Окна. Галерея неудачников

ОКНА

Ну, всё, можно ложиться спать. Окна высотного дома напротив, гасли одно за другим. Потух и свет в окне с полупрозрачными белыми шторами на втором этаже. «Птенчики легли спать, - зевнула пожилая женщина, - а значит, ничего интересного больше не предвидится». Галина задвинула шторы, поставила бинокль на коричневый обшарпанный столик возле аквариума, где в тусклом свете только что включенного ночника еле посверкивали боками неприхотливые гупёхи. Пожилая женщина зевнула ещё раз и пошлёпала босыми ногами по крашенному дощатому полу в свой угол, по привычке сварливо отмечая про себя - «Хорошо, что палас убрали. А не то пигалица маленькая всё норовит на пол справиться, а памперсов на неё не напасёшься – всё ж денег стоит… и каких…».
Дочь уже спала на расправленном кресле, её отпрыск тоже сопел в детской кроватке. Женщина заглянула к ребёнку: «Много ли надо годовалому спиногрызу – поспала, поела, изгадила все пелёнки и опять спать, - Галина вздохнула и упрямо тряхнула головой, – не буду сегодня её пелёнки стирать. Пусть Ирка сама. Наблудила приплод – пусть сама расхлёбывает. Достала уже – мам постирай, да мам постирай…»
Галина легла на второе расправленное кресло и неожиданно для себя заплакала – мысли нахлынули липкой давящей массой, а в них такая щемящая жалость к себе несчастной… «Главное не зарыдать – укачивай потом соплячку крикливую». Кое-как успокоившись, она подтянула одеяло к подбородку и провалилась в сон.

***
На длинной платановой аллее, залитой солнечным светом, стояла умиротворяющая тишина. Она - на десять лет моложе теперешней. Ей только пятьдесят три. Она одета в белоснежные блузку и юбку до пят. Рядом с ней стройная девушка около тридцати лет в длинном белом платье и в шляпе - ведущая местного телевидения. Вокруг них носятся мальчик и девочка погодки лет пяти – шести. За хохочущими детьми бегает молодой мужчина – инженер, конечно же, во всём белом, и шутливо ловит разыгравшуюся малышню. А Она ведёт с телеведущей бесконечный разговор.  И девушка что-то оживлённо рассказывает Ей… И отчего-то так хорошо на душе, так спокойно и счастливо, уютно, как…

- Ма, чё валяешься? Иди, они уже шторы раскрыли! Во, я успела. Сегодня она опять – в чёрно-красной блузке.
- Ты ничего не путаешь? Она же каждый день в разном.
- Не.
- Ладно. А дети? – зевая, приподнялась на локтях Галина.
- Старший в бежевой рубашке и таких же шортиках. А маленькую не успела разглядеть.
- Ну, вот, дурища! Трудно в бинокль посмотреть?
- Да смотрела я! Похоже, малая ещё в спальне. Там плохо видно, знаешь ведь.
- Плохо видно, - раздражённо протянула Галина, запахивая застиранный синий фланелевый халат. -  Да ладно. Сейчас на кухню завтракать пойдут – там посмотрим.
- Ма, у Дашки жар, кажется.
- И чё?
- Ну, как чё? Врача, наверное, надо.
- Надо, так вызывай. А я на кухню. – Через минуту Галина уже орала из крохотной пятиметровой кухни, - ну, чуть не пропустила! Ирка, беги сюда. Всё, сели. Сейчас пожрут и пойдут на прогулку.
- Ма, чё у них там?
- Ща, - пожилая женщина, усиленно прожёвывая кусок бутерброда с колбасой, прилипла к кухонному биноклю. Та-ак. Вроде у малых яичница, и… чё там?.. а, какао в чашках. А марцефаля бутерброд с кофе трескает.
- А бутерброд с чем, - Ирка уже стоя у окна, потягивала остывший растворимый кофе, потряхивая сидящую на руке девочку с соской.
- Что-то красное. Похоже красная рыба.
- С маслом?
- Не! Забыла что ли – она масла не ест.
- Да кто её знает – вчера не ела, сегодня ест.
- Дашку то кормить будешь?.. А, едите уже, - оторвалась от бинокля Галина, - Давайте скорее уминайте и собираемся, а не то не успеем.
- Ма, так у Дашки температура.
- Ладно, оставайтесь дома. Сама пойду.
- Как думаешь, куда они сегодня направятся?
- Скорее всего в сторону ЦУМа. Вчера же в Детский мир ходили.
- Ага.
Уже закрывая двери, Галина услышала вопль Ирки.
- Ма, а пелёнки чё не постирала?..

***
Зима была в полном разгаре. Начало февраля влетело в город ожидаемо снежно-въюжным и слегка морозным. Пожилая женщина, одетая в неприметную коричневую дублёнку посеменила ко двору знакомой девятиэтажки и встала в выжидательной позиции, слегка заглядывая за угол, всем своим видом показывая, что усиленно что-то ищет в необъятной кожаной сумке.
Наконец, средний подъезд дома выпустил из себя - сначала двух детей, затем молодую женщину в шубке из белой норки, в белой песцовой шапке и белых сапогах. «Ну, ни дать ни взять – Снегурочка» - хмыкнула Галина. Дети были одеты в белые пуховики и песцовые же шапки.
Снегурочка взяла детей за руки и они, весело болтая, не спеша пошли по бульвару в сторону ЦУМАа. Пожилая женщина, выждав, когда жизнерадостная компания пройдёт мимо, двинулась за ними.

***
Едва открыв двери, на Галину налетела раскрасневшаяся дочь, вопя с порога:
- Ну, чего, где были? Долго так прям…
- Да много где, - раздеваясь, начала рассказ женщина, смакуя каждое слово. – Сначала зашли, как мы и предполагали, в ЦУМ. Ой, набродилась за ними по этажам. Детям марцефаля купила по игрушке – Кириллу конструктор, Миле очередную куклу…
- Да нафига им столько игрушек-то? Каждый день чего-то покупает. Столько денег псу под хвост… Там, поди, у них складывать некуда эти игрушки. Эх, жаль спальни не видно…
- Так вот, - продолжала с увлечением рассказывать Галина, усевшись на сложенное кресло, - потом она ходила - шмотки примеряла.
- Эх, а я пропустила! – у Ирки заблестели в глазах слёзы. - Ну, вот так всегда... Купила что?
- Ага, купила. В четырёх магазинах. В одном – белую блузку. В… чёрт, всё время забываю л… люси…
- Это в том роскошном?
- Точно – сумочку там купила типа клач…
- Купила всё-таки… - в отчаянии закусила губу Ирка, - она ж туда постоянно ходила, но ничего не покупала же... Ну как так то?
- А сегодня купила.
- Ну, мА! Лучше б ты с Дашкой сидела. Такое пропустить!
- Думать надо было, когда рожала, - привычно огрызнулась Галина.
- Да лан… У Дашки, кстати простуда, - Галина отмахнулась от дочери, сходила на кухню и тут же вернулась с кружкой воды в комнату, где Ирка ждала её с горящими от нетерпения глазами. - Откуда у неё такие деньжищи?
- Похоже… ну, я подозреваю - кто-то из поклонников сертификат подарил. Я видела – она не деньги бумажками, а карточку подала. Помнишь, когда день города был, она вела репортаж – всё тёрлась возле испанцев, ну, они ещё спонсоры строительства микрорайона на Западе? Шлюха…
Дочь кивнула, с нетерпением тронула мать за локоть и, по привычке, взяв с окна бинокль, уставилась в окно второго этажа, бросив через плечё:
- Где ещё была?
- В галантерею зашла – перчатки купила белые замшевые. И в новом бутике – платье в пол купила розовенькое с вышивкой на груди.
- А ничё так, – протянула дочь, не отрываясь от бинокля, - она уже в нём вертится. Какая же она красотка… - Глубоко вздохнула, - везёт же… одним всё, другим ничего…
- Детей видишь?
- В телевизор уставились, смотрят мультики. Одеты как и утром... Ма, где-то ещё были?
- Ну да, зашли в кафе пообедали – я как всегда в стороночке посидела. И - домой. Умаялась я с ними сегодня. Поесть бы чего.
- Ну, вон, холодильник открыла и ешь, что увидишь, - хмыкнула дочь и ушла в комнату.
«Тварь неблагодарная, хоть бы покормила мать. На моём же иждивении живёт. Хорошо, что пенсия есть моя, да «героического папашки»» - с привычным раздражением подумала Галина, отварила себе две сосиски и, медленно жуя, по привычке уставилась в бинокль, наблюдая за ничего не подозревающим семейством.

***
Галина ненавидела свою жизнь, которая казалась ненастоящей, словно поставленный по бездарно написанной пьесе плохой спектакль, где идут сплошные нудные репетиции, а до премьеры ещё далеко. И ей всегда казалось, что вот-вот что-то произойдёт и всё для неё изменится к лучшему. В романах, которыми она зачитывалась по вечерам, и по телевизору люди достигали высот, купались в роскоши и славе. Её же жизнь была тусклой и бесцветной. Отец – прапорщик, постоянно таскал семью по гарнизонам. И когда, наконец, получил своё последнее назначение в данном городе, мама подняла скандал, не прекращающийся следующие несколько лет, вплоть до скоропостижной смерти отца от инфаркта. Из казённого жилья, вмиг присмиревшую маму с юной Галиной, выгнали, и уменьшенная ячейка общества сняла крошечную комнатку в общежитии на краю города.
Немного отойдя от похорон и переезда, в какой-то момент, мама пристально посмотрела на повзрослевшую Галину  и потребовала, чтобы та срочно выходила замуж. И жених тут же нашёлся в соседнем доме – умеренно пьющий Борис, старше невесты на пятнадцать лет и работающий вахтовым методом где-то на Сибирских нефтяных месторождениях.
Галина, к радости мамы, с покорной брезгливостью приняла предложение «А чё, поженимся, чё ль?» тучного жениха. Разумеется, совершенно не принц, но со своей квартирой.

Началась новая жизнь – муж работал в Сибири по семь-восемь месяцев. Она – в средней России, вместе с мамой воспитывая в маленькой однокомнатной квартирке полу разваливающегося деревянного дома совсем не желанного ребёнка Иру. Почему не желанного? Неотступная, тягучая мысль преследовала Галину, что живёт она не свою жизнь, а кем-то ей навязанную. А ребёнок так вообще сковал её по рукам и ногам – теперь о настоящем принце можно забыть – кому она нужна с довеском. Всё мать виновата – толкнула её в постель к нелюбимому.
О, мать она ненавидела всё больше и больше, особенно, когда Борис возвращался из Сибири и требовал от Галины исполнения супружеского долга, истязая её по несколько часов в сутки. Мать всегда демонстративно хватала Ирку на руки и, уходя в коридор, зло бросала через плечё:
- Ж-жив-вотные…
Годам к тридцати пяти жизнь, вроде стала налаживаться – мать к большому облегчению Галины умерла, выпив некачественной водки. Ирка подросла, а они с Борисом наконец накопив денег, купили пусть снова и однокомнатную квартиру, но зато в только что построенном почти элитном районе. Старую оставили Ирке – подрастёт – будет, где с семьёй начинать.
Квартира на шестом этаже шестнадцати этажного одно подъездного дома-свечки казалась необъятными хоромами. Правда, комната и кухня были маленькими, но всё компенсировал большой коридор, в котором разместились все шкафы и даже холодильник, а так же два кресла с журнальным столиком.

В один из первых вечеров Галина сидела на кухне и, скучая пила чай с ликёрчиком, к которому давно пристрастилась. Придя из детского сада, где она работала воспитателем, Галина потихоньку «залечивала» злобу, чтобы не срываться на родных – Ирку было немного жалко – наорёт на дочь, та сядет в уголок и смотрит глазами побитой собаки. А на Бориса только подними голос - бил больно – так что лучше было не нарываться на его тяжёлый дурной кулак.
Итак, она сидела на кухне у окна и смотрела на улицу – между домами был разбит сквер, но сквозь облетевшие под суровым осенним ветром ветви деревьев, был виден дом напротив. Дом стоял на приличном расстоянии и практически никто из жильцов не зашторивал окна. Вот тогда Галина и увлеклась рассматриванием окон. Но издалека так плохо видно – да вообще ничего не разобрать, что там творится в окнах-то.
На следующий же день она привезла из старой квартиры папин трофейный бинокль и, дрожа от нетерпения, уставилась в окуляры.

Так перед разочарованной жизнью женщиной открылся целый неведомый мир! Мир чужих судеб. Она со щемящим сердцем, полным сожалений, думала - сколько же времени потрачено впустую. Вот чем надо было заниматься! Чужие жизни были теперь перед ней как на ладони. И даже своя жизнь неожиданно обрела смысл. Постепенно Галина втянула в новую увлекательную игру всё семейство. Ирке тоже нравилось рассматривать квартиры дома напротив. Да и Борис, купив второй бинокль, в свободные от работы месяцы пропадал у окна, наблюдая за какой-то одинокой женщиной. Но Галина не ревновала. В её всепоглощающем равнодушии не было иных чувств, кроме, разве что, любопытства. Незаметно, постепенно к любопытству прибавилась ноющая, разъедающая душу зависть. И в зародившемся чувстве, конечно же, было виновато семейство из дома напротив, проживающее на втором этаже. Муж, жена, две дочери, которые взрослели на глазах у Галины. Годы шли, и женщина, оставив разглядывание прочих окон, сфокусировалась именно на окнах, за которыми жило возмутительно счастливое семейство настолько увлекательно, что она ненавидела его всё больше и больше. Галина вновь осознала, что сценарий её жизни – просто невнятная писанина по сравнению с ярким сочинением судьбы для других… Ну почему? Чем она хуже?!

В какой-то момент родители и старшая дочь с мужем исчезли из окон напротив, и Галина приложила все усилия для того, чтобы узнать, куда они делись. Оказалось – переехали куда-то на юг к морю.
И в тот момент женщина поняла, что надо переходить на другой уровень слежки. Осталась младшая дочь, которую она ни за что теперь не упустит.
Скоропостижную смерть мужа в аварии на буровой Галина пережила спокойно, если не сказать – с облегчением, впрочем, как и Ирка. Супружеский диван перекочевал в коридор, а его место в комнате заняли два кресла, и Ирка теперь спала в комнате вместе с матерью. Через некоторое время Галине пришлось продать старую квартиру, деньги от которой они благополучно проели. К счастью, вслед за скандалом, поднятым правозащитниками, после длительной задержки, Корпорация, где работал покойный муж начала выплачивать нескольким семьям ежемесячное пособие по утере кормильцев, что позволило Галине с дочерью спокойно выдохнуть, больше не борясь с нищетой и сосредоточиться на главном – слежке за семейством дома напротив.

Галина с Иркой действительно перешли на новый уровень. Теперь они следили за чужой семьёй не только в окна, но и принялись преследовать их «по полной программе». Всё началось с того, что Ирка узнала, что марцефаля, как они звали младшую дочь из-за её манерности, выходит замуж. Галина с Иркой издалека смотрели за кортежем новобрачных, бродили по загсу и подглядывали из-за двери на брачующихся. Весь день мать с дочерью были неимоверно счастливы, словно торжество произошло в их семье.
Затем марцефаля начала делать карьеру. Она оказалась хорошим журналистом, подающим надежды писателем, вела концерты и была ведущей на местном телевидении. Красотка хорошела с каждым днём – как ей удавалось? Родив подряд двух детей и ещё более похорошев, марцефаля вернулась на телевидение и популярность её начала расти с небывалой скоростью, что вызывало жаркие споры у Галины с Иркой – они наперебой - то восхищались ей, то презирали и ненавидели «выскочку» и «проворную дамочку». Постепенно Галина взрастила в себе такую ненависть к ничего не подозревающему семейству, что поняла – пресновато стало и маловато ощущений - пора снова менять уровень преследования.

Купив в рассрочку не дорогой ноутбук, перед заговорщицами открылся необъятный мир интернета, освоив который Галина почувствовала себя даже немного счастливой. Она без труда отыскала личный блог телеведущей. Жадно прочитав  содержимое блога, женщина словно обрела второе дыхание. Она узнала столько нового о преследуемой семье, что воображение заиграло яркими красками и Галина почувствовала, что-то наподобие обретения власти над людьми. Несколько дней Галина с Иркой рассматривали фотографии марцефали и её семьи, перечитывали лёгкие подробности, которые телеведущая неосторожно выложила в своём блоге, смакуя перипетии её жизни. Сначала Галина с осторожностью комментировала посты своей жертвы. Но постепенно её начало выводить из себя молчание «негодяйки», которая не отвечала ни на один комментарий. Тогда женщина принялась писать в блоге телеведущей гадости. Постепенно Галина вошла во вкус. Она поняла, какую мощь имеет на человека воздействие словом. По вечерам девушка из окна напротив всегда забиралась с ногами в огромное серое кресло рядом с окном, и её пальчики бегали по клавиатуре ноутбука, стоящего на подлокотнике.

Когда Галина первый раз написала гадость – марцефаля, по видимому сразу прочитала и её лицо вытянулось. Она даже начала писать что-то в своё оправдание, но Галина с мстительным наслаждением в красках парировала, описывая, какая та «пустышка, возомнившая себя знаменитостью, а на самом деле бездарная и развратная тварюга, мерзкая и опустившаяся до разврата профурсетка и что об этом узнает не только её муж, но и весь город». Тогда девушка закрыла ноутбук и слегка покачиваясь, ушла в спальню.
В тот вечер Галина легла спать в прекрасном расположении духа.
И ведь вот какая радость – у Галины нашлись единомышленники. Некие «ники» в интернете, за которыми скрывались люди так же ненавидевшие «удачливую выскочку». Из их высказываний становилось понятно, что многие были коллегами телеведущей. «Это же, сколько врагов она нажила – овечкой прикидывалась, - удивлялись Галина с Иркой, читая грязные опусы неведомых гневных оппонентов марцефали, - конечно, никто не любит успешных. Меньше бы щеголяла перед публикой – здоровее бы была».
А телеведущая, словно сама «нарывалась», создавая новые проекты на телевидении, участвуя в прямых мостах с регионами страны и новых авторских передачах, которые «ники» придирчиво просматривали, осуждая её любое начинание, цепляясь за каждое слово, умножая ком надуманных проколов или промахов.
И однажды «ники», а с ними и Галина дождались.

Шёл репортаж о городских трущобах, о бомжах, которые оккупировали идущие под снос ветхие дома, приворовывая у горожан продукты и вещи с балконов, питаясь украденными домашними животными города. И в репортаже Телеведущая защищая бомжей, спрашивала зрителей – куда же деваться обездоленным маргиналам и, обращаясь к власти просила решить проблему и помочь людям, попавшим в затруднительное положение. Вот оно! Многие «ники» тут же вышли из тени, обретя вполне известные фамилии и принялись с воодушевлением «топить» свою коллегу: «Пропаганда и оправдание маргиналов, воров, алкашей и преступников!». 
Апогеем стало известие о том, что на международном конкурсе в Торонто, «выскочку» назвали лучшим телеведущим года. Шквал лютой ненависти и оскорблений нарастал. И теперь уже Галина и её неведомые друзья, войдя в неописуемый экстаз, строчили во все инстанции кляузы на свою жертву, требуя уволить, наказать, извести, заставить переписать все репортажи, вообще запретить работать на телевидении пожизненно… Гневные жалобы писались Губернатору, в министерство культуры, в различные проекты столичного телевидения и даже Президенту страны.
Но почему-то «негодяйку» никто не наказывал, что вызывало ещё большее раздражение Галины и коллег завистников. Бесчисленные возмущённые вопли словно тонули в пустоте, а «бесстыжая выскочка» всё так же каждый вечер появлялась в новостях и с лучезарной улыбкой рассказывала о жизни города. Мало того, «пронырливая гадина» открыла при телестудии молодёжное отделение юных журналистов, слава о котором понеслась по области. Галина чувствовала, как воинственный настрой набирал обороты, и ей казалось, что она стоит на пороге нового этапа травли объекта, в мстительной лихорадке составляя новые кляузы, всё чаще повторяя неведомо кому – «Я это дело доведу до конца, я тебя уничтожу, тварюга…»

***
В детской поликлинике стоял невообразимый гвалт.
Дашка выздоровела и пришлось идти делать ребёнку прививку. Очередь в кабинет врача как всегда была бесконечной. Заняв очередь и усевшись на свободную лавочку, они услышали:
- Кто последний в двести четырнадцатый?
У Галины и Ирки вытянулись лица от неожиданности – перед ними стояла их жертва собственной персоной, а рядом голубоглазые дочка с сыном. Она снова с улыбкой спросила:
- Кто на прививки последний?
- Мы! Садитесь рядом, у нас свободно, - Ирка просто засияла от счастья, а Галина наоборот – сначала насупилась – буквально час назад она писала на марцефалю жалобу в очередную инстанцию. Но через минуту уже смотрела на неё с блаженной улыбкой.
Мать и дочь ощущали небывалое благоговение – телеведущая здесь, прямо рядом с ними, если что – к ней даже можно прикоснуться, да чего уж - даже руку можно пожать… но нет, так можно и умереть от счастья…
- Какие у вас чудесные дети, - Ирка с умилением смотрела на ребят, не обращая внимания на то, что её собственная дочка стояла и размазывала слюни по лицу.
- Спасибо. У вас тоже милый ребёнок, - вежливо ответила телеведущая. 
- Мы вас всё время смотрим по телевизору... Прививки, значит, пришли делать? – Ирка была сама вежливость.
- Да, вот, уезжаем, детям надо сделать прививки – перед выпиской из города.
Лица Галины и дочери вытянулись, в них читались неподдельные недоумение и разочарование.
- Кааак?.. – до того молчавшая Галина теперь открывала рот как рыба, но не могла от изумления произнести ни слова.
- Как, почему? Куда вы уезжаете? А как же телевидение? Как же мы? – продолжила вопрос матери Ирка. - Город многое потеряет без вас, - Ирка растерянно посмотрела на окаменевшую мать.
Телеведущая печально улыбнулась:
- Мне тоже не хочется уезжать. Но мужа перевели в другую область. Так что…

В квартиру зашли молча…
Ирке было жаль мать – на той лица не было.
- Ма, ну не расстраивайся. Ну, других найдём.
Галина пошатываясь подошла к дивану в прихожей, медленно опустилась и прошептала:
- Ну вот и всё, всё, всё…
- Ма, ну ты ж сама её ненавидела – вот, выжила же из города, чё те ещё надо? - дотронулась до плеча матери, но та зло отмахнулась.
Ирка раздела, покормила Дашку, уложила спать, а Галина всё так же продолжала сидеть на диване, бесконечно шепча:
- Всё, всё, всё…

***
- Маааа! – с порога заорала Ирка.
- Чё орёшь как оглашенная? Совсем уже?
- Ма, ты чё там с беноклем опять?
- Так малые рисуют, не видно только что.
Ирка подошла к матери и осторожно спросила:
- Ма, какие малые? Там теперь пожилая пара живёт, они шторы закрывают. Не видно ж теперь ничего.
- Ирка, не говори чушь, не видишь что ли? Вон и марцефаля зашла – красивая, зараза… о, рисовать помогает. Что там за рисунок, никак не вижу.
- Ма, нет там никого.
- Ты нарочно, да?
- Мам, уехали они, совсем уехали, ещё неделю назад, сколько тебе говорить? Нет их!
- Да как уехали? – ухмыльнулась Галина, - вон они все – и малые и муж её припёрся, вон, телевизор смотрят… Злая ты Ирка. Не хочешь вместе со мной смотреть за ними, так и пошла отсюда прочь.
Ирка покачала головой и ушла спать, слушая, как мать подаёт реплики о не существующих больше жильцах дома напротив.

Ирина с досадой смотрела в окно, на подоконнике которого сиротливо лежал бинокль, виновник - вначале радости, а теперь - всех бед её семьи... Врач вынес вердикт – у матери тяжёлая форма эскапизма  – уход от реальности, на фоне шизофрении. Тихое помешательство никому навредить не может, так что и в клинику для душевно больных её пристроить не удалось.

Шло время, в жизни Галины ничего не изменилось. Уже давно не замечая родных, полностью уйдя в свой неведомый мир, она всё так же продолжала следить за счастливым семейством, которое по какой-то причине «никуда не уехало»…
И теперь Ирина вместе с подрастающей дочкой, с щемящей грустью и безысходностью наблюдали за тем, как сильно постаревшая мать бродила по улицам города, разговаривая с невидимыми собеседниками, чем пугала детей и особо впечатлительных прохожих, а так же за тем, как, придя домой, скользя, словно привидение, сумасшедшая измождённая старуха брала бинокль, и что-то бормоча себе под нос, часами вглядывалась в наглухо задёрнутые окна.

Анапа, 2017 год.


Рецензии
Хорошо написали. Спасибо.

Залимхан Абдулаев   19.11.2018 21:55     Заявить о нарушении
На это произведение написано 10 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.