Глава xviii

 Когда Луиза закончила свое признание, Жан, все еще насмешливо улыбавшийся, решил подлить масло в огонь и все же вставил свое слово:
 - А что же касается именно ее душевного недуга: это не безумие в прямом смысле слова, ведь дю Сюлаж все-таки не умалишенная и большую часть времени, надо отметить, находится в здравом рассудке. Однако порой на нее, очевидно, накатывают припадками умопомрачения, в во время которых Луиза уже не осознает своих действий и способна причинить немало неприятностей, вроде недавнего случая в оранжерее. Я ведь прав? И да, это безумие разглядеть поначалу очень сложно, оно может не давать о себе знать несколько месяцев, а то и лет, но в конце концов все равно прорвется наружу, и тогда может произойти непоправимое как для самой больной, так и для окружающих ее людей. Может, именно поэтому дю Сюлаж так сторонилась общества, не правда ли?
 Луиза уже ничего не ответила на слова Тирье, весь ее взгляд был обращен на Жюлиана. Тот уже понимал, что все обвинения в ее адрес правдивы, но ждал главного ответа от самой беглянки.
 - Значит, это ты устроила погром в оранжереи, в уголке Ее памяти... Но зачем?
 Глаза девушки были полны слез.
 - Жюлиан, я... Клянусь, я не хотела, все произошло как-то само собой, я даже не осознала сперва...
 - И это лишь доказывает сказанный мной ранее диагноз, - вмешался Жан, - о внезапных приступах данной особы, во время которых она просто не способна себя контролировать и представляет опасность. Сомневаюсь, дорогой друг, что такая женщина может продолжать жить с тобой и Виолой в одном доме.
 - Виола? О, вы снова думаете, что я когда-нибудь смогла бы причинить ей вред? Жюлиан, я скорее перережу себе горло, нежели трону девочку хотя бы пальцем! Да, Соланж считала иначе, но она ведь тоже не знала всего, я надеялась избавиться от ее присутствия лишь для того, чтобы она не открыла тебе правду прежде, чем это сделаю я сама! Прошу, поверь мне, умоляю, я...
 Договорить девушка не успела, ее вновь скрутил приступ, начавшийся сперва с дрожи, а затем она снова прижала искривленные руки к груди и поползла по стене.
 Тирье торжествовал.
 - Вот, видите сами: такие нервные припадки случаются непроизвольно, хотя Луиза и пытается их сдерживать, но они неизлечимы. Впрочем, не в моей компетенции давать другу советы в вопросах семейной жизни, и участь жены сейчас исключительно в его руках.
 Немного придя в себя, Луиза поднялась, по-прежнему не сводя взгляда с Жюлиана, смотрящего на нее одновременно с сочувствием и огромной душевной болью.
 - Луиза, я... Я верил тебе, когда ты была Жюстиной, а ты солгала мне, разбила сердце, растоптала его. Ты лишь использовала меня как средство побега от прошлого, тогда как в действительности не любила, если даже не могла смириться с тем, что я все еще храню память о первой жене. Тебе даже хватило бессердечия уничтожить ее мемориал, лишь бы в доме не осталось и упоминания о ней. Я могу представить, что тебе пришлось пережить и не отправлю обратно в лечебницу, однако наша совместная жизнь как супругов теперь невозможна.
 - Мудрые слова, Жюлиан, - одобрил Тирье, - Прежде ты, подозревая в безумии саму Соланж, просто велел ей навсегда исчезнуть из этого дома, может, будет лучше так поступить и с Луизой? Она может сохранить за собой ложное имя и даже остаться официально твоей женой, просто жить в другом месте, только и всего.
 Виконт закрыл платком глаза и лишь кивнул головой. Тирье продолжал скалиться, точно дикий зверь.
 - Вот и прекрасно, значит, отошлем твою прекрасную жену в отдаленное поместье, ты ежемесячно будешь присылать ей деньги, чтобы она ни в чем не нуждалась, и ее тайны навсегда будут известны лишь в пределах нашего узкого круга. Что скажете на это, мадемуазель дю Сюлаж? Учтите, это громадное милосердие по отношению к вам, другой обманутый супруг тут же донес властям, и вы бы снова оказались в оковах за решеткой дома для умалишенных! Так что поблагодарите Жюлиана за его доброе сердце и собирайтесь, вам предстоит долгий путь.
 Луиза стояла молча, ожидая, что де Тальмон все-таки скажет что-то еще. Но тот уже не находил духа посмотреть ей в глаза. Глубоко вздохнув, он лишь подтвердил, что девушке ничего не грозит, и ей не придется испытывать нужду. Взгляд Луизы вновь помертвел, точно у восковой куклы.
 - Что ж, я благодарна, что вы не вернете меня в сумасшедший дом, но я хочу сказать. Я лгала лишь насчет себя и своего прошлого, но не насчет своих чувств к вам. мсье де Тальмон. Я честно старалась быть любящей женой и матерью, я привязалась к Виоле как к родной дочери, хотя всегда знала, что не смогу заменить ей Амадину. Да, мне никогда не достичь ее доброты и душевной чистоты. И вы правы, мне лучше уехать от вас навсегда, ведь лучше быть в разлуке с любимым человеком, нежели каждый день видеть его и понимать, что все его чувства ко мне мертвы и их уже не воскресить. Прощайте же, Жюлиан, больше я вас не побеспокою, дайте мне лишь время собрать вещи.
 Побежав к себе в комнату, которую уже снова открыли, Луиза, не сдерживая слез, начала собирать все необходимое для поездки, однако вскоре ее лицо сменилось выражением злорадства, мало чем отличным от Жана.
 "Думаешь, что победил теперь? Как бы не так, я еще приготовила тебе прощальный сюрприз..."

 Покинуть дом виконта девушка решила через калитку в задней части сада, чтобы не предавать это новой огласке. Однако не успела она переступить порог, как ее руку сжал вездесущий Тирье.
 - Что, попались теперь? Поражение было неминуемо, Луиза, и вот оно вас настигло. Жюлиан больше никогда не посмотрит в вашу сторону, я его хорошо знаю, он не простит, что его обманывали столько времени. Вы обречены на жизнь затворницы вдали от всех, однако... Все еще можно изменить.
 - Что вы снова имеете в виду? - с нескрываемым презрением спросила Луиза.
 - Всего лишь небольшую формальность: такая женщина как вы, уверен, не согласна с ролью постылой жены, живущей вдали от мужа, которому теперь безразлична, но можно ведь избавиться от него и принадлежать другому, тому, кто действительно ее ценит и принимает, несмотря на душевную болезнь и все прочее...
Девушка дернула свою руку.
 - Жан, вы в своем уме?!
 - В своем, как никогда в своем! Я не просто так говорил, что вы запали мне в душу с самой первой минуты, Луиза. Нет, я не в силах расстаться с вами, или вы станете моей или ничьей! Посмотрите: вместе мы вновь сможем быть рядом с Виолой, жить одной семьей, только без этого слабохарактерного и сентиментального праведника, пусть про него думают, что зачах от тоски, будто цветок в пустыне! А мы будем вместе, точно король и королева, оба коварные лжецы с туманным прошлом, мы ведь так похожи! Что скажете на мое предложение?
 Девушка медлила, точно пытаясь понять, серьезны ли его заверения, однако затем прищурилась и презрительно проговорила почти по буквам:
 - Ни-ког-да. Лучше умереть.
 Лицо Тирье изменилось, его захват стал сильнее, точно у хищной птицы.
 - Что ж, черт с вами, будьте одни и прокляты в своей тюрьме! Но у нас был уговор: вы достали подпись Жюлиана на завещании, я хочу получить ту бумагу сейчас! А не то...
 Жан показательно достал нож и приставил к боку Луизы, упираясь кончиком лезвия в тугой корсет. Но девушка ничуть не испугалась, а лишь посмотрела на него с улыбкой.
 - Ты действительно думал, что я стану подделывать подпись мужа? Ты был настолько глуп, что даже отдал мне ту бумагу на хранение... Да будет тебе известно, что в ночь, когда случился погром в оранжерее я, воспользовавшись суматохой, сожгла ее и с наслаждением смотрела, как догорает последний краешек... Зато вместо подписи я добыла нечто иное, из твоих собственных вещей. А именно: все твои долговые расписки, и если я их предъявлю, то мне поверят, несмотря на безумие, поскольку каждая из них - подлинная. Что теперь скажешь?
 Жан побледнел как мертвец от страха и злости.
 - Нет, - хрипло проговорил он, - ты не могла... ты не знала, где они лежат... я не верю.
 Но Луиза продолжала улыбаться, опуская взгляд на собственное декольте. Поняв ее намек, Тирье прорычал:
 - Верни их, иначе я прирежу тебя на месте, подлая сука! Быстро!
 - Хах, ха-ха, давай, режь, и попадешь потом даже не в долговую яму, а сразу на эшафот! Давай, давай, а то я сейчас закричу, и все услышат.
 Неподалеку действительно зашуршала листва. Поняв, что их могут обнаружить, Жан, окончательно обезумев, силой дернул на себя Луизу и замахнулся ножом...

 * * *

 Жюлиан сидел возле оранжереи вместе с Соланж. Теперь, когда правда открылась, ей снова было позволено остаться няней для Виолы, но девушка, похоже, не слишком праздновала победу над соперницей.
 - Я поступил правильно? - спросил он Дебри.
 - Думаю да, виконт. Во всяком случае, вы сделали это, заботясь о дочери, чтобы оградить ее от риска.
 - И все же мне кажется... Как теперь ей объяснить, что и второй мамы больше не будет рядом, ведь все понять Виола сможет еще очень не скоро. Знаешь, - Жюлиан улыбнулся, - я говорил с ней сегодня утром, и она сказала, что раз я подарил ей новую маму, то может, потом у нее появится и братик или сестренка. А теперь... Все рухнуло. И ничего не осталось. Я вновь одинок, как после смерти Амадины.
 Пытаясь утешить мужчину, Соланж положила руку ему на плечо.
 - Господин, я прошу вас... Все еще образуется, вы молоды, жизнь не закончилась.
 - Но без нее... она единственная смогла вновь пробудить во мне радость, тепло и любовь. А я был вынужден прогнать ее, как последнюю собаку. Это неправильно.
 - Виконт, поймите, Луиза - душевно больная женщина, и вы не могли поступить иначе. Она ведь неизлечима.
 - Ты права, ты безусловно права, - согласился мужчина, - И все же мне кажется, что...

 Разговор прервало внезапно появление упомянутой Луизы. Девушка приближалась к оранжереи поспешно, но как-то странно, шатаясь, хромая и держась рукой за грудь. Соланж и Жюлиан не могли понять в чем дело, они были уверены, что дю Сюлаж уже уехала. Когда девушка приблизилась, то де Тальмон понял, что ее лицо бледнее чем когда-либо, а губы сделались синеватыми. Глядя на супруга широко раскрытыми, но затуманенными глазами, Луиза прошептала: "Жан... он сбежал... не дайте уйти", а затем как подкошенная упала на землю. Жюлиан бросился к ней, схватил за руку, попытался ослабить шнуровку корсета, и почти сразу оказался залит кровью, хлынувшей из раны, которую девушка, находясь в сознании, пыталась еще зажать.
 - Соланж, зови всех! Пусть отправятся в погоню и за врачом, немедленно! - закричал виконт и, подняв жену на руки, понес ее в дом. Там, пытаясь самостоятельно оказать ей помощь, он не покидал девушку ни на минуту, несмотря на то, что кровь, обильно льющаяся из раны, запачкала не только его руки, но и всю одежду, сделав самого похожим на убийцу. Жюлиан не обращал на это внимания, он лишь повторял себе только одно: она не должна умереть.
 Кто-то из слуг собрался было вскочить на конец и догнать Тирье, однако почти сразу выяснилось, что никакой погони уже не требуется. Незадачливый негодяй смог проскакать совсем немного, а затем его конь споткнулся, и наездник перелетел через его шею, упал и остался неподвижно лежать. Когда к нему подбежали, то смогли увидеть застывшее выражение удивления на лице и кровь, текущую струйкой из пробитого об острый камень левого виска.