Збиги и томагавком по морде

 
 
    Они родились с разницей в  тридцать лет. Один -  в Варшаве или по другим  сведениям, имеющимся     в  открытых источниках,  -  в Харькове.  Другой -  в Прибалтике, хотя родители его   были из России.
 
Когда первый  уже  окончил Университет Макгилла со степенью магистра, а следом  Гарвардский университет со степенью доктора философии по политологии,  второй только появился на свет в 1953 году. Но позже даже прочёл   диссертацию того,   посвящённую  формированию тоталитарной системы в СССР, в которой  популярно  было рассказано  о том, что такое «тоталитаризм» на примере Советского Союза.  Но и  проблема   коммунизма/социализма, очень популярная  в то время в студенческих кругах,  особо им  не была  затронута, основной  акцент   был сделан  на теме «как страшно жить при Сталине и  без демократии».
 
   Второму  было интересно, он  был рождённым  в СССР, но, как и первый чужеземец, ненавидел с молодых ногтей всё советское. Было бы странно, если бы он не изучил все его труды, не прочитал до дыр в обложке все книжки Збигнева Бжезинского. Он был кумиром того, родившегося   и жившего   в СССР.  И,  конечно же, был ни один в своём роде.
 
  Их звали: диссиденты или просто  - антисоветчики.
 
А отца Збиги называли «фашиком».  Он  был одним из тех, кого в СССР ласково звали фашистской гнидой. Собственно, свою ненависть к русским Бжезинский младший и унаследовал от него.   Разве могло быть иначе, ведь  вся  дальнейшая  деятельность  этого одиозного политика была направлена   на борьбу  с тоталитарным режимом советского государства, которое он ненавидел  всеми фибрами своей души.
 
Но дочь Збигнева  Бжезинского очень переживала в детстве, когда тот  прилюдно бил её  расчёской по голове, испытывая при этом страшное  унижение. Как и второй, которого звали Юра, Юрка,  и который никогда не стал Юрием Алексеевичем, ему такое было просто западло, именоваться ещё и по батюшке, как принято было  с древних времён   на Руси,  или почти, куда, уж  тут, не допустимо вовсе,  как советский космонавт первым  полетевший в  космос -  Гагарин,  имел те же ощущения, будучи  подвешенным  своими  товарищами   за пионерский галстук, который всё же приходилось надевать, как того требовали порядки в школе. Что не отменяло его  неприятия даже красного цвета.  И он всю свою сознательную жизнь боролся, как мог с советским строем.

 
Конечно же,  в отличие  от Збиги, находясь на своей же территории, он не мог позволить себе действовать в открытую, что не мешало изучить ему досконально все труды этого  человека, опередившего его   в своём рождении и образовании,  упиваясь уже позже,  после развала,  каждым словом и предложением     « Великой Шахматной доски», написанной  своим кумиром, в   которой,  аж, целая глава  с красноречивым названием «Черная дыра»,   посвящена была России.
 
То, что Бжезинский  всю жизнь считал  США мировым гегемоном и отрицал возможность обретения подобной роли другими государствами, то,  что  он  относился  к СССР,  как к поверженному противнику, наряду с Германией и Японией после их поражения во Второй мировой войне, было  для русского по национальности Юрия терпким густым  бальзамом, разливающимся по   душе.
 
Это то, что он мог себе позволить, проживая в Советском Союзе, наслаждаться высказываниями и мыслями, противоречащими  здравому смыслу, от своего кумира, который  уже позже даже ни на минуточку не посожалел о том,  что в поддержку исламских фундаменталистов  заманил в Афганскую петлю – ловушку Советы, но при этом же  возник и  Талибан.
   
«Вы хотите, чтоб я об этом сожалел? Что важнее для мировой истории? Талибан или крах Советской империи?»,  «Советы разрушили Афганистан, и это стало почвой для „Талибана“ многие годы спустя» -  эти изречения  Збиги мёдом ложились  на сердце Юрию, носившему фамилию Камчатский, как наш русский Камчатский край, к которому он не имел никакого отношения.
 
А когда его  любимцу  ещё и  вручали  награду одной из Прибалтийских стран,  под названием:   Великий офицер ордена Трёх звёзд, то просто  млел от счастья, и эту значительную  в  своей  и  жизни Збышека  дату, как   видно, будет  отмечать теперь каждый  последующий год.

 
                ***

Но что интересного было  в этом советском русофобе…  С  годами, когда он достиг зрелого возраста, прочитав не только Бжезинского, но и  кучу философов, трудов по политологии, став более, чем начитанным, но закончив не Гарвард, а всего лишь Академию художеств, даже не стоит говорить, что  не на русском языке,  научившись только  ловко ваять из глины  бюсты каких - то людей и на этом,  все его таланты  на этом поприще закончились,  стал,  буквально один в один,  похож внешне на Збышека... Только нос у Камчатского был чуть подлиннее и скошен в левую сторону,  будто кто-то намеренно  и с  размаху ударил его по лицу, попав неудачно именно в это место.
 
Но походить только  лицом  не хотелось, правда,  фигурой он подкачал, был мал и щупл, и потому при ходьбе всегда слегка подпрыгивал, пытаясь таким образом казаться выше. И  в эти моменты почему – то выдвигалось  вперёд  его мужское  достоинство, скрытое ширинкой штанов, что выглядело как-то весьма двусмысленно, но желание во всём соответствовать, сподвигло Юрия  шагнуть на иную стезю, политологическую.
 
                ***
        Правда,  сначала он,  поработал  в бесконечных,  мелких фирмочках дизайнером по графике,  меняя одно место работы на другое.  Это была та профессия, которая его выручала какое-то время после получения  диплома художественной академии, что значило, художником, даже плохим,  он так и не стал.  А к  году,   так,  двух тысячному пришёл совсем голым и босым, и почти опухшим от голода, но со свежей идеей, как выжить и как прокормить имеющуюся семью, состоящую из….  как он любил повторять при случае, причём,  в том  случае, когда  неожиданно  встречал на своём пути какою-нибудь хорошенькую  женщину,  дабы каждый раз напомнить себе самому об этом и не забыть:  « у меня жена и две дочери».
 
Да, жена была и дочери тоже. И проживали они все вместе в одной двухкомнатной квартире на пятом этаже панельной  высотки,  где у Юрия была ни своя комната,   а свой угол, в котором он, почти забившись с книжкой в руках,  сидел до того момента, пока все члены семьи не улягутся спать, а вот тут, отец этого немногочисленного семейства  выползал из своего укрытия, осторожно  подползал к компьютеру, стоящему рядом с окном, тихонько нажимал на кнопочку «вкл» и погружался в иной мир, мир  познаний.
 
   До четырёх утра, по обычаю писал письма разным людям, по работе и просто так,  в качестве, пофилософствовать. А надо сказать, что именно это занятие, написание писем, отнимало большую часть его ночного бдения, ибо писал он многословно, излагая мысли витиевато, со всей накопленной им информацией. А свой почтовый ящик назвал никак  -  нибудь, а гордо -  brainbox, что означало  его мнение о себе лично, как об очень умном человеке или дословно в переводе на русский «ума палата». Но сам-то  он переводил на свой лад, несколько искажая употребление  данного выражения,  и в его трактовке перевод означал,  что это голова и надо понимать, конечно же, его,  а ни чья-то ещё, и полная мозгов или серого вещества, ну, это уже как,  кому больше нравится.
   
В общем, после такого праведного и упорного труда, заваливался он спать засветло, когда начинали копошиться уже просыпающиеся по очереди,  жена, потом две  дочери, ну,  и соответственно вставал, как и полагалось часа,  эдак,  в два или три дня. Надев на себя густой махровый халат, прихватив по дороге  заботливо сваренный и налитый  женой в чашку  кофе, выкатывался, словно красно -  ясно солнышко, но больше напоминающий в этой одежде  Обломова,  на балкон.
 
   Облокотившись о  железные потёртые от старости перила, делал первый обжигающий глоток коричневатой жидкости.  Затем закуривал тоже  первую  сигарету, вытащенную из пачки дрожащими,  почти онемевшими пальцами после сна. И,  только выпустив второе по счёту,  колечко никотиновой гари, наконец,   ощущал  себя почти человеком. Не хватало ко всему остальному  ещё обычного  глотка мартини и тогда, Юрий мог в полной мере считать,  что день привычно  начался на «ура», потому что с утром он уже явно опоздал.
 
Как и опоздал сходить на работу, чтобы получить за проделанный труд денежное вознаграждение, ну,  хоть голову какого божка сваять,  в чём он более всего преуспел, но он же видел себя уже великим серым кардиналом,  политологом, политтехнологом, короче  всем, чем, но связавшим себя более крепкими, чем супружеские,  узами с политикой. И потому,  ничего не оставалось, как возвращаясь поздно ночью домой после партийной сходки,  в члены  кружка которого  он записался для стартового начала, уповая на свою харизму  и великие знания, добытые из философских трудов того же Эрика Фрома и Шпенглера, и других   западных  мастодонтов, кроме скажем, нашего  Бердяева, ему то, Юрию Алексеевичу,  он уж точно был лишним,  как истинно русскому человеку, именующему чуть позже себя ещё и   «русским националистом»,  что станет тем, на что поставил,  политтехнологом, теперь уже на дрожащих, но не  от усталости,  а от выпитого  сверх меры  своего любимого коктейля  -    мартини  со знаменитым рижским бальзамом, пробирался на кухню, где его женой всё так же заботливо была оставлена одна единственная куриная ножка,  которую она  просто не  смогла  никак поделить на четыре части и предпочла, чтобы будущий кормилец был сыт и мог  улечься спать не на голодный желудок.
   
Но спать будущий политрук  сразу  не ложился, мешал выпитый почти наркотик-энергоджайзер, будоражащий ум и нервную систему, принимаемый уже давно и прочно,   от чего видно, и кривил он тонкий рот  в ту же левую  сторону, куда поглядывал его уже искривлённый не в меру нос.    Собственно,  без принятого на грудь, хоть одного утреннего бокала, присутствующая   харизма    в виде басистого,  бархатистого голоса,   не начинала проявляться даже  в зачатке. Но зато, уже после второй и третьей, когда,  как принято считать,  не закусывают, Юрий Алексеевич входил в раж, правда,  слегка мешал сползающий на бок рот,  к которому он плотно приставлял рупор,  дабы удерживать губы в состоянии покоя, и постепенно краснеющее лицо,    на глазах соратников и прочей публики   покрывающееся  пятнами цвета зрелого  томата.  Но при этом,  при многовековой выдержке  и закалке, стоял он  на трибуне  прямо, не шатаясь, почти до самого вечера, когда уже мог позволить себе расслабиться и какой есть тащиться до дома, всё ещё  крепко держа  в руках чехол для лэп-топа,  в качестве портфеля и или «дипломата» для солидности,  и в котором  всегда лежала на всякий случай завёрнутая,  почему-то в старую пожелтевшую и рваную  «Советскую Правду»,   бутылка початого сухого мартини.
   
   И вот,  так  и  пробирался он  тёмными дворами,  дабы не встретить случайно своих коллег по партии, которые тоже  в не малом числе проживали в его же  спальном районе,  и бубня себе под нос как мантру:   « у меня жена и две дочери»… Чего было  неустанно твердить про свою жену и дочерей среди  почти ночного безмолвия,  было не совсем  понятно,  всё равно, приличные женщины в такое время суток сидят дома у телевизора или на кухне готовят ужин для своих
мужей, а неприличных,   как он сам говорил, он обходил стороной,  теми самыми дворами,  по которым пробирался, словно партизан по минному полю, и где и впрямь можно было только случайно попасть ногой по пробегающей чьей-то или бездомной  кошке, а не наткнуться на ножку в туфельке 36-го  размера и на тоненьком каблучке, о чём он в тайне всё же частенько мечтал, прикрываясь своей, ставшей уже апофеозной фразой.
 
                ***
         Надо  бы добавить, что,  не смотря на своё бессменное русофобство и ненависть ко всему советскому,     упоительное  и,  можно сказать,  сладострастное    чтение  великого Бжезинского, почему – то в определённый момент решил  Юрий Алексеевич не выражать свою  лояльность   к новому строю, нарисовавшемуся теперь в Прибалтике и  оставался какое-то время в статусе,  не  означающем принадлежность к одной из тех стран. А на самом деле, просто желал выпендриться какой - то своей исключительностью среди масс, он же был,  не будем забывать brainbox, что на чистом русском языке и в прямом смысле слова означало,  ума палата. И как  сам  на том же,  теперь уже   не совсем родном  для него    языке в виртуальном пространстве сказал про  себя: «…первое лицо, которому правительство этой страны  отказало в натурализации»…
 
Но,  к сожалению,  первым лицом государства  он никак не являлся, тем не менее,   время шло неумолимо вперёд,  и Юрий Камчатский решил, что ему пора стать мэром города, дабы решать те же вопросы гражданства и прочие правительственные дела на официальном уровне, а не прятаться за своим рупором, и подал документы на получение статуса гражданина.  Он -  то был уверен, что всё это хиханьки-хаханьки и ему то, великому Камчатскому,  не откажут. Тем более   что их историю, как и их язык,  он знал в совершенстве или на зубок, короче забыл, что только что был не лоялен, и решил сменить свои принципы на,  по сути,  беспринципность.
 
Но как видно,  его «бокс» не совсем тем был наполнен, потому что параллельно  с подачей бумаг, он решил поруководить  антигосударственным митингом,  направленным против новой  общеобразовательной  системы,  почти без обучения на русском языке,  выведя на площадь  школьников, не забыв вперёд,  в качестве пушечного мяса выставить и свою жену и двух дочерей. Не зря же он, всё, как мантру,  повторял об их наличии для себя. А сам вдруг,  неожиданно вспомнил,  что он -  то серый кардинал, если что…   всего -  то политтехнолог, а не публичный политический деятель,  хотя вот -  вот метил на такую должность,  мэра столицы, и,  уже привычно прикрывая свои кривые тонкие  губы рупором, подсобрав  всю свою харизму, подпитанную уже  ни одним бокалом  любимого мартини, принятым на грудь в соседнем барчике,   вроде как,  руководил, скромно выглядывая  из - за продвигающейся вперёд  толпы,  митингом. 
 
Но серым на нём был только плащ, причём настолько невзрачной расцветки, что ни одна камера,  снимавшая  происходящее для отчёта полицейским органам, не зафиксировала главного зачинщика или организатора этого марша…
 
В общем,  после этих событий, чего хотел товарищ Камчатский, вернее, его брейн бокс,  о чём думал?  Но   правительство,  которому он с готовностью  желал   принести присягу и верность на свою лояльность к их режиму, наотрез отказало в выдаче  нового паспорта… А все последовавшие апелляции в качестве рекламы, потому что, вот тут -  то даже Юрию было всё ясно заранее,  в европейский суд по правам человека, были отвергнуты, так же наотрез ему отказали, заявив, что решение вынесено было правомерно.
   
Это та инстанция,  которая защищает права людей, если кто-то не до конца понял, но которая слышала  только о правах гос. элиты, а не о правах человека.
 
                ***
 Ну, что же, кажется, можно  было  бы  и подвести итог политической  деятельности и несостоявшейся карьере политтехнолога и  русофоба Юрия Камчатского,  который собирался зачем-то защищать права русских в той,  Прибалтийской стране, наверное,  так,  на всякий случай, а возможно,  больше потому, что на тарелке,  на кухне,   на накрытом столе  уже   не лежала одинокая, даже обглоданная,  куриная ножка, заботливо оставленная ему женой.  Дочери тоже больше не ждали отца-кормильца со всех совещаний, после которых  он обещал им накормить  их досыта.  Дом опустел. И Юра или Юрка, как его звали даже соратники по партии, а не только школьные товарищи, вешая на гвоздь, словно Буратино, за красный пионерский галстук, остался наедине со своим кумиром, который,  как он  всё же ошибочно считал, его не предал.

   Видно, так увлёкся   построением своей личной  политической карьеры  бессменный читатель трудов   любимого   Збиги,  что  не прочёл новую книгу, написанную Бжезинским  в 2012 году под названием «Стратегическое прозрение",   в которой он в корне меняет свои прежние взгляды и на теперешнюю  Россию, и на  Американские Штаты, как  на гегемона всей геополитики,   говоря о  радикальном политическом  развороте  США с далеко идущими последствиями, и где  выступает за масштабную ревизию всего предыдущего внешнеполитического курса Америки, взятого еще в начале Холодной Войны. Высказывая основную мысль в качестве   центрального  тезиса своей новой  книги, что  США находятся сейчас в той же ситуации, в которой находился Советский Союз в 1980-е годы. Тем самым подчёркивая, что американцы упустили имеющийся у них второй шанс в борьбе  на  монополию в мировой политике, то есть всё же, как ни  хотел сам Бжезинский, но колесо истории повернулось в ином направлении и настало время многополярного мира.
   
И это даже он,  вечный,   ужасный  русофоб, с помощью которого правительство  Соединённых Штатов постоянно  проводило  политику  Холодной войны против   Советского Союза,  следом ведя  информационные войны,  направленные   на  выбивание  из седла  уже не страны Советов, а  нового   Российского государства,   с желанием  загнать в ад весь русский,  российский народ,  констатирует как состоявшийся факт ослабление политического  влияния Америки на весь мир и   даже считает, что теперь  выживание Запада в многополярном мире полностью зависит от того, удастся ли интегрировать Россию в систему Запада.
 
Короче, эталон русофобии, похоже, наконец,   полностью пересмотрел  свое традиционно негативное отношение к России.
   
А мнение Камчатского так и осталось на той фазе ненависти ко всему русскому, ибо российские  реалии  он рассматривал, как  правопреемственность советского государства. С таким же успехом можно было бы  современную Российскую Федерацию посчитать и  правопреемницей царской России или даже заодно и вместе взятыми. Что тоже не плохо,  больше было бы поводов для предъявления претензий со стороны вечных  ненавистников  российских территорий и её народов.
 
Более того, откуда теперь черпал свои бесконечные знания  Юрий Алексеевич,  оставалось загадкой. Ибо всё мечтал, не смотря на имеющихся родственников, где-то  в Сибири, что размещённые на российско-прибалтийских  границах ракеты-томагавки однажды полетят в нашу сторону. Так повелел великий Збиги, который видно, сам  будет стоять у пограничной черты и размахивать рукой,  словно коренной житель Америки,  которым он,  вообще-то, не является,  в которой будет крепко зажат индейский топорик под названием ракета - томагавк.
   
  Какая милая, однако,  перспектива. Не искривился ли рот этого экс – политтехнолога от таких мечтаний, не потекли ли слюни сквозь его   злобно сжатые зубы, а ведь он,  наверное,  позабыл уже, почему эти губы находятся  у него на лице в неположенном месте….
   
  Потому что,  когда-то он получил крепкую пощёчину от  русской девушки,  которую пожелал сдать полиции безопасности, и так же, как и  сейчас радовался тогда, предсказывая, что  её родители будут сидеть  у окна на  подоконнике, а внизу  будет стоять «нарушка»…. Вот,   в тот момент,  в минуты их разговора, когда он со своим обычным пафосом надувшегося павлина, сощурив свои и так, ставшие совсем  узенькими  от злобы,   глазки, залитые очередным сухим мартини, пытался смотреть на девушку, в  то время, как та подыскивала подходящие предметы сервировки, лежащие перед ней, и на последний заданный  ею  вопрос: «Вы так считаете,  хотите повторить?»  великий брейн бокс с силой качнулся на хрупеньком теле и тщедушных плечах от  удара, нанесённого могучей русской  рукой,   по всему  видно было,  что  она оказалась гораздо сильнее, чем индейский томагавк, и почти отлетела в сторону.
   
Этого  женщина, которой  он тоже неоднократно повторял свою мантру о жене  и дочерях, уже не видела. Она спокойно шла к выходу, изящно лавируя между столиками, вспоминая и о его нелюбви как, он презрительно говорил,  к «россиянцам»,  и,   думая о том, что себя не представил он  только что в прогнозируемой им же ситуации с «нарушкой».  Понимая, что ноги всего этого растут у   человека - ума палата,  от  того, что ему плевать на весь мир – потому что,   то,  что вне его родового клана  (у меня  жена и две дочери),  то ему по барабану,  как и  весь российский народ вместе с   его родственниками из Сибири заодно,  главное,  чтобы натовские  ракеты в цель попали,  и погибло как можно больше людей.

 
  Ясно, было одно,  что он -   русофоб, но и  не пацифист, уж,  точно. Не из тех, кто  за мир во всём мире, а он, Юрий Камчатский, как видно,   против…
Более того,  вид его,  ставшего   совсем  кривым  рта,  постоянно, словно чревовещатель,  вещавшего  какую-то баламуть  о томагавках вместе  с прочитанным, но как оказалось,  не до конца   Збиги,     настолько утомил своими  однообразными движениями, что кто-то,  наконец, сказал ему  «Всё!»,  звонко ударив при этом пресловутым томагавком по перекошенной  и  качающейся, словно маятник,   морде.
   
Потому что монотонность сильно наскучивает однажды. Ну, а  в его  случае, случае Камчатского,  уже даже креативность не помогла бы,  потому что  изощрённый  в своём непонимании противник, становится однажды предателем даже на своей территории, но не только своего, но и чужого или чуждого ему народа. Тот, кто сумел повернуться спиной  к  своим,  легко поворачивается тем же местом  и  к чужим. Как бывает, когда змею на груди пригревают…