Папаша Монжиле. Мопассан

В своём бюро папашу Монжиле считали совершенным парижским типом. Это был добрый старый служака, который покидал город всего один раз в жизни.
Тогда стояли первые дни июля, и каждый из нас по воскресеньям ездил покататься на траве или окунуться в речку в предместье. У Ансьера, Аржантея, Шату, Буживаля, Мэзон, Пуасси были свои приверженцы и фанаты. Мы страстно обсуждали все достоинства знаменитых и приятных мест, куда ездят все парижские служащие.
Папаша Монжиле заявлял:
- Слепые подражатели! Да уж, она прекрасна, ваша сельская местность!
Мы спрашивали его:
- Неужто вы никогда не ездите на прогулку?
- Прошу прощения. Я прогуливаюсь в омнибусе. Когда я хорошо пообедал и никуда не спешу, я спускаюсь к торговцу вином, который живёт на первом этаже, и намечаю себе путь по плану Парижа с путеводителем. Затем я сажусь на второй этаж омнибуса, раскрываю свой зонт, и вперёд! О, я вижу побольше, чем вы! Я меняю кварталы. Это словно совершить путешествие по миру, настолько люди отличаются от улицы к улице. Я знаю свой Париж лучше, чем кто бы то ни было. И затем, нет ничего более занимательного, чем антресоли. Невообразимо, чего там только не увидишь! При виде мужчины с раскрытой глоткой представляешь себе семейный скандал и смеёшься, глядя в окна парикмахерской, где мастер намылил нос господину, чтобы тот посмотрел на улицу. Заглядываешь и к модисткам, потому что нет времени заходить. Ах, сколько всего можно увидеть! Это настоящий театр, да, театр самой природы, в который тебя тащат рысью две лошади. Клянусь, я никогда не променяю свои прогулки в омнибусе на ваши купания в речке.
Мы просили его:
- Только попробуйте разок, Монжиле, съездите один раз в деревню.
Он отвечал:
- Я уже ездил туда 20 лет назад и больше не поеду.
- Расскажите-ка, Монжиле.
- Сколько хотите. История такая. Вы знаете Буавэна, бывшего редактора, которого мы звали Буало*?
- Да, конечно.
- Он был моим товарищем по кабинету. У этого негодяя был дом в Коломб, и он всегда приглашал меня провести у него воскресенье. Он говорил мне:
- Приезжай, Макюлот** (он так называл меня для шутки). Увидишь, как мы славно прогуляемся.
Я попался, как глупый заяц в силок, и как-то утром сел на 8-часовой поезд. Я прибыл в некий городок, сельский городок, где ничего не видно, и, наконец, нашёл старую деревянную дверь со звонком в конце длинного коридора между двух стен.
Я позвонил. Я долго ждал, но мне открыли. Кто мне открыл? Я с первого взгляда не разобрал, женщина это или обезьяна. Она была старой, уродливой, морщинистой, грязной и злой. У неё были перья в волосах и такой вид, словно она собиралась меня съесть.
Она спросила:
- Что вам угодно?
- Я к г-ну Буавэну.
- А что вам от него надо?
Я начал плохо себя чувствовать из-за допроса этой фурии и пролепетал:
- Но… он меня ждёт.
Она сказала:
- А, так это вас ждут к обеду?
Я еле выговорил «да».
Тогда она повернулась в дом и крикнула с гневом:
- Буавэн, твой пришёл!
Это была жена моего друга. Маленький Буавэн немедленно появился на пороге этого барака из гипса, покрытого цинком, который был похож на жаровню. На нём были белые брюки, все в пятнах, и дырявая панама.
Пожав руки, он пригласил меня туда, что называл «своим садом». Это место находилось в конце другого коридора между огромных стен: маленький квадратик земли, окружённый такими высокими домами, что солнце проникало туда лишь на 2-3 часа в день. Фиалки, гвоздики, горчица и несколько розовых кустиков агонизировали в этом каменном мешке, куда не проникал воздух и которое раскалялось от крыш, как печь.
- У меня нет деревьев, - говорил Буавэн, - но стены соседских домов их заменяют. У меня столько тени, словно я живу в лесу.
Затем он взял меня за пуговицу пиджака и тихо сказал:
- Ты мне окажешь услугу. Ты видел мою жёнушку. Ничего себе, да? Сегодня, так как я тебя пригласил, она выдала мне чистые вещи, но если я насажаю пятен, всё пропало. Я рассчитываю на тебя. Польёшь мои цветы?
Я согласился. Я снял пиджак, закатал рукава рубашки и начал пыхтеть над неким подобием насоса, который свистел, вздыхал и хрипел, как чахоточный, чтобы выпустить струйку воды. Потребовалось 10 минут, чтобы наполнить лейку. Буавэн руководил моими действиями.
- Сюда, под этот кустик. Ещё немного. Достаточно. Теперь сюда.
Лейка была пробита и текла, оставляя на моих туфлях больше воды, чем под цветами. Низ моих брюк намок и испачкался грязью. И я 20 раз подряд повторял одно и то же, вновь мочил ноги, вновь подходил к насосу, и как только хотел уже прерваться, папаша Буавэн мне вновь и вновь говорил:
- Ещё одну леечку – последнюю.
В благодарность за помощь он подарил мне розу, большую розу, но едва она коснулась моей бутоньерки, как осыпалась, оставив мне лишь кочерыжку, твёрдую, как камень. Я удивился, но ничего не сказал.
Послышался отдалённый голос мадам Буавэн:
- Придёте вы, наконец? Сколько раз повторять, что всё готово? Мы зажаримся.
Если сад находился в тени, то дом, напротив, был на солнце, и парилка восточной бани не сравнится с той жарой, которая царила в столовой моего друга.
Три тарелки, рядом с которыми лежали плохо вымытые оловянные вилки, стояли на жёлтом дубовом столе. В центре стояла глиняная миска с варёной говядиной и картошкой. Мы принялись есть.
Большой графин, полный слегка подкрашенной в розовый воды, притягивал моё внимание. Смущённый Буавэн сказал жене:
- Скажи-ка, а ты не принесёшь немного чистого вина по случаю?
Она разъярённо воззрилась на него:
- Чтобы вы напились тут вдвоём и остались горланить песни на весь день? Спасибо за такой случай!
Он замолчал. После рагу она принесла другое блюдо с картошкой и салом. Когда и это было закончено, она объявила в тишине:
- Всё. Теперь выметайтесь.
Буавэн изумлённо посмотрел на неё:
- Но голубь… которого ты ощипала утром?
Она упёрла руки в бока:
- С вас уже хватит. Если ты приводишь к себе людей, это ещё не причина поедать всё, что имеется в доме. Что я буду есть вечером?
Мы поднялись. Буавэн прошептал мне на ухо:
- Подожди меня минутку, и мы смоемся.
Затем он ушёл на кухню за женой. Я услышал:
- Дорогая, дай мне 20 су.
- Зачем тебе?
- Никогда не знаешь, что может случиться. Всегда нужно иметь деньги при себе.
Она закричала, чтобы я мог её слышать:
- Нет, я тебе их не дам! Раз этот человек пообедал у тебя в доме, пусть он и оплачивает твои расходы в течение дня!
Папаша Буавэн вернулся. Так как я хотел проявить вежливость, я поклонился хозяйке дома и пролепетал:
- Мадам… моя благодарность… тёплый приём…
Она ответила:
- Пожалуйста. Только не вздумайте вернуть мне его пьяным, иначе будете иметь дело со мной!
Мы ушли.
Надо было пересечь голую равнину под палящим солнцем.
Я захотел сорвать цветок у края дороги, но застонал от боли. Я испытал ужасную боль в руке. Этот цветок называется крапивой. К тому же, везде воняло навозом до тошноты.
Буавэн мне говорил:
- Немного терпения. Сейчас придём к реке.
Действительно, мы вышли на берег реки. Она воняла тиной и солёной водой, а блики солнца на поверхности были такими яркими, что ослепляли.
Я умолял Буавэна, чтобы мы пошли в какое-нибудь заведение. Он привёл меня в какую-то коробку, набитую матросами. Он говорил:
- Она смотрится неказисто, но здесь хорошо.
Я был голоден и заказал омлет. Но после второго стаканчика вина этот негодяй Буавэн так захмелел, что я понял, почему супруга не позволяла ему пить дома.
Он разглагольствовал, вставал, вмешался в пьяную драку, и нас бы обоих убили, если бы не вмешался хозяин.
Я дотащил его до первого куста, где и оставил. Сам я растянулся рядом. Кажется, я заснул.
Мы спали явно долго, так как когда я проснулся, была уже ночь. Буавэн храпел у меня под боком. Я потряс его. Он встал, но был ещё пьян, хотя уже меньше.
Мы вновь пошли в темноте через равнину. Буавэну казалось, что он обнаружил дорогу. Он заставлял меня поворачивать налево, затем направо, затем опять налево. Не было видно ни неба, ни земли, и мы оказались в каком-то лесу из кольев. Кажется, это был виноградник со шпалерами. Ни одного газового рожка. Мы бродили там час или два и постоянно возвращались на одно и то же место.
Наконец, Буавэн напоролся на палку, которая разорвала ему щёку, и сел на землю, крича от боли, пока я кричал: «На помощь!» и зажигал спички.
Какой-то запоздавший крестьянин услышал нас и вернул на дорогу.
Я проводил Буавэна до дома. Но когда я собирался оставить его на пороге сада, дверь открылась, и появилась его жена со свечой в руке. Она страшно перепугала меня.
Завидев своего мужа, которого она прождала всю ночь, я закричала на меня:
- Ах, каналья! Так и знала, что ты вернёшь мне его пьяным!
Клянусь, я спасся бегством и бежал до самого вокзала, и, так как я думал, что эта фурия преследует меня, то закрылся в туалете на вокзале, ведь поезд должен был прибыть только через полчаса.
Вот почему я не женился и больше никогда не покидаю Париж.

*Игра слов. "Буавэн" переводится как "пей вино", а "Буало" - "пей воду".
**Игра слов. «Монжиле» переводится как «мой жилет», а «Макюлот» - «мои брюки».

24 февраля 1885
(Переведено 25 февраля 2018 г.)