Проблемы болезненной привязанности

               

    По, независящим от меня, обстоятельствам я вынужден был перебраться жить в маленький домик на окраине города. В нем прошло мое детство, и, после смерти матери, он достался мне в наследство. В наследство достался мне и сосед, мой сверстник, Петя Сердюк. Знал я его с юных лет, но задушевными друзьями мы не были. Мне больше нравилась игра в шахматы, а он предпочитал проводить свободное время на танцах в каком-нибудь одном из многочисленных тогда клубов. Потом я поменял место жительства и редко с ним виделся. Мать, однажды, в разговоре с соседкой, пожаловалась, что Петя был уже трижды женат, а ее сын до сих пор ходит в холостяках. Это были все мои сведения о его личной жизни.
    Не успел я прочно обосноваться на новом месте жительства, как стал свидетелем неприятной сцены. Мой сосед прогонял от своего дома женщину. Он кричал: «Люба, иди отсюда!», и бил ее по щекам. Незнакомка никуда уходить не хотела. Время от времени она пятилась назад, изведав очередную порцию пощечин, и снова застывала на месте. Все это кончилось тем, что избитая женщина упала в бурьян возле моего забора, а ее истязатель ушел домой. Жалкий вид избитой, незнакомой мне раньше, Любы не мог не вызвать сострадания, и я пригласил ее в свой дом, чтоб она могла умыться и привести себя в порядок. Возле умывальника, моя гостя почувствовала себя плохо, и я уложил ее на раскладушке, дав возможность отдохнуть от неприятного приключения.
    Следующий день был выходным, и мне хотелось хорошо выспаться, но сделать этого  не дала «квартирантка». Она разбудила меня рано утром, и сказала, что пойдет к Петру.
    - Идите! – отмахнулся я от нее, как от назойливой мухи. – С кем вы еще так весело проведете время, как ни с ним?
    И она, к большой моей радости, ушла, но только я начал засыпать, как женщина снова  растормошила меня, и попросила:
    -  Давайте вдвоем сходим к Петру, и вы скажете ему, что мы не спали с вами вдвоем.
    - Люба, - взмолился я, - ну скажите, пожалуйста, зачем мне что-то кому-то доказывать? Мне спать хочется.
    - Сделайте одолжение. Для меня это вопрос жизни и смерти.
    «Добро наказуемо» - мысленно выругался я, и побрел улаживать чужую проблему. В дверь дома соседа постучала моя спутница. На стук вышел Сердюк. Увидев свою вчерашнюю жертву, он, ни слова не промолвив, ударил ее ногой в живот, и сразу же спрятался в своих апартаментах. Женщина два метра пролетела по воздуху и приземлилась в луже каких-то бытовых отходов. Пришлось ее снова вести к себе домой. Повторно уложив свою квартирантку на раскладушку, я пообещал ей вызвать «скорую помощь»
    - Не нужно! – испуганно замахала она руками.
    - Почему? – удивился я. – У тебя с рота кровь идет. Ты же на ногах не держишься. Твои все внутренности, наверно, отбиты.
    - Врачи могут сообщить милиции, что меня ударил Петр, и она посадит его на многие годы в тюрьму.
    - Тебе на свое здоровье наплевать, лишь бы Пете было хорошо?
    - Я здорова. У меня со рта кровь не идет, то десна кровоточит.
    - Тогда нужна «скорая помощь».
    - Ни в коем случае. Если она приедет, я скажу, что вызов ошибочный.
    «Ну, сдыхай с чувством удовлетворения, что спасла от тюрьмы своего истязателя!» - мысленно выругался я и пошел заниматься своими делами. Спать уже не хотелось.
    Выздоравливала Люба долго – почти две недели. Петр проявил к ней интерес один только раз, когда встретил, однажды, меня в магазине:
    - Любка сейчас у тебя?
    - Да, отлеживается после очень близкого знакомства с твоим сапогом.
    - Не переживай. С ней ничего плохого не случится - бабы живучие как кошки.
    - Это в порядке вещей? - рассмеялся я, - Ты калечишь женщину, и уговариваешь меня не переживать, что она умрет?
    - А кто тебя просил – брать ее к себе? Она бы немного полежала под твоим забором, а потом бы ушла на все четыре стороны.
    - Ты со всеми тремя предыдущими женами так обращался?
    - Я жил и тесно общался с пятью женами, а не с тремя, и все они были нормальными людьми. Я сказал каждой с них: «Пошла вон!», и они пошли. А Любка, мало того, что мне ни жена, так она еще и человеческого языка не понимает.
    - Зачем же ты ее к себе домой брал?
    - Зачем брал? Зачем брал? Пьяный был на одной из вечеринок, вот и пригласил ее домой на свою голову.
    - И чем же она тебе не угодила?
    - И чем же она тебе не угодила? И чем же она тебе не угодила? Что ты пристал ко мне  со своими расспросами как полицейский к бродяге?
    - Не хочешь, не говори. – успокоил я разнервничавшегося соседа.
    - Ты когда-нибудь жил с нелюбимой женщиной, которая любит тебя? – немного успокоившись, Петр снова заговорил со мной.
    - Нет, не приходилось. С нелюбимыми женщинами стараюсь знакомств не заводить. Мне с ними скучно.
    - Правильно делаешь. Так тебе удалось избежать каторги в собственном доме. Ты не слышал с утра до вечера, постоянных предложений потеплей одеться, скушать еще ложечку супа, поменять два раза на день носки и рубашку. Не слышал беспрестанную, пустую болтовню и постоянные вопросы: «Ты меня любишь?». Не «наслаждался» безголосым пением. Не испытал домашних уборок, растянутых на целый день. Да она мне такой галстук купила, какого я терпеть не могу. И заставляла каждый день кушать только ржаной хлеб, потому что он полезный.
    - Ну, Люба не донимала меня безголосым пением и галстуков не покупала, но она все равно мне не нужна. Ты, случайно, не знаешь, где живут ее родители? Пусть бы приехали и забрали свою дочь домой.
    - Она сирота. Поэтому тебе придется терпеть мою бывшую сожительницу до полного ее выздоровления.
    - Спасибо и на том.
    Сосед, похлопав меня по плечу, с назидательными нотками в голосе произнес:
    - Сделав добро, не хныкай.
    Лишь только квартирантка почувствовала себя здоровой, сразу же поделилась со мной своими планами:
    - Я поеду в Европу, заработаю много денег и тогда Петр обязательно примет меня к себе.
    После такого заявления Любы, я на нескольких минут лишился дара речи. Потом хотел сказать ей, что она – набитая (в прямом и переносном смысле этого слова) дура. Но, в конце концов, решив, что мои ни шумные, ни умные возражения делу не помогут, «поддержал» ее:
    - Да, да, при виде денег, особенно долларов, душа, очень дорогого тебе человека, станет мягкой-мягкой, и он воспылает к тебе чистой бескорыстной любовью.
    Люба мои «подбадривающие» высказывания пропустила мимо ушей, и начала собираться в дорогу.
    Снова она появилась в моем доме примерно через полгода. Расспросить ее о том, где она скиталась все это время? – не было ни малейшей возможности. Женщина все время плакала. А когда немного успокоилась, рассказала мне:
    - Я привезла Петру тысячу долларов. Это были все мои наличные деньги. А он заявил, что ему нужно тысячу триста долларов. И пока я не привезу, необходимую ему сумму, чтоб не появлялась в его доме.
    - Мужика можно понять. – съехидничал я. – Если ему надо тысячу триста долларов, то меньшая сумма, естественно, может только обидеть его.
    Женщина не оценила по достоинству мой злой юмор, и вполне серьезно ответила:
    - Поеду я снова на заработки.
    - Вполне разумное решение. – опять съязвил я, и в очередной раз моя собеседница этого не заметила.
    - Тогда одолжите, пожалуйста, денег на дорогу.
    Я не знал – смеяться мне или плакать? Надо же себе напасть приобрести под собственным забором! Деньги давать своей «квартирантке» мне не хотелось. Но, немного поразмыслив, решил таки финансировать поездку женщины в Европу, чтоб поскорей от нее отделаться.
    Еще через полгода я получил посылку от Любы. В ней были лимоны, два конверта и письмо. В нем она, после небольшого вступления, в котором благодарила меня за внимание, проявленное к ней, в трудную для нее минуту, сообщала: «В ящике два конверта. В одном с них мой долг вам, а во втором триста долларов. Бросьте их в лицо Петру, и скажите, что это плата за мою свободу. Теперь я ему ничего не должна. Теперь я ВОЛЬНАЯ, ВОЛЬНАЯ, ВОЛЬНАЯ.
    «Боже, - подумал я тогда, - какими сложными путями порой избавляется человек от своей болезненной привязанности». Первым моим желанием было – спрятать «плату за свободу» у себя, а потом отдать ее «вольной, вольной, вольной» женщине при встрече с ней. Но, немного поразмыслив, решил, что деньги чужие и хозяин их лучше знает – куда их нужно применить. Поэтому, прихватив один из конвертов, я пошел к Петру, исполнять волю автора странного послания.
     Сосед, взяв деньги, и выслушав заверение бывшей сожительницы, что больше не будет ему надоедать, спросил:
    - А где письмо? Я хочу его прочитать.
    - Зачем?
    - Ты что-то от меня скрываешь?
    - Нет. Зачем мне это делать?
    - Тогда дай прочитать письмо.
    Мне показалось, что Петр сомневался в решимости Любы порвать с ним, и согласился показать ему последнюю ее весточку о себе.
    Слова бывшей любовницы о том, что она «вольная, вольная, вольная» не произвели на Петра никакого впечатления. Он только ехидно улыбнулся и изрек:
    - От, бестия, нашла себе таки другого мужика, поэтому и почувствовала себя свободной. А говорила, что любит только меня одного. Верь после этого бабам.
    Потом пожал плечами и продолжил свои размышления:
    - И почему я этой дуре не сказал, что мне нужно тысяча пятьсот, а не тысячу триста баксов (так он называл американские деньги). На ровном месте потерял две сотни единиц настоящей валюты.