Жизнь и принципы

              I
        У окна сидит бывший иммигрант, а теперь уже гражданин Соединенных Штатов Америки! Сидит в своей квартире на четвертом этаже... один. Смотрит вниз и видит как религиозные евреи шумно радуются приходу Священной для них Субботы. Эту радость и тем более её святость, он не понимает и не разделяет с ними. Он сидит не грустный, а сконцентрированный на своём занятии – плевать на шляпы тех, кто ему не нравится тем, что они радуются ... и именно в его выходной день.
       Это занятие стало традиционным для него развлечением. Этот вид его борьбы, имеющей корни из его далёкого детства, обречён на успех. Почему? Потому что его смачный плевок, с четвертого этажа долетев до уровня... шляпы, обретает такую силу, что любой носитель головного убора ощущает его как легкий, но все, же удар. Из-за шума и радостного настроения, празднующие, на это не обращали внимания.
        Но и хасиды тоже когда-то снимают шляпы... и следы «атаки» партизана с четвёртого этажа стали замечать и понимать их смысл. Эти люди не вступают в конфликт с подобного рода воинами-антисимитчиками. Но как бы они удивились, если бы узнали, что делает это еврей из бывшего СоветскогоСоюза... а может быть и не удивились. Их опыт выживания помогает им понимать, что такое делают либо из ненависти, либо - «заблудшие души».
        Сам же Виктор никогда не задумывался в своей правоте и методах отстаивания «своего»; для него это очевидно, справедливо и неприкасаемо!
Ну, а если всё же спросить у него:
- Почему в тебе такая неприязнь? Наверняка его ответом будет:
- А пусть они мне не мешают...
        Он сам любил рассказывать о своей борьбе с религией в таком виде. Вначале чувствовал себя героем-подпольщиком, а потом, когда стало не интересно его слушателям, продолжал,  чтобы убить время и чем-то себя занять. Не могла его душа  выдерживать такой несправедливости – ему скучно, а им – весело.
       В том или ином виде подобные вопросы задавал ему каждый, кто узнавал об этой истории от него самого. Но, со временем он перестал это рассказывать вообще, так как своим стало не интересно, а чужим – ... всё же чужие.
Эта борьба продолжалась чуть более полугода. И неизвестно почему, но хасиды, живущие в этом доме, покинули его, выехали. Восторг и гордость за свою победу у Виктора длились не долго. Очень скоро он даже пожалел о том, что их больше нет - они лишили его такого интересного и ... бесплатного развлечения. Любить их Игорёк стал ещё меньше. И Суббота в его жизни перестала быть ожидаемой и радостной.
       Его иногда всё еще спрашивали о действительных причинах его «борьбы», на что он  отвечал:
- Нечего было шуметь у меня под окном... пусть теперь у себя там шумят».
       Кто знал его, тот понимал, что причина того, почему он это делал в его одиночестве и не сложившейся семейной жизни, да и простого недостатка адреналина, который играет важную роль в его физиологической реакции «плюй и веселись».

              II
       Виктор далеко не глуп! Много читает и интересуется историей и искусством, политикой и ... чужими заработками. В его понимании всё должно иметь смысл и приносить деньги. А эти... только веселятся! И что они могут теперь ему дать? Он не против их существования, но отсутствие пользы от них для него было очевидным.
        Он хотел бы не говорить и не вспоминать о том, что именно они дали ему самое главное в его иммиграции – первую работу. Он не любит говорить о своих долгах и обязанностях. Вернее – у него их нет... по его понятиям.
А ведь только они протянули ему руку помощи и дали возможность начать новую и честную жизнь, не потеряв веру в правильность принятого решения об иммиграции и сохранить уважение к себе!
        Именно их протянутая рука дала ему возможность осмотреться в новом мире, найти свой путь и не уйти на дно своей души.

            III
       До иммиграции Виктор жил в самом красивом городе бывшего Советского Союза  – Ленинграде и работал старшим мастером на Невском лакокрасочном заводе (Невские краски).
        Он гордился тем, что продукция  выпускалась высококачественная, и в этом видел и свою заслугу. Там же работала и его жена. У них родились и росли двое детей - мальчик и девочка. Он не был сиротой. Его родители жили под Полтавой в Переяславе. Виктор очень хорошо помнил историю на Полтавщине и потому не очень любил представителей тех народов, которые во время восстания
      
   Б.Хмельницкого  уничтожили еврейские общины Полтавщины. Была обида за то, что после перехода этих территорий под русское управление его предкам было запрещено там жить. Им разрешили селиться вновь лишь в 1772 г. после первого раздела Польши.
     Но у самого Виктор всё сложилось очень красиво: окончил школу и пошёл в армию, где его виртуозное умение игры на баяне обеспечило ему «музыкальную службу» - репетиции, концерты и танцы после концертов. Его крепкая внешность и лёгкость общения обеспечивали ему снисхождение у командиров и огромное количество поклонниц из среды местного населения и жён офицерского состава. После окончания службы приехал в Ленинград учиться, а после окончания уже имел семью и остался там до... своей иммиграции.

        С женой жил мирно: она любила театры, кино, музей и выставки, а он – работать. Сложилась гармония из двух противоположностей, она – страстный любитель жить с искусством, и он – страстный любитель накопления денег, тяжело расстающийся с ними. Хотя его раздражало еженедельное общение с искусством, но противоречить ей он не решался; страдания по этому поводу глушил работой. Он не мешал ей, а она  с подругами наслаждалась духовными ценностями.
     Шло время и когда дети подросли до способности воспринимать и понимать искусство, его жена в выходные дни брала детей с собой. И она, которую он и теперь ласково и с большим уважением называет Муся, успела получить ещё один диплом о втором высшем образовании. И так почти всегда она проводила все свои выходные. А Виктор в это время предпочитал работать или отдыхать, скорее выражая, таким образом, свой протест и непонимание «на что» тратятся деньги.


             IV
        Пришло время краха привычной жизни. Муся со своими родителями приняла решение об иммиграции ради детей, а Виктор, неспособный к авантюрам и «делячеству», не смог найти своё место в новом зарождающемся обществе. Разумные аргументы Муси и массовые исчезновения знакомых из записной книжки, привели Виктора к согласию на отъезд, но только при одном условии - его родители едут с ними.
      Была молодость, были силы и надежды. Всё это помогло выехать и устроиться в Нью-Йорке. Этот город для жизни в Америке выбрала Муся, по той же причине – огромное количество музеев, выставок и театров, как в её родном городе. Она действительно не видела возможности жить без общения с искусством. Эту её страсть не смогли погасить тяготы и ограничения иммигрантской жизни.
     Виктор пробовал хотя бы как-то ограничить её в этом, «зажать» дыру семейного бюджета и экономить на искусстве и парикмахерских, но он проиграл. Муся не смогла это принести в жертву материальному благополучию. А он – не смог на это смотреть, принять и пережить. Решение нашли – жить отдельно. Она – с детьми и мамой, а он – совсем один. Жить со своими родителями он не хотел. Забота и уход за ними требовали времени. А у него его не было.
       Он всё время отдавал зарабатыванию долларов. В этом он видел смысл жизни любого мужчины ... и только.
Потом они официально оформили развод, и ему стало ещё спокойнее. Появились деньги, и этим он доказывал своей Мусе свою правоту, а детям – укреплял свой авторитет, память о себе.
       Великодушно и даже величаво Игорёк выдавал деньги наличными. Это всегда выглядело в его глазах триумфом его мудрости и добродетели.

              V
       О своей Родине он не любил и не мог говорить хорошо, а плохо – не имело смысла. Лишь однажды посетил её, когда необходимо было его присутствие при оформлении Российской пенсии на имя оставленной в Полтавщине родной сестры.
        Вернувшись, он долго потом жаловался, но не на новую Россию, а на то, сколько ему «это стоило». Какой стала она – новая Россия, он даже не заметил. И это не странно. Он, наверняка, всегда нацеленный на работу и ту не знал.
      Виктор жил так, словно в нём живёт какой-то неоткрытый ещё ген – жить ради денег. Он работал всегда честно, но тратить их «без слёз» не мог. Его душа протестовала, плакала, кричала от отчаяния и заставляла бить кулаком о стенку. Ничто не изменилось и в новом мире – в Америке. Он остался верен своей цели – зарабатывать всегда и везде, а деньги хранить только в «чулке» - так вернее и незаметно для других!
Доходы Виктор состоят из его инженерной зарплаты и оплаты за сверхурочные. Поэтому это превыше всего! И только это уважаемо им! Это ничем не может быть заменено или быть принесённым в жертву.
      Его мама, как и все мамы на свете, безумно любила своего Игорька и всячески помогала ему жить: готовила для него обеды и его любимые голубцы, обожаемую им гречневую кашу с сосисками и котлеты. Раз в неделю он покупал ей продукты на её деньги и на велосипеде вёз готовый обед к себе домой.
Но мама постарела и когда её ноги перестали держать, за ней стала ухаживать женщина, приходившая пять раз в неделю на четыре часа. Остальные дни и часы она была одна. Виктор не бросил её, он ей звонил много раз в день и решал по телефону все её проблемы. Но он не мог себе позволить быть с ней рядом. Ему казалось, что именно тогда его и позовут на сверхурочные. А от мамы ему далеко ехать, да и не сможет отдохнуть перед работой.
       Конечно, можно как все иметь машину, но иметь машину в Нью-Йорке – это очень хлопотно и стоит денег: парковки, дорогая страховка, уход за ней... всё это и время и деньги. Потому он и перешел на велосипед, который он сам собрал из нескольких найденных на помойках Нью-Йорка.


             VI
       Однажды ранним утром, когда мама позвонила ему и сказала, что она упала и встать не может, то он её так отругал, что бедная женщина даже попросила у него прощение за беспокойство. Он, как сын не спросил у неё, а сказал ей:
- Мама, чем я могу помочь... я сейча с собираюсь на работу... работу! Лежи и не шевелись! Скоро утро и придет твоя сиделка.
      Мама так и сделала... Она всегда старалась слушать сына и делать как он говорит. И только ослушалась сына тогда, когда ещё недавно на себе таскала парализованного мужа в туалет по ночам. Виктор конечно знал об этом и переживал... и запрещал ей это делать, но ведь «папе нужно в туалет...», говорила она и на этом всё заканчивалось.
        А что он мог сделать? Игорёк и теперь бессилен перед геном, зовущим его на работу ... он звучит в нём и днём и ночью! И даже в день рождения жены и детей, юбилей и свадьбы дочери.

            VII
        В жизни иммигрантов чаще бывают исключения, редко что идет по правилам и планам. Может быть, поэтому многие семьи не выдерживают испытания и распадаются.
У Виктора так и случилось. А женщина, когда ещё молода и красива,  вызывает интерес у тех, кто рядом. И это, прежде всего, происходит на работе – выпадает шанс  найти интересного попутчика в этой новой жизни. И у Муси возник такой на её пути! Но... Виктор... узнав об этом, сумел включить всё своё обаяние и ... она отказалась от сближения с этим интересным и интеллигентным человеком. Но сложиться или вернуться к старому(?) у неё с Виктором уже никак не смогло и она осталась одна... с детьми, мамой и работой, подругами и со своей страстью к искусству.

             VIII
        По правде сказать, Виктор тоже попробовал однажды изменить свою судьбу. Его заочно познакомила газета с «привлекательной и готовой к серьёзным отношениям» женщиной и они договорились о встрече в кафе. Она должна была быть с длинным платком на плечах, а он – с газетой под мышкой. Когда пришло время встречи, Виктор заколебался, но телефон предательски молчал, и он и всё же пришёл на встречу, по дороге купив цветы!
Но это Виктор! Он пришёл раньше и спрятался за дерево на противоположной стороне улицы и, когда возле входа в кафе появилась она, точно подходящая по её же описанию, Виктор понял, что даже не стоит и пробовать... он выбросил в корзину для мусора... газету и, спрятав под пиджак цветы, решительно перешёл дорогу и прошёл мимо. Он очень хорошо себе представил, как ему будет противно начинать отношения с «нуля» и «подкладываться»... Придя домой, он резво, с двойной решительностью и энергией, подхватил свой велосипед и поехал к ... своей жене... «Не пропадать же добру» - так решил он и засунул букет в сумку, прикрепленную к раме.
Он попал в точку! Муська, давно забывшая о таком ощущении как получать цветы от мужа, да ещё такого решительного и на «подъёме», приняла его порыв за обновление, исправление и ... потом позволила ему приезжать к ней по выходным на обед.

             IX
      Мало кто оспорит тот факт, что к новой иммигрантской жизни женщины приспосабливаются быстрее и успешнее чем мужчины. Их природная материнская сила, желание любой ценой выжить самой и «вытащить детей» позволяют им быстро без комплексов взять язык, найти и получить работу, вполне достаточную, чтобы удержать себя и всю семью на плаву. Но... хрупкая и ранимая психика мужчин, чаще не способная выдержать такой переворот в семейных отношениях, когда женщина заслуженно становится лидером в семье, но так и оставшаяся гордость, при абсолютном отсутствии гибкости сознания, часто, если не всегда, становятся причиной ссор, разногласий и полной неудовлетворенности жизнью.
Конечно, есть и такие, которые проявляют способность принимать временные трудности и проявлять гибкость. Вот к ним и относится Виктор – он боец и готов честно и много трудиться ради семьи сам и жену свою вовремя подтолкнёт и наставит на «путь истинный». Но одна его слабость привела всю его мудрость и усилия к поражению -  непримиримость к «расфуфыриванию» денег вообще, а на развлечения и «помаду» - в частности для него.

              X
        Виктор нашёл своё место в иммиграции и оно ему нравилось. Он схватил эту жизнь своими крепкими руками за горло и держал! Но вот смириться с расходами на «женскую блажь»... он не смог. Он не смог понять, что женщина всегда хочет и должна быть не только женщиной, но ещё и красивой! И он её потерял. Но жизнь его на этом не могла кончиться, и он устроился жить одному, при внимании и поддержке мамы, тёщи и даже Муськи.
Гены, его гены! Они не оставили его и теперь; они говорили в нём теперь в полный голос.
Он сразу понял, что его квартира ему нужна только для ночёвки... а остальное время она просто простаивает! Вот и решил Виктор, что здесь можно делать лёгкие деньги – сдавать проходную комнату! По рекомендации знакомого «собачника» он взял к себе жить (за приличные для Виктора деньги) одинокого и далеко не молодого мужчину, работающего таксистом. Вначале, как всегда, всё шло очень хорошо: он работал и мужик работал; тот одинок - и Виктор. Условие, которое поставил ему Виктор, а это запрет на привод женщина в дом, выполнялся ими легко. У Виктора – жена, которая не под каким предлогом не придёт в его квартиру... а таксисту, похоже,  женщина была уже не нужна. Но он пил он, и пил прилично. Потому его либо не было дома, либо – он крепко спал. Но вот кризис 2008 года, разрушивший экономику Америки, сказался и на бизнесе Виктора.
        Его «комнатосъёмщик» прекратил ему платить. Он стал пить ещё больше и больше спать. Виктор вначале, целых два дня, даже сочувствовал ему. Но тот факт, что тот пьёт, а значит, имеет деньги... а вернее пропивает его - Виктора деньги, привели его в ярость. Он его стыдил, ругал, выгонял, выбрасывал кровать на мусорник... ничего не помогло. Тот пил и просил подождать, говоря о том, что и кризисы когда-то кончаются. Но Виктор не хотел ждать окончания кризиса. И решил действовать. Он подождал, когда придёт таксист спать, конечно пьяный «в стельку», Виктор ему не открыл дверь и сразу вызвал полицию. Приехавшие стражи, прекрасно знающие законы Нью-Йорка, объяснили Виктору, почему тот обязан открыть дверь и пустить таксиста жить у него. Но Виктор был не из тех, кто сдаётся. Три дня он обдумывал и нашел новое гениальное решение! Он сел рядом с кроватью таксиста и ждал, когда тот заснёт. А тот, ничего не подозревая или не соображая, быстро засыпал. И как только таксист засыпал, Виктор толкал его в бок, тормошил за плечо. Таксист просыпался и тупо посмотрев на Виктора, засыпал опять. Потом опять ждал, когда тот заснет и вновь будил его. Но это вскоре не стало работать, видимо таксист смог успешно адаптироваться к новым условиям его жизни. Тогда Виктор притащил ведро с водой и стал медленно лить холодную воду ему на голову. Таксист хотя и просыпался, но продолжал мужественно пытаться выспаться.
      Виктор чувствовал мощный приток адреналина. Его увлёк сам процесс борьбы с таксистом. Так прошли три ночи. Виктор прекрасно умудрялся выспаться на работе, а у таксиста, похоже, такая возможность не была. Эта борьба не истощала Виктора, а наоборот – приносила бодрость и свежесть. Через три дня таксист капитулировал! На четвертый день, когда Виктор открыл ему двери, он тихо вошёл и молча собрал свои вещи. Он исчез из жизни Виктора навсегда! Игорёк праздновал победу! Через несколько дней загрустил: адреналин кончился, деньги не поступали.

            XI
        Замкнутая и очень одинокая жизнь Виктора дома, сильно отличалась от его жизни на работе. Он очень быстро понял и оценил место своей инженерной работы в госпитале, где очень часто по разным причинам устраиваются приемы с угощениями, после завершения которых всегда остаётся много съедобного и вкусного не только для иммигранта и одинокого человека! Виктор с азартом карточного игрока устраивал буквально охоту за этой «халявой». Его не удовлетворяло разрешённое право после окончания угощения брать легально из того, что оставалось. Он не хотел «делиться» с уборщицами и охранниками, которые с осанкой кондора подходили и набирали именно то, на что положил свой глаз Виктор. Его очень унижало то, что они ему оставляли... а предпочитал сам им позволять и угощать. Поэтому он разрабатывал целые операции по «экспроприации» ещё до начала «угощения», когда участники ещё сидели в большом зале. Он не повторялся никогда. Всегда разрабатывал новые способы обхода официантов и захвата добычи, которую он сразу тащил в раздевалку, сортировал и засовывал в ... морозилку общего холодильника.
Его добыча - это его тактическое и стратегическое оружие в деле «задабривания» начальников и ... курящих. Виктор давно понял, что ему не угнаться за постоянным ростом цен на сигареты и потому он давно перешёл на самые–самые дешёвые, которые росли в цене гораздо медленнее. Он любил курить, но не любил тратить на это деньги. Поэтому «приличные» сигареты он курил только те, которые ему удавалось выменять на добычу.

           XII
      Как мужчина, Виктор сделал много и правильно для своей жены и детей. Жене он оставил квартиру, где она живёт со своей мамой и сыном. А когда сын захотел жить отдельно, то дал ему деньги на первый взнос. Дочери, живущей отдельно со своим мужем, оплачивает квартиру. Да и о себе позаботился – пусть однокомнатную и кооперативную, но квартиру, купил в Бруклине и живёт в ней, как ему хочется...
В один обычный для Виктора день, когда он собирался на работу, он проверял колёса своего велосипеда. Они держали давление, но что-то ему говорило о ненадежности их. И он, на всякий случай, приготовил запасную резину. Сумка его была уже заполнена продуктами для обеда на работе и запасом на тот случай, если ему повезёт остаться на сверхурочные. Он взял «запаску» и перекинул её через плечо, как матросы когда-то носили пулемётные ленты. Было еще немного времени, и Виктор выглянул в окно. Было тихо и спокойно. Все и всё жило своим распорядком дня. И вдруг зазвонил телефон. Виктор снял трубку и услышал голос женщины, которая днем ухаживала за его мамой.
       Взволнованный голос сообщил о кончине его мамы, прямо сейчас. Виктор молча выслушал. Женщина на том конце немного подождала, ожидая реакцию сына. Но Виктор молчал. Тогда она спросила у него:
- Что делать?
- А что вы не знаете? Вас не учили?
- Знаю... но я думала вы хотите приехать сейчас, ещё до того как заберут тело вашей матери...
- Зачем...
- Попрощаться с телом... оно ещё теплое... может быть вам приехать захочется и проститься с ещё теплым...
- Нет! Я должен ехать на работу.
- Вы точно не хотите проститься... ещё тёплое...
- Мне нужно на работу! Я уже опаздываю! Делайте что нужно, а я завтра после работы займусь документами.
- Хорошо... до свидания...
- Пока!
Виктор привычным движением закинул велосипед на плечо и вынес его из дома, спустившись по лестнице со своего четвертого этажа. Его здоровье позволяло этот старый, сделанный из настоящих железных труб  велосипед, вот так поднимать и спускать по лестнице каждый день, круглый год: дождь, снег, ветер – это, как и всё остальное, не могли остановить Виктора, быть причиной не пойти на работу... и тем более – если сверхурочные.
После работы он нашёл все документы, заранее им приготовленные уже несколько лет назад: на купленную землю на кладбище и расписка об оплате гроба и передал своей бывшей жене Муське, которая взяла на работе несколько дней для того, чтобы помочь Виктору выполнить его долг перед своей мамой. Сам он остался дома ждать звонка с работы. На предложение начальника использовать своё законное право на несколько оплачиваемых дней по этой причине, он сказал «ни за что, не дождётесь» и вышел.
Он назначил день похорон на свой выходной. На деньги, оставленные мамой ему на этот случай, по её просьбе был заказан Рабай. И вся церемония прошла очень достойно. Пришли его дети, бывшая жена и несколько соседей из её дома. Говорить никто не стал. Рабай красиво и грамотно произнёс речь о маме.
В один момент во время речи Рабая, Виктор увидел как над телом мамы непонятно от куда появилась матовая, слегка желтоватая, вытянутая к верху плёнка. Именно плёнка, а не облако... желтоватое, не белое и не прозрачное ... похожее на  пузырь натянутый  на неправильно расположенные колья. Виктор посмотрел в сторону Рабая, произносящего речь, затем медленно перевёл взгляд на жену и вернул его на «то», что висело прямо над телом мамы. Потом оно «на шаг» отодвинулось за гроб и осталось на той же высоте. Ясность мышления Виктора и его полное отрицание существования чего-то подобного не испугали его. Как глубокий материалист и атеист, он и теперь не смутился от увиденного. Он широко раскрыл глаза и поправил очки. Спокойно взглянул туда, где «это» появилось.
Гроб стоял у огромного окна, через которое светило зимнее солнце. Прозрачные занавески не остановили луч солнца. «Оно»  так и ... находилось на том же месте. Ясное и четкое его существование напомнили Виктору холст без рамы... или, может быть, на застывшую однородную биомассу.
Виктор понял, что «это» только он видит. Абсолютно всё, включая и гроб с телом его мамы, он перестал ощущать как реальность. Время и люди остановились...  Это продолжалось до того момента, как пригласили всех выйти из зала вслед за вывозимой тележкой с гробом.
Виктору стало жалко... себя. Он ощутил наступающую пустоту... в его жизни.
На кладбище, пока сопровождающие шли за тележкой, везущей тело к месту погребения, Виктор, шедший сразу за гробом, смотрел на шестиконечную звезду на крышке. Он представил себе ещё раз маму, там под крышкой и ему стало не по себе. Вдруг он почувствовал желание ей что-то сказать, но не так как он всегда говорил наспех, раздраженно и бесцеремонно...
Вспомнил, как его осуждали... взглядом и молчанием те, кто был свидетелем его разговора. Вспомнил и того, кто единственный его спросил:
- Это ты с кем говорил? С мамой? Так со своей мамой? Ну, ты и сын...
- А чё она... не соображает... сколько раз ей говорил...
- Так возьми и сделай сам!
- Когда? Я работаю. Пусть... сама звонит... ей нечего делать...
Это было однажды и сказал тот, кто только что был принят на работу в тот же госпиталь, где работал Виктор.
Ход его памяти прервало ощущение того, что он наступил на что-то очень мягкое и скользкое – это была кладбищенская земля. Она смогла прервать его мысли и погасить желание сказать маме «прости»...
Гроб быстро опустили, ещё до того, как  Виктор успел подойти к вырытой яме. Первое, что пришло в его голову:
- «Схалтурили» и вырыли не так глубоко.
        Заговорил Рабай о бренности тела, о том, что оно пришло из праха и в прах возвращается. Игорьку стало противно и ему очень хотелось одного – скорее всё это закончить и уйти на работу. Но Рабай словно тянул время: прочитал молитву,  спел псалмы и призывал радоваться за то, что её душа прошла путь воплощения в теле и теперь ей предстоит очень трудный период в семь дней, когда душа будет маяться между телом и огнём свечи, которая будет гореть в её доме. Потом вновь призвал всех к радости за ушедшую душу. Сказал и об очень большой важности наших мыслей, воспоминаний о ней и её душе – всё это даст ей силы и успокоит в её  метаниях. Душе умершей предстоит путь очищения в течение одиннадцати месяцев и, затем, пойти дальше своим путём в своём вечном существовании. Эти слова Рабая Виктору понравились, и ему стало легче.
Возникла пауза и Муся спросила:
- Когда можно приходить сюда?
- Не надо приходить сюда в течение семи дней! На седьмой день можно... после обеда. А сейчас душе нужна ваша помощь! Ей будет очень больно, страшно и тяжело. Вспоминайте только хорошее о ней и пусть огонь свечи, которую вы зажжете дома, свяжет вас с ней. Через неё вы сможете её чувствовать и посылать свою любовь, слова радости и пожелания...
Но Виктор не о свече думал, а о том, что теперь ему придётся заниматься освобождением маминой квартиры от её вещей... и вообще о том, как она осложнила его жизнь.

- Можно прийти на могилу на седьмой день и положить камушек, как символ того, что вы посетили её и оставили камушек - символ ваших окаменевших слёз, - продолжал Рабай, -  Не печальтесь о теле! Это всего лишь «изношенный костюм», в котором прожила её душа очень короткий период своего бессмертного существования. Кладбище – всего лишь место для «сброса биологической оболочки». Думайте о её душе с благодарностью и любовью! – продолжал Рабай.
Затем он вновь запел очередной псалом своим изумительным тенором. Виктору, как музыканту, очень понравилось его чистое пение и он первый раз с уважением взглянул на Рабая и подумал:
- Молодец! Честно отрабатывает мои деньги!
Кто-то опять спросил Рабая об уже уяснённом Виктором:
- Когда можно приходить сюда?
- Теперь только на седьмой день от сегодняшнего – дня придания земле... после обеда. Потом можно через тридцать дней после похорон. Очень важные для души последующие семь дней; они самые тяжелые, очень тяжелые для души, которая будет метаться между местом захоронения своего тела и домом, где о нёй говорят только хорошее. Потом, до тридцати дней она будет облетать всех и всё, где была, с кем, чтобы просить прощения у них и дать тем, кто в нем нуждается. И в тридцать дней вернётся к своему телу и уже навсегда уйдёт на очищение... Поэтому каждый месяц мы молимся за эти души, придавая им силы в течение одиннадцати месяцев. А затем, очищенные и свободные, насколько это будет возможным, пойдут учиться и готовиться к новому, что есть в плане Творца для каждого, - закончил Рабай и попросил всех выстроиться лицом к лицу, чтобы образовался коридор для прохода по нему всем родственникам.
Виктор шёл по этому короткому коридору, где по сторонам стояли отдельно мужчины и женщины. Его охватило чувство благодарности к ним и прилив сил, исходящий от всех.

          XIII
       Виктор не сидел неделю и не молился за маму; у него на столе одиноко горела свеча все шесть дней и на седьмой, она словно кем-то задутая, погасла. И поздно вечером она без треска и вспышек тихо погасла. Виктор ощутил холодок, который обнял его со спины. Тот самый холодок, который нам становится знакомым лишь с потерей мамы...
Несколько дней (может два, а может и один), у него было что-то новое в его душе; что-то такое, что сделало его более медленным в движении и осторожным в своих выражениях. Он почти не сквернословил, чаще звонил своей бывшей, но до сих пор все ещё верной ему жене.
И вот он опять сидит так же у окна... Он – Виктор, бывший иммигрант, а теперь уже гражданин Соединенных Штатов Америки! Сидит в своей квартире! Смотрит вниз и не видит ничего интересного там... тоска и пустота... и плюнуть не на кого... Да!
Выходной день! Суббота! Так тихо... выть хочется...
Посмотрел на свой телефон, как на последнюю надежду вернуть ему радость к жизни... а он молчит... нет сверхурочных... у жизни.