Сказка о Белой Птице

Однажды ко мне в дом залетела Большая Белая Птица. Это была очень красивая, гордая и одинокая птица. Она молча села на крыльцо моего дома и посмотрела на меня.
- А где твой хохолок? – спросил я птицу. – Я ждал сегодня птицу с хохолком!
Птица взъерошилась и на голове появилось что-то напоминающее хохолок. Я не стал требовать от нее большего и занялся своими делами. Птица не мешала мне, но ходила рядом и внимательно за мной наблюдала, а я был слишком занят своими заботами и гостями, чтобы обратить на нее чуть больше внимания. Наверное, на том бы все и закончилось, птица улетела бы, и я про нее забыл, если бы не крошечный галчонок, который тоже как-то незаметно проник в мою избушку и распушившись, угнездился на краю старого комода, время от времени соскальзывая то одной, то другой лапкой и, в поисках равновесия, забавно перепрыгивал по темной деревянной поверхности. Большая белая птица присела (а может быть встала – не поймешь этих птиц) рядом с галчонком, и начала заботливо, почти с материнской нежностью укладывать перышки взъерошенному птенцу. Я не удержался и побежал за фотоаппаратом. Птицы терпеливо дали себя сфотографировать, но, когда я снова отвлекся на своих гостей, куда-то пропали.
Этот случай на несколько дней забылся мною в потоке суеты и домашних забот, до тех пор, пока я не стал просматривать сделанные за неделю снимки. На фотографиях с птицами я невольно остановился.
Вообще-то у меня нет какого-либо особого отношения к пернатым. Мне, как, наверное, и вам, нравится разглядывать их пестрые перья, слушать их щебетание, которое весной даже дергает за какие-то струнки в моем сердце и слегка тревожит его, а в другие времена года существует почти незаметным фоном и скорее утомляет, чем радует. Но в целом, птицы мне всегда казались слишком громкими и суетливыми.
Но здесь, на фотографии была другая птица, я не про галчонка – тот был довольно забавный и по-детски очаровательный, но обыкновенный, а вот Большая Белая Птица была удивительной. Просто удивительной, и все тут, не знаю, как это объяснить. Мне захотелось снова увидеть эту чудесную птицу, а если получится, то и приручить ее. О клетке я даже не помышлял, мысль о том, что я потревожу или обижу это чудесное творение, была какой-то чудовищной и пугала меня может быть даже больше, чем саму птицу.
Итак, я сделал кормушку, насыпал туда изысканных яств (по собственным представлениям о птичьих вкусах), и стал ждать. Дни сменялись днями, но птица не появлялась. Наверное, это была очень занятая и важная птица, но я был уверен, что она когда-нибудь прилетит. Я ошибся.
Как-то после обеда, возвращаясь домой, я сам случайно наткнулся на нее. Она сидела на ветке, прямо над дорогой и с не птичьим вниманием разглядывала меня. Я замер, любуясь ею и боясь ее спугнуть. По счастливой случайности у меня была булка, купленная только что в магазине, поэтому я сделал пару шагов в сторону от тропинки и начал крошить хлеб. Птица, с легким шорохом крыльев, спланировала с дерева и приземлилась рядом со мною, ни капли меня не опасаясь, но в общем-то и не обращая на меня особого внимания. Она села рядом с хлебом, но к нему не притронулась, а отвернув от меня клюв, погрузилась в свои – птичьи мысли, иногда что-то гортанно курлыкая вслух. Это была необычайно красивая и загадочная птица, и я долго сидел, любуясь ею, пытаясь с ней поговорить. Иногда мне казалось, что она наклоняет голову, прислушиваясь к моим словам, но, наверное, это было ошибочное восприятие, так как следом за этим глубокий и грустный звук, вырывавшийся из ее клюва, очаровывал и разрушал иллюзии о взаимопонимании. Так мы сидели достаточно долго, пока птица, наконец, не вспорхнула и не улетела.
Она так и не прилетела к моей кормушке, но зато иногда через форточку моего окна разговаривала со мною далеким едва слышным курлыканьем. Это происходило по ночам, и в первое время я был изрядно удивлен, считая, что птицы подобные этой не вылетают так поздно из своего гнезда. А потом привык. Беседы наши были очень короткими, прощальное хлопанье крыльев почти всегда было таким резким и неожиданным, что я часто думал, что чем-то обидел Большую Белую Птицу и она уже никогда не прилетит. Иногда в моей форточке раздавалось какое-то очень нежное курлыканье, так не похожее на наш обычный разговор, что я приходил в замешательство и даже пару раз совершенно напрасно выходил на улицу, шаря невидящим взглядом в темноте. Была ли это моя птица, или кто-то другой научился от нее меня дразнить, я так и не понял.
Второй раз, когда я снова встретил ее на дорожке к своему дому, хлеб не понадобился. Я тихо позвал, и птица спустилась на траву, рядом со мной. В этот раз все было по-другому. Птица деловито ходила вокруг меня и внимательно меня изучала. Было в ее манерах что-то сухо деловое и оценивающее. Я попытался ее погладить, но кажется это не доставило ей особого удовольствия, она вытерпела несколько прикосновений и решительно отодвинулась, отвернулась от меня и нахохлилась, сразу став как-то меньше. А потом она заговорила. Я признаться, не сразу это понял, да что там – я вообще ничего не понял и не понимал, просто гортанное курлыканье потихоньку стало проявляться во мне словами, фразами, а потом я совсем перестал слышать курлыканье, а услышал и заговорил с птицей просто, как с вами. Птица рассказала мне про свое дерево, про то, как она заботится о его веточках и листьях, грустно поведала мне о том, как весело ей бывает в шумных птичьих стаях и как она любит летать с ними в теплые края. Я спросил Птицу: «Почему тебе так печально? Ты красивая и очень редкая птица, тебя любят в твоей стае и у тебя замечательное дерево!». Птица ненадолго задумалась, а потом сказала: «Я не умею вить гнездо, а я этого очень, очень хочу. Если бы я умела, я бы свила самое красивое в мире гнездо, и снесла бы самые красивые яйца, из которых со временем вылупились бы самые красивые птенцы. Посмотри на меня», - и она расправила свои огромные белоснежные крылья, - «Я слишком большая и красивая для этого леса, мне нужно улететь в горы, туда, где водятся птицы достойные меня. Возможно там я найду свою пару.»
Мне очень захотелось снова прикоснуться к этой чудесной птице, но почувствовав мою руку она сердито зашипела и волшебство растаяло. Я опять слышал тихое курлыканье, птица оставалась такой же красивой и такой же отстраненной, как будто и не было этих минут откровения и искренности.
Я ушел домой расстроенный, я не знал, как помочь этой Большой Белой Птице, но я знал немало про жизнь в горах, я знал про орлов и их величие, я знал про суровый горный климат и про то, как много надо сделать, чтобы отстоять свое право на уютный закуток на склоне горы, защищенный от ветра и дождя настолько, чтобы там свить свое гнездо. На это потребуются годы, годы, годы... Но кто знает, возможно ей действительно там будет лучше? Уходя, я сказа Птице, что если она передумает, то может присмотреться к моему саду и моей вязанке с хворостом, но счел нужным добавить, что главная роль в самом процессе витья гнезда, все-таки птичья, и я думаю, что она напрасно переживает и у ней все получится, если она не будет такой горделивой и приложит чуть больше терпения, чем бывает у больших красивых птиц. Она ничего не ответила, но мне показалось, что мое предложение ей показалось скучным, а может быть она побоялась, что когда-нибудь, приручив, я посажу ее в клетку. Кто знает, возможно она была и права, она же очень умная птица, а я настолько к ней привязался, что со временем действительно мог сделать какую-нибудь глупость.
Этой ночью перед сном до меня снова издалека донеслось нежное трогательное курлыканье, которое еще долго звучало у меня в ушах и не давало мне уснуть. Больше я эту птицу не видел.
Сначала мне было очень грустно без нее, мне нравилось ждать за окном ее голос по ночам, а потом я свыкся, ведь нельзя же привязываться к птице, ей место в небе, в шумной стае, среди таких как она.
Я часто вспоминаю Большую Белую Птицу и очень надеюсь, что она свила самое красивое в мире гнездо, в котором вылупились самые красивые в мире Большие Белые Птенцы.

Константин Ганин, 2016