Луг

Луг тянулся на столько, сколько хватало глаз, бескрайний и словно живой. Томми казалось, что он видит, как земля вздыхает и тяжело ворочается, будто огромное, полное сил и бесконечной доброты животное. Трава касалась его босых ног и звуки, исходящие оттуда, завораживали его. Густой мягкий звук, закрадывающийся прямо в уши и медленно растекающийся по телу. Будто бы из неведомых глубин земли, где не было ничего, кроме сна и теплоты.

Поле звало его, и Томми чувствовал это. На какую то долю секунду им овладел ужас от собственной беззащитности перед этим тягучим, похожим на завораживающую, полную неведомых перезвонов, мелодию. Охватывающая все его существо, необъяснимая, но такая знакомая одновременно. Казалось, что он слышал ее в детстве. Он попытался вспомнить когда, но не смог.

Травы раскачивались медленно, словно повинуясь какому то невидимому глазу движению под поверхностью земли. В такт и в то же время каждая в отдельности. Стебли терлись друг об друга и издавали тихий шелест, похожий на приглушенный шепот.

Томми ступил на луг и почувствовал, как гибкие, полные силы стебли приятно защекотали ему ноги, словно обвиваясь вокруг босых ступней.

Никогда еще в жизни он не чувствовал себя таким счастливым. Таким цельным.

Каждый шаг вглубь поля давался ему все с большей легкостью, и вскоре он уже бежал. Широко раскрыв глаза он пытался впитать в себя всю силу этого неимоверно удивительного поля, хотел, чтобы она наполнила его и никогда больше не покидала.

В голове разливалось неимоверное блаженство, словно он вернулся в свое детство, когда весь мир казался ему похожим на какую то дивную игрушку, суть которой он постичь не мог, но это было и не нужно.

Наконец он остановился, дыша громко, словно только что пробежав Бостонский марафон, и огляделся. Бескрайняя зелень растекалась вокруг, словно живая река, сливаясь с огненно-красным горизонтом.

Теперь он почувствовал это яснее. Поле действительно дышало. Долгий глубокий вдох, похожий на возглас удивления, затем небольшая пауза. А после - выдох, долгий, как гудок паровоза, который приезжает на станцию ровно в полдень и отвозит своих пассажиров далеко-далеко. Далеко, туда, где начинались и заканчивались их жизни.

Внезапно Томми почувствовал какое то движение за спиной, словно воздух там был гуще и что то необыкновенное и манящее витало в нем. Он крутанулся на носках и рассмеялся той легкости, с которой он это сделал.

Повернулся и увидел дерево. В миле на запад(почему то он был уверен, что знает в какой стороне в этом месте находится запад), оно возвышалось над полем, словно дворец из миража, высокое и ветвистое, покрытое ярко-зеленой, переливающейся в лучах яркого солнца листвой. Ее цвет отличался от цвета трав, был, как показалось Томми, более насыщенным. Еще более живым. Еще более полным какой то чудовищно огромной внутренней энергии, которую он чувствовал даже отсюда.

На этот раз он пошел медленно, наслаждаясь каждым шагом по мягкой, похожей на махровый ковер земле. За все время, пока он находился здесь, ни разу не запела и не зачирикала ни одна птица, однако это не казалось странным - в шуме травы ему иногда слышались голоса, переговаривающиеся о чем то, и он  решил, что птичье пение разрушило бы гармонию этого места. Поэтому не нужно, подумал он про себя и безмятежно вздохнул, не отрывая глаза от мерно покачивающихся стеблей, которые становились все выше, по мере того, как он приближался к своей цели.
Оказалось, что идти было совсем не так долго, как он решил изначально, и вот он уже стоял под раскидистыми, похожими на лапы громадного сказочного чудовища, ветвями.

Еще идя сюда, Томми чувствовал слабое биение, словно исходящее из того места, где росло дерево. Теперь, стоя почти вплотную к нему и, перебарывая в своей груди странное желание подойти и обхватить руками его необъятный ствол, он ясно ощущал в своей груди эти гулкие и ритмичные, похожие на качание огромного маятника, пульсации.

Тун...короткая пауза словно озерная гладь замерла, и не слышно ни единого звука, только качается лес вокруг..тун..

Томми потянулся изо всех сил, чувствуя легкость и полную пластичность своего тела, способного сейчас изогнуться как угодно, словно лиана, и медленно подошел к исполину, стоящему посреди бесконечного луга.
Помедлив секунду, он прикоснулся к морщинистой коре дерева, и тут же почувствовал, как все тело стало неимоверно легким. В голове закружился хоровод цветастых образов, и Томми

...малыш Томс, поиграй мне на скрипке, ну пожалуйста, я же помню, как прекрасно у тебя получалась та гамма..

мягко шлепнулся на траву, не отрывая ладоней от дерева. Внезапно на него накатило ощущение давно забытой теплоты, как будто мать обняла его своими еще мокрыми, пахнущими свеженарезанными к обеду овощами, руками, а он уткнулся головой ей в плечо и прикрыл глаза.

Улыбаясь все шире и шире, Томми окончательно сполз на траву, и она охватила его, словно мягкое, бесконечно приятное на ощупь облако.

По небу медленно текли длинные, похожие на самолетные следы, перистые облака Приятное тепло от соприкосновения с травой окутывало Томми, растекалось густой и бурлящей волной сладкой патоки по его венам.

Интересно, что будет, если закрыть глаза? Медленно, словно боясь нарушить гармонию этого удивительного места, он опустил веки.

...шторы закрыты, сэр, а теперь раздевайтесь!..

Изумление было настолько велико, что Томми громко застонал, в горле словно появился огромный снежный ком. Появился и завис, мешая дышать. Воздух едва прорывался в его легкие, однако Томми это нисколько не волновало.

Небо никуда не исчезло! Даже сейчас он видел его, как наяву. Словно черные шторы век не отгородили его от происходящего вокруг.

Огромное облако, похожее на корабль, медленно плыло по кобальтовой синеве которая, казалось, пульсировала, вздрагивая и раздуваясь, словно штора, вздымающаяся от порывов ветра из открытого настежь токна.

Томми смотрел и смотрел вверх, пока не заметил, что солнце на противоположной стороне неба клонится к закату(когда он пришел, оно было в зените) и небеса окрашиваются в темно-красные, словно абажур над старинной настольной лампой.

Внезапно, сквозь сгустившуюся тишину, он уловил какой то далекий звук. Похожий то ли на шелест перелистываемых страниц, то ли на повторяющийся шлепок от падающего с ветви дерева комка снега.

Когда звук приблизился почти вплотную, до Томми наконец дошло - это было хлопанье крыльев. Кто то летел к нему. Нет. Не к нему. К дереву.

Вскоре очередной хлопок раздался совсем рядом и Томми изо всех сил попытался открыть глаз. Это далось ему с трудом - словно затянутые мягким и липким мхом, веки подались медленно, раскрывшись, как старые, изъеденные жуком короедом, створки наличников.

Птица сидела у него на груди, среди невысоких, но уже плотно покрывших его грудь стеблей травы.

У нее были матовые черные глаза, круглые и блестящие, как жучки скарабеи. Длинные, сливающиеся с закатным небом, багровые перья покрывали ее тело, словно чешуйчатый доспех или аляпый восточный халат.

Птица внимательно посмотрела на него и щелкнула загнутым клювом. А потом резко дернула шеей и клюнула его в то место, где раньше была грудная клетка. И еще. И еще.

Томми хотел закричать, но почувствовал, что не может. В горле у него тоже расстилалась трава. Короткие, еще не окрепшие стебли приятно щекотали гортань.
Однако с каждым новым клевком боль в груди становилась все меньше, словно птица извлекала оттуда что то мешавшее ему дышать. Инородное и ненужное.

Томми закрыл глаза и перестал задумываться о том, что происходит с ним. Он стал единым целым с полем, все меньше ощущая свое собственное тело, которое стало казаться ему ненужным и незначительным. Шепот травы становился все более громким и, казалось, торжествующим.

Птица все клевала его грудь, и та становилась мягче с каждым разом, трава поднималась все выше, он чувствовал, как она росла, питаясь более ненужными его телу клетками. Она росла, но его становилось меньше. Он уже смутно помнил, кем был Томми, он знал только одно - еще немного, и он полностью сольется с полем воедино, став его частью.

И будет хорошо, теплота и мягкий приятный ветер, обдувающий его со всех сторон. Только и всего.

Птица взмахнула крыльями и вспорхнула на дерево. Ее полет был тяжел, словно в клюве он несла что то тяжелое. На восторженно шепчущую траву вокруг дерева упала бурая капля, и земля с шипением поглотила ее.

Солнце закатывалось, и бескрайние луга багровели, словно необъятная пасть с множеством острых зубов повсюду. А посредине, на уродливом, похожим на морщинистый горб, холме высился скрюченным стариком голый и морщинистый ствол, отбрасывающий уродливую дерганую тень на землю вокруг себя. На голых и сухих ветвях не было ни одного листика, а из пор густым потоком сочилась бурая маслянистая жидкость.

На верхушке, вытянув длинную лысую шею, сидел огромный гриф. Под его круглыми глазами глубокими бороздами пролегали морщины, огромные крылья были аккуратно сложены на теле.

Последний луч солнца вспыхнул за горизонтом и травы, урча и качаясь, согнули свои стебли и прилегли к земле, покрыв и плотным и влажным ковром. Ветер стих. Но Томми этого уже не почувствовал.