Чем дальше в лес, тем больше дров. 2015 г

Мне хотелось высказать методологически правильное понимание проблемы тунеядства, а не того замыленного явления, с которым на пути к процветанию наше  государство собралось «бороться» или, точнее, не бороться, а регулировать, всеми правдами и неправдами пополняя бюджет страны.
Давайте разберемся, что же все-таки понимает под тунеядством социологическая наука и в чем отличие этого понятия от того, которое мудрый наш законодатель вбил в Декрет Президента Республики Беларусь от 2 апреля 2015 г. № 3 «О предупреждении социального иждивенчества».
Тунеядство в социологической науке считается асоциальным (социальным безразличием) общественным явлением, проявляющимся в неспособности и нежелании личности материально и духовно содержать себя, а также в отсуствии чувства отвественности за свою судьбу и готовности самостоятельно решать жизненные проблемы.
Существительное «тунеядство» происходит, как известно, от церковнославянского наречия «туне», означающего «даром», «бесплатно», «безвозмездно», и в сочетании с глаголом «ясти» («есть», «питаться») означает «лень», «безделие», «жизнь за счет чужого труда, на чужой счет», «паразитическое существование за счет общества».
Тунеядцы, как видно из определения, ведут паразитический образ жизни, будучи трудоспособными, и, как правило, не участвуют в производительном труде. Их деятельность направлена лишь на присвоение благ и ценностей, созданных другими, и связана с нарушением основных норм и законов общества.
Но если исходить из названия Декрета № 3, то выходит, что меры, направленные на решение проблемы тунеядства, вовсе на нее и не направлены, а, наоборот, призваны вести борьбу с социальным иждивенчеством. А это, извините меня, совершенно разные вещи, как и сами понятия.
В классическом правовом отношении социальное иждивенчество, с точки зрения юриспруденции, рассматривается не как тунеядство, а как обыкновенная нетрудоспособность, чаще всего связанная с инвалидностью. А иждивенцы – это лица, находящиеся на постоянном материальном содержании у кого-либо, в том числе и у государства, которое не ведет с ними борьбу как с асоциальным явлением, а, наоборот, опекает их своей непомерной заботой и обязано это делать вопреки всему. И та материальная помощь, которую получают социальные иждивенцы от лиц, их содержащих, является для них основным источником дохода. К тому же иждивенцы наделены определенными правами (пенсионное обеспечение, возмещение вреда при потере кормильца, выплата некоторых видов пособий и компенсаций). Сразу же подчеркну, что под эту категорию никак не подпадают временно не работающие трудоспособные граждане. К тому же отмечу, что тунеядцы, в отличие от социальных иждивенцев, не имеют никаких прав и по определению являются нарывом на теле общества, и вот именно с ними государство должно вести непримиримую борьбу.
Таким образом, справедливо встает вопрос, с какой из категорий, называемых социальными иждивенцами, собирается вести борьбу наше государство? С теми, кто нуждается в государственной поддержке и опеке, или с теми, кто живет за счет общества без особого вклада в его копилку? Конечно же, законодатель будет уверять, что нормы Декрета № 3 направлены, прежде всего, на борьбу с тунеядством. Если так, то в данном правовом акте этот посыл должен быть конкретизирован и не иметь двойственности. Однако, исходя из содержания документа, законодатель не счел необходимым дать четкое определение социального иждивенчества. Отсюда и происходит подмена понятий, точнее сказать, их смешение. Социальный феномен иждивенчества (законный) спутан с асоциальным феноменом (незаконным), называемым «тунеядством».
Да ладно бы только с понятием не удалось определиться. Не определился законодатель, по-моему, и с мерами по реализации заявленных целей, благодаря чему он, как ему показалось, будет эффективно решать проблему борьбы с тунеядством.
 Если разложить Декрет № 3 по полочкам, то сразу станет ясно, что «чем дальше в лес, тем больше дров».
Данный нормативный акт, исходя из целей своего содержания, призван, прежде всего, обеспечить исполнение гражданами одной из конституционных обязанностей – участие в финансировании государственных расходов путем уплаты налогов. Безупречность этой цели вряд ли кто-либо будет оспаривать, но есть одно «но».
Неуплата гражданином налогов фактически означает его неучастие в финансировании государственных расходов. Разумеется, это так! Кто бы спорил? Но в действительности, если обратить на это внимание, Декрет № 3 облагает дополнительными налогами тех трудоспособных, кто не занят в экономике (домохозяйки) или занят менее 183 дней в году. Такая категория граждан, согласно положениям Декрета № 3, подпадает под понятие «тунеядец». Но при этом не учитывается, что, например, та же домохозяйка, находящаяся, как говорится, на полном пансионе у мужа, тратит в месяц (магазины, услуги мобильной связи, парикмахерские и т.п.), возможно, гораздо больше, чем, скажем, некоторые категории официально работающих людей и таким образом, по сути, вносит вклад в финансирование государственных расходов.
Далее. В данном нормативном акте имеются, на мой взгляд, противоречия с установлением поборов с тех, кто не платит подоходный налог. Этот вид налогообложения по закону, как известно, взимается с граждан, которые имеют доходы. Однако те же домохозяйки как лица, не занятые в экономике, официально их не имеют, поэтому поборы по Декрету № 3, я думаю, будут взиматься с предполагаемых нелегальных доходов гражданина, с его прежних доходов или с доходов его близких. Если учитывать последнее, то получается, что с официально работающего мужа домохозяйки, уплачивающего подоходный налог, будет взиматься некий дополнительный или двойной, а это, как видно, полнейший абсурд.
Также есть противоречия еще в одной из целей этого документа – в предупреждении социального иждивенчества.
Декрет № 3, преследуя реализацию такой своей цели, как «предупреждение социального иждивенчества», к сожалению, не дает классификации затрагиваемых групп граждан. Документ лишь перечисляет категории граждан, которые освобождаются от уплаты сбора наряду с занятыми в экономике и зарегистрированными в службе занятости безработными. Если все же попытаться определить такие группы населения, которые подпадают под действие Декрета № 3, его противоречивость становится еще более очевидной.
Вот, например, как быть с гражданами, которые имеют доходы, но налоги не платят? А таких у нас немало. Это не только те, кто торгует бензином в Польше и Литве и является злостным неплательщиком налогов. Это также, скажем, и куча молодых специалистов, которые работают на предприятиях негосударственной формы собственности без официального оформления. Это большое количество фрилансеров, а также трудящихся на удаленном доступе, которые по нашему законодательству считаются незанятыми и, согласно Декрету № 3, подпадают под эту категорию. Это и граждане, ведущие бомжатнический (в полном смысле слова) образ жизни, с которых и взять-то нечего. Это безработные граждане трудоспособного возраста (то есть не занятые в экономике, но активно ищущие работу), не зарегистрированные в службе занятости. Граждане, не имеющие нелегальных источников доходов и живущие за счет своих сбережений либо средств близких и родственников. К этой категории принадлежат также граждане, которые вынужденно не работают по состоянию здоровья и в то же время при этом пока инвалидности не имеют.
Одним словом, возникают вопросы, которых больше, чем ответов. Какие, например, издержки или выгоды понесет государство от введения Декрета № 3? Возрастет ли социальная напряженность от факта того, что под действие этого документа подпадают тысячи граждан, которые реально ведут нормальный образ жизни, но доходов не имеют не оттого, что не хотят работать, а оттого, что не могут найти достойную работу? Каковы будут расходы по координации работы госорганов, призванных регулировать проблему тунеядства в соответствии с положениями Декрета № 3? Каким образом правительство намерено решать существующие проблемы в сфере рынка труда, которые Декрет № 3 лишь усугубляет?
И третья цель, выделенная Декретом № 3, – мотивация трудовой деятельности – довольно-таки размыта и не конкретна.
С учетом того что численность рабочих рук в стране в последнее время сокращается, а количество нетрудоспособного населения постоянно возрастает, озабоченность нашего правительства проблемой «стимулирования к трудовой деятельности» понятна.
Но Декрет № 3 проблему социальной мотивации к труду практически не решает, а лишь увеличивает напряженность на рынке труда. Почему? Да потому, что в Беларуси достаточно слабые защитные меры в отношении работников.
Смотрите сами, как на деле у нас обстоит вопрос с безработными. Надо признать, что многие из них в службу занятости не обращаются, потому что предприятия и организации, действуя через эту службу, как правило, не предлагают вакансии с достойной оплатой. К тому же выделяемые государством пособия по безработице мизерные. По Минску, например, в конце прошлого года средний размер такого пособия составлял 115 тыс. рублей.
Далее. Государство не способно эффективно мотивировать к труду еще и потому, что в состоянии предложить новые рабочие места тем трудоспособным гражданам, которые формально имеют трудовые соглашения, но по ним в трудовой деятельности не участвуют по различным причинам. К такой категории незанятых граждан можно причислить трудовых мигрантов, которые вернулись из России или же сократили число своих рабочих поездок в связи с экономической стагнацией в России и девальвацией российской и белорусской валют. А также тех граждан, кто из-за «проседания» экспорта наших государственных промышленных предприятий был вынужденно переведен на сокращенный график работы.
Таким образом, государство фактически вынуждает граждан регистрироваться в качестве безработных и выполнять низкоэффективный труд. А такое «стимулирование» или мотивация к труду, на мой взгляд, не что иное, как извращение, пагубно сказывающиеся на социальных отношениях в целом.
Возможно, я и ошибаюсь, но не помню, чтобы проект Декрета № 3 бурно обсуждали в Парламенте, телевидение транслировало теледебаты и как-то привлекали наше общество к обсуждению этого проекта. В итоге с уверенностью могу сказать, что Декрет № 3 не будет иметь долгосрочной перспективы в реализации, не только потому, что не был предметом общественной дискуссии и мало продуман, но еще и потому, что противоречит нашей действительности.