку Антон. Человек ведь как устроен? Он «ко всему привыкает»… Бежать из самой Германии в неизвестность – гибельное дело. Попробуй-ка, преодолей тысячу с лишком километров по чужой земле, да без документов, оборванным и голодным... Да и не убежать из-под такого надзора.
       Пробовали однажды самые активные и нетерпеливые сбежать, так их через три дня поймали. А как они могли далеко уйти, если языка не знают, карты не имеют, куда идти – неведомо. Вот их местное население и выявило. А лагерное начальство тут же поставило к стенке. Такая вот история…

       Но Антон был человеком сметливым и небесталанным. Он и работал неплохо, за что его немцы сильно не донимали. А за эти два года научился худо-бедно по-немецки изъясняться. Правда, не с берлинским или баварским акцентом, но на бытовом уровне он звучал совсем недурно.

       Поскольку на завод их возили на транспорте, а кроме того бывала поденщина у местных бюргеров по хозяйству, куда их тоже доставляли под охраной, то у Антона в голове прекрасно отчеканилась карта окружающей местности. Он будто наяву представлял – какие населенные пункты находятся вокруг и как к ним добраться.
       
       Тем временем ситуация на фронте изменилась коренным образом. Немцы стали нервничать, а некоторые гражданские прямо намекали, что дела на фронте у них не ахти. Дальше – больше. Начались авианалеты на военный завод.

       Как-то ночью, в бараке один из корешей Антона вдруг навострил уши:
       - Слышите?! Вроде стреляют где-то!..
       И действительно, все без исключения услышали глухой гул.
       - Так это же канонада! – воскликнул еще один заключенный, - Значит, фронт скоро сюда докатится!..

       Народ радостно, хотя и негромко, загомонил, послышались счастливые смешки, даже спать расхотелось от такой новости. Но чуть позже в головы многих закралось беспокойство.
       - «А с нами что будет?.. Немцы так просто нас отпустят?..»
       И задумались бедолаги над тем, к чему им надо готовиться и как спасти свои жизни к моменту освобождения…

       Следующим вечером после отбоя возле Антона собралось несколько наиболее проверенных мужичков.
       - Что делать будем? Тут или немцы нас пришьют, или под бомбами душу отдадим…
       - Лучше всего драпануть отсюда и где-то переждать, пока немцев разобьют, - предложил один из заключенных.
       - Добро бы так, - согласился Антон, - и места нам здесь знакомые, как-то продержимся.

       На календаре уже был февраль 1945 года. Чувствовалось, что война приближалась к концу. Германия с каждым днем территориально съеживалась и с востока, и с запада. В небе спокойствия также не было: англо-американский воздушный флот методично сбрасывал бомбы на предполагаемо-опасные цели и военные объекты.

       В эти дни Антон и его товарищи почти не выходили с завода. Почему-то их перестали отвозить в лагерь, а нашли место, где они могли хоть немного передохнуть, и хоть вповалку на полу, но спать.

       Наконец наступила та самая ночь, которую заключенные и ждали, и, одновременно, боялись, поскольку в жуткой бомбежке можно было и самим головы не сносить.
       Поздним вечером завыли сирены, и охрана погнала заключенных в подвал. По неслыханным ранее гулким ударам прячущиеся поняли, что на этот раз пришла серьезная воздушная армада и бомбы у нее многократно мощнее, чем сбрасывали раньше. Бомбежка была настолько чудовищной, что вповалку лежали и прижимались друг к другу и заключенные, и охранники.
       Наконец, начали валиться стены, в некоторых местах обрушился потолок, придавив насмерть бедолаг, что лежали в тех местах. Тут уже судьба не выбирала кто ты: немец или заключенный…

       - Тикаем!.. Хлопци, надо тикать! – кричал Антон, - А то завалит!

       Антон с небольшой группой в пять человек выбрался из завода на волю целым и невредимым. Они, захватив по пути пару бесхозных винтовок, ушли как можно дальше от завода. Наверное, им в этот раз крупно повезло. Скорее всего, их не стали искать из-за большого числа неопознанных погибших заключенных. Так или иначе, но они оказались на свободе, хоть и в неприятельской Германии.

       А дальше их жизнь до поры до времени заиграла совсем неожиданными красками. Найдя в лесу заброшенный сарай для дров, про который Антону откуда-то было известно, они приспособили его в качестве своего жилища. Отсюда они начали свою «партизанскую» деятельность.
       Но они не трогали коммуникации, не перерезали телеграфные провода, не пускали под откос эшелоны и не нападали на полицейские участки. Они азартно и смекалисто потрошили бюргеров на предмет продуктов и питья какого-нибудь, не ввязываясь в никакие огнестрельные поединки. Зачем им известность? Дождаться бы! Скоро конец!

       Помнится фраза из известного фильма: воздух свободы сыграл дурную шутку с профессором...  Что-то подобное должно было произойти и с нашими отчаянными сорвиголовами. Они отоспались и отъелись, и как следствие – появились силы. И не только для походов...
       По округе среди немцев пошел слух, что у некоторых бюргеров отлучившиеся в лесок по какой-то надобности  жены появлялись дома весьма сконфуженными... Не могу даже предположить, случившееся происходило по доброй воле, или не совсем, и сколько таких случаев могло быть, но факт остается фактом – немцы были разгневаны. Какая бы ситуация ни была на фронте, немецкая полиция держала ухо востро и порядок поддерживала железный.

       Когда вокруг заброшенного сарая появились шуцманы, то те самые две винтовки, что прихватили с собой беглецы, полыхнули огнем. Правда, никто из нападавших не был убит, только зацепило одного. Ответный залп унес одновременно две жизни, а остальным не было куда деваться, как сдаться. Но в этот раз милости от победителей ждать не пришлось.

       Суд был скор. И хотя из оставшихся в живых никто в поругании немок не был обвинен, по совокупности всех преступлений, начиная с побега, их быстренько приговорили к виселице.
       Ожидающих казни заключенных закрыли в полицейском подвале маленького городка. На площади сноровисто возводили виселицу на три шеи. Немцы спешили, потому что гремело вокруг каждый день с угрожающим нарастанием.

       Наконец, настал день казни. Поглядеть на жуткое представление собралось не так уж и много зрителей. Главной причиной неявки была сильная и не особенно далекая стрельба. Но по немецкой пунктуальности возмездие должно было обязательно свершиться, и приговоренных поставили на скамейку. Когда начали оглашать приговор, отдаленная стрельба превратилась в самую очевидную, и на улице, которая выходила на эту самую площадь, объявился танк. Русский танк!..

       Как только в виду танкистов и сидящих на броне солдат появилась площадь с кучкой людей, пулеметчик дал длинную очередь. Она никого не задела, но реакция немцев была мгновенной – они просто испарились с площади, оставив приговоренных стоять на скамейке целыми и невредимыми.

       Бронированная машина принадлежала разведгруппе, что совершала рейд по окрестностям.
       Танк затарахтел по брусчатке площади, на которой кроме троих человек, что стояли на общей скамейке под свисающими аккуратными петлями, никого не было. Картина бывалых солдат удивила до крайности. Нередко им приходилось заскакивать в городки, в которых были виселицы. Но на них, как правило, уже болтались в петлях какие-то несчастные. А тут на тебе –  стоят живые!

       - Кто такие? – задал само собой разумеющийся вопрос командир разведки.
       Антон на правах старшего рассказал, что мы, мол, заключенные, бежали, но были пойманы и готовились принять смерть. Он не стал живописать о своих похождениях. Так его никто об этом и не спрашивал. А спросили о том, что более всего интересовало разведчиков.

       - Кто из вас места здешние знает? – а вот это был шанс решить свою дальнейшую судьбу.
       - Так я знаю тут все ходы и выходы! – радостно объявил Антон и тем самым вытащил счастливый билет.
       - Тогда давай на броню, покажешь что здесь и как, - скомандовал командир, - времени у нас немного.
       - А потом с вами уже в части разберутся, когда вернемся, - добавил он.

       И танк с новыми пассажирами рванул дальше. Антон свою задачу выполнил превосходно. Снова сослужила ему добрую службу его собственная карта, что была записана «на корочке». Разведка была проведена успешно. А командир сделал все, чтобы Антон и дальше остался в его подчинении. Впрочем, труда это не составило. Люди были нужны, тем более, такие, как Антон: в обстановке ориентируется, хваткий, и по-немецки может недурно изъясняться.
       А дальше жизнь у него пошла как у всех, кто выживал в последние месяцы войны. Главное, что ВЫЖИЛ. Впрочем, и воевал он неплохо, даже был награжден двумя медалями.

       В мирной жизни Антона места подвигу не было. Зато каждодневной работы в колхозе хватало с головой. А по выходным, когда удавалась минутка и бывалые фронтовики собирались возле магазина, всегда находилась бутылочка и не одна. Вот тогда и захлестывала Антона какая-то тоска от нынешней однообразной жизни.
       Она перемежалась одновременно с воспоминаниями о пережитом в годы войны, о плене и о фронтовых эпизодах. И даже воспоминания о похождениях после побега из лагеря также будоражили растревоженную душу.

       Но со временем Антон остепенился, появилась жена, затем, и сын. Посиделки возле магазина становились не частыми и не долгими.
       Как-то в самый канун приближающегося нового года собрались мужички возле магазина. Само собой выпили, завязался разговор. И крутился он вокруг приближающегося праздника.

       Вспомнил Антон, как немцы свои домики украшали, как он этому удивлялся и завидовал. Елочки, игрушки, свечи…
       - Надо сыну сосенку поставить! – вдруг объявил он друзьям.
       Мужики допили, что имелось, да и разошлись каждый по своим домам. А Антон до дома не дошел.

       Его хватились уже под утро, поскольку дома не ночевал. Думали, что он у кого-то продолжил выпивку, поэтому особо и не беспокоились. Но ни у кого его не было. Только позже кто-то из приятелей вдруг вспомнил разговор про сосенку. Место, где ее можно было вырубить, было одно единственное, и всего лишь в паре километров от села. Туда и направились родственники и односельчане, чтобы прочесать лесок.

       Антона обнаружили быстро. Он лежал подле невысокой сосны, уже окоченевший. Похоже, что Антон хотел срубить макушку, но не удержался, упал и сломал себе шею. Смерть была мгновенной. Сколько он бегал от нее –  в плену уцелел, из-под виселицы вытащили, пуля и снаряд не взяли его – а тут мирная сосенка подвела черту его бурной жизни…

       Сыну Антона на тот момент было два года. Конечно, он своего отца совершенно не помнил. Но я дружил со своим троюродным братом и мне с самого детства врезались в память его слова:
       - Батько мне хотел на Новый год елочку поставить. И погиб…

       Наверное, моему брату часто рассказывали, почему нет с ними его батька, и куда он пропал. Вот так ему и запомнилось. И не только ему.
       Да, именно с тех пор у меня навсегда эта история про Антона, брата моего отца, связана с Новым годом и сосновым запахом. И когда бы я ни брал в руки что-нибудь от сосны, чтобы вдохнуть аромат, на меня каждый раз накатывает это воспоминание. Каждый раз…