Беспокойство

Мужчина лежал как-то уж больно неестественно; подвернув ногу.
Глаза были закрыты, кудрявые русые волосы растрепал ветер. Он лежал на порожках входа в ” Медтехнику", свесив руки на землю. Опавшие кленовые листья шелестели рядом, как бы подчеркивая безжизненность грузного тела. Сколько он лежал так, я не знаю. А мимо проходили люди, качали головами, но подойти никто не решался. Молодая мамаша, указав на лежащего мужчину, сказала дочери, девочке семи-восьми:
-Видишь, валяется пьяный, до дому не дошёл, бедняга! Пойдем скорее
отсюда!
Девочка возразила:
-А может, он больной? Может, ему плохо?
- Как же, таким плохо бывает! Это его семье, его детям плохо!
И они, отвернувшись, тоже прошли мимо.
Я с детства боюсь пьяных. Когда отец приходил подвыпившим, я сразу же пряталась под кровать и не выходила оттуда, пока мама, терпеливейшая из женщин, не укладывала его спать. Приходил он таким довольно часто. Но однажды мамы дома не было, отец пришел сильно пьяным. Ругаясь и проклиная все на свете , он вытащил меня за волосы из моего убежища и стал воспитывать.
Я не помню, что он говорил мне. Только на всю жизнь осталось во мне то брезгливое чувство, смешанное со страхом, которое внушал он мне своим видом. Глаза красные и навыкате, руки волосатые и липкие, на лице такое выражение, будто он меня никогда не видел, и я ему вовсе не дочь.. Я вырвалась из его  рук, хотела убежать и спрятаться, но он всё же поймал меня. А за то, что не хотела слушать его пьяные наставления, размахнулся и ударил по лицу.
Из носа брызнула кровь. Он испугался и выбежал из дому. А я, плача от боли и унижения, крикнула ему вслед:
- Ты не отец мне! Не нужен мне такой папка!
Когда я вижу пьяного, мне вновь и вновь вспоминается этот случай. И в носу начинает пощипывать, будто бы вот-вот снова брызнет кровь.
Увидев лежащего на порожках мужчину со свесившимися руками, я сразу схватилась за нос, а сама отвернулась, чтобы не видеть распростертого на камнях тела. Но что-то остановило меня. Пройдя немного, я обернулась, и издали, как-бы украдкой, рассматривала мужчину. Одет в поношенный костюм, клетчатую рубашку, на руке часы. Около глаз- огромные синяки, рот полуоткрыт , глубокие морщины на лбу выдают солидный возраст. Около мужчины валялась хозяйственная сумка. Пока я рассматривала его, ещё несколько человек  равнодушно прошли мимо. А ветер продолжал ласково трепать его волосы и игриво шуршать кленовыми листьями. У меня был порыв подойти, пощупать пульс, но пересилить себя, свое отвращение к пьяному я не смогла. Так же как все, прошла мимо.
А дома, суетясь на кухне, нет-нет, да и вспомню, как неестественно лежал пожилой мужчина на порожках, как рядом валялась хозяйственная сумка, из которой торчал белый батон. Зачем он мне, этот незнакомый пьяный мужчина? А может, он не пьян, а я прошла мимо? Где же моё сострадание и милосердие?
Я смутно помнила своего отца, мама выгнала его через несколько дней после того случая, когда он расквасил мне нос. Он появлялся в доме ещё несколько раз, тоже выпивши, но я пряталась от него, не принимая ни
конфет, ни дешевых игрушек. Я всем своим видом показывала, как он мне противен. И он постепенно исчез из нашей с мамой жизни. Ходили слухи, что женился, перестал пить, появились дети. Но мама сменила квартиру, чтобы отрезать ту, прошедшую в муках, жизнь, навсегда. А можно ли изменить прошлое? Из своей безрадостной жизни с отцом я запомнила только окровавленный нос, а из его внешности - только русые вьющиеся волосы, как у того, лежащего на порожках «Медтехники», мужчины. Господи, как мне, уже взрослой и самостоятельной, не хватало в детстве отца! Как я отчаянно завидовала одноклассницам, кого в школу провожал папа. Неужели мужчины, бросающие по той или иной причине своих детей, а особенно девочек, не понимают, что они калечат им будущую жизнь? Но ничего в прошлом уже не изменишь.
Беспокойство не покидало меня весь остаток дня. А когда муж пришёл с работы, я рассказала ему об этом мужчине и попросила сходить к тому месту. Когда мы с мужем подошли к зданию, там уже стояла машина «скорой помощи» и, как всегда на Руси, толпа зевак.  Мы с большим трудом пробились к самим порожкам. Санитары укладывали мужчину на носилки. Один из них полез в карман его пиджака и вытащил какое-то удостоверение, наверное, пенсионное. Пока он читал, я спросила другого:
-Что с ним?
-Он мертв.
-Как? - невольно вырвалось у меня.
- Обыкновенно, как все умирают. Возможно, сердечный приступ...
А другой санитар, глядя куда-то поверх толпы, спросил:
- Товарищи, кто знает Колесникова Николая Михайловича?
Сердце мое вздрогнуло и будто оборвалось - он назвал фамилию моего отца.
Белгород, 1988 год