Про Андрюшу и Рыженького

ч.1 Утро

Рыженький и Андрюша служат в учреждении. Рыженький – служащий, и Андрюша – служащий. Только Рыженький старший, а Андрюша просто служащий. Рыженький старший не только над Андрюшей, но так же над красоткой Душиной, сангвинической Мусей, нахальной Таниловой и многодетной Стеллой.

- А, ты пришел! – встречает по утрам Рыженький Андрюшу. – Это хорошо, что ты пришел. Давай работать. Работы много. Много дел у нас с тобой. Но мы должны справиться. Справиться велит нам наш долг. Долг суров. Но суровы и мы. Мы будем работать целый день. День длинный, но нам его будет не хватать. Хватать будет только работы. Работы много. Много мы будем работать, раз уж пришли. Хорошо, что ты пришел.
-Я рад, – просто отвечает Андрюша. – Приступим?
И терпеливыми, крепенькими пальцами внедряется в телефонный диск.
Андрюша - худенький, и как бы немножко длинный, а Рыженький, напротив, толстячок, и как бы немножко короткий. А вообще-то они одного роста.
 
ч.2, Андрюша и Рыженький шепчутся
 
Рыженький и Андрюша полны деловых замыслов. Замыслы требуют обсуждений, решений, выработки совместной линии. Но при Душиной, Таниловой, Мусе и Стелле заниматься этим невозможно.
- Покурим? - конспиративно спрашивает Рыженький Андрюшу, и они выходят в коридор.
Рыженький не курит. А Андрюша курит «Яву». Иногда «Шипку». Очень редко «Столичные». Короче, «Яву» он курит, «Яву».
-Бу-бу-бу? – говорит Рыженький, и вперяет в Андрюшу живые, близколежащие буравчики голубых глаз.
-Не бу, а бы, - скептически приподнимает плечи Андрюша, влезая в невидимую другим Позу Делового Мужика, макетом торчащую в курительном месте.
– Именно что бы, - затягиваясь, усугубляет он свою принципиальную позицию и поудобнее устраивается в Позе, сделанной из незримого папье-маше. Чуть жмет под мышками, и Андрюша неторопливо ерзает спиной, приспосабливаясь. Наконец, обуютился.
-Так что?
Рыженький, делая вид, что не оглядывается, оглядывается.
- На бу – бо и ба.
-Серьезно? – Андрюша сквозь зубы выпускает дым в сторону. – Я этого не знал.
- Предлагаю четырежды бу, - твердо говорит Рыженький.
- Не жестко? – жестко спрашивает Андрюша.
- На компромиссы еще не ходил, - отрезает Рыженький.
- Ты так говоришь, будто я туда ходил, - горько занавешивается дымом Андрюша.
- Брось! – с суровой лаской просверкивает по нему глазами Рыженький.
По коридору проносится кривоногая сослуживица, и привычно бросает на ходу:
- Шепчетесь! Мафиози!
Андрюша и Рыженький дружно игнорируют кривоногую, и, устремив взгляды вдаль, озаренно шагают в будущее.
 
ч.3. Андрюша и Рыженький в плену у водолазов.

В плену у водолазов Андрюша и Рыженький никогда не были.
 
ч. 4. Обеденное время

- Пойдем? – сглотнув, спрашивает Андрюша.
- Да...- тянет Рыженький, как пар поднимаясь над кипятком бумаг. – Надо остыть.
- Вообще-то ко мне должны прийти, - привычно усложняя обстановку, неожиданно сообщает Андрюша.
- Когда? – суровеет Рыженький.
- Через полчаса.
- Успеем! – Рыженький застегивает разметавшуюся ковбойку на солнечно дымящейся груди, и лбом устремляется к вешалке.
Облачившись по сезону, Рыженький отвлекается мыслями в объезды и обходы, и терпеливо ждет, пока Андрюша закнопит до последней кнопки подаренную светской своей мамой финскую куртку.
- За такие курточки убивают, - вырвавшись на секунду из объездов и обходов, - дремуче шутит Рыженький.
Неторопливый Андрюша упаковывает худое горлышко в пушистый шарф.
- Мохеровый? – от нечего делать, спрашивает иссушенная отсутствием обновок многодетная Стелла.
- Мох – какой? – совмещая вопрос с ответом глумится обеспеченная красотой и чеками Душина, ниже «Саламандры» не опускающаяся.

Не удостоив, Рыженький и Андрюша отваливают.
Исполосованный вдоль стволами и ветками, серо-белый декабрьский день включает их в свою картинку.
Воробьи на ветках скашивают головы и отвисают набок клювами, вбирая в соображение новых постояльцев улицы.
- Да это же Андрюша с Рыженьким! – быстро узнают они и начинают вполголоса переговариваться.
- Какие-то они сегодня не такие. У Андрюши новый шарф, а Рыженький далеко удалился по объездам и обходам. Глаза сверху, а зрачки в мозгах.
- Вернись! – вдруг хором заливаются они. – Вернись, Рыженький!
- Что? – встряхивается Рыженький. – Собственно, зашиваемся. Надо ускорить темп, Андрюша.
- Надо, - вздыхает финскоукурточенный Андрюша. – Давай только решим на свободе насчет би и бю.
- Ладно. Поедим – тогда.
 
В пустоватой столовой музкоманда ансамблево облаченных в вафельные полотенца девиц, встречает Андрюшу и Рыженького не то чтобы холодно, а - никак. Взошедшие на битых яйцах, девицы давно уже оценили Андрюшу с Рыженьким, и отметили про себя раз и навсегда, что этот бульон постный.
Но Андрюша с Рыженьким, не смущаясь, гордо пользуются своими правами едоков. Одну за другой пошвыривают на подносы холодные тарелки.
Андрюша, у которого жизнь за недосугом еще не до конца отбила охоту вмешиваться в свои громоздкие дела, пытается уесть ансамблисток:
-Что-то бифштексы нынче не уродились!
- Зато стоят дороже! – уныло поддерживает Рыженький, на ходу пытаясь выстроить из этой обыденности анекдот.
Но – не смешно, так как преувеличениями, создающими искомый веселый зазор с действительностью, здесь не пахнет – все сходится.
Тем не менее, обед протекает в теплой и дружественной обстановке, и в конце его Рыженький говорит:
- Вот теперь отработало!
- Что?
- Насчет би и бю.
- А! Давай-давай! – бодро поддерживает производственную тему Андрюша.
 
ч.5 Личная жизнь

Андрюша женат, а у Рыженького Аленка.
 
ч.6. Если они не подходят к телефону
 
Иногда Андрюше или Рыженькому звонят, а Стелла, Муся, Душина или Танилова отвечают:
- Его нет. Он у директора.
Или:
-Их нет. Они у директора.
 
Директор Леонтьев, демократично правящий в этом учреждении, любит контакты с Рыженьким и Андрюшей.
Рыженького ему нравится по-борцовски обхватить поперек и попыхтеть над неразрешимой проблемой, потея и вскрикивая. Рыженький необходимо плотен сам по себе, да еще туго перебинтован принципами в запястьях, щиколотках и коленках. Приятно Леонтьеву, обсыпав руки тальком комсомольской лихости, жать на Рыженького до упора, до масла. Рыженький фыркает, уворачивается. С противодействием, равным действию, удерживает шею в вертикальном положении, отдыхает в разумных монологах, как на канатах.
- Чья? – пытается уследить тяжело болеющий Андрюша.
А ничья! Как вчера, как уже много лет – трудовая ничья.
 
С Андрюшей Леонтьев справляется легче. Утыкает ему в ребра палец, и от этой фамильярной, но будто и дружеской щекотки, Андрюша постанывает – сладостные ощущения сочетаются с болезненными.
Зато последующее разбирательство происшедших событий, сближает Андрюшу и Рыженького, как постель любовников.
- Ты понял вот это? – жаждет истины переполненный разогревшейся кровью Рыженький.
- Вот с этим оттенком или с тем? – перевыполняя план по углубленно-творческому подходу к делу, переспрашивает Андрюша.
- А что, это можно и так понять? – несколько худеет и стынет озадаченный Рыженький.
- Я тебе больше скажу! – приглашает его в дебри российской словесности, Андрюша.
Рыженький еще больше худеет и бинты принципов чуть провисают у него на запястьях.
- Выдохся я как-то, Андрюша, - утомленно говорит он. – Вчера открыл астрономическую энциклопедию, такую красивую формулу увидел. А я ее не понимаю.
- Ну и что? Ты же не астроном!
- Все равно обидно!
Андрюша с Рыженьким погружаются в космическую печаль, тупиковые мысли, в заснеженные, заваленные кольем и дрекольем объезды и обходы. Но тут, толкнув двери своей многонаселенной комнаты под бывшими монастырскими сводами, оказываются
 
ч. 7. На дне рождения
 
Это Душина решила подсластить свою, не соответствующую внешней привлекательности жизнь нелюбимой женщины.
Да уж. Такую красивую, такую одетую – и никто. Семьей кого же удивишь. А так – никто. Трудно в это поверить, но вот так, знаете.
Собравшись вокруг покрытого картофельно-консервным убранством двухтумбового стола, дамы задумчиво и горько устремляют взгляды на двух вошедших «м» - так, по крайней мере, обозначают те свой пол в анкетах.
- Следовало бы им в этом месте ставить прочерк, - шепчет на ухо подруге Таниловой оскорбленная именинница.
- Ну, где вы ходите? – сангвинически примиряет невыраженное «м» с выраженным «ж» Муся. – Картошка остыла!
Рыженький и Андрюша достают из стола суровую как долг бутылку шампанского, и, судорожно топя вздохи, как котят, садятся за стол.
Жизнь продолжается!
Непобежденный Леонтьев, удовлетворенно играя жизненными мускулами, как повозку из каретного сарая выкатывает грудь, и пружинит статью на индивидуальном ковре.
А Андрюша с Рыженьким, позволив наполнить стаканы на сантиметр, молча поздравляют именинницу своим присутствием.
-Ну и ну! – дружно думают про себя дамы.
Не привыкшая пасовать перед трудностями, непременный член всех официально полезных обществ и кружков, сугубо удовлетворенная общественным и семейно-жилищным положением, Танилова напрашивается на перспективное противоборство высоких сторон – «м» и «ж».
- Ну, чокнемся, мальчики! - пристает она, - чокнемся!
Рыженький далеко отодвигает локоть, и чокнуто вдвигает свой стакан в стакан Таниловой.
Стекло брызжет на руки обоим.
Решетчатое солнце учрежденческого праздника закатывается в водопроводный люк, лакеи в широком парадном гасят свечи с помощью длинных палок с железными приспособлениями на концах, а с улицы звонко доносятся пустынные голоса форейторов.
- Карета Рыженького подана!
- И Андрюшина стоит, - не по уставу меццо-сопранит Андрюшин казачок, которого хозяин разбаловал по доброте душевной. И напрасно. Совершенно напрасно.

ч. 8. Подробности личной жизни Рыженького
 
Грудь у Аленки маленькая и твердая, как два детских мыльца. Рыженький любит нащупать одно из них рукой, и медленными, круговыми движениями мылить и мылить его, пока твердый брусочек не умягчится, не примет прелестную коническую форму, не зарозовеет любовной пеночкой.
А, может быть, Рыженький проделывает все это во сне?
Как знать! Но, в конце-концов, какая разница!

ч.9. Подробности личной жизни Андрюши
 
Андрюша давно и безуспешно женат на однокласснице.
-Вань, - говорит она ему не менее семи раз в неделю, – ты бы починил выключатель на кухне-то.
- Хорошо! – ответственно соглашается Андрюша. – Только ты все как-то не вовремя напоминаешь мне об этом.
Ужиная футболом, Андрюша счастливо ругается.
Одноклассница, меняя тарелки прямо у него в руках (чего он, конечно, не замечает), седьмой раз за неделю интенсивно сокрушается про себя:
- Все-таки тяжело в доме без мужчины!
 
ч. 10. Побеги вдаль
 
Иногда Рыженький говорит Андрюше:
- Пора!
И после работы они отправляются в «Иллюзион».
Из белой, открытой стенки иллюзионного ящика начинают вываливаться на них особо сгруппированные события, в которых Андрюша с Рыженьким знают толк.
Их алчущие духовной пищи рассудки, пощелкивая, вбирают неординарное зрелище. В черно-белых пятнах десятого плана находят они болевые точки, на которые поспешно откликаются и потом ревниво сличают их – кто отзывчивей.
Красиво, когда точки совпадают.
Красиво доказать свою точку.
Некрасиво прохлопать точку.
Некрасиво доказывать точку выдуманную.
Сетки с приблизительными котлетами «Москва», маслом и апельсинами оттягивают им руки, роскошные девушки обгоняют на рысях, запах духов и московского снега стоит над дорогой, а Андрюша с Рыженьким, уставясь в центр земли, точкоболеукалываются до помрачения.
Учрежденческие дамы, которых Андрюша с Рыженкьким кратко и без обиняков обозначают с буквы «п», Леонтьев, би, бу, ба и бо, забытые, отстраненно оттягивают им левые руки вместе с сетками, а правые, вырвавшись из рукавов одежды, легко перелетают в воздухе, свободно парят в чистом пространстве духа, под броней дымно пузырящегося московского неба.
В такие вечера, вернувшись на домашний пол, Андрюша крылит по нему, как по лестнице, один за другим заламывая углы окуркам.
А Рыженький... Рыженький хорошо спит, вытянувшись параллельно краям своей умятой многими думами постели.

ч. 11. Попытки эрудиции

- Что это за Кембрийское море? – спрашивает Стелла, заначливо глядя на Андрюшу.
Ответственно сгруппировавшись, Андрюша вдруг у самой планки видит, что прыжок не состоится. Оставив за собой право на вторую попытку в неопределенном будущем, Андрюша почетно отходит в сторону и перешнуровывает кроссовки.
- Да, есть такое море. Есть. Определенно. Только вот где? Сейчас как-то не вспоминается.
- Какое море? – подплывает, багром из-за стола извлеченный Рыженький. – Так ведь нет, наверное, такого моря. Кембрийским называется период в геологии.
- Ах! – слабо бьет себя по лбу, из-за спешки не доевшая после детей манную кашу, Стелла. – Не туда смотрю. В самом деле, это ведь работа по геологии!
Андрюша и Рыженький, не глядя друг на друга, стремительно удаляются по косым в разные стороны.

ч. 12. Интриги

Два лихих сотрудника – Т. и Т. – такие ТТ-парабеллумы, нападая и отстреливаясь, занавесили андрюше-рыженькино учреждение черными дымами производственных детективов с убийствами.
Народ отдувается в угольных клубах расследований.
Андрюша и Рыженький сплошь в саже. Мыться не успевают.
- Не ходи по коридорам, Андрюша! – мужественно, как старший, говорит Рыженький.
Но Андрюша самовольно ныряет в сухой черный кипяток.
На берегу рабочего дня Андрюша с Рыженьким чистятся полысевшими щетками и вдруг, застыв, видят, как мимо них, медленно проезжает Леонтьев в открытом белом кадиллаке, белом блейзере, с белым попугаем на плече.
 
ч. 13. Удовольствия

Удовольствие - это когда никто ничего не знает, Леонтьев одет в черное, парабеллумы ТТ стреляют вхолостую, дамы объелись тортом и мучаются животами, а Андрюша с Рыженьким победительно обходят трехэтажный гарем сотрудников, вступают в сношения по выбору и на все панические вопросы отвечают:
- Налево, а потом направо.
Или:
- Направо, а потом налево.
И все звонки звонят в нужном месте и в нужное время.

ч.14. Бывает

Бывает, что Андрюша отвернется и думает о чем-то.
А Рыженький тоже отвернется, и тоже о чем-то думает.
Очнувшись, Андрюша опять думает:
- О чем это, интересно, думал Рыженький?
А Рыженький:
- О чем там думал этот Андрюша?
И между ними на несколько времени наступает молчание, как будто снег выпал.
 
ч. 15. Квази уна фантазия

Из окошка, низко расположенного, виден ледяной наст палисадника и наполовину вмерзший в него овал травы в виде спящего пушистого котенка.
Рыженький смотрит сквозь котенка, в его внутренности, и лист бумаги под его рукой покрывается круглыми строками:
А на укушенных страницах –
Следы надтреснутых ресниц.
Может быть, лучше – прокушенных? – сам собой озадаченный, думает Рыженький.
 
В это же время, Андрюша, прилипнув к кухонному окну, в который раз скользит взглядом вдоль ствола березки, вершиной соответствующей окну, вдоль ее коры, покрытой черными вулканчиками наростов как от погашенных сигарет.
Андрюша топит «Яву» в импровизированной пепельнице из-под ветчины «Нам», и решительно выводит на листке:
...В пододеяльник черт вселился,
И вместе с ним несется ниц.
Именно «ниц», а не вниз, заходится Андрюшино сердце от прямого попадания.
 
Выходные Андрюши и Рыженького отданы сну и творчеству. Этому чудному, болезненному, изматывающему поиску слов, в которых одних наше спасение, утешение, радость и оправдание слишком долгой жизни.
 
ч. 16. Лежа навзничь

Ночью, лежа навзничь и смигивая парабеллумы-ТТ, все время лезущие на глаза, Рыженький сжимается до размеров котенка, и думает о том, что счастье – это такая большая-большая, зеленая-зеленая, чистая-чистая, цветочная-цветочная, солнечная-солнечная, честная-честная, справедливая-справедливая, правдивая-правдивая, верная-верная, нежная-нежная, ласковая-ласковая, ровная – поляна. А где она?

ч. 17. Лежа на боку
 
Лежа на боку, Андрюша трется головой о плечико жены, и говорит, что он больше не будет.
- Ну что ты, кенгуренок, - отвечает она, и губы у нее пухнут от умиления.
Андрюша сворачивается теплым комом в кенгурином мешке, и засыпает, похрустывая шерсткой.
 
ч.18. Цыганка сказала:
 
- ...а дружок твой – рыжий еловый лапничек, влажный и не колючий, вот она и раскрутит, развертит, запутает его, расслабит в запястьях, да оставит... оставит с несчастным алчением чего-нибудь самого простого, людского, человеческого, без чего нельзя жить – например, милый, - поцелуя в уста...
- А ты, - сказала цыганка Андрюше, - остановись, не вертись, положи глаза на сруб, гляди в хвост дереву, гляди, не мигая, авось – листочек вырастет.

ч. 19. Радость на каждый день

В пустыне книжного магазина, быстро проскочив мимо двугорбого верблюда прозы, лениво жующего колючки в виде буквы «ц» (цццензура), мимо сухого щебня, усыпавшего русло некогда поэтически звеневшего ручья, Рыженький и Андрюша хлопают по стакану газировки из наукой придуманного красного автомата, и пылят домой с прекрасной книжечкой в руках: «Памятники кашмирской санскритоязычной литературной общности 7-13 вв», М., «Наука», 1982 г., тираж 2000 экз., бумага типографская №3. Гарнитура литературная. Печать высокая. 1 р. 30к.
 
ч.20. День – не тянется
 
День не тянется, день – летит! И жизнь не тянется. Жизнь летит. Сквозь не бу-не буду Душиной, не та – не так Таниловой, не му - не мучьте Мусино, и периферическое сэ- ст- сделаю – Стеллино...
 
Там, где «по газонам не ходить» - полулежат и вбивают кремы в потухшую кожу служащие дамы – в сотнях – худых и толстых – вариантах, а на перекрестках, на асфальтовых коврах, презирая тяжелое и легкое встречное движение, осели в будочках письменных столов, в перепутавшихся пролетах земных и небесных лестниц – худенький Андрюша и толстенький Рыженький...
Жизнь летит, и не замечает, что под деловыми масками коверных взмокли их нежные, моллюсковые лица – двух Рыженьких, двух Андрюш, тысяч Рыженьких, тысяч Андрюш...
 
ч.21. До свидания

С неба сыпется снег. Темнеет окно. Пустеет многонаселенная комната под сводами. Дрожит от холода раздетая вешалка. Драматически хлопает дверь.
На синем пороге Андрюша лизнул ушко пролетевшей снежинке. Снежинка растаяла.
Взметнулись в тишине бумаги от телефонного звонка. Вернись, Рыженький! Сними трубку! У твоей щеки молчит вечность. Ответь ей.