Посреди океана. Глава 97

"Единственная настоящая роскошь - это роскошь общения". Данное высказывание
Антуана де Сент Экзюпери очень любят употреблять многие, не особо раздумывая над
ним. Общение - что это за роскошь такая? Если вдуматься, то под этим понятием все подразумевают своё.
Конечно, каждому человеку необходимо душевное соприкосновение с другим человеком, необходимо делиться своим внутренним миром с кем-то, высказываясь... Необходима
эта роскошь - взаимное раскрытие душ, с помощью слов. Настоящее искреннее общение, которое позволило бы забыть о своём одиночестве, о своём постоянном барахтании в беспредельном океане одиночеств.
Однако люди боятся, избегают подлинного общения, пряча себя под масками, иронией, цинизмом...и вообще, демонстрируя себя не с лучшей стороны. Почему?
Но а как же? Если общение с окружением твоим не то, чтобы уж совсем нищета, но
и не роскошь, далеко не роскошь... Общение общению рознь. И чаще всего, общение
с тем окружением, которое способна предоставить тебе реальная жизнь, является
бедным и убогим.
И в то же время, вне общения невозможно развитие человека, как личности. Ибо, как известно, жить в обществе и быть свободным от общества нельзя.
Отношения между людьми имеют для всех значение не меньше, чем воздух, которым
мы дышим. В каждом человеке всегда живёт тоска по настоящей дружбе, подлинной любви, искренности, душевному родству...
На самом же деле, общение и потребность в нём зависят от того, что именно нужно
от тебя людям, ибо каждый человек - то старается подстроить под себя окружение,
то старается сам подстроиться под окружение, пряча себя под маской.
Ведь в общении, в любом общении, необходимо уметь слышать то, что не сказано.
Разговоры, болтовня, суды-пересуды, трёп, сплетни существуют, в основном, для того, чтобы помешать людям думать.
Обычно окружение человеку навязано обстоятельствами реальной жизни. А тех людей,
от которых никуда не денешься, желательно сторониться, держаться от них подальше.
И если это становится невозможным, их надо опасаться, соблюдая осторожность, то
есть, держать ухо востро. По разным причинам.
Порою стоит другого человека узнать поближе, как захочется послать его куда подальше. Хотя бы уж только потому, что чем меньше у человека в голове рождается мыслей,
тем охотнее он ими делится. Как правило, приходится долго слушать тех, кому
особенно-то и нечего сказать, прежде чем это поймёшь. Люди, не умеющие
поддерживать беседу, не обязательно молчуны, лишенные дара речи. Но даже если
тебя и выслушали, это совсем не значит, что тебя восприняли всерьёз. Расхождения
же во мнениях и вообще воспринимается, как вещь непростительная.
С иными глупцами нельзя ни спорить, ни разговаривать, ни выслушивать: это опасно,
так как становясь с ними на одну плоскость, перестаёшь от них чем-либо отличаться. Искренность, - а с такими людьми в особенности - непростительна и небезопасна.
Вспомнить того же Чацкого из "Горе от ума" Грибоедова, о котором мудрый Пушкин отозвался, что, мол, нечего перед свиньями бисер метать.
В общем, человеческие отношения для большинства людей слишком сложны, поэтому
они стремятся заменить их чем попроще.

Но человек так устроен, что не может не думать о себе и своей жизни, если он
вообще имеет привычку думать. Хотя это совсем не значит, что и другие имеют
похожие с тобой мысли и суждения. Другие имеют право думать иначе. И скорее
всего, так и есть, если только эти другие вообще способны мыслить.
И так само собой выходит, что человек размышляющий всегда находит себе достойного собеседника в книгах, потому что обладает способностью извлекать из чтения
необходимое для себя и жизни своей, как способны пчёлы добывать из цветущих
растений нектар, чтобы потом получить мёд.
Читать не развлечения ради, а для общения с людьми умными и талантливыми, не
ища в чтении удовольствия, но с готовностью найти отклик на всё, что тебя волнует,
и как раз находя в этом и удовольствие тоже.
Чтение - вот настоящее общение, которое и есть роскошь: общение с умными
интересными людьми; общение, не ограниченное рамками временными и
пространственными. Общение, где внутренний мир человека, проникаясь чувствами и мыслями другого, помогает приблизиться к гармоническом идеалу, существующему вне времён, вне языковых преград всех стран и народов. Нет предела возможностям
человека в этом океане.
Книга - это умный друг, который наставляет уму-разуму без назиданий и унижений,
не позволяя попусту растрачивать время и заполняя его общением полезным, которое
как раз и есть роскошь.
Чтение подобно ветру, разносящему семена растений и бросающему их в благодатную
почву, чтобы они проросли и пустили корни... в умах и сердцах, как близких, так и далёких, давая жизни, чувствам и мыслям одних людей соприкоснуться с умами и
душами других.
Книги - постоянные друзья, которые не предают. И в душевном ненастье, и сквозь
слёзы, сквозь смех готовы они к общению с тобой. Они, как мёртвая и живая вода
из сказки, которая заживляет раны, затем исцеляет: покропи их сначала мёртвой
водой, затем живой... Друзья, которые ничем не попрекают, не ищут выгоду, но заставляют думать, переживать, переосмысливать, учат языку понимания и дают пищу
для размышлений

                МАТРОС ОФИЦИАНТ-УБОРЩИК.

После обеда, хочешь-не хочешь, пришлось-таки нам с Анютой идти к старпому за получением причитающейся выволочки.
Мы рассчитывали на долгий воспитательный процесс, но воспитатель, кажется, не был расположен с нами канителиться. И после минуты молчания, наступившей при нашем появлении в старпомовской каюте, он встал из-за стола, подошёл к иллюминатору и,
сведя свои грозные косматые брови на переносице, для начала отругал нас за то, что
не встаём утром рано, до завтрака, чтобы мыть коридоры; затем голосом, подходящим
для военных ультиматумов, заявил:

- Если к одиннадцатому июня вы не приведёте свои объекты в порядок, то влеплю
каждой по выговору и буду рассматривать на общем собрании. Понятно?

Мы поспешили ответить, что понятно. Хотя на самом деле я не поняла, почему именно
к одиннадцатому июня, и кого будут рассматривать на общем собрании - нас или наши выговорешники? Но переспрашивать я не осмелилась.
После этого заявления старпом решил наглядно проиллюстрировать свои слова и провёл
нас по нашим же объектам.

Я была уверена, что мой коридор ещё не успел загрязниться, и не ожидала особой
критики в свой адрес. Сегодня так драила здесь палубу, что даже буфетчица,
выглянувшая из кают-компании, восхищенно пропищала: "Ой, как чисто стало!"
Но старпом подходил к каждому углу, тыкал там пальцем, а потом тыкал свой серый  палец мне под нос, демонстрируя таким образом огрехи моей уборки.
И тогда я разозлилась.

- Что же это такое выходит? Если я сегодня целых два часа угробила на уборку этого коридора, и вы всё равно говорите, что здесь грязно, то как же тогда воспринимать
ваш приказ вставать утром пораньше и убирать коридоры ещё до завтрака? Мне что же, может и вообще спать не ложиться, а всю ночь драить эту мазутную палубу до
зеркального блеска? Или вы думаете, что за каких-то утренних полчаса я выдраю лучше, чем за два часа днём?

- Ну, конечно, всё за раз не сделается, - с умным видом, заложив руки за спину, высказался он.
И ещё раз прочёл нам наставления, как мы должны наводить порядок на своих объектах.

Короче, если следовать указаниям старпома, то нам надо лобовозить с раннего утра до поздней ночи без сна и отдыха. Здесь же ведь не летают в балетных тапочках, а поминутно топают в мазутных сапогах!
Нет, и скажите мне, чего ради стараться, если мы всё равно "горим"?
Работай-не работай, а получать на берегу всё равно будет нечего! Спишут за ларёк, за украденные простыни и посуду... Когда хочешь, ещё и должны останемся!
В общем, как сказал Анзор после наших жалоб на старпомовскую нахлобучку:"Делать Викентьичу не хрен, вот он и выдумывает всякую ерунду!"

Наш грузинский друг нашёл нас на кормовом мостике, куда мы пришли в расстройстве чувств и наблюдали за тем, как добытчики, расположившись на корме, зашивали сети.
Выслушав наши жалобы, Анзор стал рассказывать о своих неприятностях: о том, что
его упорно не хотят списывать. Первый помощник утверждает, что все эти телеграммы
о болезни матери, просто филькины грамоты.

Потом наш разговор перескочил на то, что мы ничего не получим, что наш рейс - это "чистый прогар". И прошлый рейс на "Лазурите" был неудачный. Слишком много
времени они впустую проторчали в Лабрадоре в ожидании трески. А стоило им уйти
оттуда на Банку Джорджес ловить скумбрию, как через два дня в покинутом ими
районе пошла треска. "Полоцк", оставшийся в Лабрадоре, сообщал, что траление у
них по тридцать пять, сорок тонн. А рыбаки с "Лазурита", прибыв на Банку Джорджес, вытащили первый трал пустой, второй - пустой, третий - шестьдесят тонн. Весь
пароход был завален рыбой, и часть  даже пришлось спустить по слипу назад в море. Времени на переработку скумбрии было мало, вот и гнали "колодку"; если бы хотя бы тушку или филе, то, может, и неплохо заработали, а так ерунду на пай получили.

После этого Анзор принялся размышлять вслух о своей не вполне удавшейся жизни:
хотел бы получше обеспечить семью, чтобы жить более-менее безбедно, в достатке.
Но другой возможности достичь этого, кроме как в море ходить, он для себя не видит.
Вот если бы образование иметь хорошее! Да не так он устроен, чтобы науки зубрить.
С этой темы рассказ Анзора перескочил на воспоминания о младшем брате Отаре,
который умер совсем молодым.

- Умный такой парень был, школу закончил на отлично. Он вообще скороспелка был.
Ещё в школу не ходил, а уже математикой и химией увлекался. Мог бы в какой
хочешь институт поступить, но он в армию рвался пойти служить. Во флот мечтал
попасть. А его в Алтайский край послали, в ракетные войска. Три месяца Отар в
армии прослужил, облучился и умер.

На этом наш разговор оборвался, потому что за Анзором пришёл Дед и увёл его с
собой по каким-то там делам.
И мы с Анютой тоже ушли.
Заглянув в кают-компанию и обнаружив, что там никого нет, мы уселись было на
диван, но долго не усидели.

- Тоска такая и скука, что прямо повеситься хочется, - пожаловалась мне Анюта. Её зелёные раскосые глаза смотрели на меня укоризненно, словно в этом её настроении я
была виновата. - Что делать?
Казалось, она готова была поколотить меня, если я не отвечу на её вопрос.

- Ну, я не знаю, что тебе предложить, - пожала я плечами. - Ну, хочешь, потрясём  друг друга, как груши.

- Как груши? - Она оживилась. - Как это?

Я взяла её за грудки и встряхнула хорошенько.
Анюте это понравилось. И она так увлеклась, тряся меня, что порвала мне куртку.
Но зато тоска как будто бы немного её отпустила.
Усевшись друг напротив друга мы разговорились о выдуманных мечтах.
Я стала рассказывать ей о Париже, о "Празднике, который всегда с тобой" Хемингуэя.
И она решила присоседиться к моей мечте. И мы размечтались о том, как когда-нибудь отправимся во Францию. Правда, неизвестно пока, как это произойдёт. Поэтому здесь
мы начинали фантазировать. И всякий раз выходило по-разному. Но всякий раз чудодейственно и нереалистично. Мы просто мечтали. О чём прочитали в книгах, о
том и мечтали.

Какое же всё-таки чудо - умение читать и писать. Благословен тот, кто придумал
буквы и вообще письменность. Благодаря написанному слову человек может общаться
в своих мыслях, с кем захочет, и попасть куда захочет, не имея ограничения в пространстве и времени. Благодаря книгам, могу побывать в Париже, если захочу, в
любой исторический период - например, во времена Гюго и Дюма.
Или захочу, и смогу общаться мысленно с умнейшими и талантливейшими людьми.
Причём, одновременно с несколькими. Например, собрать в одну компанию Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Джека Лондона. Плевать, что они не встречались при
жизни друг с другом.
А вот я мысленно их соберу и пообщаюсь по любым, волнующим меня вопросам, о  которых ни с кем из теперешнего моего окружения и заикнуться бы не решилась. Хотя
бы и о потаенно-личном, о задушевно-интимном. Обо всём. Не боясь, что кто-то. истолкует что-нибудь не так, разнесёт, растрезвонит, переиначит...

Когда же мы, покинув кают-компанию, возвратились в свою каюту, то не смогли
открыть дверь: ключ в замок пролез с большим трудом и застрял там, не желая проворачиваться.
Пришлось пойти на полдник не переодеваясь, в брюках и свитерах, то есть в одежде,
в которой мы обычно ходим гулять на шлюпочную.


Полдник сегодня был роскошный: салат из помидоров и огурцов.
Но так как пришли не все матросы - некоторые, свободные от вахты, спали - я
забрала у Валерки порции отсутствовавших и заперла до ужина в посудомойку. Всё-таки витаминами здесь не балуют, и поэтому я считаю, что их должны получить все в
полной мере.


После полдника к нам пришёл Анзор чинить замок.
Открыв для нас дверь, чтобы мы смогли войти к себе в каюту, он принялся
ковыряться в замке, параллельно развлекая нас своей болтовней.
Рассказывал, какое мы произвели впечатление на матросов своим вчерашним
загоранием в шлюпке.

- Я не знал, что вы загораете. Но смотрю, мужики с обработки вылезли, вытянули
шеи, как гуси, и пялятся куда-то там. Спрашиваю: "Что там такое?"-"Иди сюда
скорей! кричат.Посмотри, девки загорают!"

Освободив нашу дверь от замка, Анзор унёс его с собой. А перед самым ужином
принёс показать, что извлёк из него. Оказалось, какой-то идиот туда спичек напихал!


В ужин я носилась по салону, как угорелая. Народ как-то разом привалил, и я едва успевала поворачиваться. Да ещё оставшийся с полдника салат нужно было раздать тем, кто проспал; да ещё лимоны тем, кто вчера на ужин не приходил.

Вручила Руслану его лимоны. Он порозовел от неожиданности и с шутливой
разочарованностью произнёс:

- Я хотел сам к тебе за ними прийти вечером, а теперь что ж? Ну ладно, сделаем
так: я принесу эти лимоны тебе в каюту, а потом снова зайду и заберу.

Потом выяснилось, что вчера ещё четверо человек с "машины" не получали лимоны.
Об этом мне сообщил Сеня Кучерявый.

- Трое кочегаров остались без лимонов: я, потом Мишка, который в Коми лес валил,
и Зинченко - такой с усами-подковкой. - Он провёл пальцами дугу над верхней губой, изображая усы Антона, который теперь с этими усами был скорее похож уже не на
Спартака, а на Мулявина из "Песняров".

- А четвёртый кто? - напомнила я.

- Ах, да, четвёртый! - В синих глазах Сени Кучерявого промелькнул хитроватый
блеск. - Мотыль кучерявый такой. - И видя, что я всё никак не могу припомнить
о ком идёт речь, воскликнул с укоризной в голове: - Ну как же ты не помнишь
нашего Валечку?  Высокий такой. С образованием!

- Ах, этот! - наконец вспомнила я.

- А он, между прочим, жениться на тебе хочет. Нравится, говорит, мне эта девчонка.

- Ну ничего себе переходы! - изумилась я. - С лимонов на женитьбу.

Самыми последними ужинали тралмастер Котов и Вася-лебедчик. В настроении они были улыбчивом и доброжелательном.

- Инга, садись, посиди. Поешь с нами. Устала наверное, - предложил тралмастер.
И добавил сочувственно: - А то на тебе лица уже нет.

- А что у меня вместо лица? - поинтересовалась я.

Они ничего не ответили и, переглянувшись, смущённо засмеялись.


После ужина к нам снова пришёл Анзор, чтобы продолжить починку замка в нашей
каюте. И вся "обработка" выглядывала из рыбцеха, чтобы позырить, как он возился
возле нашей двери: сначала устанавливал замок в гнездо, потом пробовал, как он работает, как проворачивается ключ.

- Не войдёшь больше в эту каюту! - кричали Анзору из рыбцеха. - Мы всё равно
сделаем так, что не войдёшь больше!

Вышли и мы с Анютой в коридор, будто бы проверить работу замка, а самим больше
было интересно посмотреть, кто там так кричит. Но только мы вышли, как крикуны
сразу смылись.
Мы стояли втроём возле дверей нашей каюты, когда мимо нас по коридору проходил Коряга. Увидев нашу маленькую  тёплую компанию, он так странно на всех посмотрел
и многозначительно произнёс:

- Так. Всё ясно.

- Что тебе ясно? - вскинулся было Анзор, уже готовый и на конфликт, если что.

- Ясно, что когда тебе плохо, ты ищешь женщину. А когда хорошо - двух, -
насмешливо прищурившись, ответил ему Коряга и, посвистывая, пошагал дальше.

Замок уже был в полном порядке, но Анзор всё никак не хотел уходить от нас. Еле вытурили его в полдесятого.
Вышел из каюты и специально, чтобы в рыбцехе видели и слышали, распрощался:

- До свидания, девочки. Я пошёл. Ложитесь спать.


Вот и кончился понедельник, день тяжёлый. Что день грядущий нам готовит?
Наверное, тоже пройдёт также бестолково, как и сегодняшний, съеденный тупой обыденностью. Вместо роскоши общения - салонная нищета пустой болтовни и пустота душевная. Хорошо хоть ещё есть время перед сном немного почитать, пообщаться с книжными друзьями и их авторами. Когда они есть, то не так уж важно, какое тут окружение и какое с ними общение. Какое бы ни было...не страшно, если имеешь возможность читать книги, которые спасают от любого окружающего убожества. Чтение - самое лучшее общение. Океан общения. Бескрайний. Вне времени и пространства.

Да, о самом главном чуть не забыла: Анзор сказал, что у нас главный двигатель сломался. Стоим сейчас на якоре. Если не починят, то нас на буксир - и домой.