Московская родня

     Фото: 1 - Киреев Михаил Егорович - фото из семейного альбома. С этой фотографией я ежегодно принимаю участие в шествии "Бессмертного полка" в Москве.
           2 - Крёстный с женой и моя мама играют в карты
 
     Предыдущая глава   http://proza.ru/2018/02/21/252

     Вспоминая то время, нельзя обойти вниманием моих самых близких московских родственников – крестного Киреева Михаила Егоровича (родного брата моих двух мам), крестную - Валентину Ильиничну, её маму – бабушку Марфуту и их дочку Валю. Жили они так же в комнате барачного типа недалеко от Мосфильма. Мы тогда общались между собой гораздо чаще, чем, к сожалению, теперь.

     Крестный, как я уже писал выше, молодым мальчиком приехал в Москву и поступил на обучение профессии электрика в ремесленное училище. Тогда в промышленности ощущалась острая нехватка рабочих рук, и государство не препятствовало переселению молодёжи из деревень в города. Но доучиться он так и не успел. Началась война. Где-то в сентябре 1941 года учеников собрали на площадке перед зданием учебного корпуса. Комсомольский секретарь училища выступил с пламенной речью о том, что все учащиеся в полном составе добровольцами записываются в армию. Естественно, никто ни у кого согласия не спрашивал, хотя настроение у большей части молодёжи действительно в то время было очень патриотичное. Возраст учеников был ещё не призывной (большинству из них было по 17 лет). Но добровольцами воевать было можно. Прямо на следующий день после собрания их отправили на подготовку. Обмундирования так и не выдали и поехали они на подготовку кто в чем был, в основном в ремесленной форме. Готовить новобранцев тоже было особенно некогда – немцы подступали к Москве. Буквально через две недели их отправили на передовую.

     Свой первый бой крестный принял под Тулой. Винтовок им так и не дали, порекомендовав брать оружие погибших и раненых. Но повоевать в том бою крёстному особо не пришлось. Немцы на танках и мотоциклах обошли их воинскую часть стороной, и они неожиданно оказались в тылу неприятеля. Прятались какое-то время в лесах и пробовали перебраться к своим через линию фронта. Одна из таких попыток удалась, и они явились в ближайший военкомат. И тут дело чуть не обернулось для них трагедией. «Особист» допытывался - как они посмели, нарушив Присягу, оказаться на территории, занятой врагом. Каким образом и за сколько серебряников их завербовали фашисты и какие задания им дали. Всё дело шло к расстрелу по статье «за измену Родине». Но тут вмешался его Величество случай. В часть приехал какой-то начальник, более высокий по рангу, чем тот «особист». Начальник отругал того за то, что в то время, как в боевых частях катастрофически не хватает личного состава, тот тратит боезапас на расстрел людей, вместо того, чтобы послать их для искупления вины на самые напряжённые участки фронта. Арестованных бойцов быстренько и послали на передовую. В итоге крёстный провоевал всю войну с небольшими перерывами на лечение в госпиталях по ранению (всего он ранен четыре раза – в обе руки и обе ноги). Воевал в основном в разведке. Не раз и не два «ходил» в тыл неприятеля за «языками». Награждён многими орденами и медалями (в том числе – орденом Красной Звезды и орденом боевого Красного Знамени, которым он очень гордился и который выдавали рядовому составу чрезвычайно скупо). На снимке к этому разделу воспоминаний приведена фотография моего крёстного - Киреева Михаила Егоровича.

     Войну Михаил Егорович закончил в 1945 году, то есть когда ему был всего лишь 21 год. Вернулся в Москву и устроился на работу по своей специальности электрика. Позже он поступил и закончил электромеханический техникум, и всю свою дальнейшую трудовую деятельность работал на инженерных должностях. Вскорости после войны крёстный встретился с девушкой Валентиной, с которой они и поженились. В это время и состоялось знакомство Валентины с моей будущей мамой Марией, ещё до моего появления в Москве.

     Первыми родственниками, с которыми я познакомился по приезде в Москву, помимо дедушки и бабушки, были как раз Михаил Егорович, Валентина Ильинична и её мама Марфа (или бабушка Марфута, как я её называл). Спустя небольшое время, меня окрестили. Крещение происходило в Храме Преподобного Пимена, что расположен в Москве на Нововоротниковском переулке, дом 3. Позже в этом же храме окрестили и брата Шурика. Крёстными и у меня и у него были тётя Валя и дядя Миша. В моих первых и последующих воспоминаниях они всегда рядом. Вместе приезжали ко мне на дачу на родительский день, вместе отмечали все праздники, вместе провожали меня в первый класс. Праздники мы в основном отмечали у них в комнате барачного типа на Мосфильме. Как мы все там размещались – теперь приходится только удивляться. Комнатка была совсем небольшая, да ещё перегороженная занавеской, отделяющей крохотную кухоньку от основной комнаты. А за столом размещались крестный с крестной, бабушка Марфута, их дочка Валя, мы с мамой, дедушка с бабушкой, близкая подруга крестной Валентина Орлова, а то и ещё кто-то из их друзей. Но ничего. Размещались, и было весело и не тесно.

     К середине застолья дело всегда доходило до песен. У крестной был очень хороший голос, и она всегда являлась запевалой. Крестный главный акцент делал на громкость голоса и артикуляцию особо трогательных моментов песни громким стуком кулака по столу. Основной репертуар – «Шумел камыш», «Хаз Булат удалой», «Когда имел златые горы» и т.п. И хотя я по молодости лет в песнопении непосредственного участия не принимал, эти песни до сих пор звучат у меня в ушах. Поскольку праздники отмечались практически во всех комнатках барака (а этих комнаток было, наверное, с полсотни), то иногда случалось так, что одна и та же песня звучала из всех комнат одновременно. Перегородки между комнатами были чисто символическими, и поэтому песни такого сводного хора звучали очень и очень мощно.

     Практически все самые значимые события в нашей семье мы отмечали вместе. Они мне подарили первые настоящие ботиночки, первую школьную форму, первые наручные часы на моё шестнадцатилетие. Проводили меня в первый класс, а потом и в институт. Гуляли у меня на свадьбе, отмечали рождение детей и вообще все семейные дни рождения. Кроме того, частенько мы встречались просто в выходные дни и вместе катались у них на Мосфильме на лыжах, ездили на ВДНХ. Любили иной раз перекинуться и в картишки.

     Особым праздником для всей нашей семьи всегда был День Победы. Здесь, как правило, крёстный со своей семьёй приезжали к нам с мамой, поскольку мы жили практически в центре Москвы. Крёстный приезжал увешанный «иконостасом» наград, что вызывало в то время у всех искреннее уважение. Мы ходили на демонстрацию. Каждый раз шли от Самотёчной площади до самой Красной площади, проходя мимо трибун, на которых стояли наши Первые руководители страны и Красной Армии. Так я помню на трибуне Мавзолея и Хрущёва, и Брежнева, Горбачёва, Жукова, Будённого, Ворошилова,  и многих-многих других. В то время люди не стеснялись надевать награды и колонны демонстрантов буквально «звенели» от наград. После демонстрации крёстный уезжал на встречу с однополчанами к парку Горького.

     Праздник для нас всегда начинался на Самотёчной площади. Особенно трогательно и заметно было присутствие здесь большого количества инвалидов войны. В этот день на улицу выезжали даже самые «тяжёлые» инвалиды - без рук и ног на маленьких самодельных тележечках, снабжённых шарикоподшипниковыми колёсиками. Эти колёсики при движении издавали такой пронзительный звук, что приближение убогих инвалидных тележечек было слышно издалека. В большинстве своём инвалиды  подготавливали к этому празднику какие-нибудь немудрящие сувениры – маленькие мячики на резиночке, набитые опилками и завёрнутые в красивую фольгу, «уди-уди», «языки» и т.п. Часто при них были мышки или крыски, которые за символическую плату бегали по ящичку и вытаскивали счастливые билетики желающим. На билетиках всем без исключения доставались приятные предсказания дальнейшей судьбы. Многие инвалиды были увешаны орденами и их угощали особенно охотно, доброжелательно и благодарно. Вообще в моем раннем детстве инвалиды были неотъемлемой частью городского населения. Они часто встречались на улицах, ездили на транспорте с гармошкой, гитарой или мышками, тем самым поддерживая своё весьма небогатое (а справедливее сказать нищенское) существование. Да, они практически всегда были немного «навеселе», но разве за это можно бросить камень не то что в них, а хотя бы в их сторону? Так им было легче переносить свою трагедию (многие сознательно не вернулись в семью, чтобы не быть для неё обузой, а многие так и не успели до войны её создать – а теперь – ВСЁ !). Люди понимали это и с охотой подносили им «фронтовые 100 грамм»

     Продолжение   http://proza.ru/2018/02/26/232