глава 4

в соавторстве с Анатолием Агарковым

Малушка стоял перед Былятой, опустив голову. Пять раз пришлось ему с Путиславом заночевать в лесу, пока добрались до крепости. Печальная весть, встретившая его здесь, скрутила круче обода у бочки.
Воевода сидел у стола, уронив голову на руки. С женской половины доносился тихий плач, там стенала по Дарёне Всеслава.
- Я найду Дарёну, если ты отпустишь меня, воевода, - сглотнув ком в горле, вымолвил Малушка.
Былята смог лишь кивнуть. Путислав подошёл к мальчику и положил ему правую руку на голову. Посохом в левой руке он очертил над Малушкой круг и прошептал:
- Да будет с тобой сила Перуна.
Малушка не успел покинуть светлицу, как вошла Всеслава.
- Былята, муж мой любимый, ты отправляешь выручать нашу дочь отрока? – с недоумением спросила она.
- Пойми, жена, - тяжело поднялся со стула воевода и, подойдя, обнял её, - большой отряд будет слишком заметен для врага. Да и не могу я оставить крепость без воинской защиты. А Малушка лесными тропами проберётся везде и сможет найти след Дарёны.
Всеслава пытливо посмотрела на Малушку:
- Коли так в тебе уверен воевода, то мне не резон с ним спорить. Я только прошу об одном, что бы ты не узнал о ней, сообщи. Хоть добрую весть, хоть злую.
Малушка подошёл в ней и опустился на колени:
- Благослови, матушка.
Всеслава подняла мальчика, крепко обняла, сняла с себя оберег и одела его на Малушку:
- Пусть оберегает тебя Берегиня.
Малушка поторопился выйти, чтобы не расплакаться.

Отряд темника Анбара остановился в степи за стенами столицы хазаров.
Берди-паша сказал:
- Жди. Я доложу пресветлому хану, что ты пришёл по его зову.
- Учти. Я расскажу хану, что был в двух шагах от взятия Ужгорской крепости, а ты помешал мне это сделать, - сверкнул глазами красавец Анбар.
Ничего не ответил ханский сын и наследник, только камчой стегнул по сапогу.
А на следующее утро два дюжих воина из личной охраны Берди-паши на глазах темника завернули руки перебежчику-урусу Житомыслу и уволокли его в город.
Баламошку бросили в зиндан – яму для пленников в саду ханского дворца.
Воспользовавшись одиночеством, он предался своим мрачным мыслям. Какую цель мог преследовать Берди-паша, отняв его у Анбара и бросив в зиндан? Ему приходило в голову только одно возможное объяснение – речь идет об унижении Анбара. Любая другая причина просто не имела смысла. Баламошка знал всю подноготную степной политики – о ней рассказал в Ужгорской крепости печенежский купец Тирах.
По слухам, хан Барыс отравил своего могучего соперника за лидерство в степи хана Карима. На его похороны собрались все кочевые народы от Каменного Пояса до берегов Дуная. Был насыпан огромный погребальный курган. После того, как орды разъехались по своим кочевьям, старший сын Карима Кизил, унаследовав власть великого хана, расправился со всеми своими кровными братьями кроме одного. Младший и самый любимый сын от урусской наложницы Анбар был красив и весел на ханских пирушках, смел и удачлив в походах и битвах, бежал от убийц – удача и на этот раз сопутствовала ему. Его приютил хан Барыс, убийца его отца – дал ему должность темника и сотню отчаянных джигитов с напутствием:
- Не спеши мстить Кизилу – иди в урусские земли, наберись славы и опыта. Тогда запорожские печенеги прогонят твоего толстобрюхого брата и призовут тебя в великие ханы. Я помогу тебе, а ты признаешь меня своим господином.
Анбар упомянул в разговоре с Берди-пашой о Житомысле как о советнике воеводы Ужгорской крепости. Может, сын хана Барыса хочет сделать Баламошку своим советником? Это очень походило на правду в том смысле, что Анбара срочно отозвали в столицу хазар, где у печенежского хана Барыса был собственный дворец, прямо от стен Ужгорской крепости. Воины темника были готовы взять её и разрушить. Только не ясно, что стало со старостой Багалеем – переметнулся к воеводе или тот не поверил его россказням о пьяных печенегах? Но Баламошка мог бы тайными лазами провести степняков за стены и захватить ворота. С открытыми вратами участь крепости была бы уже решена.
Почему же Берди-паша не дал Анбару взять крепость? Какая политика здесь замешена? Может, ревнует сын Барыса отца к беглому сыну хана Карима? Если понять всё это, можно проникнуть в замыслы коварного Берди-паши.
Баламошка любил политику. Под внешностью дурака скрывался острый аналитический ум. Порой он снисходительно посматривал на тех, кто его унижал, считая дурачком – и только воеводу Быляту уважал за суровый нрав и бескорыстное служение делу защиты родины.
Из разговоров вельмож и купцов, других сведущих людей, перед которыми он кривлялся дурачком, Баламошка в общих чертах представлял себе сложившееся политическое положение в русской земле и на её рубежах.
Барыс и Карим были братьями-близнецами. После смерти отца они сумели поделить его наследство без ссоры и крови, и даже границы кочевий определили. После загадочной гибели Карима, печенеги напряглись в ожидании междоусобицы – Барыс и Кизил обвиняли друг друга в смерти великого хана.
Тирах считал, что Барыс – разумный хан, холодный и расчетливый: он скоро свернет шею этому выскочке Кизилу, убившего своего отца. На его место поставит пригретого и прирученного Анбара. Значит, в ближайшие месяцы или годы печенеги будут разбираться между собою, и набегов в русские земли не будет. А стало быть, не нужен будет им перебежчик.
- Плохи твои дела, советник Житомысл, – с грустью подумал дурачок Баламошка.

Мелкий дождь всё сыпал и сыпал, луна, спрятавшись за тучи, оставила землю на растерзание этому дождю.
- Хоть бы утром кончился этот противный дождь. Старые кости ныть перестанут и настроение отца улучшится, а то в последнее время смурной ходит, чего ему шаман наговорил? – думал Берди-паша, глядя на огонь в очаге.
Разговор с темником встревожил Берди-пашу. Тот настаивал, что мог бы без боя взять Ужгорскую крепость, с помощью двух перебежчиков – Житомысла и того, что отправился в крепость, чтобы выманить дружинников.
Отец всегда учил его не доверяться таким людям.
«Предав своих, он предаст когда-нибудь и тебя!» - говорил хан.
Тем более, выяснилось, что про умение Дарёны находить клады, этот самый Житомысл соврал. Такая небольшая ложь может скрывать и большее. Нет ему доверия! Пусть посидит в зиндане. Голову ему снести время ещё будет.
Берди-паша раздражённо плюнул в огонь. Это ж надо! Поверил! И кому!? Перебежчику, чьи деньги нашла маленькая золотоголовка. Зря напугал девчонку. Но ничего, на том свете будет считать золотые этот трусливый Житомысл, хотя это видимо не его настоящее имя! Будет знать, кого обмануть пытался. А золотоголовка красивой девкой будет – не хватит у воеводы денег, чтобы её выкупить. Себе оставлю в гарем. 
Перед сном решил ещё раз взглянуть на юную уруску. Прежде чем войти в её комнату,  он остановился, вздохнул пару раз, успокаивая дыхание и гася раздражение.
Пленница спала. Рядом с ней под палантином сидела Лейла-кадын и тихонько что-то напевала. Увидев вошедшего, она поторопилась к нему, прижав палец к губам. Берди-паша кивнул – понял, мол – и вышел, поманив за собой женщину.
- Успокой её, когда проснётся. Ты должна заняться её воспитанием, мала ещё в гарем и за выкуп её не отдам. Зови Динарой, - улыбнулся паша, - на слиток золота похожа. Пусть так и будет. Запала она в моё сердце и ласкает его.
Лейла-кадын послушно кивала.
- У двери охрану поставлю – будут слушаться тебя как меня. И ты, смотри, чтобы ни одна душа не узнала, кого мы здесь прячем, - Берди-паша говорил тихо, с трудом усмиряя свой громкий голос. – Особенно евнухов великого хана берегись. Мой отец может отнять у меня наше сокровище.
- Да, мой паша, никто не увидит твою золотоголовку, - Лейла-кадын поклонилась. – Беречь её буду, как собственную дочь.

На следующий день великий Барыс-хан принимал доклад от своего старшего сына и наследника. Сначала, как велит протокол этикета, были дары из урусской земли. Потом сам доклад, который читал визирь Берди-паши хазарин Елям – а оба великих печенега кивали головами: отец внимая, сын подтверждая.
После окончания протокола, великий хан спустился с трона и расположился на ковре перед накрытым достарханом, кивнул Берди-паше:
- Садись, сын, поближе – выпьем, поедим, по душам поговорим.
Берди-паша опустился рядом и удобно расположился на подушках.
- Тебя, думаю, интересует, почему я призвал Анбара с его людьми.
Сын молча склонил голову.
- Так слушай, - старый хан помолчал, собираясь с мыслями, - лето кончается, совсем скоро полью затяжные дожди, дороги у урусов станут непроезжими ни для наших повозок, ни для наших коней. Тяжело им будет, болеть будут. Надо ждать зимы. После крепких морозов поход будет удачным.
- Отец, Анбар собирался обмануть Ужгорского воеводу и легко взять эту крепость, у него перебежчик из крепости, может, стоило ему позволить это?
- Нет. Ты правильно поступил, что не дал ему пойти на крепость. Ужгорская крепость хорошо укреплена, стоит на обрыве, легко её не взять, в ней много поселенцев, сильная дружина. А даже если удастся сначала захватить, потом придётся бежать, теряя и людей, и добычу, - твёрдо сказал хан, - в молодости бывал я в тех краях и воеводу Ужгорского хорошо помню. А что касается перебежчика.… Я никогда таким людям не верил, гнилая у них душа.
- Но этот клянётся, что у него в тайном месте спрятаны свитки с планами уруских крепостей и городов.
- Странно, - взглянул внимательно на сына хан, - я посылал верного человека, чтобы собрал мне такие планы. Был от него гонец, что свитки готовы, и он скоро их доставит. Значит, этот несчастный урус украл их! Вор и предатель – никчёмный человек. Нельзя такого приближать к себе. Вели его казнить.
Берди-паша удивился, но вида не подал:
- Отец, а что тебе сказал шаман после камлания? Я видел, ты был встревожен, а шаман уединился в степь, и всю ночь горел его костёр.
- Таги сильный шаман, посвященный. Ему открываются души давно ушедших к звёздам, он может говорить с духами степи, - Барыс-хан прикрыл глаза, - нынче духи сказали ему, что если я до снега пойду в поход, меня предадут и убьют. А ещё он сказал, сердце моё грызёт мышь, если найдёт средство победить эту заразу, буду долго жить. Если не найдёт, ты станешь ханом. Ступай.
Барыс-хан откинулся на подушки и прикрыл глаза. Берди-паша, встревоженный словами отца о болезни, решил поговорить с шаманом.

Луна, прячась за редкими тучами, давала мало света. И  под огромным карагачем, росшим на отшибе, была густая тень, делая невидимым  человека, стоявшего под деревом. С  беспокойством оглядываясь, хазарин Елям ждал верных ему людей. К зиндану хана Барыса проскользнули два силуэта и прилегли в траву.
Визирь  Берди-паши ещё раз прислушался и огляделся. Тишину ничто не нарушало, и он решил -  пора. Он, не прячась, подошел, к краю зиндана.
- Эй, урус, - спросил он на языке Баламошки, - жить хочешь?
От удушливой вони и недостатка свежего воздуха у узника ямы кружилась голова. Тупая боль после пыток палача Берди-паши разливалась по всему телу. И ещё вода по колени, скопившаяся от дождя, не давала возможности Баламошке прилечь или присесть, чтобы восстановить физические и душевные силы.
Но ответил он хазарину с присущей бывшему дурачку харизмой:
- С кем? Если очень старая и сварливая, то лучше останусь здесь.
- Будешь молчать и слушаться мы тебя вытащим и укроем во дворце великого кагана. А там, как поведёшь себя – докажешь свою полезность, будешь купаться в золоте; не сможешь – страшной будет твоя судьба.
- Великий каган? – задумчиво переспросил Баламошка. – Ну, что ж, ведите его сюда – поговорим.
Визирь был слишком умён, чтобы обращать внимание на подобные шутки.
- Давай, - махнул он тёмным теням, лежавшим в траве.
Они сноровито опустили в зиндан верёвочную лестницу и извлекли из ямы избитого в кровь Баламошку.
- Теперь молчи и ступай за мной, - приказал Елям. – Если попадёмся ханской страже, будет секир-башка.
За оградой дворца и сада Барыс-хана ждали беглеца и визиря паланкин с дюжиной носильщиков и внушительная охрана в одеянии личной гвардии великого кагана Соломона Сурожского. Через полчаса Баламошка и визирь Елям в сопровождении двух воинов с факелами в руках вошли в лабиринты Коричневой Башни главного дворца столицы хазар. Воздух, съедаемый огнем, не давал возможности свободно вздохнуть. Баламошку покинули силы – он качался. Елям придерживал его, приобняв за торс.
- Ой, не выживу, - запричитал Житомысл. – Ничего от меня не узнает великий каган, и будет тебе секир-башка.
- У его божественной святости Соломона есть бальзам, оживляющий память.
Баламошка, хмурясь, покосился на него:
- Небось, плеть?
- Сыромятная, вымоченная в соляном растворе.
- Не умеете вы, власть имущие, с простым народом разговаривать – чуть что, сразу в зубы. А вы бы лучше мудрого Житомысла накормили, напоили, красавицей восточной ублажили, он бы вам на радостях все тайны света поведал.
Его слова, как и шаги всех четверых, отдавались легким эхом в узком ходе лабиринта, которому, казалось, не будет конца.
- Я хочу есть, - хныкал Баламошка, - мне хочется пить, но не воды, а вина, чтобы согреться. Ваши жиды не пьют хмельного? Боги! Куда я попал? Всё – дальше ни шагу.
Беглец вознамерился сесть, но визирь его придержал.
- Уже пришли.
Он толкнул малозаметную дверь в стене лабиринта, и все четверо вошли в небольшую мрачную комнату. Воины подожгли факела на стене. У стены в углу стояла кровать. Столик возле неё был накрыт блюдами с едой, рядом стоял кувшин.
- Опять темница! – проворчал перебежчик. – Я так и знал!
Но, проворно схватив кувшин со стола, рухнул задницей на кровать и стал пить через край, ворча, обливаясь и захлебываясь.
- Фряжское вино… какая гадость! Вы бы его ещё басилевсу подали. Хазары вы или евреи – один хрен жиды…
Не выпуская из руки кувшина, Баламошка схватил другой с блюда зажаренную баранью ногу.       
   
Дарёна бежала в темноте сквозь заросли непонятных растений, которые словно верёвки спутывали ей ноги. Она пыталась крикнуть, позвать на помощь, но ни звука не могла произнести. Вдруг она ощутила, как кто-то взял её за руку, повёл за собой, и стала светлее мгла, пропали злые растения-путы.
- Вспомни, чему я тебя учил, Дарёна, - услышала она голос Малушки, - а я всегда буду с тобой.
- Малушка! – крикнула Дарёна и проснулась.
Сквозь кисею полога она увидела Лейлу-кадын, раскладывающую на лавке яркие красивые одеяния.
- Проснулась, солнышко, - обернулась к ней Лейла-кадын, - поди сюда, глянь, какие наряды прислал тебе Берди-паша.
Дарёна, казалось, не слышала женщину. Она сидела, уставившись в одну точку, и не двигалась.
Лейла-кадын подошла к кровати и откинула полог:
- Динара, золотко, что с тобой?
Дарёна вздрогнула и взглянула на неё:
- Как вы меня назвали?
- Динара. Так велел тебя звать Берди-паша.
Дарёна фыркнула, ну, совсем как Касатка в стойле, и снова легла на подушки:
- Ничего я не хочу смотреть. Меня зовут Дарёна! И никаких Динар!
Слёзы ручьём полились из глаз.
- Ну, вот, ты снова плачешь, - присела на край кровати Лейла-кадын, - Берди-паша рассердится, если увидит тебя в слезах.
- И что он сделает? – резко повернулась к ней Дарёна, - убьёт? Да, пожалуйста! Пусть убивает. Не нужна мне такая жизнь.
Лейла-кадын притянула девочку к себе, обняла и начала гладить по волосам, приговаривая:
- Глупенькая девочка! Да разве ж можно такое говорить! Пойми, пока ты жива, есть надежда увидеть снова родных. Есть  что-то, что похуже смерти.
Дарёна, все ещё всхлипывая, тихо спросила:
- А что может быть хуже смерти?
Лейла-кадын взяла ладонями лицо девочки, посмотрела в её голубые глаза, поцеловала в щёки, осушая слезинки и прошептала:
- Хуже смерти, девочка, рабство. Берди-паша может, рассердившись, продать тебя на рынке невольников. Я побывала там в юности. Это очень страшно, милая, и я благодарю судьбу, что меня выкупил смотритель ханского гарема, и я попала сюда.
Дарёна задрожала всем телом:
- Я не стану больше плакать, тётушка Лейла.
- Молодец, - Лейла-кадын поднялась и потянула за собой Дарёну, - самое хорошее средство от грусти у женщин это примерять новые наряды. Пойдём. Там, на лавке очень красивая одежда для тебя.
Дарёна вздохнула и покорилась. Примерка действительно увлекла, и скоро девочка уже улыбалась, восхищаясь тканями, которых никогда не видела. А глядя в зеркало на незнакомую девочку в непривычном глазу наряде, она удивлялась, искренне радуясь своей красоте. Дарёна впервые ощутила себя красавицей.
Ночью, глядя в окно на звёзды, слушая мерное дыхание Лейлы-кадын, Дарёна, прошептала:
- Я сбегу. Скоро или нет, но я сбегу.


Они сидели на пригорке – огромный дракон и маленький мальчик. Его шишкастая голова раскачивалась из стороны в сторону – он хотел пристроить её на плечо, на колени своему юному другу… да куда угодно, но боялся раздавить Малушку.
- Не улетай, как же я без тебя? – голос Малушки надорвался, и он всхлипнул.
Идилон сказал:
- Правда заключается в том, что мы с тобой воины – нам надо пройти свой путь от начала и до конца. Я расскажу тебе свою историю, и ты поймёшь меня и простишь.
В ответ мальчик лишь печально качнул головой.
Идилон начал:
- Родителей своих я не знал. Мне заменил их хан Карим. В молодости он был отчаянный повеса – мог с десятью храбрецами напасть на торговый караван или судно. Однажды попал в плен к византийцам и они продали его на галеру гребцом. Судно разбилось в шторм у италийских берегов, но свободу Карим не обрел – его полуживого подобрали и продали в гладиаторскую школу. Вскоре он стал лучшим бойцом и лентул назначил его своим телохранителем. Однажды, сопровождая хозяина, он был на приёме у градоправителя, который рассказал своим гостям, что доложили его соглядатаи – над вулканом Везувий люди видели летающего дракона. Гости все оживились и стали рассказывать легенды, передаваемые из поколения в поколение – будто огнедышащие драконы откладывают свои яйца в жерлах непотухших вулканов.
- Поэтому вы умеете извергать огонь? – спросил Малышка, так увлечённый рассказом, что забыл про печаль.
Идилон важно кивнул:
- Слушай дальше… «Значит, у нас на дне Везувия лежит драконово яйцо, из которого может вылупиться огнедышащее существо, - сказал градоправитель и позвал секретаря. – Пиши указ: «Тот, кто принесет яйцо дракона из жерла Везувия, получит от городской казны тысячу сестерциев»». Тут же нашлись умудренные: «Без жара вулкана детеныш не вылупится». «Хорошо, - сказал градоначальник и секретарю, - Перепиши указ: «Кто принесет живого детеныша дракона из жерла Везувия…»
Идилон глубоко вздохнул – полегла трава на сто локтей вокруг.
- В ту же ночь Карим сбежал. Он спустился в жерло вулкана и нашел яйцо дракона. Это был я, и, по сути, он спас меня. Когда Карим в Бриндизи нанимался гребцом на торговое судно, Везувий извергся и погубил все, что мог, на тысячу стадий вокруг. Вернувшись в запорожские степи, Карим стал ханом, вместо умершего отца. Он приказал построить курган наподобие Везувия. В жерле, где разместили яйцо, день и ночь жгли костры. Там появился я на свет…
Идилон снова вздохнул.
- Хан назвал меня Идилоном. Он кормил меня с рук и учил летать, показывая, как это делают орлы. Когда я вырос, окреп и возмужал, стал его преданным другом и помощником.
И опять тяжкий вздох.
- Горько мне было, когда ушел из жизни хан Карим. Я поклялся – год недвижимым, невидимым и бездыханным пролежать на его погребальном кургане. Я  впал в летаргический сон. Но меня разбудили…!
В гневе дракон вскинул голову на мощной шее и оглушительно хлопнул крыльями, удержавшись, однако, от огненного выдоха.
- Это были грабители могильных курганов. Гоняясь за ними, я встретил тебя и очень к тебе привязался. Ты маленький и беспомощный, но честный и отважный  - ты по душе мне, маленький друг. Ты заменишь мне Карима, когда я исполню долг.
Малушка всхлипнул:
- Останься….
- Прости, мой маленький друг, это Природе долг – я не могу. Сегодня исполняется ровно год, как ушел из жизни хан Карим, и тризна моя исполнена. Теперь я должен найти подругу, с которой исполню брачный танец. Она отложит яйцо в жерле вулкана, и я его буду охранять. А потом заботиться о появившемся малыше и воспитывать его. Когда он вырастет и возмужает, когда сможет жить без меня, я найду тебя….
- Так ты вернешься? – с надеждой вскинул Малушка голову.
- Как только исполню свой долг. А теперь прощай….
Высоко подпрыгнув и взмахнув огромными крыльями, Идилон взмыл под облака. В мгновение ока превратился в точку и пропал в небесах.


Ветер яростно бил в лицо, но Дарёна прижавшись к гриве Касатки только радовалась ему, как радовалась и облакам, летящим над нею. Лошадка не скакала, она летела вместе с ветром.
- Касатка, милая, - сквозь сон прошептала Дарёна.
Просыпаться так не хотелось, ведь тут была Касатка, была надежда, что скоро и родные встретятся с ней. Но Лейла-кадын ласково позвала её:
- Дарёна, просыпайся, солнышко, уже утро.
Дарёна, проснувшись, наблюдала за женщиной. Вот она разложила на лавке одежду, вот, выйдя на мгновение в другую комнату, вернулась с блюдом, уставленным всевозможными фруктами и сладостями, вот Лейла-кадын расставила на столике яства и повернулась к девочке.
- Проснулась? – улыбнулась женщина Дарёне, - вставай, я помогу одеться. Кушать пора.
Дарёна, нехотя, вылезла из-под полога, попыталась сама одеться. Но запуталась в незнакомых одеждах и приняла помощь Лейлы-кадын.
- Тётушка Лейла, - обратилась девочка к ней, - скажи, а что, мне вот так и жить? Поспала, проснулась, оделась, поела, посмотрела в окошко и снова спать?!
Лейла-кадын, с удивлением взглянула на неё:
- А чем бы ты хотела заняться?
- Дома нянюшка учила меня ткать на кроснах, вышивать цветными нитками, даже бисером я пробовала. А потом можно было и на Касатке прокатиться.
- Касатке? Кто это?
- Это моя любимая лошадка. Батюшка специально для меня купил на ярмарке невысокую лошадку, белую, с золотистой гривой, - Дарёна грустно вздохнула и спросила, - а тут есть лошади? А на них можно покататься?
- Лошади-то есть, но ездят на них мужчины, не видела, чтобы женщины верхами ездили, да и без сопровождения никак нельзя!
Лейла-кадын отломила кусочек чурека, макнув его в мёд, подала Дарёне. Та отвернулась:
- Не хочу. Тётушка Лейла, можно мне ниток и полотна, повышивать хочется.
Лейла-кадын задумалась и спросила девочку:
- А что если я буду тебя учить языку печенегов? Так ты скучать не будешь, делом займёшься?
- Можно, - согласно кивнула Дарёна, - а ещё я бы здешние карты узнала. Дома меня батюшка учил карты читать.
- Договорились, вот прям сегодня и начнём, - улыбнулась Лейла-кадын и вышла из спальни.

Когда идёшь до изнеможения, а потом все ещё должен идти, то впадаешь в какое-то странное душевное состояние. Идёшь помимо желания тела отдохнуть. Это состояние полной отрешённости от своей усталости и ломоты в мышцах – только чувствуешь землю под ногами, будто она питает силами совершенно разбитое тело.
Такое произошло с Малушкой, когда он выследил Тираха. Мнимый купец со своею бандой все кружил по окрестностям Ужгорской крепости в тщетном желании захватить юного разведчика воеводы – он пропал. А тот напал на след печенегов и кружил вместе с ними, не имея возможности сообщить Быляте. Был бы Идилон рядом… но, увы.
Наконец, Тирах решил попросить помощи у хана – крепость надо брать, если он хочет увидать свитки с планами укреплений урусской земли. Оставив обоз в дремучем лесу, поставив дозор напротив крепостных ворот (чтобы не упустить мальчишку), Тирах  вдвоём со слугой отправился в степи на своей кибитке – верхами он не любил скакать.
Бескрайний, ровный горизонт. Необъятность голубого неба. Вольный воздух ковыльных степей. Искры ночного костра. Все это так знакомо любому степняку...
Малушка шел по следу кибитки. Измученные мышцы, голова, кажущаяся невесомой от голода, ноги, стертые до крови жесткой кожей сапог… Один рукав рубашки оторван и повязан на нос и рот от пыли степи и дурманной пыльцы цветов. Все перед глазами сливается и становится частью солнечного света и разнотравья. 
Даже колки лесные остались позади. В траве тянулись прямые, как нить, следы колес. Малушка шел-шел по ним, до изнеможения – а все казалось, что не продвинулся вперед ни на пять. Равнина была обманчива.
Малушка стряхнул с себя оцепенение, заметив впереди курган. С вершины он мог бы увидеть, как далеко впереди кибитка, и, поднапрягшись, догнать ее. Сразиться с двумя печенегами он не боялся – в котомке у него была надежная праща и четыре увесистых булыжника. Пока они к нему подберутся с кривыми мечами, он одного убьет (метясь в голову), а другого в плен возьмет, оглоушив (достаточно хорошего удара в грудь). Вторым, понятно, был Тирах – он должен знать, где искать Дарену.
Солнце уже клонилось к горизонту, когда разведчик поднялся на вершину холма. За ней был пологий спуск, потом река и кибитка на берегу. Малушка вздохнул с облегчением – кони паслись, распряженные. Дым костра тонкой струйкой стремился в небо. Мальчик пошел, не таясь – некуда им бежать: впереди река; да и вряд ли они напугаются одинокого путника. Скорее всего – захотят ограбить или в неволю взять.
Его заметили, когда до кибитки осталось полчаса пути. Печенеги вскочили на ноги и обнажили кривые мечи. Потом Тирах узнал его – заулыбался, рукой замахал: мол, ходи ко мне, малшыка.
Малушка достал пращу, вложил в нее камень и попытался разозлиться на степняков – не всегда убить это просто.
Река рядом, а этим варварам невдомек искупаться или умыться. Штаны, халаты и рубашки из ярких дорогих тканей – теперь засалены и замызганы, ни разу не стираны, воняют хуже, чем нужники. Плохой народ – вороватый, бесчестный и очень жестокий к тем, кто слаб…
Тирах уже шел ему навстречу – убрав в ножны кривой меч и распахнув для объятий руки. Булыжник со свистом пролетел над ним, разбив голову тому, кто остался стоять у костра.
Тирах все понял – испугался, остановился и оглянулся. В кибитке у него лук и стрелы. Увидев, что Малушка заряжает пращу вторым булыжником, он бросился наутек, высоко взбрыкивая толстыми ногами – бежать нормально мешал халат.
Разведчик крутил свое смертоносное оружие над головой и не спешил пускать его в действие. Он спокойно смотрел на удаляющуюся спину купца и выжидал наиболее подходящего момента.
Вот Тирах схватился за борт кибитки, ногу поставил, подтянул тело…
Пора! Камень со свистом полетел вдогон и, как только печенег вознес тучное тело свое над бортом, врезался ему между лопаток.
Печенег рухнул в кибитку – как и было задумано.
На ужин Малушке досталась дрофа вареная.   
            
Дарёна свернула карту в рулон и убрала в корзину к остальным. Не зря воевода учил дочь читать карты. Теперь она знает дорогу домой! Лето заканчивалось, приближалась осень. Дарёна решила, что эти ближайшие дни станут последними в её заточении. Вот уже месяц как  Берди-паша вывез свой двор на летнее стойбище, и осуществить побег будет легче. Надо только уговорить Лейлу-кадын бежать вместе с ней.
Зашуршала занавеска, и впустила Лейлу-кадын. Она улыбнулась девочке и протянула ей блюдо с фруктами:
- Вот Берди-паша прислал тебе фруктов. Посмотри, какие персики, виноград, гранаты.
Дарена нахмурилась:
- Да не люблю я их! Мне бы русской вишни да яблочек.
Женщина поставила блюдо на низкий столик, присела рядом на подушки:
- Никак не смиришься? Тяжко тебе будет.
Дарёна села рядом, взяла в руки персик, покрутила его задумчиво и тихо спросила:
- Тётушка, а как тебя на родине звали? Какое имя тебе матушка с батюшкой дали?
Лейла-кадын вздрогнула, слёзы тонкими ручейками проторили путь по щекам. Женщина рукавом отёрла влажные щёки и чуть слышно сказала:
- Лепавой наречена была матушкой. А батюшку медведь прям перед моим рождением в лесу заломал. Болел, баили, долго и под лето умер. Матушке братья мои старшие во всем помогали, они намного меня старше были. Выросла я, заневестилась, сговорили меня с сыном кузнеца, а свадьбу после жатвы играть готовились. Да не дожили мы до жатвы.
Лейла-кадын уже не прятала слезы, она смотрела на стену, но видела лица родных.
- Налетели на рассвете печенеги. Дома пожгли, мужчин убивали сразу, старух тоже, а тех, кто помоложе девиц да парней, заковали в цепи и увели с собой. С той поры я не видела никого из родных, не знаю, живы ли кто. Ты вот мне о них напомнила, душу разбередила.
Женщина застонала и рухнула на подушки, стараясь рыданья заглушить, прижала к лицу маленькую подушечку. Дарёна обняла Лейлу-кадын, гладила по спине:
- Поплачь, тётушка. Хочешь, я тебя, когда мы одни, Лепавой звать буду?
Лейла-кадын подняла заплаканное лицо от подушек, обняла Дарёну и крепко к себе прижала.
- Доченька, - чуть слышно прошептала она, - а вдруг кто услышит? Высекут и на рынок отправят.
Дарёна помолчала, потом собрав всю свою решимость сказала:
- Нам с тобой тётушка Лепава бежать надо. Я карты хорошо изучила. Найдём на Русь дорогу. Вот только удобного момента дождёмся и бежим.
Женщина вздрогнула и испуганно взглянула на Дарёну:
- Что ты такое говоришь? Как сбежать? Далеко ли уйдем на своих двоих, ведь повозку не возьмешь. Догонят.
- Зачем на своих двоих? – улыбнулась Дарёна, - верхами. Я хорошо в седле сижу. А ты тётушка?
- Дома-то я с братьями ездила верхом, но это давно было, - вздохнула Лейла-кадын, - а знаешь, есть человек, который может нам с тобой коней подготовить. Это старик-мавританец, что за лошадьми следит.
- А он нас не выдаст? – встревожено спросила Дарёна.
-. Нет, ни за что! Мы с ним подружились ещё на невольничьем рынке, и он всегда хотел убежать, - с улыбкой проговорила Лейла-кадын, - я попробую с ним поговорить.
- Здорово! – воскликнула девочка, не сдержав эмоций, но тут же вновь заговорила тихо, - только вот ещё что. Нас с тобой надо переодеться в мужское. И удобнее верхом ехать, и не так опасно, как женщине.
Лейла-кадын крепко обняла Дарёну:
- Пусть сбудутся твои мечты.

Когда Малушка в Муроме был, увидел на пытошном дворе удивительным образом связанного лазутчика – петля на шее и узел на щиколотках, связанные натянутой веревкой, вгибали его спину в дугу. Пытаемый хрипел и катался на выгнутом брюхе, а суровые стражники не обращали на него никакого внимания.
- Зачем его так? – поинтересовался малец.
- А меньше хлопот, - зевнув, ответил начальник стражи. – Ужели он вознамерился помереть и ничего не сказать, то задавится. А если жить захочет, так будет петь – успевай только слушать.
Аналогичным образом Малушка связал Тираха, в беспамятстве от удара булыжником лежавшего в кибитке. Веревку, конечно не смог натянуть, чтобы в дугу согнуть крепкотелого печенега, но там, где не хватило силы, помогла сообразительность – сломал печенежское копье в палку нужных размеров, сунул в верёвку воротом и начал крутить. Когда голова и пятки Тираха вздыбились на один уровень, печенежский купец очнулся и захрипел.
- Развяжи меня…
У Малушки в котомке осталась одна лепешка. Он не тронул её, когда ужинал – приберёг лошадям. И теперь пошел к ним знакомиться.
Кони паслись. Огромные тягловые кони-тяжеловозы, специально выращенные в конюшнях византийского императора – они могли сутками везти золотую колесницу хозяина, не чувствуя усталости. Очень привязчивы к человеку, послушны и не любили лишь грубого обращения и жестокости.
Малушка любил коней. У отца была старая кляча, на которую тот и садиться боялся – только в легкую тележку запрягал, когда вез мед в город. А маленький Малушка частенько вскарабкивался ей на спину, и кляча его не кусала – они дружили. Мальчишка всегда приносил ей хлеба куски или свежей травы, когда она стояла привязанной.
Подойдя с осторожностью к императорской лошади, он погладил её по загривку и подал половину лепешки. Золотистого цвета величественное животное с аппетитом сжевало подношение. В благодарность лизнуло маленького человечка горячим языком.
Второй конь за гостинец ткнулся губами в плечо и затих. Малушка это воспринял, как приглашение расчесать золотистую гриву, и не пожалел на это времени.
В упряжь кони пошли легко. Надевая на них хомуты, и прилаживая к ним оглобли, Малушка продолжал оглаживать золотистого цвета коней и приговаривал.
- Вы будете мои, а я ваш. Я всегда буду для вас брать зерен овса или ячменя. Кнута не будет в этой кибитке. Я никогда не хлестну вас поводьями. Мы с вами дети Берендея и вместе мы сила.
Ромейские лошади дружно закивали головами.
- На Русь! – воскликнул Малушка, взбираясь на облучок.
Золотистого цвета лошади весело побежали.
Кибитка была добротно сработана – оси стальные, колеса в ободьях, на дугах тончайшей выделки сайгачья кожа, сшитая без единой дырочки. Облучок очень мягкий, удобный – гасит все неприятности бездорожья. Внутри кибитка застелена коврами – есть подушки и одеяла….
И еще в ней хрипит и корчится хитросвязанный Тирах.
- Развяжи, малшика!... Ослабь путы…. Дай воздуха только глотнуть… Я тебе золота дам… Много дам… Сколько унесешь… Честное слово… Хр-р-р-р… Кха-кха… Задыхаюсь ведь… Ослабони… Я тебе все расскажу… Все, что знаю…
- Говори, - бросил через плечо Малушка, не останавливая коней.
- Староста ваш Багалей на меня работает… предал вас…  Девчонку… дочку Ужгорского воеводы схватили воины темника Анбара… А потом ее отнял ханский сын Берди-паша… К себе в степи повез… Или хану подарит – тот страшный бабник… Дурачок ваш из крепости теперь у Анбара в советниках… Если бы Берди-паша не сглупил, крепость была бы уже взята… Сил у темника хватало… Когда теперь вернуться на Русь…
- Нет печенегов сейчас на Руси?
- Как не быть? Мои люди там… Кха-кха… Хр-р-р…