Исповедь

Почему я, раб Божий Димитрий, выбрал письменную форму, а не устную?
Потому, что при письме легче не сбиться: можно вернуться к уже сказанному и изменить фразу, сделать её точней. Можно расположить то, что хочешь высказать, более связно и последовательно. И, что греха таить, подобрать такие слова, которые покажут твой грех не таким чёрным, каким он является на самом деле. Хотя он от этого легче не станет.
Мне легче изложить, а священнику (да, я пишу и для этого) легче разобраться в написанном, чем в путаном и не всегда последовательном устном обращении. Это – если у него окажется несколько свободных минут прочитать этот текст после исполнения службы. Моё же написание, как мне представляется, окажется достаточно пространным, и не уместится в формат обычной исповеди, когда множество прихожан ждут своей очереди… А задерживать кого-либо в его стремлении к Богу неприемлемо. Ведь может получиться так – или меня выслушают не полностью, торопясь, или кто-то не успеет исповедаться и по моей вине лишится разрешения грехов. Поэтому я льщу себя надеждой, что подойдя к исповедальнику, я скажу: вот, те грехи, про которые Вы читали накануне – в них я каюсь и прошу отпущения. А там уж будет, как он решит: разрешать меня от них либо нет.

Итак, грехи… Их много. Помимо обычных – невоздержанности, лени, сквернословия, похоти, неуважения, нетерпения, чревоугодия (о, это бесконечный список) – есть и особые, на которых бы хотелось остановиться подробнее. Это не значит, что всё выше перечисленное я отношу к чему-то неважному или второстепенному, нет. Но в борьбе со всем этим мне должно опираться на собственные силы. Ибо негоже просить там, где обязан действовать сам. А вот по отношению кое к чему иному мне непременно нужна помощь Божия.

Первое. Несоблюдение постов. Помимо того, что сидение на хлебе и воде (ну, тут я сильно преувеличил) вызывает у меня боль в желудке – видимо, вследствие язвенной болезни – но я ещё и оправдываю себя словами пророка Захарии (7, 4-6):
И было ко мне слово Господа Саваофа:
скажи всему народу земли сей и священникам так: когда вы постились и плакали в пятом и седьмом месяце, притом уже семьдесят лет, для Меня ли вы постились? для Меня ли?
И когда вы едите и когда пьете, не для себя ли вы едите, не для себя ли вы пьете?
И говорю себе: не в том пост, чтобы не есть мяса, а в том, чтобы совершать праведные поступки. Или хотя бы стараться не совершать неправедных.
А ведь такое рассуждение не совсем правильно. Для чего-то ведь пост установлен, и именно касательно пищи?
Тут множество дополнительных соображений. Почему, например, в Ветхом Завете запрещалось потреблять кровь? Не потому ли, что кровь – это особая субстанция, в которой заключалась сущность твари? И потребление мяса животного, в котором, как ни ухищряйся, остаточная кровь остаётся, есть введение в себя звериной сущности – а пост есть период приближения к Богу. И мясоядение не есть ли оскорбление Его? И как тогда относиться к видению Петра (Деяния Апостолов, гл. 10), которому Бог указал, что нет на свете ничего нечистого?

Второе. Если вспомнить слова Нагорной Проповеди «А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем», то получается, что греховны не только поступки, но и мысли – и тогда нет такого греха, в котором не был бы я повинен! Например, грех осуждения. Я осуждаю убийцу, нанесшего 102 ножевые раны девушке (был такой случай, упомянутый в прессе), и считаю его достойным смертной казни (как это, кстати, решил и суд) – и что же, я убийца? Нет, я так не считаю, ибо я оправдываю себя таким соображением: убийцей может считаться тот душегубец, который убил человека. А подлинно ли человек тот, кто совершил это злодеяние, тем более, если эта смерть на нём не первая? Впрочем, не берусь судить. Ведь Сам Господь сказал одному из разбойников «ныне же будешь со Мною в раю» – а кто поручится, что у того разбойника не было на совести смертей?
Но я не об этом частном примере. Я о мыслях и мысленных согрешениях. Они вездесущи и неистребимы. Мысли заставляют быть виновным и в вожделениях, и в осуждениях, и в множестве иных неблаговидных поступков. Что делать, если моя фантазия в своих ухищрениях заставляет сомневаться, например, в праведности того или иного человека? Я не знаю всей истины, почему он поступил так-то и так-то, но со своей точки зрения могу его осудить. А это грех. Понимаю это, но мысли мои зачастую проворнее разума.

Третье. Я не могу понять и оправдать некоторые действия церковных служителей. Например, при освящении орудий убийства – допустим, атомной подводной лодки с ядерным оружием на борту. Нет, я понимаю, что вооружения нужны – иначе всем нам грозит если не смерть от чужого оружия, то чужеземное иго. Пусть на так называемых «демократических принципах» (которые не мешают агрессорам бомбить людей) – но иго и рабство.
Всё так, но освящать то, что несёт смерть – на мой взгляд, кощунственная ошибка. Это грех – иметь такое убеждение?
Я не могу понять и оправдать действия патриарха, когда он, давший монашеский обет нестяжания, живёт в роскоши. Вспомним: в широком доступе появлялись фотографии его часов, стоящих баснословных денег, или личной яхты…
Мне скажут: это всё не его, это принадлежит церкви.
Позвольте не согласиться. Кто, кроме него, разъезжает на этой яхте? Кто, кроме него, носит эти часы? Живёт в сказочной резиденции? А если никто, то довод о том, кому принадлежат предметы роскоши – и не только упомянутые – несостоятелен. Впрочем, это дело иерарха (и иных иерархов), ему (им) и держать ответ перед Господом. А я лишь сознаюсь в грехе осуждения.

Четвёртое. Я, со своим слабым умом, дерзаю судить действия церковной верхушки в отношении общения с представителями инославных религий. Мне странно видеть, когда православный епископ сидит рядом с мусульманским муфтием или еврейским раввином. Впрочем, это я понять могу – такова бывает обязанность священника как гражданина. Но и в этом случае иногда поддаюсь греху осуждения.
В настоящее время наметились тенденции к сближению с иными христианскими конфессиями, прежде всего с католиками. Состоялась даже встреча Патриарха и Папы Римского. У меня двойственное отношение к такому повороту событий. 45-е Апостольское правило запрещает молитвенное общение с иноверными – а порою подходит очень близко к тому. Как понимать факт, что Папа подарил Патриарху чашу для причастия, а сам получил икону? Будут ли использоваться эти предметы в богослужении? И если да, то что это, если не молитвенное общение? А если нет – не кощунственное ли это пренебрежение?
Но. С одной стороны, православие и католицизм разделяют теологические противоречия, прежде всего филиокве, с другой – мы веруем в одного и того же Спасителя. Неужели нельзя быть едиными и просто ждать, когда Бог сам укажет нам, кто прав? И почему это так важно – знать, исходит ли Св. Дух от Сына, или же от Отца, хоть и через Сына? Не лучше ли во главу угла ставить любовь, как завещал Спаситель? Ведь указано же, что даже неверный самарянин может быть ближним, если действует в духе любви и сострадания.

Пятое и самое странное. «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века» – но меня не устраивает рай. Я не хочу в тот рай, который описан в Библии! Такое впечатление, что там только тем и занимаются, что славят Бога. И ничем больше! «Упадать на лице свое», поклоняясь – и это непрестанно, в течение бесконечного времени… Бррр! Да это сумасшествие какое-то! Очень надеюсь, что там, после смерти, нам уготовано дальнейшее развитие личности. Иначе это просто смерть вторая.
Нет, я отнюдь не против того, чтобы оказывать Богу должное почтение! Я понимаю, насколько Он неизмеримо выше меня по развитию. Я понимаю, что моя судьба всецело в Его руках, и от Него зависит всё, что ждёт меня и в этой жизни, и в посмертии. Но я наделён душой и хочу творить добро, причём не по принуждению, а по своей воле. Я хочу созидать (конечно, под Его руководством), а не превращать свою бесконечную загробную жизнь в бесконечное же поклонение. Надеюсь, кроме поклонения в раю будут и более креативные занятия. Конечно, это если меня минует ад…
Иисус говорил на тайной вечери: «Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями». Если Он хочет, чтобы люди были не рабами, а друзьями Божиими, то не значит ли это, что нам всем даётся возможность совершенствоваться и «духовно восходить» – причём и после смерти? Тут многое можно додумать, что и сделано, к примеру, Еленой Рерих. Насколько правомочны такие рассуждения? Официально церковь от её выводов дистанцируется, даже более того – причисляет её к ересиархам. А почему? Неужели логическая мысль, попытки докопаться до истины противоречат желанию Бога? Не понимаю.

Шестое. Невозможно не задумываться о противоречиях, имеющихся в Библии. Как можно веровать в то, что само себе противоречит?
Пример? Да пожалуйста. Сколько животных указано взять Ною в ковчег? Книга Бытие (6: 19-20) говорит, что только по паре (и чистых, и нечистых). Но тут же, на этой же странице (7: 2) – по семи голов (правда, это касается только чистых). Или вот: кто был дедом Иисуса Христа по отцу, Иосифу, мужу Марии? Иаков (Матфей, 1, 16) или Илия (Лука, 3, 23)?
Что же касается «количественных» погрешностей в оценке, скажем, числа людей в той или иной ситуации, их вообще множество.
Но вот случай со смоковницей стоит особо. За что Иисус проклял её, если «ещё не было время собирания смокв»? Пусть смоквы-завязи должны появляться на дереве до распускания листьев, а оно уже стояло в листве – не принципиально: созревание инжира происходит летом, а в то время, весной, плоды, даже если бы они завязались, всё равно были бы несъедобны. Иисус, несомненно, знал это. И всё же проклял… Да, я читал пояснения богословов, что это необходимо было для наглядной демонстрации того, что бывает с неугодными Богу. Наверняка, так было нужно. Но впечатление от этого действия почему-то не укладываются в созданный у меня образ доброго Бога…
К тому же вновь нестыковка: смоковница засохла «тотчас» (Матфей, 21: 19-20) или на следующий день (Марк, 11: 20)?
Такие вот ревизионистские мысли посещают меня довольно часто. Подозреваю, кто навевает их. И прошу от него защиты – но и дать мне понимание, разумение истины прошу тоже.

И вот ещё. Такая ситуация: рано или поздно, но умираю я. И на страшном суде оказываюсь недостойным рая, и отправляют меня в ад – смирюсь ли с таким решением? Смирюсь, конечно – делать нечего, но внутри-то наверняка возникнет мыслишка: как же так? Ведь Бог – милосерден, почему же не простил мне прегрешения? Пусть и многие, но ведь наверняка меньшие, чем те, что имел сораспятый со Христом разбойник (сам признававший справедливость своего приговора к смертной казни), которому сказано было «нынче же будешь со Мною в раю»?
Умом понимаю, что на всё воля Божья (тут уместен пример, когда хозяин виноградника одинаково заплатил работавшим с утра и пришедшим лишь в последний час), а на душе горько будет…
И это тоже свидетельствует о моём несовершенстве. Но как избавиться от того, что составляет часть меня – не знаю. Остаётся лишь надеяться на бесконечное милосердие Божие.

Для чего я написал эти строки? Нет ли тут подспудного желания покрасоваться – мол, вон я каков, в каких эмпиреях мои мысли блуждают?
Да, это тоже присутствует. Я ведь литератор и пишу романы и рассказы не только для себя, но и для других. Даже в основном для других. И оценка читателя для меня очень важна. Но судьба своей души важнее. Собственно, душа – это всё, что у меня есть. Именно поэтому я исповедаю свои грехи и надеюсь на помощь Господню в том, чтобы стать лучше.
И если я что-то забыл или умолчал о чём-то – да простит Он мне и это, яко благ и человеколюбец.

Post Scriptum

Дополнение «о ревизионистских мыслях и том, кто навевает их».
Я неоднократно возвращался к написанному, подбирая всё более правильные слова, стремясь наиболее точно выражали бы суть того, что я хочу высказать. И когда, казалось, был удовлетворён текстом, интернет подкинул мне очередной вопрос. Задал его бывший мусульманин, но не в этом суть. Вот его смысл: если Бог ценит мою свободу воли, что же Он предварительно не спросил меня, хочу ли я рождаться в этом мире?
Действительно, вопрос трудный. Казалось бы, трудный. Но в ближайшую же ночь во сне мне пришёл ответ. Мне приснилась моя дача, там я сажал различные овощи: картошку, огурцы, кабачки. И подведен был я к вопросу – почему я не спрашиваю у огурца, хочет ли он прорастать. И вопрос отпал сам собой. Как уже много-много раз говорили святые отцы, Господь лучше человека знает, что тому благо. И порой несчастье (казалось бы!) служит в конечном итоге к пользе человека, а если он этого не видит – что ж, возможно, ещё не дорос до этого.
На следующий день я с дочерью водил внучку в поликлинику. И обычно послушная девочка на приёме у доктора вдруг повела себя совершенно дико: кричала, царапалась, не давала себя прослушать. Очень было неприятно и стыдно. Вернувшись домой, я хотел было сказать молодой маме что-то вроде следующего: вот, ты говорила, что я не раз наказывал тебя в детстве, а ты хочешь обойтись без этого, растишь, как ты говоришь, «свободного человека». Посмотри, к чему привела твоя «свобода»!
И вдруг осознал: да это же всё для меня случилось! Вот он, ответ на вопрос, крутившийся в мыслях. Чтобы я, именно я понял кое-что о подлинной свободе, которая должна кончаться там, где начинается свобода ближнего. И без того, чтобы человек порою не получал свыше шлепка пониже спины, невозможно воспитать свободную личность. Родительская любовь может проявляться и таким образом.
Благодарю за урок, я его понял. Вот в чём смысл высказывания Иова «неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?». Иногда добро кажется нам злом, а зло – добром. Не перепутать бы! Впрочем, Господь любое зло волен обратить в добро…