Объект номер 5. Глава 4

Глава 4. Анатомия страсти.

Пробуждение было похоже на подъём из морской глубины. Сначала мое тело парило в темноте и невесомости, а затем тёплое течение стало выталкивать его на поверхность, к солнцу, которое сначала выглядело как зеленоватое пятнышко, но со временем становилось ярче и ярче, а когда я вынырнула на поверхность, то на мгновение ослепило меня. Однако спасатель был наготове, втянул меня, обливающуюся слезами, дрожащую и икающую, в спасательный шлюп, обнял за плечи, и словно сквозь вату до меня донеслось:
— Добро пожаловать в новую жизнь.
Новая жизнь началась со слабости, головокружения и рвоты. Я уж было подумала, что у меня началась запоздалая аллергия на лекарство, но доктор Хайд (а именно он оказался моим спасателем) заверил, что все в порядке: рвота избавляла от скопившихся в теле токсинов (льющаяся из меня в подставленный лоток гадость и впрямь была самого токсичного вида – бурая слизь с комками и хлопьями), а слабость и головокружение вызваны двухнедельным неподвижным лежанием. Ничего себе, целых две недели! Теперь понятно, почему после очищения желудка мне так жутко захотелось пить, а еще больше — есть, о чем я заявила, едва меня отцепили от всех аппаратов и капельниц и вытащили из «капсулы». Правда, опять пришлось давиться грёбаным гелем, но я не возражала, так как кормила меня теперь не заторможенная Мария, а доктор Хайд самолично, а после кормления он же меня вымыл, обработал отметины на коже от датчиков и портов, одел в новую «униформу» — белый балахон сменили голубая майка и светло-серые спортивные штаны, привёз на коляске в свой кабинет и произнес слова, которые я так хотела услышать.
— Поздравляю, мисс Дженкинс — у вас теперь нет рака. Нигде.
— Слава Богу! То есть вам! Спасибо! — У меня на несколько мгновений даже дыхание перехватило, а на глазах опять выступили слёзы. — А вы... точно в этом уверены? — Несмотря на всю свою эйфорию, я, немного придя в себя, всё же вспомнила, что иногда у казалось бы полностью вылечившихся людей обнаруживаются новые опухоли в самых неожиданных местах.
— Точно. Я провел огромное количество различных тестов, просканировал ваше тело от макушки и до пят и могу с уверенностью заявить, что в вашем организме не осталось ничего... м-м-м... злокачественного.
— Извините, я просто... никак не могу поверить в то, что моя мечта наконец сбылась. Этот ваш препарат — просто фантастика! Я больше года мучалась, а вы за две недели... Скажите, а его использование как-то повлияет на мою дальнейшую жизнь?
Да, я была невероятно рада тому, что выздоровела, но вдруг мне придется до конца своих дней питаться здешним гадким гелем? Или я не смогу работать и всю жизнь буду вынуждена прозябать на пособие?
— Мисс Дженкинс, не зацикливайтесь на плохом — самое страшное уже позади. Кроме того,  я лично приложу все усилия, чтобы после проведения курса восстанавливающей терапии вы стали абсолютно нормальной девушкой — здоровой, трудоспособной и живущей полноценной жизнью. Обещаю.

 Восстанавливающая терапия продлилась шесть недель — недель чудесных и одновременно мучительных.
 С этого момента нахождение в исследовательском центре больше напоминала мне отдых в санатории — еда до отвала, занятия спортом, прогулки на свежем воздухе, чтение журналов и просмотр сериалов по Netflix на огромном плазменном экране внезапно появившегося в моей комнате телевизора...
  А еще доктор Хайд сдержал своё обещание и теперь самолично, безо всяких помощников и ассистентов, контролировал процесс реабилитации. Он сам проводил различные тесты, под его присмотром я делала специальные упражнения для восстановления выносливости и укрепления мышц, он сопровождал меня на прогулки (сперва во дворе исследовательского комплекса, а затем и за его пределами, в лесу), даже ел вместе со мной. Кстати, о еде. Гелем меня больше не пичкали - лишь в первую неделю я получала несколько ложек утром натощак - а спросили, что я предпочитаю и в каких количествах. И тут я сама себе удивилась. Дело в том, что у меня внезапно проснулся просто зверский аппетит (теперь я ела чуть ли не вдвое больше доктора Хайда, который тоже отнюдь не святым духом питался), причем тянуло на такие продукты, к которым я раньше была довольно равнодушна — тофу, яйца, овсянка, творог, мясо цельными кусками, фасоль, рис, арахисовое масло, протеиновые шейки и шоколадные батончики. Поначалу я даже стыдилась своего обжорства и ненасытного желудка, который уже через час после еды начинал снова бурчать и требовать добавки, однако доктор Хайд объяснил мне, что сейчас мой организм нуждается в большом количестве энергии для своего восстановления, а поэтому...
 — Мисс Дженкинс, ни в коем случае не ограничивайте себя! Ешьте, сколько хотите. Даже в неурочное время — просто скажите мне, и я вам всё принесу. Или позвоните.
 И действительно, к телевизору и кнопке экстренного вызова добавился допотопный телефонный аппарат с прямой связью с моим куратором.
Рай да и только!
 Теперь я была здорова, тело мое крепло с каждым днём, я стала такой же выносливой и сильной, как и до болезни (даже «эти дни» объявились, после полугодовалого перерыва), благодаря тренировкам и усиленному питанию на костях наросли мышцы, впавшие щеки округлились и на них появился румянец, волосы начали расти, рядом со мной был мой спаситель... И именно это доставляло мне такие страдания!
 Ещё при первой встрече мне невероятно понравился доктор Хайд, так как он принадлежал как раз к тому типу мужчин, на которых я западала сразу:  высокий, атлетически сложенный, с привлекательным, но не смазливым лицом, темными, чуть волнистыми волосами и голубыми глазами. И если раньше я им просто любовалась и мои чувства были больше платонические, да и основным инстинктом было выживание, то спустя три недели моё теперь уже окрепшее, мать его, тело вспомнило, что у него уже больше года не было секса, и принялось требовать своё, частенько ставя меня в неприятное положение. Я боролась с этим, как могла: внушала себе, что я для него просто пациентка и существует такая вещь, как врачебная этика; старалась полностью концентрироваться на нужных упражнениях (Боже, сколько сил мне стоило не дрожать, когда он прикреплял к моей груди электроды ЭКГ!); во время прогулок сосредоточенно делала дыхательную гимнастику и смотрела куда угодно, только не на него, но... Как только я оказывалась одна в палате, то в голове начинали роиться фантазии, которым позавидовали бы даже режиссёры порнофильмов, а на тело горячей волной обрушивалось просто невероятное возбуждение, утихомирить которое мне удавалось лишь заперевшись в ванной комнате и как следует поработав руками и струей горячей воды из душа. А когда, немного отдышавшись и использовав душ теперь уже по прямому назначению, я, проклиная свой бездонный желудок, брала в руки трубку и слышала этот низкий, хрипловатый голос, то с трудом сдерживала себя от того, чтобы вместо протеинового шейка не заказать обладателя этого голоса с бутылкой шоколадного сиропа в придачу... Сам доктор Хайд, по ходу, не замечал моих терзаний и вёл со мной как всегда — вежливо, корректно, немного отстранённо и не позволял себе каких-либо вольностей. С одной стороны, это радовало — такое отношение хоть немного, но отрезвляло, а с другой стороны... Чёрт, да неужели ему чужды человеческие слабости?! Вон у его сериальных коллег личная жизнь ключом бьёт, и они вовсю в палатах зажимаются, несмотря на врачебную этику!  В конце концов, я ожидала выписки, как своего рода избавления, но то, что произошло в последний вечер моего нахождения в исследовательском центре, в корне изменило мое мнение.

 Спустя пятнадцать минут после вечерней прогулки, на которой я опять старательно пыхтела и смотрела на небо, в моей палате зазвонил телефон. Это был доктор Хайд. Сначала он поинтересовался, не легла ли я еще отдыхать, а затем, получив отрицательный ответ, сказал, что он зайдёт ко мне и заберёт для одного важного разговора.
 Кабинет, в котором он осматривал меня сегодня утром, изменился — жалюзи были закрыты, вместо ярких ламп дневного света был включён стоящий в углу торшер, а стопки бумаг на рабочем столе заменила бутылка шампанского в ведёрке и два высоких тонконогих бокала.
— Мисс Дженкинс, прошу, садитесь. — я послушно села на кушетку, не сводя глаз с натюрморта на столе и стараясь дышать как можно спокойней. — Я пригласил вас сюда, чтобы сообщить о  завтрашней выписке, а так же отметить ваше полное выздоровление и восстановление.
Сказав это, доктор Хайд выдернул из ведёрка бутылку, открыл её, негромко, но как-то торжественно хлопнув пробкой, разлил пенистый напиток в бокалы и протянул один из них мне.
— Veuve Clicquot, „La Grande Dame“ 1996 года. Великолепный год и божественный напиток, специально держал для этого особого случая. За наш успех!
— За успех!
Мы чокнулись и выпили. Вино оказалось и впрямь божественным — та кислятина, которой я побаловала себя на день рождения и в подметки не годилась этому бальзаму. Я так увлеклась, что даже не заметила, как опустошила бокал, который мне сразу же наполнили повторно.
— А следующий тост я хотел бы посвятить вам, мисс Дженкинс... можно, я назову вас по имени, Ава? — я кивнула — Так вот, Ава, я благодарен судьбе за то, что подарила мне эту встречу с вами. Вы — самая удивительная, самая... уникальная девушка, которую я когда-либо встречал на своем пути. За вас!
 На этот раз  мы не чокались, а молча пили глядя друг другу в глаза ( причем вкуса шампанского теперь я даже не почувствовала), а как только бокалы опустели, он подошел к кушетке, сел рядом со мной и, взяв меня за плечи, развернул к себе лицом.
— Ава, то, что я сейчас сделаю, может показаться вам неправильным, но мне это сейчас просто необходимо.
 Поцелуй был коротким, но даже этого времени хватило, чтобы моя кровь вскипела, по телу пробежала дрожь, а бокал треснул в сжатых от переизбытка чувств руках.
— Знаете, доктор Хайд... Стивен... — прошептала я, когда он отстранился и вопросительно посмотрел на меня — это и впрямь неправильно. Неправильно поить девушку шампанским, говорить ей такие слова, а затем отделываться от нее одним поцелуем. Хотите, я покажу вам, как делать ПРАВИЛЬНО?
 Ответа не последовало, но молчание — это тоже с какой-то мере знак согласия. Так же как шелест одежды, сперва тихие, а затем громкие стоны и скрип кушетки.  Плевать на то, что он врач, а я — его пациентка! Прежде всего мы — мужчина и женщина, а то, что произошло сегодня между нами, будем знать только мы. И звёзды, к которым мы возносились несчётное количество раз.

 Стивен потянулся, откинулся в кресле и поднес к губам диктофон.
 — Дата — пятнадцатое октября, время 2 часа 52 минуты. Объект номер пять успешно прошла тест номер 157...
 Под «тестом 157» этот невероятный мужчина подразумевал то, что обычный человек назвал бы качественным сексом.
— Реакция, рефлексы в норме. Даже более чем. — не смотря на обработку специальным спреем царапины на спине всё ещё немного саднили. —  Проверка проводилась путем...
 Далее следовало описание того, чем занимались «объект» и «испытатель» — это был длинный список того, как мужчина и женщина без комплексов доставляли и получали удовольствие.
— Объект является стопроцентно здоровой и полноценной особой женского пола. Выразила желание принимать участие в испытаниях и после выписки, в естественных условиях.
  Мужчина выключил диктофон и зевнул — он не спал уже почти сутки, но наука требует жертв. Хотя этот тест 157 не был так уж необходим — все предыдущие тесты показывали, что объект полностью здорова, но все равно ему захотелось на практике убедиться, как у неё обстоят дела с одним из основных инстинктов, так как по какой-то непонятной причине у почти половины мышей и трети приматов после лечения начисто пропадало желание спариваться. Конечно, можно было и отмахнуться от этого — выжила, полностью восстановилась физически и уже хорошо, но ему так хотелось презентовать ИДЕАЛЬНЫЙ РЕЗУЛЬТАТ своей многолетней работы. И вот он получил его. Кстати, он говорил чистую правду, называя её удивительной и уникальной: удивительно, как она вообще прожила так долго с таким диагнозом, да ещё и этот номер с пением во время процедуры, а уникальность заключалась в том, что в итоге оказалась она единственной выжившей, обойдя куда более перспективных объектов. И ещё... давно «тест 157» не доставлял ему такого удовольствия.
 «Надо будет повторить» — подумал он, ставя будильник на 7 часов — «В естественных условиях. Ради перепроверки и подтверждения результата».