Неожиданная встреча

Рассказ-преодоление

…Он сидел у костра. Тёмно-зелёным шатром нависали над ним ветви мрачных елей. Они словно пытались оторвать Арктура от великолепия снежной равнины, что расстилалась до самого горизонта. Её неопалимая белизна, будто звенящий вакуум, сжимала сознание…
В левой руке Арктура был флакон с тремя латинскими буквами на этикетке: «KCN». Да, это был именно цианистый калий. Его бело-голубоватые кристаллы казались крошкой Айсберга, отколовшегося от Вечного ледника Человеческих Трагедий…
Вынуть пробку, принять яд, пока не раздумалось? Правая рука потянулась было к флакону, но тут на неё упал комочек снега с ёлки. Нежно-холодный ожог… Рука вздрогнула и возвратилась назад, как будто раздвинув по пути пласты памяти. Воспоминания…
Была у Арктура семья – жена и сын. И жили они, кажется, душа в душу. Особенно прекрасны были походы в этот лес с рюкзаком за плечами, в котором сидела их любимица – кошка Муська. Фантастический зверь с фосфоресцирующими в свете костра глазами, восседавший на коряге, словно охранял их очаг!
«…Что же случилось тогда? Почему мы расстались?» – спрашивал себя Арктур. Ответа не было. Хотя…
«Не реализовали каждый себя. Разошлись пути…» – Но разве это что-то объясняет?..
…А затем нахлынула любовь – огромная, страстная! И – безответная, совсем безнадёжная…
«Свято место пусто не бывает». Но это место пустовало у Арктура все юные и молодые годы. Увлеченья, жениховство, женитьба – во всём этом не было ни тени, ни намёка на страсть. Он женился потому, что было «пора». И эта матримониальная история закономерно прошла все стадии «от» и «до».
А сердце чего-то ждало.… И – дождалось!
… «И каждый любящий – Поэт!» – верно подметил некий неоклассик. Но влюблённые поэты бывают разные: от тихого родничка до Ниагары. Арктур – случай уникальный. В нём словно смешались все стихии. Он полюбил, потому что жил, но затем стал жить, потому что любил. Любовь охватила всё его существо; каждая клеточка его тела, наверное, заимела, кроме органической, ещё и духовно-любовную ДНК.
«Настоящая Платоника», – сказал бы Платон, если бы жил в наше время.
Да, стихи! Они были, как производные стихий, их слияние, их гармония, полифония и симфония. Они лились нескончаемым потоком, искрящимся в лучах солнца. А его возлюбленная, наблюдая за ним, изумлялась и всё ждала, когда же он иссякнет, когда же, наконец, разум возобладает над сердцем, и Поэт остынет, сдастся.
Не тут-то было! Стихам не было конца, и все – о любви к ней, Таинственной Звёздочке…
Наконец, она решилась:
– Ты в самом деле любишь меня?
– Ещё спрашиваешь!..
– Смертельно?
– Конечно!..
– А умереть за любовь готов?
– Да!
– Тогда вот тебе шанс. – И Она, выйдя ненадолго из комнаты, принесла два совершенно одинаковых бокала с водой и маленькую скляночку с белым порошком. Затем она всыпала порошок в один из бокалов и, скомандовав: «Отвернись!», стала со звоном переставлять бокалы с места на место.
– Готово!
Поэт повернулся и… Она была без кофты.
«Да нет – наверное, ей стало просто жарко… – попытался он обмануть себя. – Но бокалы! В одном – яд…»
– Да, яд! – подтвердила она. – Он действует в течение часа. Ты выпиваешь наугад любой бокал и ждёшь. Если тебе достанется яд, то через полчаса начнутся симптомы отравления, вначале довольно слабые. Вот тогда то ты можешь делать со мной, что захочешь. Надеюсь, тебе хватит времени? Если же ты выберешь чистую воду и симптомов не будет, то ты ничего не получишь и покинешь меня немедленно и навсегда… Договорились?
– О, как ты жестока!
– А не жестоко было мучить меня тысячью своих стихов, позорить перед людьми и моим женихом? Однако, дав слово, держи его!
– А как же твой жених, если я выпью яд и ты отдашься мне?
– Не твои проблемы. Пей! – приказала Она.
…Испарина на лбу… Медленно, мучительно медленно его рука проделала роковой путь до бокала и с бокалом ко рту. А затем – три резких глотка!
Закашлявшись, он поставил бокал на стол и стал ждать, впившись глазами в настенные часы. На них была половина двенадцатого.
«Значит в Двенадцать – первые симптомы и…» – Он задумался на пять минут, затем, скосив глаза в Её сторону, заметил, что на ней не доставало юбки.
«Сеанс стриптиза перед лицом смерти. Ну и стерва!» – пронзила мозг непрошенная мысль. Ведь Арктур, несмотря на свой отчаянный романтизм, мог бывать и жёстким реалистом.
…А время шло в их обоюдном мёртвом молчании. Через каждые пять минут слышался шорох: Она снимала с себя очередной предмет одежды. Наконец, стрелки слились, и раздался надсадный бой часов:
Б-з-п-ш-бом!..
Б-з-п-ш-бом!..
И так 12 раз.
«Ну! Где же симптомы? Вот – сейчас! Сейчас... Сей-ч-а-а-а-ссс!»
А Она была уже в одних трусиках.
Мерные звуки маятника становились всё громче. Вот они выросли в набат! А глаз различал движение минутной стрелки. Она перевалила за единицу, затем за двойку, за тройку, но внутри Арктура всё было спокойно.
Прикованный взглядом к часам, он не заметил, что Она сидит в кресле, раскинувшись, совершенно нагая. Когда стрелка коснулась шестёрки, раздался Её подвывающий контральтовый смех:
– Ну что – эксперимент окончен?
Взгляд на Неё и молниеносная мысль:
«Как Она прекрасна! Вскочить, кинуться к Ней, «сделать своё дело», а там – «хоть трава не расти»? Нель-зя!! Однако, я проиграл… Что ж, такова судьба!»
– Да, судьба! – подтвердила Она. – Ты приговорён теперь к жизни. Однако, уходи! И чтобы без глупостей, ясно?
И он ушёл…
Откуда Арктуру было знать, что Она разыграла его: в склянке был… ксилит, заменитель сахара. Как хитроумно удалось Ей избавиться от незадачливого влюблённого! А стриптиз… Ах! Она просто пожалела его таким чудным образом…
Но Она не могла и предположить, что Арктур захочет всерьёз свести счёты с жизнью. Достать цианистый калий оказалось «делом техники» в наше смутное время…
… И вот он, Поэт, сжёгший своё сердце безответной любовью и стихами о ней, сидит здесь, в этом ледяном безмолвии… Жизнь потеряла всякий смысл…
«Пора, в самом деле, пора…» – вернулся Арктур к своему намерению. Как вдруг! Что-то, щёлкнув в подсознании, как крохотное реле, заставило Поэта в последний раз взглянуть в алмазно-белеющую даль.
Тёмная точка! Она медленно приближалась, разрастаясь до фигурки человека. Ещё несколько минут – и можно было разобрать, что это – девушка, бегущая на коньках по припорошенному снегом льду. На ней были красные шаровары и тёмно-сиреневая курточка, а на голове – наивная, выцветшая розовая шапочка. А вот уже и улыбка показалась на продолговатом лице. Но – удивительное дело! – несмотря на весёлые искорки в глазах, в их глубине таилась неясная печаль…
Не замедляя бега, она почти взлетела на небольшое возвышение, где росли ёлки и сидел возле своего костра Арктур.
– Привет! – просто произнесла она. – А вот и я!
– Кто – ты? – Арктур даже опешил от такой непринуждённости.
– Зови меня Мелиссой, – загадочно улыбнулась она.
– Мелисса… Мелисса? Но ведь это – трава, лимонная мята. В переводе с греческого – пчела. Слушай, а не как пчёлка ли ты прилетела за неведомым тебе нектаром? Не ошиблась ли ты? – И тут он сообразил, что всё ещё держит в руке флакон с «KCN».
– А что это у тебя – валидол? Сердце дурит? – поинтересовалась она.
– Да нет… Знаешь ли… – И он, замявшись, быстро сунул пузырёк во внутренний карман пальто. – Так, ерунда! Обойдусь теперь…
– ? – её недоуменный взгляд-вопрос.
– Уже обошёлся. Думаю, навсегда…
– Тогда выбрось в снег! Подальше.
– Отвернись!
– Зачем?
– Чтобы не видела, куда я его брошу.
– Хорошо! – И Мелисса честно отвернулась.
Арктур, размахнувшись, послал флакон, словно гранату, в весёлый березняк, что белел неподалеку.
– Готово! – словно отрапортовал он.
Мелисса повернулась к нему и вдруг, к величайшему его недоумению, произнесла:
– А теперь отвернись ты…
– Зачем?
– Я сделаю то же самое.
Внезапный удар, словно поцелуй Снежной Королевы, сковал всё существо Арктура… Погасло Солнце, остановилось сердце, онемели уста…
Мгновение! Только одно мгновение…
Но всё вернулось в норму. Арктур, улыбнувшись, произнёс подчёркнуто-небрежно:
– Пожалуйста! Только хотя бы издали покажи, что ты будешь выбрасывать.
Она достала из нагрудного кармана пакетик типа аптечного:
– Вот! – И она помахала им, словно семафорщик на корабле.
Арктур отвернулся:
– Давай! – крикнул он.
И пакетик полетел в ольховник, что рос на бережку замершего ручья.
– Мы свободны!! – воскликнула она.
Резко обернувшись, Арктур увидел, как её бледно-зеленые глаза стали разгораться всё сильнее каким-то неведомым внутренним огнём. Вот они превратились в два сияющих изумруда; они всё росли и росли, вбирая в свою океаническую глубину лучи глаз Арктура.
«Дымчато-голубой коралл» – так можно было назвать его глаза, если бы существовали такие кораллы.
…Очарованные друг другом, они медленно стали сближаться, шаг за шагом, проваливаясь в снег, но не обращая на это никакого внимания и не отрывая друг от друга напряжённых глаз. И вот – руки на плечах, взаимное изучение взглядовых глубин; затем два кольца рук, сцепившись, замкнулись намертво…
Но что это? Её изумруды вдруг вскипели и разлетелись на множество осколков. Но это были уже не осколки изумруда! Высветившись нежно-голубым, они превратились в… незабудки. Целый луг незабудок! Налетел ветер, незабудки стали качаться в разные стороны, и в это мечущееся голубое пламя бросились волны глаз Арктура! А по пути, как это всегда случается, уста их нашли друг друга и замерли в первом поцелуе…
И это мгновение словно остановило время. Взаимно, тождественно…
Оторвавшись друг от друга, они увидели, что костёр погас, и пора подумать о «быте», насколько это возможно в такой ситуации.
– Что у тебя есть из еды? – спросила она.
– Ничего…
– И у меня – тоже. Послушай, а кошелёк у тебя с собой?
– Да, но он – пуст…
– Проверь.
– Да нет там ничего, говорю тебе! – начал уже раздражаться он.
– А ты посмотри повнимательней.
Пожав плечами, Арктур достал свой бумажник и стал исследовать каждое отделение. Старые чеки, квитанции… пусто…
– Дай мне! – потребовала Мелисса.
Ловким движением развернув бумажник, она сунула руку в крайнее отделение: рука её, провалившись вглубь, извлекла оттуда ассигнации.
– Ну, что я говорила? – торжествовала она. – Понимаешь, в таких бумажниках есть потайное отделение, а ты о нём не догадывался.
– А откуда в нём деньги?
– А как ты приобрёл его? – ответила она вопросом на вопрос.
– Мне подарили его на день рождения.
– Ну, всё ясно: заодно в подарке оказался тест на внимание.
И они, обнявшись, весело рассмеялись.
– Вот что: ты иди ка, купи, чего надо. Я думаю, пять километров до жилья тебе – не помеха, так?
– Конечно, моя милая!
Но она тут же отвесила Арктуру шутливо-чувствительного тумака и сказала с ласковой иронией:
– Ну-ну, не воображай. Рановато ещё!
И он отправился к окраине Мегаполиса, до которой было около часа быстрого хода.
А Мелисса, не теряя времени даром, принялась собирать хворост для костра. Прошёл первый час, второй… Солнце, теряя свою ослепительность, грустно прощалось с зимней природой. Оно подошло к росстани дня – суровой линии горизонта. Быстро краснея, оно как будто лопнуло в неуловимый момент и растеклось-разлилось по снегам, смешавшимся с седой оконечностью неба…
А вот и Арктур!
– Ага, вернулся! Не замёрз, не запылился? Иди-ка сюда!
И она, как будто для порядка чмокнув Арктура в щёчку, сказала:
– Давай-ка я займусь нашим обедом, а ты начни строить шалаш.
– Как так? Мы ведь должны вернуться в Мегаполис.
– А тебя там ждут?
– Не-ет… – растерянно протянул он.
– И меня не ждут. Стало быть, строй!
– Конечно, милая!
Очередная затрещина! Но как она была приятна!
– Когда я научу тебя разговаривать со мной, Вольной Птицей?
– Уже научила! – томно протянул он.
Мелисса боялась, что в сумке окажутся только продукты, но предусмотрительный Арктур догадался купить минимум кухонных принадлежностей. А у Мелиссы – перочинный ножик, но главное – картошка, королева походной провизии!
И закипела работа! Трудновато пришлось Арктуру: денег на топорик или ножовку не хватило, и ему надо было выламывать весь «стройматериал» руками. Наконец, шалаш был готов, и Мелисса, вся раскрасневшаяся от хлопот, позвала к «столу».
«Ах ты, умница, моя хозяюшка!» – хотел было похвалить её Арктур, но получить затрещину перед едой ему, понятно, не хотелось…
Дымящаяся картошка, чай, колбаса, чёрный хлеб – это ли не лакомство в походе?
– А на «горяченькое» денежки не хватило? – спросила она с явным сожалением.
– А ты разве употребляешь?
– Случается…
– Ладно, сообразим в следующий раз…
И обоих пробрал такой приступ голода, что всё приготовленное было сметено за считанные минуты.
Между тем наступила темнота. Она не спустилась с небес, а словно родилась из сгустившегося воздуха. И потекла неспешная послеобеденная беседа.
– Арктур, а у меня есть для тебя сюрприз, – загадочно протянула она.
– Какой же?
– Вот, – она показала ему выброшенный флакон с «KCN».
– Но… зачем? – только и смог произнести он.
– А затем, что оставлять эту вещь в лесу нельзя: сойдёт снег, и кто-нибудь найдёт эту скляночку и воспользуется содержимым. Сообразил теперь? Я-то сообразила в твоё отсутствие.
– Да. Но покажи свой пакетик.
– Пожалуйста!
«Наркотик», – догадался он.
И тут его осенило:
– В костёр! Немедленно и навсегда!
И пузырёк с пакетиком полетели в огонь. Через минуту раздался треск: флакон лопнул, поднялась струйка пара и…
Сработало подсознание, а слова пришли секундой позже:
– Скорей отсюда!
И они опрометью кинулись в лес…
Да, они совершили большую ошибку и чуть не погибли оба…
Погуляв по сугробам и порядком устав, они вернулись к костру, который еле тлел под слоем серого пепла.
– Надо подобрать осколки, – сказал Арктур. К счастью, это удалось: они лежали кучкой. С большими предосторожностями их уложили в пустой пакет из-под картошки и вынесли вон, а затем спрятали в маленькую нишку берега.
Костёр был разожжён снова, и они сели возле него «сумерничать». Удивительное дело! За несколько часов общения, сказав друг другу не столь уж много слов, они, кажется, узнали друг о друге многое. И поэтому рассказ о происхождении имени «Мелисса» был не откровением, а дополнением к этому знанию.
– А почему у тебя такое странное имя? – спросил Арктур.
– Это – не настоящее «паспортное» имя; так мама звала меня дома, ласково, с глазу на глаз. А история его такова.
Полюбила моя мама человека, очень талантливого художника, отсидевшего в тюрьме за убийство (какое – она не знала). Он был очень сложной, непредсказуемой личностью, но самое страшное – он был наркоманом. К счастью, когда между ними началась любовь, он смог на время отказаться от наркотиков, однако, узнав о её беременности, вернулся к ним снова и дальше уже не выходил из них. К тому же он терзал маму ревностью. Как она мучилась! А затем – ушла, сразу и решительно! Когда стало подходить время родов, мама начала бояться наркотических последствий. Она подолгу гуляла одна…
И вот однажды она задумалась и зашла очень далеко в поле. Там желтел лужок из мелиссы. Припекало солнце, и у мамы начались схватки. Что делать? Вокруг – никого. Она легла прямо в эту медовую мяту, и у неё пошли воды. Она отчаянно закричала, когда показалась головка ребёнка!
И случилось чудо: к ней подошёл молодой человек, студент медвуза, гулявший в поле и писавший стихи. Он сразу сориентировался и принял у мамы роды. Так появилась на свет я. А молодой студент женился на маме и стал мне вместо родного отца. Сказка! И мама дала мне имя тоже из одной сказки.
– Что это за сказка? – спросил Арктур.
– А вот не скажу! Узнаешь в своё время, – тонко улыбнулась она и умолкла…
– А дальше?
– А дальше – долгая история моего детства, полного родительской любви. А потом… родители погибли в авиакатастрофе, и… словом, история моей мамы во многом повторилась со мной. От безысходности я, как говорится, «села на колёса». Вот только ребёнка у меня пока нет…
– А хочешь его иметь? – В глазах Арктура вспыхнуло на две искорки больше, чем если бы вопрос был задан стороннему лицу…
Очередная оплеуха? Но Мелисса тихо и как-то сомнамбулически улыбнулась:
– А я ведь – асоциальная.
– Что это значит?
– Я не способна быть ни с кем вместе длительное время. Пыталась. Ничего не выходило.
– А возможный ребёнок?
– Я буду растить его одна. Не нужен мне тяжёлый Крест в виде придатка к телевизору, бутылке или… того хуже… Мужчины – вообще довольно беспомощные существа.
– Ты – Героиня, – не удержался от восклицания Арктур.
– Нравлюсь?
– Очень!
И она поцеловала его просто, по-русски, без «камасутровых» уловок, широко и крепко! И он ответил ей таким же поцелуем.
– Расскажи о себе, – попросила она после недолгого молчания.
И он рассказал ей всё, о чём уже знает читатель, а также немного из детства…
А ночь спускалась как-то странно… Ведь темно было уже давно, с шести часов, но эта темнота была как будто ненастоящей, разбавленной рыжим маревом недалёкого Мегаполиса. Но вот огней становилось всё меньше, уходили облака, их отражавшие, и выступали звёзды, одна за другой. Новолуние! Настоящая ночь – чёрная, изначальная, как Абсолютный Нуль, из которого Божьим касанием возникли Первоосновы Жизни…
– Арктур… А ведь есть такая звезда, правда? – задумчиво спросила она.
– Да. Она находится, кажется, в созвездии Орла… А не там ли я вскоре буду? – вдруг произнёс он.
– Ну что же ты такое, Арктуша, говоришь? Тебе ещё жить да жить на Земле!
– Не знаю… Но я что-то предчувствую… Есть такая Граница, и я её скоро перейду.
– А я? – обеспокоилась Мелисса.
– А ты останешься по эту её сторону.
– Нет! Никуда я тебя не отпущу, никуда!
Она могла бы разрыдаться, но, будучи натурой сильной, уронила только две скупые слезы…
– Слышишь, ни-ку-да!! Вот так! – И она крепко обхватила Арктура своими цепкими руками.
– Пусти-и! – задыхаясь в объятьях, закричал Арктур. – Тоже мне, Командор в юбке!
И оба засмеялись счастливым смехом. Напряжение момента рухнуло. И всё же… В каждом глазу влюблённых появилось по грустинке…
Они говорили ещё долго, прижавшись друг к другу, словно две ирреальные птицы на жёрдочке – поваленном стволе. А потом…
– Не пора ли нам?.. – загадочно-понятной полуфразой прервала разговор Мелисса.
– Пора! – подтвердил Арктур. – Сделаем так: отодвинем костёр в сторону, наложим в него брёвен, чтобы он горел всю ночь, а горячую золу насыплем на пол шалаша и прикроем толстыми ветками. Вот и будет нам тепло.
– Здорово! – согласилась она.
Скоро всё было готово к ночному продолжению диалога.
И он состоялся!..
Мы не станем описывать эту ночь восторга, сладкой боли, транса, эти экстатические волны, уносящие двоих к единению и таинству зарождения Новой Жизни.
«Безнравственная, греховная любовь», – сказали бы фарисеи от Церкви. Но разве сознательное Созидание – Грех?..
А звёзды!.. Крупные, добрые, они безмолвно вызванивали им Колыбельную. Тысячи алмазных колокольчиков – Космическая Кампанелла...
Наконец, они, утомлённые и счастливые, уснули…
Проснулись они одновременно, ещё затемно. Утра, как такового, не было: та же темнота, те же звёзды, но что-то неуловимое говорило о приближении рассвета. Каким он будет? В морозном воздухе как будто висел этот вопрос.
Костёр упорно тлел: толстые колоды не успели прогореть до конца. Подрагивая от холода, Арктур и Мелисса стали подбрасывать в костёр свежий хворост. Скоро огонь ярко вспыхнул, как будто костёр только начинался и не было позади таинственной ночи…
Как хотелось героям остаться здесь хотя бы ещё на денёк, но их ждали дела в Мегаполисе, каждого – свои… Наскоро поев и уложив нехитрый скарб вместе с коньками в сумку Арктура, они двинулись в город, но не по равнине, откуда появилась Мелисса, а через лес – путём Арктура.
Час ходьбы – час молчания: всё было сказано до и во время их Волшебной Ночи… Им казалось, что они стоят на месте, а деревья, кусты и фиолетовые снега плывут мимо них, словно льдины в половодье…
Конечная остановка трамвая… Первые заспанные пассажиры… Трамвай, визжа и гремя, везёт их – куда? Неужели на работу и по делам? Да нет – казалось, что люди едут на новое место сна, более спокойного, чем он был дома. В атмосфере трамвая витало название этой страны – «Сомнамбулия».
Станция метро. Здесь иное – толчея. Ручейки пассажиров сливаются в единую реку, которая едва успевает пройти через турникеты, словно через прораны в плотине.
Узловая станция. Подошёл поезд. Пора расставаться. Торопливые поцелуи – совсем не те, что были Там… Руки нехотя отпускают друг друга. Мелисса входит в вагон, продолжая глядеть на Арктура удаляющимся взглядом, который хотел, наоборот, приблизить к себе глаза Арктура.
«Осторожно – двери закрываются!»
И тут Арктур вспомнил, что не знает ни адреса, ни телефона Мелиссы, так же, как и она не знает его координат. Но – странное дело! – его вопрос прозвучал так:
– А кто автор Той Сказки? – крикнул он.
Створки дверей с шипением и свистом стали закрываться.
– Круиз-эн-ролл! – послышалось ему.
– А имя Героини?.. – Но его вопрос был перебит стуком закрывшихся дверей. Шипение сжатого воздуха – и поезд тронулся. Между ними пролегла Граница!
Арктур в отчаянии бросился вслед за поездом. А тот, воя хроматическим глиссандо, втягивался в тёмное жерло тоннеля. «Из пушки – на луну» – почему-то вспомнилось из Жюль Верна. Арктур, не отставая, бежал по платформе к ужасу дежурной по станции и пассажиров. Впереди – стенка с часами…
«Если ударить её головой – стенка выдержит, а голова…» – Даже в этой ситуации Арктуру не изменило чувство юмора.
«А ведь это Мелисса зарядила меня таким юмором», – с благодарностью подумал он.
Отчаяние чуть было не захлестнуло Арктура, но тут он вспомнил, что Мелисса за стёклами дверей делала ему знаки руками.
«Надо ехать на следующую станцию. Она ждёт меня там», – решил Арктур.
Однако, там её не оказалось, потому что она, думая, что Арктур её понял, вернулась на Узловую Станцию, разумеется, напрасно. И так повторялось несколько раз! «Закон подлости» действовал безотказно. Граница их прощания оказалась на крепком замке…
Расстроившись, они удалились, каждый восвояси…
И пошли видения, одно за другим… Когда он шёл по городу, ему часто слышался в гомоне толпы её голос, а в стройных невысоких фигурках девушек – её силуэт. Привлекали его внимание и тёмно-каштановые волосы, овальные лица и сходная одежда. Случалось, он кидался от одной девушки к другой; десятки раз в день ему приходилось извиняться перед ними, но всё было напрасно: Мелиссы и след простыл…
…А что виделось ей? Конечно, образ Арктура. Но думала она не только о нём… Где-то в отдалённых уголках снов ей чудились аисты. И не зря: через месяц она поняла, что беременна.
Они, каждый по очереди, «дежурили» на Узловой Станции метро в надежде на встречу, но она не могла произойти, так как «караулили» они, как назло, «в шахматном порядке».
И вот, наконец, это случилось! Но… как фатально!
…День стоял какой-то неопределённый. Откуда-то подсвечивало солнце, но его не было видно за космами взбитых обширных облаков. Порывами с разных сторон, как-то сердито-шутя, поддувал ветерок. Чувства были смутными, мысли, не родившись как следует, путаясь, исчезали…
Арктур рассеянно шёл по бульвару, насвистывая песню «Бригантина». Взгляд его был направлен как будто по ту сторону Границы, где была Она, его возлюбленная. Слегка нахмурившись, он пытался составить имя автора той сказки. Что же она сказала напоследок?
«Рок-н-ролл»? Нет. «Круиз-эн-ролл»? Кажется, что-то похожее. Имея музыкальный слух, Арктур стал произносить эти звуки, не ища смысла, а только повышая или понижая их по-разному. Незаметно для самого себя он вышел на проезжую часть улицы на красный свет.
И тут Арктура осенило:
«Льюис Кэрролл»! – вдруг выпалил он. Оставалось произнести имя Героини. Оно выплыло огромным рыжим облаком, которое стало светиться всё ярче и ярче, а из него стали складываться пять букв заветного имени; их рыжее пламя становилось золотистым, словно мириады звёзд, объединившись в этот квинтет русских букв, образовали Новую Галактику, имя которой…
Стоп, Читатель! Попробуй догадаться сам… Это имя известно очень широко. Оно – судьбоносно. Итак, догадался?..
Но что это? Едва вспыхнув, это слово тут же рассыпалось кровавыми искрами, словно от страшного удара! Удар? Откуда? Как? А очень просто: на задумавшегося Героя налетел грузовик. Удар пришёлся прямо в голову. Краем быстро затухающего сознания он услышал пронзительный женский крик! Это кричала Она…

…Прошло пять с половиной лет.
Было воскресенье. Стоял прохладный, дымчато голубой октябрьский день. Кладбище. Взгорок. Землю устилает ковёр из опавших листьев лип – светлое, грустное золото. Факелы клёнов пылают червонным золотом, ярким, щемящим. Листья ещё держатся на ветвях; слегка дрожа на легчайшем ветерке, они вызванивают, словно бархатная медь валторн, печальную, еле слышную мелодию. Зато тополя, как ни в чём не бывало, зелены, но их мужественный вид только подчёркивает печаль осеннего дня…
У могилы с простым, суровым крестом стоят молодая женщина в чёрном и маленькая девочка. Сегодня девочке исполнилось пять лет, и мама впервые привела её сюда. А девочка, увидев крохотное деревце, всплеснула руками:
– Ой, какая маленькая ёлочка! – сказала, словно пропела она. – Ещё меньше меня. А я – Ёла! Мама, а почему ты зовёшь меня так, когда мы одни? Я ведь – Оля. Ты обещала мне всё рассказать.
– Хорошо! Слушай. Здесь, под этим крестом, похоронен один очень Хороший Человек. Это – твой папа.
– Вот как? А ты говорила, что он уехал далеко-далеко… Ты обманула меня!
– Прости, доченька, я не хотела тебя расстраивать. Но я больше не буду так делать.
– А от чего умер папа?
– Он попал под машину.
– Наверное, пошёл через улицу на красный свет?
– Увы, доченька!
– А разве он не знал, что на красный свет идти нельзя?
– Знал, но… задумался.
– О чём?
– Не о чём, а о ком! Обо мне и о тебе…
– Какой он чудной! Разве можно быть таким? – Она, громко шмыгая носиком, расплакалась…
– Да, он чудной. Но не только: он – чудный! – уточнила мать. – А теперь послушай маленькую сказочку про Ёлу.
– Как интересно, мамочка!
– Гуляли мы с папой как-то по лесу и услышали свист крыльев. Мы подняли головы вверх: над нами летел Белый Аист. Призывно крича, он направился к рощице из густых ёлок и сел на самую высокую из них. Мы подошли к этой ёлке и… нашли тебя, завёрнутую в одеяльце. Аист тут же улетел, а мы отнесли тебя домой. С тех пор ты – наша дочь Ёла. Но раз такого имени для девочек нет, то для всех остальных людей ты – Оля. Это имя будет стоять в твоём паспорте, когда ты вырастешь. Вот только папы нет больше с нами…
Немного помолчав, она продолжала:
– А когда он был похоронен, я разыскала ту ель и сорвала с неё спелую шишку, а затем посадила её на могилу папы. И вот – взошла эта ёлочка. Она вскоре обгонит тебя по росту и станет высокой и тёмной…
– А я стану взрослой, – задумчиво произнесла Ёла. – А как же будут звать мою дочку или сыночка?
– А это смотря куда позовёт тебя Аист. Верь ему! Он – птица добрая. А теперь давай, Ёлочка, помолчим…
И Мелисса с Ёлой замерли в скорбном молчании.
Между Арктуром и Мелиссой лежала Граница, не преодолимая в течение следующего полувека и более. А дальше… они всё равно встретятся, но уже Не Здесь.
Осень, осень!.. Прозвони им медной листвой свою тихую элегию и помоги сладить с бедой, которая никогда не уйдёт в прошлое!..
И тут каким-то наитием Мелисса услышала в себе строки. Произносил ли их Арктур тогда, в зимнем лесу или только хранил в памяти, она не знала…
Вот эти слова:

Жизнь моя! Дай излить на волю
Слёзы – птицу выпустить в небо.
Дай мне сладить с моею болью,
Дай! Прошу так, как просят хлеба…

А не просим ли мы, писатели и поэты, хлеба, выпуская в небо Птицу нашей боли – наше Творчество!..

1998-1999 гг.