Жизнь в борьбе и труде. Часть третья

                СУРОВЫЕ БУДНИ  МАЛЕНЬКОГО "ТРУЖЕНИКА ТЫЛА"


                Воспоминания Владимира Тимофеевича Артемьева-
                "Ветерана труда", Заслуженного машиностроителя Башкортостана   


 
    С тех пор,  началась очень трудная жизнь сельчан  и моей семьи, особо.  Мужиков нет,  остались  женщины и дети. В колхозе надо было работать, пахать землю.  Помню, как я,
с товарищем  пахал  землю.... Один, из нас,  ведёт лошадь  «под  уздцы», другой держит  плуг -  с трудом  доходили  до прогона.  В конце  борозды  все падали — и  лошади, и мы.
    Сеялки работали  плохо.  Два старика  и несколько женщин  сеяли  зерно  вручную,
из лукошек. Следующая работа -  прополка  посевов. Особенно трудно было  дергать  голыми руками  осоку  и  молочай..               
    Наступало время сенокоса.  Траву косили  женщины, начинали с  дальних площадей.
И  когда их приглашали  на обед — они шли и пели песни.  Одеты  были  в цветную одежду  из ситца.  Когда косили  и шли, в цвете,  сливались  с зелёными  лугами -  зрелище было неописуемой  красоты....
Кормили в обед хорошо.  Председатель колхоза  заботился  о питании  работающих и по его указанию,  не редко, в расход   шёл  скот, под предлогом сломанной ноги или рога животного,  так  как  районное начальство строго  следило за сохранностью  здорового стада.
В то время, когда косари обедали, мы с другом, Мишей, отбивали косы. А потом  кормили и нас.
 После сенокоса -  своевременная уборка сена.  Женщины деревянными граблями переворачивали валки.  Мы с Мишей  собирали сено  конными  граблями, которые управлялись  педалью.  Моя же нога  не доставала  до  педали, через которую сбрасывалось сено с граблей. Я подумал, и  приделал  к педали  необходимую деревянную  «высоту».
Всё сено, на колымагах ( высокая, громоздкая   деревянная  повозка )  свозилось в одно
определённое место, где оно укладывалось в стог.  Наверху,   старик  формировал  стог,
а женщины, вилами — трёхрожками,   подавали  сено  на стог.
      На уборку  урожая   зерновых  был мобилизован  весь колхоз — « от мала, до велика».
Женщины с серпами, старики с косами, мы, пацаны — на лобогрейках ( жнейка простой
конструкции ). И ещё, был один комбайн, «Сталинец», который  в день работал не более
2-х часов  -  или сам комбайн, или  трактор «ЧТЗ».  Все скошенные  зерновые связывались в снопы.  Бедные  женщины -  трудились, не разгибая спины, связывая снопы. Затем,  все снопы  свозились в одно  ровное  чистое  место -  на  т о к, где  стояла  молотилка.
Было  пять специалистов, которые управляли процессом -  вставляли сноп в  молотилку, предварительно распустив его, чтобы не забивался барабан.  Эта работа  выполнялась в дневное  время, а ночью, зерно засыпали в мешки — по  три ведра в каждый,  мешки укладывали в повозку, и обозом в  пятнадцать  подвод,  везли  зерно  на элеватор, в районный центр, за 12 км от села.                Бункеры на элеваторе  находились высоко — на уровне, примерно,  третьего этажа  5-ти  этажного дома.  Мы, пацаны,  таскали  мешки с зерном, по 30 кг,  наверх  и высыпали в эти бункеры.
 Спина  до сих пор  болит  от этих  мешков.  Домой  возвращались под утро.  Лошади  обратную дорогу знали и  шли  домой  самостоятельно, а мы  в это время  спали.  Каждый  раз  м а м а   встречала
и несла  меня  на руках  -  11 -летнего,  спящего, домой....
Заканчивалась  уборочная  страда   сбором  колосков  с поля, которые  оставались  в ходе
срочной  массовой уборки. Эту работу  выполняли   и  малолетние  дети, колоски  также  сдавали
на  ток, для  обмолота.
Норма  выдачи  зерна  на 1 трудодень была  снижена  до минимума -  50 гр. поэтому,
задолго, до нового урожая,  в семье  хлеба  не было. Часто,  дома,  нечего  было есть.                Ранней весной, на колхозных полях  мы собирали  картошку, оставшуюся, случайно, после  осенней  уборки  плугом . Она  была   перемёрзлая и частично гнилая, эта  картошка. Но, мы её называли  «крахмал» и  варили из неё  кисель. 
На мельнице, после работы «камней», собирали  мучную пыль.  Собирали лебеду, липовый лист, сушили, потом  делали муку. Из  всего этого  пекли  лепёшки.            
Собирали дягиль — варили щи. Так  жили...  и  трудились,  но  были и  «вечеринки», где
девки  пели:
 «Охну я, охну я, через конёвник  сохну я, а через  липовы  листки  перелопались  кишки».
( конёвник -  дикий  конский  щавель ).
С этой  пищи и постоянного  недоедания, я  дважды  опухал. Меня увозили  в медпункт,
где  лечили  куриным супом... и я  оживал.
    Работал я  и пастушком. Начинали с  другом,Мишей,  пасти  телят,  в хорошем  природном уголке - на полуострове. Загоняли  туда  телят, и  охраняя их, сами плели лапти и корзинки.               
Затем, с таким же пацаном, как и я  11 — 12 лет ( тоже Володя ) пасли  овец. Пригнали  отару
на стойло, а сами пошли  на крытый  ток, смотреть птичьи гнёзда под крышей.
Про  отару забыли, а когда  вспомнили, поспешили на стойло,  и  увидели... овец  там нет?!...
Долго мы их искали — бегали  по  полям,  я  тогда загадал: «Если есть Бог, овец найдём».
Нашли мы  их — на реке Челнинка.  Речка  течёт  по камушкам. От воды до крутого  берега -
песочек, а на крутом  берегу сидит  матёрый волк  и наблюдает за нами. Мы  отогнали отару
от речки  и пригнали в овчарню.  До сих пор не могу понять,  почему волк  не загрыз ни одну
овцу.  Правда, с этим волком я встречался  раньше, зимой. Он с  вечера  до утра  ходил
и уничтожал  всех собак. Так как мы жили на окраине, я  с палкой стал  выгонять его  из  деревни. Он отбежал метров  на  200  и остановился, повернулся ко мне  мордой. Стоит он,стою я — смотрим друг на друга.. выжидаем, кто  кого  пересмотрит. Так продолжалось минут пять, а мне тогда казалось — вечность.  Волк  ушёл.
         В то время, старшей  сестры  дома уже не было, её направили  на учёбу  в  школу  ФЗО               
( фабрично  -  заводского  обучения), в город Куйбышев, где она  и осталась  после  окончания  учёбы, для работы на  заводе. Теперь этот  город — Самара.
           На нашей  улице  жила  женщина, звали её Нюрой, лет  тридцати пяти.
В колхозе она не работала. Называли её - «единоличница». Жила за счёт  огорода и  леса.
Взрослые люди все на работе. Она собрала, однажды, всех пацанов  и пошли в лес собирать орехи.  Стволы орешников  были  толстые, мы пацаны, вдвоём,  поднимались на вершину орешника и убрав ноги со ствола, зависали на стволах. Вершина, от нашей  тяжести, пригибалась к  земле, один держал, другой собирал орехи.  Тётка  Нюра не стала просить  держать орешник, села на  него  верхом и стала  собирать орехи. Мы не успели отойти, как она   закричала : « Разбой,.. спасите!»...
В орешнике было осиное гнездо. Осы начали жалить ее, снизу, под юбкой. Тётя Нюра  отпустила  дерево и бегом, в речку. После укусов  она  три дня болела.               
В деревне были  две большие проблемы, когда не было  соли и не было спичек.
На нашей улице жители организовали  дежурство  по  сохранению горящих угольков до утра.
Чтобы  затопить печь в доме, надо было сбегать к  дежурным  соседям, взять  угольки.
Однажды, я сидел  у окна и смотрел на улицу. Из дома, напротив  нашего,  выбежал  Санька
за угольками. Вдруг  Санька  исчез. Я пошёл к ним в дом, а его  дома нет.  А посредине
улицы — колодец, который за ночь замело снегом, в него Санька и упал. С  большим трудом
вытащили его, отогрели...
Колхозников, правдами и не правдами, облагали   натуральными  налогами — так назывался «Сталинский налог» . Каждая семья  должна была отдать: картофеля — 1 центнер (100кг),
яиц - 100 штук, молока — 100 литров, шерсти — 1 фунт (400гр). Многим  семьям  налог
был непосильным. Для  «выбивания»  этого налога  «трудились» красномордые  опричники.
Недопонимание заканчивалось тем, что  опричники  увозили со двора корм для скота.
Люди  были вынуждены продавать  корову -  кормилицу семьи.
Ещё, в нашей деревне,  свирепствовал лесник. Мы, с братишкой  - дети  13 и 8 лет, пошли
зимой  в лес, набрали сучьев и везли домой на  салазках.  Остановил лесник и стал придираться, якобы мы  срубили  деревья. В наказание, хотел отобрать  топор. А что такое
топор в деревне — это жизнь. Коля схватил  топор и побежал. Лесник хотел его догнать, но не смог. Он был пьян и грузный — пузо до колен.  Топор остался с нами. Во второй раз, этот
же лесник хотел забрать у нас  топор, но я его ударил и он упал, а брат  Коля его немного попинал. С тех пор, лесник  нам не встречался.  Я понял, что силу признают все.
Когда на поле  поспевали зерновые, мы, пацаны, вылущивали из колоска зерно -  уж очень хотелось кушать. «Полевой» - Морунов загонял нас  «в потрав» ( как скотину), запирал
в лошадиную конюшню и требовал от родителей  «выкуп».
Чтоб не умереть с голода, в одну из  зим, мы с  братом  пошли  просить милостыню в  другую               
деревню, которая находилась от нас за 10 км. Прошли всю деревню, никто ничего не подал,
ответ был  один - « не чего давать, сами  голодаем». И только, когда возвращались  домой,  на выходе  из деревни, зашли в один  дом.  В доме, за столом  сидели  мужики с красными лицами.
 На столе — всякая еда и водка. Долго решали, дать нам  чего или не дать.  Наконец, отрезали
пол - каравая  хлеба и  сказали : « ни кому об этом не говорите!»  Пока мы шли домой, ломали  по щепотке, и так весь хлеб съели... Я до сих пор мучаюсь  совестью перед матерью, что не донесли хоть крошку хлеба.
Я одного, из этих мужиков, узнал — он  часто  приезжал к нашим  соседям.  И только позже  понял, что  эти люди — курьеры, реализовывали колхозные продукты, которые находились в погребе соседей. Деревня, где мы просили  милостыню, называется  Макар-Челны, из неё они вывозили продукты в Нурлат ( Татарстан).  Не случайно они нас предупредили, чтобы мы об  этом ни кому не говорили...
И это  всё  было  -  военное  лихолетье, в моём  родном селе — Старом  Аделякове , ...
на окраине  которого, когда-то   проходила  битва   Степана  Разина и его  соратников- воинов
с царскими  войсками. Нас,  в  детстве, всегда  пугали  «беглыми», а мы, пацаны, всё равно
лазили  по  траншеям,  буграм. Мой дом, где я родился,  стоял на  самом высоком  месте, напротив  его -  давно  забытая  братская  могила.  По рассказам  старожилов,  там  захоронены  бойцы  Стеньки  Разина. На  этом  месте  рос  только  бурьян.  Ни кто, никогдане рискнул  здесь  что-то  построить.  Всегда  я  помнил  об этом и  была  мечта -  раскопать эту  могилу  и  построить  на  этом  месте  или  часовню,  или церковь.  Мои   пожелания потомкам,  чтобы   кто-то   сделал  это, в память  о  воинах  Стеньки  Разина...
А «беглые», в  самом  деле, были.  Отдельные  солдаты, в 1941 году  убегали  с фронта и
обосновывались в наших лесах...  От  глаз пацанов  ничего не ускользало.  Мы  всё  видели  и  слышали, так как  постоянно  бродили по  лесам и  лугам, в поисках чего- то  «съедобного».
Однажды, на  наших глазах  произошёл  случай..По  опушке  леса  ехал  сельчанин на  телеге.               
Из леса вышел  человек и что-то  требовал от  ехавшего на  телеге. Сельчанин хотел уехать,
но,  человек  «из леса» выстрелил ему в  спину, он  его  убил... Спустя годы, я находясь  в  лесу, много раз   натыкался на  признаки бывших  землянок... По-видимому, в них  когда-то  проживали  беглые  предатели, которые не хотели  воевать  против  фашистов  и  ждали падения  Советского Союза, в надежде, что  им  вернётся  бывшая  царская  власть. Однако, их  всех  отловили.
 В таком  далёком  тылу  тоже  шла  война...


                продолжение  следует...