2018 На книжный полях-2

Чеслав Милош
Порабощенный разум

У Милоша сумел прочитать только это. Отвратительная и умная книга. Конечно, постоянно приходилось преодолевать рвотный рефлекс по причине традиционной польской русофобии. Но с этим уже ничего не сделаешь. И если притерпеться, то можно познакомиться с многими интересными идеями. В силу известной ситуации, книга, опубликованная в 1953 году, выглядит по-прежнему актуальной.  Милош мастерски препарирует сознание интеллигенции, вынужденной выживать в условиях диктатуры. Пересказ будет бледной тенью, лучше с этим познакомиться самому. Необходимость маскироваться и приспосабливаться разрушало личность. Сколько миллионов людей жило в состоянии отчаяния. С поляками у нас свои счеты, но надо понять и то, какие несчастью многим народам принесла Красная Армия. Северные корейцы вод до сих пор в чучхе живут. Для поляков, чехов и других – это было намного оскорбительнее. Но виноваты ли в этом русские, так и не ставшие гражданской нацией, так и не обретя политическую субъектность и будучи орудием в руках диктаторов. Все же мы пострадали от социализма гораздо больше Польши.
А потом?.. С одной стороны, пока одни предавались «гласности» другие прихватывали общенародную собственность – грабеж оценивается триллионными суммами, а «десталинизация2 выглядит как великолепная операция прикрытия. Но, с другой, ведь пока страшное и позорное прошлое не осмысленно и не похоронено, с ним так и не возникнет нормальной жизни. Ведьмы, зомбаки и упыри коммунизма сами по себе не оставят нас в покое. Поэтому давний анализ Милоша ценен именно своими диагнозами, на которые не обращать внимания – выйдет себе дороже. Многие духовные и социальные болезни времен «народной демократии» так и не вылечили, поскольку не лечили. Про СССРФ говорить нечего, но у панов тоже далеко не все в порядке. Эпидемия общая, но возможность выздоровления строго индивидуальна.

О русском
народе, который никогда не умел управлять даже у себя и который, как далеко не заглядывай в прошлое, никогда не знал счастья и свободы.
.

Дина Хапаева
Готическое общество – морфология кошмара

Ну, пафос книги, вышедшей десятилетие назад, понятен.  Наступление «фашизма», «феодализма», местной версии «медиавализма», сообщество вместо общества, крах гуманизма, индивидуализма и пр. С тех пор закошмарили еще больше, что сама ДХ констатирует статьей в «Критической массе».
Многие положения автора уже знакомы по ее книге об эпохе переводов.  Однако книга весьма эклектична и неоднородна. Концепт «готического общества» не является в достаточной степени убедительным, хотя метафора химеры при соборе и неплоха. Кроме того, идейные пристрастия не позволяют относиться к теме с достаточной честностью
И все-таки – это весьма интересная и даже героическая попытка разобраться в происходящем. «Готика» отрицает человеческую индивидуальность и свободу, фэнтези ниспровергают человека с пьедестала Просвещения, «понятия» отрицают законность и свободу. В социальных науках перманентный кризис, физика релятивизирует взгляд на реальность (и зачем только человеку знания об этих «струнах», «кротовых норах», «черных дырах» и пр.?) Все пошло куда-то не туда и по другой терминологии надвигаются новые Темные века. И надежда на Запад не оправдалась. Там – сходные процессы, хотя, конечно, на дикой периферии они протекают куда острей.
Только вот вопрос, если уводящим в прошлое «сообществам» может противостоять Общество модерна, то как это современное общество может возникнуть и укрепиться без Нации. В  нашем случае без Русской Нации, чему хапаевы-прохоровы всячески противятся, называя это «фашизмом». Но фашизм пришел с другой стороны. И – что этому можно противопоставить кроме малочитаемых интеллектуальных манифестов?

Дина Хапаева
Герцоги республики в эпоху переводов. Гуманитарные науки и обновление понятий

Книга оказалась неожиданно интересной и актуальной, так, что вместо ленивого перелистывания я стал ее изучать. Падение интеллектуалов и кризис социальных наук. Не оправдавшиеся надежды на переводы «умной» литературы. И в России, и во Франции. Жестокий кризис общества и возможностей социального познания.
Это все очень правильно и актуально. А ведь книга была написана еще до всеобщей егэизации, фанонизации, скопусатизации, бюрократизации, бакалавризации  и прочей васильевизации науки и образования. И - при прочем более мягком климате. С тех пор стало только хуже. Много хуже.
Соглашаясь, можно и дополнять/возражать. Надежда на переводные чудеса – это тяга к заемной мудрости, она  напоминает в чем-то эгоистическое желание, чтобы кто-то  за тебя сделал твою работу. Конечно, большое переводное подспорье необходимо, но надо всегда жить своим умом и отвечать на собственные вопросы. А не заниматься попугайством!
Потеря смыла? А чего вы хотели, согласившись с тезисом о «конце истории»?
Кризис? Он перманентен. Но общее обрушение будет царить вместо созидательного разрушения. Если нее знаешь, чего хочешь. Параллели с Францией понятны, но все же  уровни материального выживание и идеологический контроль несопоставимы. Если есть нормальные условия для работы. То интеллектуальная жизнь совсем не затухнет. А вот при подавлении ее носителей – вполне.
Да в «шестиугольнике тоже разочаровались в переводах «с американского», но кризис структурализма возвращает к старой дилемме «структура – действие» - не стоило так уж настойчиво возвеличивать калифов на час с их терминологией.
Что уж такого великого было в «великих нарративах»: психоанализе, структурализме и … марксизме 1960-70-х годов?!
Фрагментация научных сообществ? Это да. Никому нечего не интересно. Люди заняты своей грядкой и индивидуальным выживанием в мелко тусовочном кругу. Ну, так не надо было отталкивать и третировать большинство – в результате в чьи лапы оно попало? А то провозгласили себя «элитой». (Пример ЕУ, закрытый по пожарной части, при одобрении большинства публики – хорошая иллюстрация, что бывает с загордившимися. А кто поддержит самоуверенных снобов! Но это так,  к слову). А адаптировать переводную мудрость в эрэф так и не удалось. Прозападный авангард откололся в эмиграцию и академический интуризм, создал для себя некие лакуны, а остальные оказались в нищете и преумноженном совке. Да, академически-образовательное поле осталось за «совком» И – уже без надежд на обновление. Кураж 1990-х, желание исследовать и учиться безвозвратно прошел, осталось лишь выполнение дурацких бюрократических показателей. Но чинуши озверели после того, как система уже была доведена до кризиса и истощения.
СССРФ, как общество, так и наука об обществе оказались с двойной петле кризиса: в своей «родной» и в той, что захлестнула из «цивилизованного мира». Толерастия с феминизмом нивелируют возможности социального познания не хуже диамата.
Кризис - общий. Это не столько проблемы эпистемологические, языковые, когнитивные. При надеждах на развитие, развивались, пусть и с провалами, социальные науки, с уверенностю их великих нарративов и надежд. Если же впереди маячит катастрофа или в лучшем случае приумножение нынешних мерзостей, то какой уж там «прогресс социальных наук». Некоторые сейчас видят функцию интеллектуалов в «придании смысла», но это уже не гносеологическое, а моральное (с элементом какой-то религиозности) измерение их деятельности.
Нельзя не упомянуть и о моральных проблемах, парализующих познавательные возможности. О подлости советских обществоведов-идеологов написано достаточно много, хотя сейчас все выглядит белым и пушистым. Но ведь и французики были не лучше. Насчет советского коммунизма одни «прозрели» только после «Архипелага», другие лежали под немецкими оккупантами, третьи несли конъюнктурную чушь. Почитав пресловутого Сартра, например, быстро уверишься, что парень сбежал из психушки. Были, конечно, и примеры биологического вырождения, символом которого может служить «великий» Фуко, в женском платье идущий в кафе «снимать» мужика-спидоносца. Рассеянское преклонение перед постмодернистскими дерридами и прочими  поветриями достойно только презрения. Кто на новенького? Болтански? Или это уже мало кого интересует. Хотя вот, великая школа «Анналов» останется.
Ну, а раскол, пронизывающий всю французскую культуру (как и российскую). Неглупая авторша книги, тем не менее, пишет лишь об одном лагере. А те, кто придерживается иных - «традиционных», допустим, католических, взглядов и находится в ином круге идей – они что не интеллектуалы, а «фашисты», получается. Таково там «поле науки». (Прохоровская секта насаждает такой подход и у нас. Выродившиеся подобия западников и славянофилов здесь практически не общаются и часто не считают друг друга за людей). А там  миллионы «простых французов, протестовавших против узаконивания содомии – они кто? – такая там «демократия». Кризис и в этом. В свое время леваки-постмодернисты слишком многое себе забрали, и  реально они помогали и помогают замалчивать очень многие проблемы и фактически оправдывают не только проявления «своего фашизма», но и кое-что похуже. Даже без поездки в Париж, только по французским текстам (или фильмам) чувствуется какая там нездоровая духовная атмосфера.
Хочется сказать «нам бы их проблемы», но все интеллектуалы несчастливы по-своему.
*
Кризис социальных наук разразился эпохой переводов – эпохой безуспешных попыток вернуть социальным наукам их былое величие, эпоха поиска несуществующих парадигм, отсутствующих великих идей и несостоявшихся грандиозных проектов, эпохой пародии и усталости. Эпоха переводов – это попавшая между двух времен эпоха безвременья и немоты, эпоха исчезнувших понятий, над созданием которой тихо работает собственное время, уже не будет места социальным наукам и навязанного ими стиля мысли. Но можем ли мы надеяться, что там найдется место нам?


Нина Берберова
Люди и ложи. Русские масоны ХХ столетия

Эта книжка у Берберовой вышла не вполне удачной, несмотря на её упорную работу в архивах.
Предмет обрисован очень нечетко, как будто фокус никак не настраивается.
Да, конечно, у автора можно встретить замечания о контроле Парижа над Петроградом, о том, что русские ложи служили интересам Франции, вопреки интересам России (участие в ненужной  войне, наступления и жертвы ради союзника, паутина заговоров в разгар мировой схватки - что это такое?), но сама Берберова в оценках как-то неотчетлива и тоже напирает на деспотизм самодержавия, с которым масончики вроде бы боролись
Тягостно все это читать. Дурачки сели играть с шулерами, не зная правил. Азарт игры - запредельные ставки.
Проиграли и страну, и себя тоже. И - дальнейшие перспективы, хоть и трудные, но возможные, а потом заваленные.
Выть хочется от такого идиотизма и наступившей в следствие его безысходности.


Нина Берберова
Александр Блок и его время

Не собирался читать книгу полностью. А только пролистнуть, но зачитался. Хорошо написано. И дело не в простоте подачи материала (предназначалась для публики во Франции) и не в беглости изложения несколько беллетризированной биографии поэта. Язык привлек, КАК написано. Сама Н.Берберова в годы уже «гласности» и перед кратким визитом на потерянную родину говорила в интервью советским, что ее язык отличается. Вероятно, дело было не только в интонациях или каких-то «старорежимных» оборотах. Написано – по-другому. Это чувствуется даже в переводе (sic!)
Возможно, это самовнушение, точно доказать я этого не могу, но вещь есть какое-то чутье читательское.  И опыт говорит, что  старых и эмигрантских авторов (если тема интересная) я читаю легко, а советских и постсоветских – к чтению приходится прилагать усилия, даже если в целом интересно. Слова вроде те же, да и не в анахроизмах или неологизмах дело. Язык наш вроде тот же, да не тот. Агитпроп его опохабил. Фил-олухи вздрючили его формалистикой и лотманосемиотическими аутопсиями. Советский русский «построен как социализм». (Привет от Дитмара Ильясовича Розенталя!). Дух свободы расстался (очень надолго, если уже не навсегда) не только со страной, но и со «средством общения и выражения». Слушать, как изъясняются обычно соотечественники всякого возраста – это мука. Читать по-советски и постсоветски – скука! Все эти ужасные букхеры и антибукеры, инородный и люмпенский «модернизм» быковыхславниковыхденежкиных. Ну, или тексты хранителей языковых традиций, докторов-романистов с какого-нибудь мгушнофилологического факультета; люди они, разумеется, грамотные, но по словесным водам, разливаемым в изобилии в текстах этих варламовых-водолазкиных, тяжело скользить даже  водомеркам. И биографии (о том же Пришвине, скажем) – тоже. Возможно, и серия ЖЗЛ выглядит так уныло в силу того, что пишется эта серия (пост)советскими русскими, то есть русскими уже НЕ настоящими – и языком соответствующим.
Ну, а у нашей железной армянской женщины язык (изначально!) настоящий – русский. (Хотя в данном случае речь идет о переводе с французского – какой парадокс и игра отражений!). Оттого ее книга так хороша, несмотря на упрощения, спорные трактовки или фактические ошибки (к примеру, первая «синеокая» была старше Александра не на десять, а на двадцать лет). Недостаток материалов и условий у изгнанников – вещь понятная, но как же хорошо о своих писали Ходасевич, Зайцев, Мочульский, Берберова (Я, конечно, имею в виду ее «Курсив мой», а книжка о Блоке дала только повод). Потом это ушло или стало редким исключением. К числу таковых приятностей я бы отнес В.Крейда. Знатоки хоть и высказывают к нему претензии по филологической линии, но его биография Георгия Иванова написана, по-моему, нормальным русским языком. Возможно, для этого нужно прогнать родной через иные языковые среды, обогатить знанием иностранных литератур в оригинале?
А главное, неужели за прошедший век, чтобы обрести настоящий язык России, нужно было ее оставить? Или – унести – «в послании».


Русский Мефистофель. Жизнь и творчество Эмилия Метнера
Магнус Юнггрен

Весьма полезный текст для понимания психической атмосферы излома времен и характеристики психопатологии периода перед Великой войной и после.
Обычно в подобной литературе с кем-то себе идентифицируешь (хотя бы в некоторой степени, вживаешься в чужую жизнь). Но здесь этого не хотелось совсем – какой-то паноктикум безумцев, тихо- и буйнопомешанных.
Эмилий Метнер – фигура, конечно же, чрезвычайно любопытное. Русский немчик, свихнувшийся на германстве, гётеанстве, вагнерианстве и чемберленстве. Он хотел воспитать в немецком орнунге Белого, но тот был слишком «скифом». Немецкая душа, к тому же отягощенная множеством заболеваний, этого не вынесла и между Бугаевым и Метнером пошла война взамен прежней дружбы. Автор-славист описывает этот раскол гораздо жестче, чем это дано, скажем./ в предисловии к двухтомнику переписки Э.Метнера и А.Белого. Там тон более миролюбивый, но вряд ли Юнггрен сознательно фальсифицирует факты, хотя и пишет с «тенденцией». Имея задачей осудить и объяснить немалый антисемитизм своих героев, даже побочных («Блок, сам антисемит» и т.п.). Написано, повторим, очень жестко и непривычно для русского читателя, привыкшего больше к сопливым восторгам (особенно когда речь идет о гениях и талантах). А здесь «нацист» Vs «бесноватого» (и сопутствующие им лица).
Подбор этих лиц тоже весьма любопытен. Такое узнаешь. Шагинянка, к примеру, такая была «штучка», это потом строила из себя преданную коммунистку. А может, и стала ею. Или вот почти канонизированный Иван Ильин – монархист и православный философ строгих правил. В первую революцию тяготел к террористам. Вместо православия увлекался Фрейдом и Адлером и даже всячески советовал их терапию своему дружку Метнеру (что не мешало ему на него нападать). Поборник самодержавия, после его падения в 17 году более всего был озабочен нападением на Белого в защиту Метнера (нашли друг друга люди с психическими расстройствами) и из-за чего – из-за трактовок Штайнера и Гете. Нет, не озабочены были сохранением исторической России многие из ее позднейших апологетов.  (А другим она и не нужна была со своей культурой – советское варварство оказалось им ближе и созвучнее). Сам И.А.Ильин далее сделался строгим и скучно ригористичным защитником «традиционных ценностей» (так завязавший алкоголик ратует за абсолютную трезвость и осуждает даже пригубление бокала вина), зная, какие демоны сидят внутри. Ну и вся эта «философская мура» (по позднейшему отзыву А.Герцык). Маялись людишки дурью и Родину свою про…. ли.
А уж что с сексуальность было. Для дилетантов открытие подробностей жизни героев Серебряного века таит немало пряных «открытий». Но, допустим, если сравнить несколько … сумбурные отношения с женщинами того же Блока с тем, что творилось с героями этой книги, то поведение певца «прекрасной дамы» - это детсад. А тут: «треугольники», «четырехугольники», брак без секса вместо секса без брака, переключения с объекта на объект, воспаленные влюбленности и латентный гомоэротизм и чего только еще не было. Сам главный герой жил в полиандрическом браке, деля жену с братом Николаем-композитором, а та раз за разом рожала от него мертвых детей. Страшная одержимость наших «антисемитов» еврейскими женщинами (так и вспоминается Хармс: «передо мной сидела голая еврейская девушка и по ее половым органам текло молоко»). Неудивительно, что среди таких психически неустойчивых натур всякого рода «учителя», типа антропософского «доктора» и психоаналитики собирали обильный урожай последователей, почитательниц, пожертвователей и прочих «лохов». Тот же Белый свихнулся на Штайнере (из-за чего и порвал с Метнером). Посмотрите на бугаевское фото 1916 года – в глазах явно плещется безумие. А о его душевном состоянии некоторое представление дает отрывок «Возвращенье на родину». На написание «Петербурга» эти метания, конечно, оказали самое непосредственное воздействие. Любопытно, что и в конце 20-х Белый продолжает восхвалять создателя «Гётеанума», несмотря на то, что тот в 20-е годы его самого «послал» (и укатил наш поэт из Германии обратно в «совраску»).
Болезненная «немецкость» Эмилия Метнера также достойна пристального внимания.  Это могло бы быть личным конфликтом идентичностей (как и у Ильина и прочих детей от «межнациональных браков» или живущих в среде чужой культуры), но из-за того, что Россия так и не успела стать национальным государством, все это превращалось в громадную социально- политическую проблему. Немецкая династия, сидевшая на российском троне, была, в общем-то, чужда стране и не понимала русского народа, несмотря на экзальтированное православие. Последняя императорская чета – пример более чем убедительный. Не было (и нет) в России русской власти – что поделать. Взгляд Метнера на русских – это тоже взгляд на «варваров», которых нужно воспитать в правильном духе. И он выбрал объектом воспитания А.Белого, в котором рассмотрел гениальность, нуждающуюся, по его мнению в немецкой духовной выделке. И отсюда постоянные обращения к Гете, в Вагнеру и Ницше, к другим немецким философам, в чем по линии «Мусагета» участвовали Степун и Шпет. Но русские – не немцы. Одновременно русская культура и социальность с государственностью еще не успели укрепиться, находясь под воздействием чужеродных и все более усиливающихся влияний. У линии Метнера особых шансов не было, «немецкость» тогда воздействовала на Россию через социал-демократию, образцы для революционеров, прямую им помощь во время войны (пресловутый пломбированный вагон»). Французы облучали часть элит через масонерию (для масонов верность их французской ложе была превыше всего). Так и разорвали РИ в ненужной ей войне.
Все эти вихри врывались и в личные судьбы. Скажем, Э.Метнер, всячески старался продвигать своего музыкального брата (на наш слух довольно скучного, даже заунывного рояльщика). Для этого он не только обрушивался на еврейскую «Эстраду», но и всячески гадил русскому гению С.Рахманинову, а также ревновал к Скрябину. В этом ЭМ помогали и его неразумные адепты вроде И.Ильина (у того читал статью «Музыка Метнера») и глухую Шагинян. Такой вот культурный империализм. Борясь со «штемпелеванной юдаизированной культурой», Метнер, Белый и Ко не предлагали России достойной русской альтернативы. (Хотя, если брать Рахманинова, то его отношения с Метнерами были весьма неоднозначными, а сама фигура гениального композитора может отражаться в очень многих «зеркалах» его современников)
И вправду, состояние умов и душ в эпоху финдесиклевского «вырождения» представляется по этой книге ужасной. Ладно богема, но ведь и многие люди, принимавшие политические решения были довольно безумными. Они и увлекли европейскую цивилизацию в пропасть войны, погубив миллионы нормальных людей, которым пришлось платить жизнями и увечьями («идет безрукий в синема») за мозговое несварение «элит».
Некий паллиатив был найден в разновидностях психоанализа. Наш герой, покинувший Россию и выдворенный из Германии Эмиль, сошелся близко с К-Г. Юнгом, друг друга и лечили (примечательно, что в захваченной безумцами России бывшей пациентке и любовнице Юнга, безумице Шпильрайн, ставшей «доктором», доверили лечить и воспитывать детей – КОГО, попутно спросим, готовили в СССР из подрастающего поколения шпильрайнихи, макаренки и пр. «педологи»!?).
По Европе, как реакция на безумие красное, разливалось безумие коричневое, которому и Метнер, и Юнг отдали некоторую дань. Автор, обвиняя их в этом, а также приводит в приложении некоторые письма. Вообще, эмигрантский период жизни ЭМ заинтересовал мало. Мелькали там фигуры Г.Гессе и Г.Кайзерлинга, в «Психологический клуб» православненького Ильина звали читать лекции вместе с хасидом Бубером, бывшая жена ЭМ Анна вместе с братом Николаем оказались в Лондоне, на роль меценатки Морозовой Метнер пробовал рокфелершу Маккормик, с Юнгом тоже наступило охлаждение, по своему обыкновению метался по касательной между несколькими женщинами, какие-то связи поддерживались со спасшимися эмигрантами, но все это было уже постфактум. Катастрофа разметала прежний мир, хотя его реликты оказали и даже продолжают оказывать заметное влияние на его посткатастрофическое состояние. Но не является ли усреднение и омассовление выживших людишек реакцией на слишком сильное своеобразие и перверсии творческих людей начала ХХ века.
А биография Э. Метнера даст фору иному захватывающему роману – интересному, но болезненно неприятному.

С. Л. Слободнюк
 ««Идущие путями зла...» Древний гностицизм и русская литература 1880-1930 гг.»


Спору нет, писатели и поэты конца 19 и начала 20 вв. написали уйму всяких глупостей, выдали на гора огромное количество слов, сомнительных в моральном, философско-интеллектуальном или, даже вот, в религиозном отношении. Но когда, некий субъект, строящий из себя святошу, с огромным упорством и из книжки в книжку выискивает у них «гностицизм» и антихристианство – это диагноз. Обвинять блестящих, хотя часто и вывихнуто-свихнувшихся литераторов в приверженности дьяволу, обольщении злом – это очень похоже на «партийную» критику, где главным мерилом выступает «классовый», коммунистический подход. Собственно, это две стороны одной и той же монеты. Вместо бесконечно сложной и противоречивой картины художественных исканий и социокультурной динамики вековой давности автор предлагает черно-белый подход, то есть, то же самое МАНИХЕЙСТВО, которое вроде бы осуждает.


Вл. Новиков
Александр Блок

Вообще-то, попав в «Фаланстер», я хотел купить том переписки А.Блока с женой – заново изданный, но книга «закончилась». И тут я увидел ЖЗЛ-ку о Блоке 92012 года, 2 изд). Серия вызывает у меня сильные подозрения.  Тем более, что ряд постсоветских выпусков, типа володихинских опусов, биографии Ефремова или дёминских книжек с «эзотерикой» опустили качество серии ниже минимально допустимого уровня. Не понравились мне и молодогвардейские биографии любимых поэтов Гумилева и Ходасевича – скучно, порой занудно. «Блока» поэтому просматривал с особым пристрастием, но решил все же, что книжка «годная» и взял.
В общем, ничего. Смог осилить почти за месяц понемногу. Автор пишет достаточно информативно и деликатно. Но все же от его работы несет филологическим факультетом. Ну, непонятно, почему Блок – это Блок. Где тайна, где магия? Воспоминания о Поэте Б.Зайцева или того же В.Ходасевича не в пример живее и интереснее. Но наш биограф русских эмигрантов не жалует, предпочитая цитировать Магомедову… Даже эзотерический Е.Головин, разбирая стихотворение «Королевна жила на высокой горе» (у филдоктора написано «королева») проникает в тайны блоковского магизма гораздо глубже,  хотя, конечно, под своеобразным углом зрения. А наш филолог-журналист слишком «академичен». Ну, не нашел я у него того Блока, чьи стихи в упоении порой хочется повторять уже почти сорок лет. У каждого Блок, конечно, «свой».
У автора, поэт ближе традициям советского литературоведения. Про небезызвестного «орлушу» нельзя вспоминать без содрогания. Тут, конечно,  вмешиваются и рациональные соображения. В совке Блока «революционизировали» и ценой этого «разрешили». Без него (или, скажем, Достоевского) содержание отечественной культуры было бы еще более диким. А так, сотни тысяч «задумывающихся детей» еще в советские годы смогли приобщиться к русской настоящей литературе. А о литературоведческих изыскания, ну, не задумывался я четыре десятилетия назад. Тем не менее, опыты монополизации и цензуры со стороны советских animals вызывают тошноту. Чего (и кого!) только не пришлось перетерпеть блоковскому наследию. Не только ему, разумеется.
Сейчас, времена для всего тоже далеко не лучшие. Орлов в своем тексте доходит даже до такой невероятной пошлости, что цитирует … Д.Быкова.  Да уж… Возникает ощущение захватанности русской культуры чем-то жирным, жадным, жлобским. Времена не выбирают.
Ну и что дает книжка Новикова. Ну, позволяет несколько упорядочить знания о жизни  и творчестве поэта, но «сердцу» - практически ничего. Нынешний уровень свобод (не только внешних, но внутренних, «тайных») гораздо ниже того, что было достигнуто в России  сто с лишним лет назад и дало возможность появиться чуду блоковской поэзии.  Те, кому суждено было глотнуть этого воздуха, до конца жизни сохранили воспоминания об этом. Потом история наша вывихнулась и этот вывих бебыл и уже, скорее всего, не будет вправлен. Остаются лишь воспоминания-миражи прошлого великолепия, которые особенно прекрасны по контрасту с последующими состояниями. Остаются трагедия и тоска;  читать о последних годах блоковских мучений невыносимо, а сколько еще садизма будет дальше. Константин Мочульский писал о Блоке в оккупированном фашистами Париже, работал сердцем. Рассматриваемая книга, если можно так выразиться, «антиподна» по отношению к трилогии о символистах Мочульского. Там о Блоке написано с живой тоской и глубинным пониманием-сочувствием. У Новикова это всего лишь (пост)советское литературоведение. Породы и природу не изменить, даже если речь идет  о культуре.  Хорошо хоть от нападок коржавина своего героя «защитил». Ну,  и на некоторые стихи обратил дополнительное внимание, тоже хорошо.
Но, быть может, и не следует слишком строго судить незадачливого профессора – он старался как мог, проанализировал жизнь и творчество Блока.  А они, несмотря на тысячи прочитанных страниц и многочисленные реконструкции,   непостижимы.
*
Слышавший как будто «музыку революции» поэт Александр Блок еще 25 мая 1917 года записывает в своем дневнике:
«Революционный народ» - понятие не вполне реальное. Не смог сразу сделаться революционным тот народ, для которого, в большинстве, крушение власти сделалось неожиданностью и «чудом»; скорее просто неожиданностью, как крушение поезда ночью, как обвал моста под ногами, как падение дома. Революция предполагает волю: было ли действие воли? Было со стороны небольшой кучки лиц. Не знаю, была ли революция?»


К.Г.Юнг
Воспоминания, сновидения, размышления

Биография под видом автобиографии. Местами любопытно. Когда Юнг стал Юнгом? Наверно, после разрыва с Фрейдом. Любопытнее всего описания видений и сновидений. Внимание также привлекли рассказы о путешествиях с сопутствующими комментариями (хотя они выглядят фрагментарно, по сравнению, например,  с «Путевым дневником философа» Г.Кайзерлинга). Влияние этой необычности на современников и потомков довольно легко понять, хотя в эру нынешней информационной перенасыщенности скепсиса довольно много.
Знаменитый швейцарец – личность, конечно, уникальная, и, по-своему, очень интересная. Над многими его идеями хочется поразмыслить и вступить в мысленный уважительный диалог. Но веры в его концепции и преклонения перед этой фигурой, признаться, нет. Конечно, Юнг не шарлатан, намеренно вводящий в заблуждение, но его психический строй, если и не неповторим, то очень редок. Может ли столь самобытный субъективный опыт быть основой широких обобщений. Разве «архетипы» или «анима» - такие уж непреложные факты? Отталкивает не сам психолог с такой красивой фамилией,  сколько юнгианцы и юнгианство. Тут сложилась целая «пирамида» семинаров, изданий, коммуникаций и методик почитания и монетизации гуру. «Цель психического развития – самодостаточность». Если этого нет, то тысячи духовных рабов (людей с несамодостаточной психикой) превращают оригинальное наследие в культ и лохотрон.  Предметом может стать разное: антропософия, Рерихи или Карл Густав Юнг.


Олег Новоселов.
Женщина. Учебник для мужчин

Понятно, что содержание этого «учебника» местами весьма спорно. Но книга помогает ставить правильные вопросы и объясняет то, от чего многие (мужчины) страдают, не понимая причин своих неурядиц. Общесоциологические обобщения также весьма неглупы.
Не ту биологию в школе изучают. Всякие идиотские «тычинки-пестики» могут, конечно, пригодиться цветоводам и дачникам, но лучше бы уделили внимание этологии, социобиологии и т.п. Области, где особенно не хватает такого рода знания – это вопросы политики и отношений полов. Впрочем,  если принять точку зрения автора, что государство поддерживает фактически оголтелых феминисток, то причины, по которым не популяризуется нужная и жизненно важная  информация вполне ясны. Приходится энтузиастам стараться на свой страх и риск.
Но и сам О.Новоселов настроен довольно пессимистично, негативные процессы слишком далеко зашли. «Борьба за равенство женщин» и доминирование самок, маскулинизация женщин и феминизация мужчин, подлая роль государства по уничтожения мужского начала, конечно, не первопричины, а, скорее, симптомы деградации, но новая стадия «войны полов», конечно, ускоряет деградацию социума и приближает конец соответствующей культуры. У нас, по традиции, едва ли нее хуже всего: после того, как советская женщина при поддержке враждебного  государства победила русского мужчину – какие могут быть перспективы! Но отрадно, что часть молодежи ведет себя все-таки довольно здраво и не ведется  на навязываемые поведенческие штампы и гнусную пропаганду, после которых никого из нас просто не останется.  Быть может, срабатывает инстинкт самосохранения. Но возможно лишь частное спасение и благополучие. На минном поле – главное самому не подорваться. Кто предупрежден – вооружен, даже если практически безоружен.



Илья Кормильцев
Сочинения. Т.3. Non fiction

Интервью, интервью… Все-таки в собрании сочинений мне это показалось наиболее интересным. Поэзия ИК в лучших образцах накрепко прикипела к знаменитым песням «Наутилуса», а в остальном выглядит как «англоязычная калька» вплоть до битничества. О «прозе» я бы тоже всерьез не говорил за исключением некоторых эссе. Но в беседах Кормильцев неплохо раскрылся, хоть часто вопросы и повторялись. Его издательская и переводческая деятельность выглядят похожими на подвижничества. И, конечно, Кормильцев – это чудо «Наутилуса Помпилиуса», перевернувший сознание моего поколения.
Взгляды Комильцева мне не близки, в общем, но в чем-то я его хорошо понимаю. Послушал по ходу дела его малоизвестный музыкальный проект «Чужие» и там больше всего понравилась аннотация. Ощущение цивизационного тупика тоже абсолютно верное, но стоит ли так уж отрицать «культуру» в пользу «ульта-культуре», ведь людям нужны не только перемены, но и стабильность. «Стабильность», впрочем, плохое слово. Устойчивость, но не застой с несколькими приставками «нео-нео». Ужас и отвращение поэта перед всем этим так понятен.
Судьба Ильи трагична – рано сгорел. Но с другой стороны, как бы он выживал бы следующие десять лет в условиях растущей старо-новой токсичной помойки. Жить по-человечески стало очень затруднительно, а так, существовать, «небо коптить» - разве это решение для максималиста и «анархиста».
Голосую «за», но одновременно и против. В чем-то выходец из Ёбурга ошибался и как-то непонятно даже как. Принятие перед смертью ислама – это миф? Или похоже на правду. А быть джемалевским «секундантом»? а печатать и восхвалять прохановское графоманство? А книжки про наркотики и бойцовский клуб?  Это – такой результат неустанной борьбы за свободу?..
Впрочем, Илья Кормильцев умер. Но он – ЖИЛ. О многих ли можно сказать так, даже если рак у них не будет диагностирован?


Джеймс Х.Биллингтон
Икона и топор. Опыт истолкования истории русской культуры



Большой объем, «мысль и мир» на примере российской культуры. Не все одинаково интересно и «актуально», многое кажется делом давно минувших дней и далеко выходит за пределы исторического лага, реально влияющего на нынешнее положение дел. Можно было «перестроиться» коли не сто, то хотя бы десять раз. Однако не судьба.
Труд Билингтона, скорее, оцениваешь положительно. Нет в нем традиционной снисходительной русофобии; есть попытка понять и несомненное владение материалом, удивительное для иностранца. Но и восторгаться этой книгой было бы неправильно. По фактам, связям и пр. исследователь может открыть что-то новое даже знающему читателю, но насколько приближает к пониманию наших проблем этот взгляд со стороны – большой вопрос.
Если смотреть на предисловие(я), то кажется, что автор транслирует многие западные штампа по поводу русской культуры, приглядевшись, можно увидеть тень небезызвестных советских академиков (Сахарова-Лихачева). Ну, или что-то в этом духе. Наверное, недаром произведением, которое подвергается наиболее подробному разбору и одобрению в книге является «Живаго» – этот странный и беспомощный текст, оказавшийся  по воле случая в эпицентре грандиозного (по глупости и провокационности) политического скандала.
Но в целом огромная эрудиция автора его вывозит (забавно, что по охвату материала в рассматриваемых вопросах из отечественных исследователей мало кто с ним может сравниться, хотя, конечно, по отношению к совкам у американца была огромная фора во времени и доступе к источникам, а также условия относительной политической свободы).
В то же время Биллингтон слишком «книжник» и увлечение разнообразными текстами подчас уводит его далеко от проблем реальной истории. Вульгарно выражаясь, он слишком увлекается «надстройкой». Конечно, это неточное утверждение. Так, в книге слабость русского либерализма (кадетизма) вполне уверенно увязывается с запаздыванием экономического развития и слабостью буржуазии («пресловутый «базис» налицо). Но, к примеру,  псевдорелигиозное увлечение дворян николаевской эпохи шеллингианством могло содействовать их душевной терапии и имело опосредованное выражение в произведениях культуры, но как это влияло на реальную жизнь большинства населения. Идеи, конечно, нельзя недооценивать – они в основе  играют решающую роль тогда, когда человек, которому что-то «втемяшилось»,  стоит перед реальным выбором. В конечном счете, вопрос о культурной матрице тоже требует ответов: почему, скажем, мы никак не оторвемся от гибрида помойки и военного поселения. Но чаще всего – это просто фон, который масса даже не слишком замечает. Если бы хотя бы часть идей, идеалов и дискуссий в «толстых» журналах эпохи «гласности» получила бы реальное воплощение, то мы жили бы в совершенно другой стране. Но и до революции, и после культура была фоном и недостаточно прочной оболочкой для проявления «анти-культуры», скажем, примитивной «морали подворотни». Эрудит Биллингтон, конечно же, в курсе этого противоречия, но выбранные им для названия образы «иконы» и «топора» представляются нам малоудачными.
Хотя, конечно, выбор метафор и членений – это дело автора. Если опять выбирать пример, то когда Б. рассматривает в качестве главных оснований Серебряного века прометейство, сенсуализм и апокалиптичность, то это выбор не хуже других.
Книга американского библиотекаря вышла на рубеже – в начале тысячелетия и тогда декларированный автором «осторожный оптимизм» имел некоторые основания, но с тех пор надежды эти растаяли – чечевичная похлебка конформизма и тупая жадность успешно уничтожают в России воспоминания о всяком культурном первородстве.
В чем же нам приходится расходиться с Биллингтоном. Сноски на его книгу я видел, но утверждать, что она «стала вехой» и «оказала огромное влияние», было бы неправдой. Отчасти это связано с тем, что автор все же часто просто скользит по поверхности  и не говорит ничего нового. Возможно, что книга вышла в России слишком поздно и интерес к теме был во-многом потерян. Но, вероятно, что дело и в объекте описания и исследования: отечественная культура дошла до такой степени деградации, что анализ ее славной и насыщенной истории УЖЕ … не актуален.
У американского ученого есть своя «философия истории». В конце труда он пишет об иронии российской истории (по аналогии с тем, что Р.Нибур утверждал об истории американской). Возможно, и даже, скорее всего, это так. Но вольно же писать об «иронии», когда набиваешь шишки и приобретаешь необходимый опыт, когда сбитый с ног снова поднимаешься. Или, тем паче, когда анализируешь со стороны. Но если «хитрости разума» в отношении собственной судьбы понимаешь, когда стало уже совсем поздно? когда все приблизилось к полуночи, то, УЖЕ какое дело умирающему до гегелевской «совы». Не ирония – трагедия!  Стороннему наблюдателю история может представляться «иронией, но жертвам трагедии это вовсе может так не казаться.