Натан

Увамеловский Натан Денисович (1860- 1941) — учитель рисования, флорист, автор записки в Управление особого строительства ГУЛАГа «О необходимости питания чесноком и луком , как единственном способе борьбы с куриной слепотой в условиях Крайнего Севера».

Родился Натан Денисович в семье сапожника в Феодосии. Его дед по семейному преданию в детстве дружил с самим Айвазовским, что очень похоже на правду, потому что дедов дом, действительно, был прямо наискосок от родительского дома Великого мариниста в армянском квартале. Может быть, какая-нибудь житейская встреча деда с Иваном Константиновичем и подтвердила бы семейное предание, но так уж случилось, что дед погиб нестарым человеком на каменоломнях под Керчью. Натан его смутно помнил. Зато хорошо помнил Айвазовского, его школу рисования в Феодосии, куда, к сожалению, сам Натан не попал, но зато в воскресные дни в той школе можно было встречаться для свободного обмена навыками всем тем, кто увлекается рисованием. Профессией же учителя это его увлечение молодости станет не скоро.

Он принял дело отца — две сапожные мастерские (на второй сидел его младший брат с семьей), и так продолжалось до 1898 года. Тогда в Феодосию заехали немцы и вернувшиеся из Австрии караимы, которые привезли ремесло обуви на совершенно другом современном уровне. Мастерские Натана стали терять клиентов и потихоньку превратились в две обувные лавочки, которые всего лишь торговали фурнитурой и дешевой обувью.
Семья у Натана к тому времени уже была большая — шестеро детей, пять девочек и мальчик , родившийся вторым из детей, и к 1898 году уже ставший серьезным помощником, поскольку ему — сыну Михаилу — было уже 13 лет.
В 1900 году жена родила ещё девочку, а в 1904 последнего мальчика, который не выжил и умер совсем во младенчестве. Так почему же 1898 стал поворотным в деятельности и жизни семьи Натана? Не только потому, что заехали конкуренты. А ещё и потому, что взбрело Натану в 1898 году украсить свои лавки своими же картинами. И начал он рисовать. Думал, между прочим, «а вдруг и картины приглянутся и кто-нибудь купит?». Приглянулись. Покупали его картины лучше, чем его обувь. Темы его работ были очень просты — обувные. Но такие они были живые, эти его картины, такие фотографически узнаваемые и комичные ситуации «Отвалившийся каблук», «В подметки годится», «Два сапога пара. Оба левые...» и так далее, что с 1899 года Натан Денисович писал картины уже на заказ с очередью на полгода-год вперед! Он купил бричку, потом вторую. Одна возила воду с Лысой горы, другая — людей...

В 1904-м он купил земельный участок и стал строить дом на два выхода, полагая, что в одной половине будет жить сын, когда женится, а в другой либо они с женой, либо одна из дочерей. Надо сказать, что сбывались его планы, денег хватало. Открывались новые возможности. А однажды произошел и вовсе  финансовый рывок. Последний владелец Вишневецкого замка (из Тернопольской губернии) Павел Демидов организовал скупку картин художников Крыма, видимо, прослышав про сильнейшую школу живописи, заложенную ещё при Айвазовском. Скупил он много, в том числе и немало хлама, мазни. Впрочем, картины Натана Увамеловского тоже не относились к живописи высокого уровня. Его покупал интеллигент-провинциал, мещанин с юмором, мелкий лавочник. Но через оценщиков, которых нанял Демидов, произошло маленькое и локальное чудо востребованности картин Натан У. И надо тут пояснить вот что...

В центральных российских городах понятия дизайна в питейных заведениях в начале ХХ века практически отсутствовало. Буфет, несколько полок с чайниками или тарелками, затрапезная вышивка на стене— вот максимум того, что украшало кабаки (рестораны не в счет — их было ещё очень мало и их убранство стремилось к нормам классицизма — дворцовым, бальным и т. п.). А вот на территории Крыма, Западной Украины или, как тогда считалось Малой Польши таверны, корчмы, кабаки уже стремились к стилю, уже пытались создавать свой колорит. Картины Натана с башмаками и сапогами, с курьезными тапочками на босу ногу и онучами оказались очень даже кстати. Вот кабацкие приказчики, а с ними и хозяева таких заведений заказывали целые галереи «обувных картин» со сценами несуразиц, казусов и со смешными карикатурными лицами. Тут -то Натану заказ и гешефт пошел полным ходом.
В 1911-м году в Российской Империи начали формироваться антигерманские настроения. Немцы к 1914-му совсем себя почувствовали неуютно. Продавали дело, дома, лавки и салоны. Такой салон в Москве купил Натан у отъезжавшей в Германию немецкой семьи. В салоне продавались его картины, бижутерия и поили кофе. Натан продолжал писать картины, его наняли учителем рисования в несколько ремесленных училищ и в лютеранское благотворительное общество. Дочери Натана благополучно вышли замуж и женился сын — раскидало их от Вильно до Москвы и от Моздока до … впрочем, две дочери остались в Крыму (это в «раскидало» не считается).

Дальше есть пробел в истории Натана Денисовича, известно лишь, что жена его померла в Москве в тифозную эпидемию 1921 года (по другой версии — в гриппозную в 1918-м, когда гуляла страшная эптдемия «испанки»). Как бы там ни было, но известно, что в 1924 году Натан был одинок и был довольно успешным нэпманом (см. Новая экономическая политика — НЭП). Он создал артель, которая рисовала плакаты, рекламу. Как ни странно — он продолжать писать картины,  две из них долгие годы, чуть ли не до Великой Отечественной войны, висели в кабинетах Московского Совета депутатов трудящихся на Тверской (позже — ул.Горького).
В 1927 году он вместе со всей артелью загремел под следствие, а ещё через 10 месяцев поехал рисовать плакаты в трудовом лагере на Онеге. Через четыре года освободился уже в должности художника великой стройки - Беломоро-Балтийского канала. Их, художников, на стройке было даже 18 человек, были главные художники и даже художники-педагоги, которые учили правильным цветом рисовать лицо Кирова, Ворошилова и Сталина.(Впрочем, некоторых людей на изготовлении багетов тоже почему-то называли «художники-педагоги»).

Ехать освобожденному было некуда. Московскую квартиру давно заняли другие люди, в Феодосии дочь жила с кучей детей и с пьющим мужем, они были явно не помощники. И решил в 1933 году Натан Денисович остаться на работе при лагере. А тут и пароходство ему заказы подбрасывать начало — все-таки по Беломору пошли корабли. И, наверное, здесь закончил бы свою жизнь крымский художник, но 10 июля 1934 года был создан Наркомат внутренних дел — НКВД. Ему были приданы 5 управлений лагерей, а главное — требовались вольные(но очень проверенные — читай «зависимые») люди в систему хозяйства в новых лагпунктах. Так Натан сначала в командировку выехал в Усть-Вымь, а потом — с декабря 1937 года оказался в лагпункте Вожаеля,который ещё только-только формировался, как лагпункт. Ещё чуть позже — на лагпункт Ветлосяна (под Ухтой).

Нам интересен момент 1937-38 годов, когда Натан пишет рекомендацию лагерному начальству. Она — эта рекомендация - спасла ему жизнь на три года, но гораздо важнее, что она спасла жизнь и здоровье многих людей. Происходило ослепление заключенных от недоедания и реальной цинги — нехватка витаминов вела к тому, что в феврале 1938 года до 90 процентов работников не могли видеть, слепли уже в легких сумерках. Болезнь, известная как «куриная слепота», провалила все планы по лесозаготовке и по строительству. Болезнь стала масштабной,  зека не могли даже ухаживать сами за собой — постираться (появились вши), подшить одежду и многое другое. Ко всему прочему смертность в 1937-38 годах в лагерях Севжелдорлага и УхтПечлага была страшная. За зиму на некоторых лагпунктах погибло до 70 процентов заключенных. Из-за этого случились серьезные разборки наверху НКВД. Виновных пытались найти внизу, а тут — опачки — у Натана Денисовича, оказывается, ещё в ноябре 1937 года были предложения по высадке лука в теплых помещениях, по закупке того же чеснока, лука, моркови у местного населения. Он предупреждал...Но кто ж к нему прислушается.

С «куриной слепотой» начали бороться. Закупили у местного населения ягоду, собрали, где нашли зимнюю рябину. Подключили осужденных ученых- химиков, они разработали технологии - варили квас из хвои (более того — он оказался настолько вкусным, что его брало себе и лагерное начальство). Однако с луком и чесноком напряженка была вплоть до 1945 года. Эти овощи в основном завозили, своих посадок не хватало. Но с 1945 активное расширение подсобных хозяйств при лагерях позволило иметь на каждом столе в бараке чашку чеснока или лука. Ешь — не хочу. Только хлеб был все так же по норме до 1948 года. А потом даже в лагерях появились коммерческие лавки, где хлеб можно было купить за деньги (их платили за перевыполнение нормы лесозаготовок, например)...
Всего этого Натан уже не знал. Он умер в конце мая 1941 года, оставив после себя лужайку цветов, высаженных перед магазином в Ветлосяне. В конце июня расцвели бархатцы.  Они образовывали четкое слово «ВОЙНА».