Русский крест

               
                «Русский крест» - это явление ежегодного превышения количества умерших над количеством родившихся, наблюдаемое в результате падения рождаемости и роста смертности. Название дал график демографической ситуации: кривые рождаемости и смертности, сближаясь, пересекаются и затем снова расходятся наподобие креста.
                Юлия Сысоева   (Русский крест. Россия, которую мы потеряли)



                Русский крест


                1


    Алёша Уваров  и Григорий Косинский подружились перед самым окончанием  кадетского корпуса. На выпуске они стояли вместе и плечом к плечу в нарядных мундирах с гордостью маршировали по Дворцовой площади. Оба остались служить в Санкт-Петербурге. Однако Григорий попал в гвардию, а Алексей в обыкновенный пехотный полк.
   Спустя месяц приятели случайно встретились в Городском саду. На одной из тенистых аллей они шумно обнимались и, невзирая на недовольство прогуливавшихся по саду господ,  радостно хлопали друг друга по спинам. Скульптуры обнажённых древнегреческих героев  возле дорожки составили им компанию. После обмена приветствиями Григорий предложил  увидеться в следующий четверг и вместе пойти на «Осенний бал»  к княгине Мерецковой. Он тут же извлёк откуда-то из-за пазухи два пригласительных билета и один отдал Алексею.
    И вот в первый четверг сентября Алексей  облачился в парадный мундир и ближе к вечеру поехал к Григорию. Тот положил перед ним на стол шутливый приказ.
   - Давай для начала изучим, как следует себя вести в приличном обществе.
   Алексей пробежал глазами:

                ПРИКАЗЪ
                По Суздальскому Мушкатерскому полку *
                N372
    По случаю назначеннаго сего числа у Польскаго князя Сангушскаго бала и приглашенiя на таковой всъх Штабъ и Оберъ-Офицеров ввереннаго мне полка, предписываю принять къ руководству и непръменному исполненiю слъдующее:
1.Всъмъ Штабъ и Оберъ-Офицерам быть одътымъ в новой парадной формъ при знакахъ, шарфахъ и ранцахъ. Явиться к Польскаму князю на балъ ровно въ 8 час. вечера.
2.Прибывъ на балъ осмотръеть исправность своей амуницiи, дабы не было видно сквозь проръзы въ соблазнительных местахъ голое тъло.
3. Пришедши въ покой не сморкать на полъ, а иметь для того цълые платки. По стенамъ покоевъ похабныхъ надписей не дълать и соблазнительныхъ членовъ человъческаго тъла не рисовать.
4.Когда явятся польския женщины, вести себя какъ можно скромнъй. Жопой къ лицу дамъ не поворачиваться, при разговорахъ съ красивыми шляхетками рукъ въ карманахъ панталоновъ не держать и членовъ не наяривать.
5.Во время танцевъ и контредансовъ ногъ своим дамамъ не подставлять, чтобы падали, къ себъ на колени не сажать и за жопы дамъ не щупать.
6.Въ буфетахъ до пьяна не напиваться, по углам комнатъ не плевать и пальцами не высмаркиваться.
7. Во время ужина за столомъ поганныхъ словъ не произносить и под столомъ соседнимъ дамамъ членовъ въ руки не класть.
8.После ужина на балконъ срать не выходить, а отправляться для этого въ отхожiя мъста.
9. При прощанiи съ дамами дълать трижды поклонъ на французскiй манеръ и вообще вести себя на время бала прилично, яко подобаетъ образованному русскому офицеру.

Подписалъ                Командиръ полка  полковник    Зорублев           - Зорублевъ -

     - А  на балу, что и польки будут? –  с улыбкой поинтересовался Алексей.
     - Кого там только не будет, Леша, - ответил приятель. - Кстати, как у тебя с французским?
     - Да как-то не очень, -  вздохнул Алексей.
     - Тогда делай вид, что всё понимаешь, да говори всем «mersi».
      - Мне больше всего восьмой пункт понравился.
      -  А мне седьмой.
         Алексей с озорной улыбкой спросил:
      - Так будем мы  выполнять приказ, или как?
      - Или как, Лёшка, или как.
        Они  одновременно рассмеялись.
      Когда приятели подъехали к  дому с массивными колоннами, оттуда уже доносились звуки музыки. Григорий остановился у входа, перекрестился и оглянулся на Алексея.
     - Ну,  друже,  с Богом.
     В большом зале в огромных люстрах под потолком и канделябрах на стенах  горели сотни свечей. Несмотря на это, в зале царил таинственный полумрак. Перед входом им вручили программки с распорядком танцев.

Полонез
Вальс
Полька
Лансье…, - читал начало списка Алексей.

     Поприветствовав хозяев - княгиню и её худощавого супруга, они прошлись  по залу. Григорий  по пути раскланялся с важной дамой с открытыми белыми покатыми плечами. Рядом с нею стояла девушка в длинном платье нежного лилового цвета и маленьких атласных башмачках. Обе были в белых лайковых перчатках чуть выше  локтей. Григорий и Алексей остановились.
  - Как поживает ваша маменька, - поинтересовалось дама.
  - Благодарю, Елизавета Петровна,  она в добром здравии, - ответил Григорий.  И, указав жестом на Алексея, проговорил:
   - Елизавета Петровна, позвольте  представить  вам своего лучшего друга Алексея Ивановича Уварова - подпоручика пехотного полка.
  Тот щелкнул каблуками и склонил голову.
   - Алексей.
      Оглядев его внимательным и цепким взором, важная дама  с улыбкой кивнула ему. Девушка, потупив глаза, грациозно присела.
   - Мария.
    И всё же он успел встретиться с ней взглядом, и у него что-то словно расцвело внутри. Приятное свежее личико с соблазнительными полными губками обрамляли светлые кудряшки. А глаза, наполненные бездонной синевой, так и притягивали к себе.
   Распорядитель объявил следующий танец. Алеша решил пригласить девушку, мучаясь сомнением: «А вдруг откажет?». Конечно, существовало не писаное правило: дама была обязана принять приглашение. Если она отказывала без причины, то уже не могла участвовать в этом танце. «Но ежели она обещала этот танец другому?», -  его сердце замерло.
    – Позвольте сударыня, иметь честь пригласить вас на мазурку, – опустил и тотчас поднял голову  Алексей.
   -  С удовольствием, - ответила Маша и протянула левую руку. На этот раз открыто и смело посмотрев ему в глаза.
   «Ах, как она хороша», - промелькнула у него мысль. Уже потом  Григорий ему сказал.
- Сам бы за ней приударил, да не могу - она мне близкая родственница.
    Маша с лёгкостью  понеслась вперед, наблюдая за ним через обнажённое плечо, что придавало ей необъяснимое очарование. Он кружил её, припадая на одно колено и заставляя танцевать вокруг себя, показывая свою волю и способность управлять ею. Проведённое время  в танце позволило им почувствовать характеры друг друга. Они с присущей их возрасту энергией мчались по залу.
  - Еncore! – восклицала она, что означало: «Ещё!».
   «Mersi», – невпопад благодарил её Алёша. Впрочем,  слова им были нужны постольку – поскольку,  всё заменяли чувства и взгляды, которыми они обменивались.
  - Вы отлично танцуете, -  с придыханием сказала Маша.
   - Вы тоже, - ответил Алексей, мысленно добрым словом вспоминая преподавателя танцев по Первому кадетскому корпусу.
   На следующие танцы у неё нашлись другие кавалеры. Пока она танцевала, друзья успели поужинать в буфете и для куража выпить  шампанского. Последний танец котильон - бесконечный вальс с фигурами Алексей  снова танцевал с Машей. Они кружили по залу, казалось, едва касаясь пола.
  Разъезжались гости уже под утро. Алексей проводил Машу и Елизавету Петровну до кареты. На прощание он поцеловал ей руку, и они обменялись многозначительными взглядами.
  В воскресенье  они  с Машей встретились  в Городском саду. Погода была хмурая, но Алёша этого даже не заметил. Её глаза призывно блестели, как огоньки в ночи. Они гуляли, обмениваясь пустяшными  фразами, и Маша то и дело заливалась смехом.
  - Часто Алёшенька, вы здесь гуляете с девушками? - она лукаво посмотрела на него
  - Нет, Маша, я здесь впервые.
   - Ах, какой вы право серьёзный. Вас не обижают в полку? Я попрошу папеньку, чтоб он за вас заступился.
   Он уже был от неё без ума. Её кокетливое поведение, легкие нечаянные прикосновения совсем вскружили ему голову. Время свидания пролетело быстро. Перед расставанием она произнесла:
   - Жду вас в следующее воскресенье у себя дома.
   - А как же я приду? Под каким предлогом?  – смущенно пробормотал Алексей.
   - Я всё придумала, я скажу маме, что когда выходила от мадам Корсиковой, - она шляпки шьёт, - пояснила Маша переходя на «ты». - Ты как раз шёл мимо и  вдруг, появилась пролётка. Лошадь взбесилась  и помчалась прямо на меня, а ты будто выхватил меня из-под колёс.
  - Это, наверное, не очень правильно, обманом  получить благоволение твоих родителей? – задумчиво произнёс Лёша.
   - Ты можешь предложить что-то другое? – посмотрела на него Маша.
   - Нет, к сожалению не могу.
  - Тогда слушайся меня, - назидательно сказала Мария, - и учти, мама у меня очень консервативных взглядов.
  Его приняли в большой гостиной с позолоченной мебелью. На стенах повсюду висели портреты Машиных родовитых предков. Елизавета Петровна  выказала восхищение по поводу его «героического» поступка.
   - Я так вам благодарна за спасение дочери. Так благодарна,  - после своих слов она многозначительно поднесла ажурный платочек к глазам, делая вид что плачет.
   - Да ничего,  так случилось, - покраснев, со скромным видом отвечал Алексей.
     Маша в этот момент посмеивалась в сторонку. Теперь у них появилась возможность встречаться наедине. Даже служба отошла для Алексея на второй план.  Но однажды, Елизавета Петровна застала их в комнате дочери в тот самый момент, когда они обменивались страстным поцелуем. Несколько мгновений они безмолвно стояли напротив неё. Лицо Маши стал заливать яркий румянец. А у Елизаветы Петровны оно тоже поменяло цвет и стало бордовым, будто с оттенками заката, предвещавшего к утру сильную бурю.
  - Подите вон! – указала она Алексею на дверь.
    Когда он, понурив голову, выходил из комнаты, она вслед с возмущением произнесла:
    - Я не ожидала этого от вас, Алексей Иванович. То, что вы проявили на определённом этапе благородство по отношению к моей дочери, не даёт вам право далее злоупотреблять нашим гостеприимством.
 Перед дверью, он  задержался и, услышал всё, что она выговаривала Маше.
  - Зачем тебе нужен этот офицерик, без роду и племени?
   - Он дворянин, мама!
    - Я наводила о нём справки. У него нет ни гроша за душой. Не знаю точно или нет, но поговаривают, что его отец всё своё состояние то ли пропил, то проиграл в карты. Ты хочешь связать свою жизнь с таким? Какое у вас получится потомство? И предки его были простыми солдатами. Царь Пётр  сделал его прадеда дворянином.
   - Но почему он должен быть обязательно таким, как его отец? Ведь много кого из известных людей вышло из простых солдат.
  - Ты обрекаешь себя на жалкое прозябание. Ты привыкла всё получать по первому капризу. Тебе не следует забывать, что твой отец генерал-губернатор.  Если ты рассчитываешь на нашу помощь, то ошибаешься. Только попробуй ослушаться. Родительского благословления ты не получишь.
   - Мама, я люблю его!
   - С этим нищебродом ты свяжешь свою жизнь только через мой труп!
  После этих слов Алексей решительно шагнул за порог. Слова Елизаветы Петровны резанули его по самому сердцу. Он шел, не разбирая дороги, смахивая рукой набегавшие слёзы.
    В тяжёлых и нерадостных  думах прошла бессонная ночь.  Утром Алексей  был  в штабе полка, чтобы подать рапорт-прошение о желании служить на Кавказе, который с радостью был исполнен командованием. Добровольцев воевать с горцами было не так много.



                2



   Алексей Уваров после окончания  училища  попал служить в учебную часть, которая готовила младших командиров. Место было неплохое, пусть и в пригороде - город можно сказать под боком, да какой город – Санкт-Петербург! Алексей представился командованию, и его определили в восьмую роту. Поселился он в офицерском общежитии  с Виктором Шениным. Через пару недель тот поделился с ним новостью - в гарнизонном  Доме офицеров в воскресенье будет танцевальный вечер на мелодии давно ушедших лет. Шёл 1994 год,  Советский Союз уже практически перестал существовать, Советская армия становилась Российской, но ДОСА – Дом офицеров Советской армии  ещё не сменил своё название. 
   - У тебя в это воскресенье выходной? Может, сходим? – спросил у него Шенин.
    - Должен быть. Пойдём. А мазурку спляшем?
     Виктор задумался.
   - Вальс я ещё станцую. А вот мазурку?..  В случае чего, спрячемся в буфете, - нашёлся он.
   - Тогда идём, - усмехнулся  Лёша.
   Большой зал встретил их неприветливо. На танцах в подавляющем большинстве были курсанты военных училищ. И хотя совсем недавно молодые лейтенанты сами были курсантами, они чувствовали себя как-то неуютно. Старинных танцев, на которые намекал Алексей, на их счастье не было. А вот вальсы звучали  один за другим.
   - Давай так, - предложил Виктор, - быстро осматриваемся, снимаем двух красоток  и идём с ними в какой-нибудь ресторан.
  - Иного выхода у нас с тобой просто нет, - озираясь по сторонам, согласился с ним Лёша.   
   Минут через пятнадцать Витя подвёл к нему двух девчонок.
 -  Знакомься Лёша. Это Ирина, - он указал на одну из девушек, - а это, - он кивнул на её подругу,  – Мария.
   Ирина была смуглая высокая девушка со слегка вытянутым лицом. Алексей даже не задержал на ней свой взгляд. А вот Маша.… Едва  Алексей  взглянул на неё, у него что-то словно расцвело внутри. Как в тумане он увидел  перед собою приятное свежее личико с соблазнительными полными губками, которое  обрамляли светлые кудряшки. А глаза,  наполненные бездонной синевой, так и притягивали к себе.
   Он прищёлкнул каблуками.
  - Алексей.
   - Ну, как девчонки, принимаете наше предложение насчёт похода в ресторан?
  - Мы так хотели потанцевать…, - протянула Ирина.
  - Хорошо, ангажируем вас на пару танцев и уходим, - напористо проговорил Виктор.
   Он тут же подхватил Ирину и поплыл с ней по залу.
   Алексей замялся.
  - Вы знаете, я не очень хорошо танцую вальс.
  - Я вас научу, - положила ему на плечо свою руку Маша. – У вас всё получится.
   Действительно, он, подчиняясь ей, и в тоже время, играя роль ведущего партнера, закружил её по залу. Кое-какие навыки у него были. Но Маша танцевала очень хорошо и благодаря этому, и он чувствовал себя увереннее. Во время вальса они разговаривали мало. Когда он кружил её, она смеялась и говорила ему.
  - Ещё. Я хочу ещё!
   Когда они отошли к стене он, смущаясь, проронил.
   -  Вы так прекрасно танцуете. А я …
  - Это всё мама – перебила она, - с шести лет записала меня на бальные танцы и гимнастику. – А танцуете вы просто замечательно! –  добавила она с улыбкой, взяла его  за руку, и они снова кружили по залу. Он чувствовал запах её духов, молодого тела. Нечаянные прикосновения  дурманили голову.
   В ресторане они вчетвером весело провели время. Много пили шампанского и шутили. Офицеры, как и водится, оплатили  по счёту.
   Теперь едва удавалось вечером вырваться со службы, Алексей проводил свободное время с Машей. Он был из простой рабочей семьи. Мама работала продавцом, а отец сварщиком на стройке. Когда  Машины родители уехали на несколько дней, она пригласила его к себе в гости. Алексей впервые в жизни увидел пятикомнатную квартиру, а в прихожей обратил внимание на генеральскую шинель её отца. Командира той самой учебной дивизии, где он служил. В одной из комнат Маша распахнула шифоньер и, шутливо накинув на плечи увешанный наградами китель, прошлась перед ним по комнате. Он  в шутку вытянулся перед ней, отдавая честь.
   В  одно сентябрьское воскресенье Мария пригласила  Алёшу для знакомства с родителями.
   - Отца не будет. У него вечно находятся дела - то служба, то охота, то рыбалка. Но мама с успехом заменит его, - улыбнулась она.
   Втроём они долго на просторной кухне пили чай. Елизавета Петровна подробно  расспрашивала его о родителях, о планах на будущее. На следующее воскресенье он пригласил Машу в театр. Часа за два до начала спектакля  Алексей  появился у её дома с букетом цветов. Дверь оказалась  не запертой, и он смущенно топтался в прихожей.
    - Что ты могла найти в этом лейтенантике?  - услышал он откуда-то из глубины квартиры громкий женский голос.
  - Но он мне нравится, мама!
  - Да  у него нет ни кола, ни двора. Его родители не дадут ему никакой перспективы. Ты обрекаешь себя на бедность. Ты знаешь, что военные теперь не в чести. И зарплата у него далеко не генеральская.
   - Где же мы возьмём генерала, мама? – улыбалась дочь.
  - Важны перспективы, если ты рассчитываешь, что мы будем помогать тебе, то ошибаешься. У отца есть хороший приятель, у него сын с большим будущим. Так что это будет вполне приличная партия.
   - Но этот Костя мне не нравится.
  - Понравится. В любом случае с этим нищебродом ты свяжешь свою жизнь только через мой труп.
  - Я подумаю, мама.
    Алексей попятился из прихожей,  прикрыл  за собой дверь и позвонил. Подошла Маша. Он протянул букет цветов. Заглянул в её глаза и неожиданно для себя выпалил:
   - Маша, с театром не получится. Меня переводят на Камчатку. Надо готовить документы и всё такое прочее... Ты поедешь со мной?
   Она  на мгновение задумалась и неожиданно отрицательно покачала головой. Её щёки залил яркий румянец, и она выдавила из себя:
   - Я к таким подвигам ещё не готова.
   - Тогда пока, - обиженным голосом произнёс он.
   - Пока, - как показалось уж чересчур спокойно, ответила она.
    Билеты он отдал возле театра незнакомым людям. Ночь Алексей провёл в раздумьях, а на следующий день в обеденный перерыв купил бутылку коньяка и под вечер зашел к начальнику отделения кадров и строевого  капитану Стрельцову. Тот выслушал его, спрятал бутылку под стол и, посочувствовав, обещал содействовать в переводе. К декабрю пришёл приказ о направлении лейтенанта Уварова Алексея Ивановича в Волгоград в восьмой гвардейский армейский корпус.
    Из Волгограда его часть уже ушла на Кавказ. Алексей добирался до неё на перекладных. По дороге наблюдал картину подготовки к предстоящей операции. Везде были разбросаны воинские подразделения. В полях, перелесках, лощинах стояло много техники: БМП, БТРы, танки, САУ, «Грады». На поваленных деревьях или прямо на земле сидели родители со своими детьми в форме и кормили их из плошек, чашек, мисок с рук и плакали, тайком смахивая слёзы. Какие-то части уже снялись и, наматывая на гусеницы грязь, пошли вперёд. Небольшие группы женщин брели обратно с пустыми сумками, а дети уходили в обратную сторону - на войну. Уже вечерело. «Урал», на котором подвезли Уварова, дальше не ехал. Ночь Алексей провёл в палатке одной из готовившихся к наступлению рот. Было холодно  и сыро. Солдаты слушали радиоприёмник и зло матерились. Правды в новостях не звучало. Воевать не хотел никто, но совсем не от трусости. Кто-то достал банку тушёнки – её разделили на пятерых. Это был ужин. Кое-как возле палатки развели огонь и, закрывая со всех сторон пламя, согрели руки. Роты были сборные, солдаты даже не знали друг друга. Видимо, высшее командование предполагало лёгкую прогулку, никто из них не ожидал, что впереди настоящая война. И всё же какое-то общее настроение объединения зарождалось.
   На рассвете Алексей продолжил путь. Корпус генерал-лейтенанта Льва Рохлина уже занял позиции. В двух километрах от северного склона Терского хребта, в молодом саду, с восточной стороны Толстой-Юрта был  командный пункт. Танки, САУ, зенитно-ракетные комплексы, системы залпового огня и орудия стояли по возвышенностям. Госпиталь и штаб расположились в центре кольца из войск.  По Терскому хребту стояли дозоры и наблюдательные посты.
  Каким-то чудом ему удалось быстро найти штаб корпуса и уже оттуда добраться до своей роты. Ротным был капитан  Валера Федотов. Тот представил его офицерам и заместителю командира взвода сержанту Сергею Маслову. Он  поздоровался за руку с высоким парнем,  примерно одного с ним возраста. На плече у того висел  пулемёт  Калашникова. Свой автомат сержант отдал тщедушному Синичкину - штатному пулемётчику.
    - Куда ему с его «физикой», - когда они уже были в расположении взвода, кивнул он в сторону щупленького солдата с круглым, почти детским личиком. Алексей с пониманием закрыл на это нарушение глаза.  Но  остальной личный состав выглядел не намного мощнее.
   31 декабря подразделение начало выдвижение. На первых порах удалось отбить переправу  и закрепиться на противоположном берегу Сунжи. Точнее, залечь на небольшом пятачке  под сплошным огнём. Грохот был страшный. У Алексея заложило уши. Сергей улыбнулся  и проронил:
   - Через пару дней привыкнешь. Человек - такая механика: почти ко всему привыкает.
   - А не  хотелось бы к этому привыкать, - Алексей кивнул в сторону зарева над городом.
  - Что делать, - снова усмехнулся Сергей.
   Приближалась ночь. Алёша смотрел на выбитые окна пятиэтажек. Разрушенный город казался вымершим. На горизонте клубился дым. На удивление, из подъездов дома поблизости стали появляться люди и набирать воду из луж. Уваров подошёл и помог набрать воды седому старику. В этот момент загремели орудийные выстрелы. 
  - Вы не боитесь? – спросил Алексей, заметив, что старик никак не реагирует на артиллерийскую стрельбу.
   Тот отрицательно покачал головой.
  - Привыкли. Боимся только,  когда постучат в дверь.
   - Кто постучит?
   - Чеченцы.
   Старика звали Василий Иванович. «Как Чапаева - усмехнулся про себя Алексей». Говорил он монотонным сухим голосом, – отстранённо и равнодушно. «Они здесь хозяева, девчонок наших насиловали. Меня два раза выводили на расстрел, но так попугают, над головой постреляют, поржут и отпустят…» - рассказывал он о своей жизни. Рука у него висела на перевязи. Бинт был кровянистого грязно-серого цвета. Алексей вызвал санинструктора. Тот перебинтовал руку, сделал укол и шепнул ему на ухо: «У него гангрена».
   - Вам надо в госпиталь! – твердо сказал он Василию Ивановичу. Он поручил одному из бойцов отвезти его в тыл. На следующий день тот ему рассказал, что старика по дороге зацепил снайпер, и он умер у него на руках. Похоронили его где-то во дворах.
   Взвод начал окапываться.  Земля даже в январе здесь была мягкая, но каменистая. На зубах противно скрипел песок. Неожиданно Алексей уткнулся малой саперной лопаткой во что-то твёрдое. Он  разгрёб землю и увидел почерневшую от  времени металлическую шкатулку. Крышка легко открылась. На дне шкатулки Алексей увидел красивый белый крест.
    - Серега! - громко позвал он замковзвода.
     Они укрылись за вывороченную снарядом бетонную плиту, и Сергей подсветил фонариком.
   - Орден Святого Георгия Победоносца четвёртой степени. Учреждён Екатериной второй для отличия офицеров  за заслуги на поле боя. Во, видишь,  равноконечный крест с расширением на концах. Белая финифть, а по краю золотая эмаль. -  Он осторожно погладил крест. – Видать, какой-то  офицер здесь голову сложил. – Он протянул орден Алексею. - Может быть, станет нашим талисманом.
  - Откуда у тебя такие познания? - поинтересовался Уваров, пряча крест в нагрудный карман на левой стороне груди.
  - Да я на историческом в педе учился. Три курса отучился, а потом бросил и в армию загремел. Студентом одно время наградами увлекался.
  - А сам откуда?
  - Местный. Из Шелковской.
   - Как же вы тут жили?
   - Жили… Умирали поодиночке. Кто смог  -  сбежал, а кому просто некуда было ехать. Если бы стояли друг за друга, такого не было. А так тысячи пропали. Я ещё в школе один против пятерых выходил. Ведь они не виноваты, что они такие. Какими мы им позволяем быть с собой, такие они и есть. Главное   -  мы сами, русские, друг друга уважать перестали. Многие думали: «Авось меня не коснётся». Коснулось каждого. А теперь уже и спасать некого. – Сергей кивнул на темноту, в сторону,  откуда мелькали вспышки выстрелов. – Да и опять всё по-топорному началось. Да что об этом.  - Он тряхнул головой. – Надо закапываться.
     Часа через два он подбежал к Алексею, в руке у него был неразлучный ПК. Алексей уже успел обойти позиции и дать наставление каждому, указав направления для стрельбы и сектора обстрелов пулемётчикам. Распределил, чтобы спали по очереди.
   - Что-то очень тихо? – проронил  сержант.
   Он достал гранату Ф-1. Подкинул в руке.
  - Я «эфку» всегда ношу с собой, чтобы в плен живым не даться. Если к чичам попадёшь, запытают до смерти, а так - без мучений. – Он выдернул чеку и бросил гранату в темноту,  с усмешкой проговорив:  – Сейчас проверим.
  Они пригнули головы.  Раздался взрыв. Темнота напротив мгновенно ожила десятками пульсирующих огней.  Послышался громкий хлопок, и взлетела осветительная мина. Стало светло, почти как днём. Перед ними нарисовались тёмные  фигуры, стремительно бежавшие в их сторону.
   - Огонь! Огонь! – закричал Алексей и припал к прикладу автомата.
    Сергей отбежал с пулемётом за бетонную плиту,  и тот забил короткими очередями. Наступавшие духи затаились. Пулемёт смолк, но лишь для того, чтобы сменить место. Потом снова прозвучала короткая очередь. Духи перебежками продолжали надвигаться и вести огонь по позициям взвода. Затем они окончательно залегли и начали отползать. Вот кто-то вскрикнул. Раздался чей-то громкий  мат. Ещё пару раз боевики попытались пробиться.  Но почти всё время их встречал плотный огонь пулемётов и автоматов. К утру всё стихло. Было несколько убитых и раненых ребят, с которыми он только недавно знакомился, и они, пожимая ему руку, ещё совсем по-детски простодушно и наивно улыбались в ответ.
   Оставшись ненадолго наедине, Алексей, наверное, первый раз за всю свою взрослую жизнь по-настоящему горько заплакал. Он ещё до прибытия на место хотел написать письмо родителям, но душевных сил, чтобы сделать это, ему не хватило. Мозг настойчиво и  неустанно буравили мысли: «Что я им напишу: как пуля 5,45 наматывает внутренности? Или как на тебя смотрят голубые глаза молодого умирающего парнишки? Или как здоровый парень сидит на дне окопа с посиневшими от страха и холода губами и, обхватив голову руками, жалобно бормочет: «Мама, мама… »  Господи, помоги мне выжить здесь, не сойти с ума и остаться человеком. Сколько же горя и смерти вокруг…»
    До обеда команд сверху не поступало. Алексей  решил сам найти ротного. На  командном пункте  был только старшина – бледный, не выспавшийся молодой парень с опухшими глазами. На вид лет девятнадцати.
   - Принимайте роту, товарищ лейтенант, - сказал он ему, - все офицеры  погибли. Алексей решил добраться до штаба батальона. Комбат встретил его с перевязанной головой.
  - Мы теперь в окружении. Соседи  и справа, и слева ушли, а меня в госпиталь отправляют.  Как у тебя? Потери большие?
  - Во взводе четверо  «трёхсотых»* и двое «двухсотых»**.
  - Удачно, если к месту будет сказать, - усмехнулся майор.
   -  Только в роте погибли все офицеры.  Похоже на работу снайпера. Остальные потери я не уточнял.
   - Про офицеров знаю, - хмуро проронил комбат.
 Из наушников стоявшей на земле радиостанции раздавалось:
   - Окажите помощь вертушками! Окажите помощь!
  - Будут, будут. Прием!
  -  Я в окружении. У меня много «трёхсотых». Есть «двухсотые». Прием.
  - Держитесь. Пока помочь нечем. Прием.
  - Патроны кончаются.
  - Подойдут. Должны подойти вертушки. Приём.
    Комбат кивнул на наушники.
   -  Это у соседей. Кто-то не успел отойти.
    Командир корпуса сам прошёл по позициям и заглянул к ним на КП батальона. Алексей столкнулся с ним лицом к лицу. Показался ему Рохлин  усталым, сгорбленным пенсионером. Голос простуженный и надтреснутый. В роговых очках, связанных на затылке резинкой, он совсем не походил на генерала.
    - Ты первым в бой вступил? – спросил он, протягивая руку Алексею.
   - Так точно.
   - Молодец. Собери у соседей бойцов, кто не успел отойти  на КП батальона.  В бой не ввязывайся.
    - Есть, товарищ генерал, - подчинился он.
    Алексею удалось собрать по подвалам и ближайшим разрушенным домам человек двести. Генерал поначалу хотел отправить их в тыл. Но потом приказал построить  подальше от переднего края. Он вышел перед строем и  на глазах  преобразился. Глаза горели. Речь была страстной:
   «Боевики нас превосходят в численности в пятнадцать раз. И помощи нам ждать неоткуда. И коль суждено здесь лечь – пусть найдут каждого под горой вражеских трупов! Давайте покажем, как умеют умирать русские бойцы и русские генералы! Не подведите, сынки…» *
     На следующий день снова был бой. Из двух десятков бойцов взвода Уварова в живых осталось шестеро. Духи ворвались в расположение, и тогда исход боя решили как раз те самые двести мальчишек. В их глазах появилась какая-то весёлая  злость. Отрешённость и отвага. Раненые солдаты сами кололи себе  промедол и делали перевязки. Проснулось в них что-то настоящее, русское. Хотя там было много национальностей, но в основном это были русские ребята. Когда духи приблизились вплотную, они с русским матом пошли в атаку  врукопашную. И те, не выдержав напора, побежали. Они продолжали наступать вдоль улицы. В одном из зданий откуда-то из глубины  послышались стоны. С первого этажа ребята вытащили живого  боевика.
   - Аллах со мной! Нэ стряляй, ради Аллах! - взмолился он.
    - Кто-там, гнида? – кивнул на двухэтажку боевику рослый боец из наступавших с Алексеем солдат.
   – Паудваль, паудваль русски раненый, - забормотал затрясшимися губами боевик.
  Несколько ребят нырнули в подвал и вывели оттуда сначала троих боевиков  - двух наёмников арабов и одного белобрысого славянина. Потом помогли выбраться раненым бойцам. Один из раненых бросился к взятым в плен боевикам с горящими глазами.
 - Они, суки …  …  нашим ребятам головы резали. И этот гад не отставал! – кивнул он  в сторону славянина.
  - У них гранаты! – крикнул кто-то
   Тут же раздались автоматные очереди. Боевики так и остались под стенами дома.
   Неподалёку  стояли две сгоревших БМП, откуда и были раненые. Один парень был особенно обгоревшим. Он сумел под огнём вытащить своих товарищей из горевших машин, но сам получил сильные ожоги и оставался без сознания. Этот героизм русского солдата был, похоже, заложен в генах и проявлялся в самых критических ситуациях. Парня удалось переправить в госпиталь, и он остался жив, но многие  совсем молодыми полегли на поле боя.
  Батальон занял новый рубеж. Сергей где-то раздобыл воды, и они смогли умыться. До этого их уже было трудно узнать, блестели одни глаза, но это не страшно. Один из главных принципов пехоты – «лучше умыться грязью, чем собственной кровью», все уже  хорошо усвоили. Они присели у вырванного с корнем дерева и стали жадно  затягиваться сигаретами.
  -  Я почему-то до сих пор не верю в Бога, - проговорил после очередной затяжки сержант. - Мне кажется, все на войне верят, а я - нет. Я читал в Евангелие от Андрея Первозванного, что Христос, отправляя апостолов по миру, говорил: «К язычникам севера не ходите, ибо безгрешны они и не знают пороков дома Израилева…»
   -  Я этого не знаю, в богословии не… - не закончив фразу, Алексей повалился на бок.
    Замкомзвода тащил его несколько километров до медсанбата. Алексею повезло - пуля снайпера пробила найденный орден и не достала до сердца.
    Несколько дней он провёл в полевом госпитале – большой палатке. Возле неё гудел генератор, подавая электричество, а по вечерам под матерчатым потолком тускло мигала лампочка. Все радовались, что остались живы и, не боясь, в открытую, с матами высказывали своё мнение о руководстве страны и бездарности вышестоящего командования. В то же время были готовы снова идти в бой, теперь уже с появившейся целью – отомстить за погибших товарищей.
    Как-то под вечер один из солдат прочитал стихи:

Закат погас над городом и Сунжей,
Река текла под звёздами в дыму,
И падал снег, ложась на кровь и лужи,
На эту неизвестную войну.

Закат угас над быстрой речкой Сунжей…
Под залпы орудийного огня, 
Текла река во мгле чужой, ненужной,
Звездой холодной  глядя на меня.

Я знаю, многие почти не жили,
И где теперь их громкое «Ура»?
Рядами необученных сложили,
Для них  решилось всё в бою вчера.

И не туман повис над речкой Сунжей,
Она текла в простреленном дыму,
И может, Родине  ничуть   не хуже,
Но лучше тоже точно никому.

Ни имени, ни славы после брани -
Нам пулей подготовлено клише,
Да может быть, в Сибири иль в Рязани
У мамы вдруг отозвалось в душе.

   - Песню бы на них сложить,  - проронил кто-то после нескольких минут тишины, воцарившейся в палатке.
   В основном госпитале он узнал, что награждён орденом Мужества. Узнал он потом и про Льва Яковлевича Рохлина, представленного к звезде Героя России и отказавшегося её получать. «В гражданской войне полководцы не могут снискать славу. Война в Чечне  -  не слава России, а ее беда", - это были его слова.

                3

   Перед убытием в часть на Кавказ  Алексею посыльный передал записку. В ней было всего несколько слов.
Я буду ждать тебя и любить  всегда. Маша.
    Подпоручик Уваров  поступил в распоряжение командования Грузинского Корпуса, позже переименованного в Отдельный Кавказский корпус под началом генерала Ермолова Алексея Петровича(3). По прибытию Алексей был удостоен чести быть принятым самим  командующим. В  только что построенной казарме крепости Грозная он и представился высокому начальству. У генерала был прямой, чуть расширяющийся книзу нос, серые, крупные выразительные глаза, слегка взлохмаченная причёска. Красивые эполеты подчёркивали его богатырское телосложение. Особенным был взгляд, он буквально горел огнём. Ермолов спросил:
   - В сии места добровольцем, стало быть, прибыл?
  - Точно так, выше высокопревосходительство.
  - Похвально.
   - А не из-за девицы ли сюда поехать вызвался?  - с усмешкой  снова спросил Ермолов, по всей видимости, уже имея сведения о причинах приезда Алексея. Как и всегда, мир оказался не без добрых людей.
  - Отчасти, -  подтвердил Уваров.
  - Молодец, что не врешь,  - добродушно проговорил генерал. - Это ничего, но из-за того смерти не ищи. Глупо. Вернёшься годов этак через десять, посмотришь на неё, да и скажешь: «Вот из-за того недоразумения я и сходил с ума». Я и сам одно время имел несчастие в твоём положении находиться, питая чувства к одной весьма привлекательной особе. И она отвечала взаимностью.  Токмо из-за скудности средств расстроилось моё личное счастье. Что ещё более укрепило мой дух. Так не смерти ли искать ты вызвался?
   - Нет, ваше высокопревосходительство.
   - То-то же. Мне живые нужны. Не с добрыми разбойниками нам придётся  драться. Мне посчастливилось под началом Александра Васильевича Суворова послужить, и слова я его запомнил. И ты, тёзка, помни: « Мы – русские, какой восторг!» Не забудешь?
   - Не забуду!
   - Служи с честью, - кивнул Алексею генерал.
   К приезду Алексея уже полным ходом возводились кордоны  по реке Сунжа. Генерал оставил его в крепости Грозная. Командующего в войсках любили. После вступления в должность он первым делом  увеличил солдатам мясные и винные порции, отменил излишнюю муштру. Разрешил зимою вместо шинелей носить полушубки. Построил госпиталь. Как водится  в таких случаях, враги его ненавидели и боялись. Однажды во время отъезда генерала горцы захватили в плен полковника Шевцова и потребовали за него выкуп - восемнадцать телег серебром. Вместо ответа генерал послал по аулам казачьи сотни,  и те привели восемнадцать старейшин. Горцам объявили, что если они через месяц без всякого выкупа не выпустят полковника на свободу, все аманаты будут повешены. Шевцов тут же был освобождён.
   Поселили Алексея в  сложенном из камня и обмазанном глиной домике с поручиком  Денисом Андреевым. В жилище ещё не было даже пола. Кровати стояли прямо на земле. Поручик  был немногословен и кратко ввёл его в курс дела:  «Местные горцы, скажу тебе, нам совсем не рады. Но у России нет другого выхода - ежели уйдём, то тотчас  явятся либо турки, либо персы и уже будут угрожать самой России. Главное, они очень возмущаются, что мы им запретили совершать набеги и грабить. Да ещё заставляем работать. Дороги строить, мосты. Но работники они никакие. Всё за ними приходится нашим казакам доделывать. Тут у них свои обычаи».
   - Понятно, мы их, по существу, вольной жизни лишаем, -  усмехнулся Алеша.
   - Вот именно. Но и выбора у нас нету.
    Следующей ночью, ближе к рассвету, Алексей услышал  стрельбу и громкие крики. Он вслед за поручиком вылетел с саблей и пистолетами.  Буквально в нескольких метрах от мазанки споткнулся о его тело. Тот лежал лицом вниз.  Алексей перевернул Дениса и увидел на левой стороне груди  пулевое отверстие. Приложил руку. Сердце уже не билось. Не теряя ни секунды, он бросился к казарме. Там уже  хозяйничали горцы. Военных в ней на момент захвата оставалось  мало -  как раз шла смена охранения, одни уходили на посты, другие ещё не вернулись.  Так что чеченцы захватили её довольно легко. Он отступил назад к мазанке и, прикрываясь стеной, крикнул что было силы:
    - Кто живые?! Все ко мне!
    Вокруг него собралось человек тридцать. Алексей повёл их в атаку. Первым выстрелом сразил  в дверном проеме горца. Ворвавшись  внутрь, он полоснул шашкой ещё пару человек. За ним уже бежали казаки и солдаты пехотной роты. Горцы бросились к воротам, выбили их и пустились наутёк. Те, что остались в окружении, сошлись в кровавой рукопашной схватке. Отступать им было некуда. Казакам и солдатам тоже. Бились они до последнего.
   Спустя месяц Ермолов лично вручил  Уварову погоны поручика и орден Святого Георгия Победоносца  четвёртой степени. Ещё через месяц он со своей ротой  и казаками под командованием походного атамана генерала Сысоева  пошёл на аул Дады-юрт. Перед уходом Алексей положил в небольшую шкатулку орден и прикопал в доме под кроватью, оставив до своего возвращения.

*Раненые
** Убитые
*http://proza.ru/2019/10/07/796


Продолжение следует... Всю книгу можно приобрести по ссылке внизу страницы автора.