Как я стал гуманитарием

И как это меня угораздило?

Начнём издалека. С детства, как полагается.

Вот у папы моего было сорок сыновей, ровно сорок здоровенных, и не двадцать и не тридцать, ровно сорок сыновей, - писал когда-то Даниил наш Иванович Хармс. Так вот, у моего папы был я один. Зато в квартире было 17 полок с книгами. Как в таком окружении не начать читать ещё в 3 года? Вот я и зачитывался – всем подряд: и про океан, и про художественное литьё, и про гербы горских республик, и даже про любовь. А в итоге нахватался всего по верхам, получилась каша в голове – типа пшённой. А это в самый раз для гуманитария, а историка тем более. Плюс я ещё любил гулять, лазить по всяким кустам вокруг дома и выдумывать свои удельные княжества.

Однако же, в детстве я вовсе не хотел становиться гуманитарием. Мне хотелось работать на железной дороге. Не важно кем. Или что-нибудь строить – трансформаторные будки или силосные башни, похожие на огромные папиросы. А ещё я очень любил общественный транспорт – катался на трамвае, знал все маршруты автобусов вокруг и вообще, моим любимым видом спорта было передвижение на различных видах транспорта, как у другого известного всем классика – Чарлза Диккенса.
Вот поэтому я полюбил географию. Кстати, первые атласы, которыми я пользовался, были советские, поэтому я лет до шести не мог понять, где живу – в России или СССР. Очень любил я контурные карты, а тем кто их не любил, рисовал  за дюжину рублей. А потом на честно заработанные тугрики ехал куда-нибудь в Оредеж, а то и вовсе в какую-нибудь Будогощь. Одним словом, маялся дурью, сказала бы бабушка.

Историю я тоже очень любил, но всегда в связке с географией. Больше всего меня интересовала англосаксонская гептархия. Да и сейчас интересует, как на таком тесном, как даблдеккер, островке могло быть столько королевств?
Учительницей  истории у нас была Валентина Дмитриевна – дама самой крепкой советской закалки. В классе у неё стояло полное собрание сочинений Ленина, на фоне которого троешники, трепеща, путали луддизм с буддизмом и оставались после уроков рассказывать о венгерских событиях 1956 года. Благодаря этой замечательной женщине у меня всё отскаивало от зубов, потом рикошетило от стен, и снова отлетало от зубов, так что любовь к исторической науке крепла ни по дням, а по часам. В итоге я был одним из тех камикадзе, кто взялся сдавать ЕГЭ, и таки сдал. На 85 баллов. Да-да, у вас больше, я знаюJ.
Тем не менее, я всё равно хотел податься в технари. Даже со своей слабой математикой и никакущей физикой. Меня по-прежнему прельщали архитектура и железная дорога.

И вот мама записала меня на подготовительные курсы в университет путей сообщения. Стояла слякотная зима, и несколько раз в неделю я мотался на Техноложку, каждый раз  по часу ища аудиторию, в которой должны были идти занятия. Здания университета все были соединены между собой, место занятий, очевидно являлось стратегическом секретом, поэтому можно было часами нарезать круги по факультетам. В итоге искомая аудитория с раздолбанными синими партами находилась, и я ещё часика полтора в компании разношерстных молодых людей пытался постигнуть задачи о заряженных шариках и прочих арккотангенсах. Мои товарищи были не очень дружелюбны, да я их сторонился. Исключение составили только скромный мальчик Лёша К. и желтокудрая девочка Женя Д., с которой мы разок даже потолковали о школе.   А ещё были двое – некто Суладзе и мой однофамилец по имени Борис, которые и вовсе не посетили ни одного занятия, каждый раз вызывая шуточки при перекличке.

Наступил веселый месяц май, егэшная суматоха, тогда только начинавшая лихорадить нашу страну, списывание в туалете, речи, дипломы, сценки в актовом зале и выпускной на набережных Невы, который я – уже тогда знатный интроверт и мизантроп – благополучно саботировал.

Пол-лета я прогулял, шатаясь по рекам и канавам Ижорской земли, экзамены в «железке» сдал кое-как, в итоге только русский язык увенчался пятеркой, тест по физике же я после третьей задачи заполнял наобум святых. Перспективы были безрадостные, если бы моя тётя, некогда окончившая ЛГПИ им. Герцена, и долгие годы работавшая учителем и методистом, не решила подключить старые связи и сосватать меня в славную цитадель советской педагогики, что выходит классическим фасадом на речку Мойку.
Сначала думалось, как?! Я – и в учителя? Да засмеют же. А потом в школу работать?! Сражаться с маленькой гиперактивной нежитью, какой недавно был я сам?? Нет уж, увольте. Лучше уж в стройбат какой-нибудь, или на завод… Так было первый вечер, а вот потом здравый смысл победил и я направился по растрескавшемуся асфальтовому пути абитуриента – прмяо под арку на Казанской улице. РГПУ значительно отличался от ПГУПСа. Факультеты в отдельных зданиях, много зелени, отсутствие огромных мраморных лестниц с марксистскими цитатами. Пастораль какая-то прям, ёлки-палки. 

А факультет социальных наук – полумрак лестницы, стены цвета нефильтрованного пива, парты, похожие на скрижали, покрытые письменами, и преподаватель, попивающий кофе и пускающий папиросный дым в открытое на Гороховую улицу окно. А на входе котяра ест кашу из блюдечка. Просто коммунальный коридор какой-то. И чувствовалась жизнь, свобода, домашний уют.

Потом тётя с мамой нашли мне преподавателя по обществознанию, и я ездил к нему на квартиру на север города. Мы присаживалось в маленькой полутёмной комнатке и он задавал мне каверзные вопросы по экономике, сдержанно вздыхая при виде моих наивных ответах. Однако ж занятия помогли, и я успешно сдал экзамен по обществу. А вот мой сосед по парте Артём – нет. Жаль. Уж не помню, о чём мы говорили, но интересный был парень.

Впереди была литература. Классику нашу, к стыду своему я знал плохо.
«Героя нашего времени» до сих пор не прочёл как следует, поэтому я взялся за повесть «На Дне» - продолжение не менее известного психологического триллера «Муму». О похождениях Сатина и актёра я тоже знал, мяго говоря, понаслышке, но мне повезло – как раз накануне экзамена и по дороге на него, я по диагонали просмотрел это прославленное произведение и вроде как даже что-то понял. Однако проявил беспечность на пунктуационном фланге, пропустил кучу запятых  и в итоге получил за грамотность трояк, что вообще стыдуха и позорище. И вот – день Д, час Икс, 212-я аудитория. Я получаю проходные 16 баллов и тут же погружаюсь в бюрократическую неразбериху. Сначала мы заполняли какие-то анкеты на получение банковских карт. Выдумывали пароли, пин-коды и прочую лабуду.
И вот, во время этой напряженной творческой работы меня привлёк один светловолосый товарищ в очках, который заполнял анкету вместе с батей.
Тот всё время прикалывался над сыном и советовал ему в качестве пароля написать «Егор Летов. Беспонтовый пирожок». Как потом выяснилось, это был никто иной как Миша Ф., мой будущий дружище, и не прошло и пару семестров, как мы уже вместе балдели над «беспонтовым пирожком».

На первой линейке шёл дождь, и там я укрыл под зонтиком другого удивительного человека – Филиппа Б., настоящего панка в клетчатых штанах, с бритой маковкой и хриплым голосом, полным сарказма.
Затем, когда мы оформляли проездной, подтянулся и Лёша Т. по прозвищу Щи, а потом и Стас Е., с которым мы будем бузить и нарушать спокойствие вплоть до конца бакалавриата.

Учился я сначала плохо, многие предметы мне не понравились (за исключение самой истории), в итоге я закосил кучу пар и нахватал троек. Втянулся только уже на втором курсе, но это совсем другая история.

Что сказать в заключение? Герцена дал мне не только образование, друзей, подруг и приятные воспоминания. Теперь он – во мне. И отрекаться от  проведенных в нем лет – это отрекаться от себя, что вообще последнее дело. Нигде я не встречал стольких по-настоящему интересных людей. Многое испытал в первый раз.
А уж шуточки наши и проделки не забудутся до самого колумбария.
Спасибо тебе, пеликанье гнездилище! Сентиментальное путешествие вокруг Мойки продолжается. До новых встреч!