Полёт прощания
Снова этот голос в голове внушает мне то, что я не в силах чётко осмыслить, а уж тем более произнести и даже показать. Удивительно, но в последнее время я с ним очень близко сдружилась. Даже не затыкаю его, что мне, в сущности, ужасно несвойственно. Чуть ли не впервые думаю над тем, что все-таки раскапывает в далёких, первобытных и порой даже чужих уголках души поисковая служба моего чокнутого сознания.
Возвращаюсь в реальность. В этот мир меня втянула горячая, только что купленная свежайшая ватрушка с изюмом. Как всегда, творога не пожалели – он будто готов выпрыгнуть из сковывающего кольца тёплого теста на прохладный воздух Петербурга. Когда же я снова смогу зайти ещё раз в эту уже родную пекарню, вдохнуть плотный, чуть переслащенный воздух? Люблю это лёгкое головокружение, когда в нос ударяют запахи свежесваренного кофе, ванильного заварного крема и малины, приправленные лёгким ароматом песочного теста. Ощущение лёгкости и головокружение, напоминающие витиеватый бабушкин пирог, посыпанный напоследок сахарной пудрой. Все чувства, а эмоции и подавно ведь имеют самый разный (и не всегда известный или понятный) вкус.
Убираю сладкий ужин в потёртый, но до жути любимый рюкзак. Он со мной уже почти три года – с пятнадцати лет… С ним, элементом старой доброй полусладко-полудетской реальности и начинается совершенно новая.
Какая? Новая страна. Такое до недавней поры далёкое, а теперь ставшее невероятно частым и важным понятие – университет… Прыжок гепарда из уютной коробочки, именуемой в наши дни зоной комфорта. Шокирует (нет, вру, скорее, пугает) только тот факт, что всё происходящее – не мечта и даже не план. Это случится. И не когда-то там с какой-то долей вероятности. Нет. Сегодня. В эту холодную безветренную июльскую ночь.
Тем временем такси уже мчит в аэропорт. Оставить всё… Или ничего? Неужели этот призрачный сюрреализм сказочной мечты беззаботной юности вдруг стал ошеломляющей реальностью? Распечатанным электронным билетом, адресом, выученным за долгие месяцы ожидания.
Поток воспоминаний в дороге – вечный спутник мыслящего человека.
Слова матери и ёё заботливый, понимающий взгляд: «Солнышко, здесь больше нечего ловить. Ты обязательно поймешь. Когда-нибудь или этой ночью…»
По оконным стеклам такси что-то настойчиво застучало, освобождая меня от наваждения. Ах, это же старый друг. Летний ливень.
Такой же ливень шёл в тот самый вечер. Помню всё как вчера – фонарь, пустынная улица, поздний вечер, потоки воды в тусклом электрическом свете. Всего шестнадцать… Всего или уже?
Но это всё было уже неважно. По ой простой причине, что в этот самый день его просто не стало. Человека, который был моим связующим звеном с той жизнью, тем счастьем, теми устоями и мировоззрением, с этим местом. Многие говорили, удивительно, как быстро я оправилась. А мне кажется, что я еще просто не поверила… и вряд ли смогу когда-нибудь это сделать.
Авария. Как быстро, неожиданно и глупо. Киношный сюжет. Только он оказался реален…
После этого, конечно же, изменилось очень и очень многое. Насколько, что сначала вообще потеряло всякий смысл. А после появился просто чистый лист. Чистый лист вместо разукрашенного и пестрящего всевозможными видами надписей, рисунков, наклеек, витиеватых жизненный узоров-реалий ватмана. Вместо заплаток из заплаканных маминых футболок и заклеенных цветным скотчем дырок теперь нетронутая белая поверхность.
И эту поверхность пришлось заполнять заново, по-новому разрисовывать все уголки и снова клеить разноцветный скотч, только уже другой и на другие дырки. В итоге получилась ошеломляющая, но долгожданная композиция – билет на самолет, ночь, такси и поющий ливень. Тот самый ливень.
В аэропорту все как обычно, выполняю уже давно знакомый алгоритм действий как в тумане. И вот я уже оказалась у своего выхода на посадку с дымящимся кофе в руках. Последним на ближайшее время петербургским кофе, согревавшим в морозы, дожди, ранние утренние часы, просто плохие дни и трудовые будни. Интересно, каков французский кофе? Пьют ли они его такими огромными кружками по нескольку раз в день, как привыкла это делать я? Или предпочитают растягивать на долгие часы чашечку эспрессо размером с детский кулачок где-нибудь на балконе по воскресеньям?
Действительно очень холодно сегодня для начала июля. Табло на стене неподалёку показывает +5 градусов по Цельсию. Немудрено, что в лёгкой джинсовой куртке мне было зябко.
Неподалёку сидящая семья бурно обсуждает погоду и вопиюще низкие температуры этой недели. Настолько бурно, насколько позволяет присутствие мирно сопящего на руках матери малыша.
– Было бы еще на пару градусов попрохладнее, этот сказочный ливень превратился бы в новогодний снегопад.
Фраза, саркастично и максимально высоким по допустимой громкости шёпотом произнесённая главой семейства, недовольного климатом Петербурга, показалась мне в этот вечер очень уж аллегоричной. Или я просто подсознательно ищу себе случайного союзника, наблюдателя головокружительного переворота моей жизни на все 180 градусов.
Уже в самолёте, когда я устроилась в мягком кресле у окна, слушая приятный голос стюардессы Air France, передо мной вдруг совершенно чётко проявляются черты его лица. Будто отделяясь от кресла болтливой старушки, что прямо передо мной, он, к моему ужасу и удивлению, начинает говорить.
Знакомый до боли, но старательно забытый голос сначала просто отдаётся в моей голове неясным гулом родных интонаций. Но вскоре я все-таки начинаю разбирать слова…
– … и я уже далёкая страница твоей жизни. Прими это как можно скорее. Ты не найдешь родную душу, пока не найдешь цельную себя.
– Но как, как?.. – мне не хватает слов для формулировки тысячи и одного вопроса, рождающихся один за другим. Да что уж там, даже первого из них.
– Как это работает? – он всегда гнул свою линию в ответ на неопределенный вопрос, – Что ж, послушай внимательно вот что. Нужно уметь любить, ценить и заботиться, но всё же быть одиноким. Уметь быть счастливым в своём одиночестве, как в основной составляющей части собственного непоколебимого целого. Понимаешь?
– Я не знаю одного. Одиночество, оно… – опять не в силах закончить фразу.
Он с улыбкой помогает закончить:
– Проблема или ресурс?
Многозначительная пауза. Молчу.
– Научись превращать первое во второе. Пригодится. Ещё как.
И тут медленно начинает приходить осознание. Это ведь всё игра воображения… Наверняка. Почти…
Решаюсь на последний вопрос.
– Скажи… в чем суть? Всё-таки о чём это и чего ради?
Знаю, он поймёт. Все мои полутона и изъяснительная корявость всегда были ему под силу. Знаю, он сможет ответить. Более того, он знает верный ответ.
Если таковой есть вообще.
– Суть. А в чем, как думаешь, суть самой молодости? Пройти через саморазрушение к саморазвитию.
Осознание того, что это – моя фантазия или разыгравшееся подсознание, выдергивает его лицо из моего измерения, оставляя за собой лишь след в моей памяти. Я помню каждое слово этого разговора. И, кажется, буду помнить ещё очень долго.
Самолёт начинает движение. Лихорадочно пристёгиваю ремень безопасности под строгим взором стюардессы-француженки. В то время, пока мысли ещё где-то очень далеко, бормочу что-то вроде:
– Oh, excusez moi…
Миг – тишина. Темно. Моё учащённое дыхание.
Что происходит? Где я?
Резкий рывок приводит мой корпус в вертикальное положение. И в ту же секунду голову пронзает нечеловеческая боль от сильного удара обо что-то жёсткое сверху.
Щелчок.
Моргнув раз десять, я наконец ловлю простейшую, разочаровывающую и в то же время несущую глобальное облегчение мысль, а точнее, уже истину.
Сон. Это был он, чёртов сон – страшная, манящая картинка такой реальной, но неосуществимой действительности.
Или осуществимой?
Свидетельство о публикации №218022302261