Она живая. Её зовут Катя

НАТАЛЬЯ КОРЯКОВЦЕВА - http://www.proza.ru/avtor/volchetskayakr -  ПЕРВОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 46» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

Она лежала в маленькой железной кроватке с тонкими прутьями, на которых местами  сошла краска. Просто лежала и смотрела в потолок. Она любила смотреть в окно, но, у неё, это редко получалось. Медперсонал обращал на неё мало внимания, часто забывая переворачивать  с бока на бок. Когда в очередной раз её поворачивали к стене, казалось, что из её тела выдыхается разочарование. До ужина ей придется смотреть на голые, холодные стены, покрашенные тёмно-синей краской. Она не возражала против такой жизни, она не умела возражать. Она ничего не умела. Её звали Катя. Катюша, Катюня – как ласково называла её мать. Совсем недавно у неё был день рождения, ей исполнилось семь. Заветный возраст, в котором ребёнок становится другим. Всё ещё малыш, но уже такой взрослый, серьёзный и рассудительный. Первые тревоги, учёба, первая ответственность. Начало взрослой жизни. У неё, ничего этого не было. Только четырёхразовое питание из бутылочки и смена памперсов по расписанию.  Она бы любила принимать ванну, но медперсонал не очень-то с ней церемонился, переодевание зачастую становилось пыткой. Щипки и царапины, оставленные неловкими руками, причиняли боль. Теперь, она привыкла и к этому. Её мать купала и переодевала её с осторожностью, она целовала её недвижимое тельце и часто плакала. Тогда Катя любила купаться. Тёплая вода обволакивала, тело выпрямлялось. Боль исчезала, а внутри, просыпались новые чувства: блаженство, невесомость и свобода.  Так было тогда, когда её мать была рядом. А потом, что-то случилось, и она оказалась здесь, в этой душной почти не проветриваемой палате. Хотя иногда бывало и по-другому, редкое проветривание затягивалось, и девочка чувствовала холод. Боль сковывала   непослушные суставы, но, она ничего не могла с этим поделать. Тонкое одеяльце, лежащее рядом, могло бы укрыть от холодного сквозняка, но и это было недоступно для неё.
Сначала Катя лежала в палате одна, позднее в палату положили ещё одного ребенка, девчушку лет десяти. Новоприбывшая с любопытством разглядывала лежащую в кроватке девочку, но увидев, что Катя никак не реагирует, потеряла к ней всякий интерес. Лежачая девочка была глухонемой и парализованной, с ней нельзя было поиграть или хотя бы просто поговорить. В свои полные семь лет, она выглядела года на три, не больше. Иногда она что-то мычала в своей кроватке, но это было очень редко, в основном она просто смотрела в потолок.
Вечно куда-то спешащие  и чем-то недовольные медсестры и нянечки, не очень-то, жаловали больную девочку, каждое кормление сопровождалась неприятными высказываниями, а смена белья – и того хуже.
Однажды пожилая санитарка наводила порядок в палате. Она тихо бубнила себе под нос:
- Вот, растение! Сама мучается и нас всех мучает. И мать её, дура! Ну, собралась рожать второго, дай Бог, здорового, сдай ты эту, в интернат, на кой она тебе?! Трава, травой! Только ест и гадит! Наказание Господне!
Женщина всё не могла успокоиться после смены памперсов.
- Как её зовут? - спросила новенькая девочка.
- Зовут? Да кто, её, зовёт-то? Да она, и не слышит, поди!? Вроде Катя...
- А где, её мама?
- В роддом легла, на сохранение, да может и родила уже! Она у нас  месяца три уже лежит... Вот какая с неё, радость? Горе одно! По мне, лучше бы  таких, сразу... Чем вот так, всю жизнь!.. Но, мы – гуманное Государство! Мы, таких холим, лелеем!
Санитарка резко дёрнула девочку за руку, наскоро переодевая на ней
рубашку.
И есть-то, она не может! И пить-то, она не может! И в туалет-то, по-человечески приспособиться не может! Ну вот! Опять наделала! Да что, тебя совсем не кормить, что ли! Не успела памперс сменить, опять подарочек! - Женщина неловко отодвинула девочку с грязной простыни.
- А вот, нет простыней! Вот и лежи теперь, вся грязная! И за что мне это? И когда тебя мать твоя, непутёвая, заберёт? Поди, тоже недоделанная, раз такую родила!
- Почему вы с ней, так? - робко, но с каким-то внезапным, внутренним вызовом, спросила девочка.
- Что, я? Да она неживая... Она ничего не понимает!   Она - дерево! Амёба!  Не слышит, не чувствует, сказать ничего не может да и не видит почти ничего!
Она отмахнулась рукой на замечание девочки и вышла из палаты, оставив Катю на мокрых и грязных простынях.
Время шло, а санитарка не возвращалась, она видимо забыла о смене белья, продолжая делать  на ходу более важные на её взгляд дела.
Решив, что санитарка отсутствует достаточно долго, девочка немного помедлила, а затем, уверенными движениями   достала влажные салфетки и начала протирать худое и почти синее Катино тельце. Она не чувствовала отвращения, только досаду. Досаду на умных, мудрых, уже проживших целую жизнь взрослых. Взрослых, которые не могли понять главных, простых и таких понятных на её взгляд вещей.
- Она же не виновата, и я могла родиться такой, и она сама... - с яростью и внутренним возмущением думала девочка.
Затем она постелила в кроватку свою, чистую простынь и бережно пододвинула Катю.
В коридоре прозвенел звонок вызова, медсестра прокричала её фамилию и позвала на выход.
- Наверное, мама пришла! - пронеслось в голове девочки. На выходе из палаты она замешкалась и вернулась. Ещё раз проверила, хорошо ли укрыта Катя. Та лежала на боку, так, как её положили. Только сейчас, девочка заметила  огромные, синие  глаза, которые, внимательно смотрели на неё. Из глаз большими бусинами накатились слёзы. Они, как две большие капли застыли у век.
- Я сейчас! - прошептала девочка. - Не бойся! Не бойся их, Катя! Я тебя, не дам в обиду! Скоро за тобой мама вернётся... И... всё будет хорошо!
Кажется, малышка её понимала, её лицо разгладилось и, будто наполнилось внутренним светом.
В следующее мгновение девочка уже бежала по коридору, её пришли навестить родители. Захлопнув дверь отделения, она разрыдалась, крепко обняла мать и только повторяла без конца:
-  Неправда! Мама, она живая! Её зовут Катя...