Март

          Собрание откровенно томилось. Из прилегающего коридора сюда уже начал просачиваться дым курящих. Офицеры были понуры, сонны, а некоторые сверкали почти бешеными глазами на всех. Еще бы – кого вестовой застал за игрой в преферанс, кого-то потревожили за согревающей попойкой, поговаривали что подполковника Мушлина и вовсе разыскали у любовницы в одних кальсонах. Неизвестно так это или нет, но сейчас Мушлин расхаживал около президии рассматривая пол, он один их немногих кто пришел на  нежданное собрание при наградах. Глядя на его выправку, полный бант георгиев, не верилось что этот статный офицер вообще имеет тягу к чему-либо кроме военной службы. Среди всего офицерского корпуса  ***кого полка, скорее всего, он, а не холеный командир полковник Введенский, задавал тон.  И сейчас в голове у Мушлина красной нитью через все размышления проходила раздражающая мысль – почему Введенский, от имени которого вестовые и созвали офицеров, опаздывает уже больше чем на 20 минут. Он закрывал глаза на многие оплошности этого избалованного дитя  в погонах, но сейчас Мушлин был уже в шаге от негодования.

          Княжеского рода Введенский был рожден для легкой жизни, отец его - крупный землевладелец, назвал сына Феликсом – т.е. счастливым, однако не на удачу, а как бы в потдверждение предопределенной жизни.   Выросший в достатке и обилии гувернеров, а также имея цепкий от природы ум, Феликс Введенский не особо утруждаясь поступил в Императорскую Академию Генерального Штаба, где числился способным учеником. К концу третього года обучения он стал почти легендой среди сокурсников – никто лучше не знал баллистику, не расчитывал градус обстрела, лучше чем этот франт со снисходительно-высокомерной улыбкой. Феликс родился под счастливой звездой – умен, богат, галантен.  К службе он относился с некой бравурностью, отождествляя себя с патрицием долг которого перед народом Рима столь же почетен сколь и труден. Военные смотры, парады, роскошные балы с золотыми погонами и аксельбантами – это была его атмосфера. В обществе дам он небрежно курил, завораживая их своим ухоженным видом и поговорками на латыни, употребление которых, как он считал, являются признаком аристократа. Однако началась война, влиятельный отец смог оградить младшего сына от попадания на фронт, но в 1916-м году на волне успеха Брусиловского прорыва, Введенский-младший ощутил себя верноподанным солдатом императора. На самом же деле, когда Петербург к весне 16 года заполонили солдаты, а потом и офицеры с одним двумя, а то и полным бантом георгиев, и Феликс  увидел какой истинный восторг эти чурбаны вызывают у достойних барышень, то решение уйти на фронт было принято скоро.  Отец снова подключил приятелей из высших сфер общества.

          Люди выросшие без нужды являются крайне интересным материалом в руках судьбы. Одни из них навсегда оставляют след в истории подчинив волю некой высшей идее. Так, тибетский принц никогда ни в чем не нуждавшийся пройдя череду жестоких открытий и глубочайшее самопознание стал Буддой.  Сын царя пастухов Александр стал величайшим полководцем и создателем первой империи. Однако нередко такие люди проживали жизнь и намного менее достойную, чем возвышенные трудом или подвигом родители. После отмены крепостного права некоторые помещики спивались, продавая за мизерные деньги нажитое предками, только от того что за свою жизнь не научились хоть сколько-нибудь общеполезному делу. В петербургских ресторанах и салонах треть посетителей - отпрыски богатейших фамилий: Тенишевы, Юсуповы, Урусовы. В кутежах шампанское льется рекой, кокотки не отпускают баловней судьбы из своих холеных рук, счета заставляют содрогаться официантов, а пьяный барчук еще и оставляет чаевые – нахально засовывая хрустящие ассигнации метрдотелю за воротник. Наконец подана карета и и превеселая компания едет в нумера. Такая атмосфера была родной для Введенского-младшего, и отнюдь ему не надоедала даже после начала войны, благо отец выхлопотал место у начальника штаба 6-й армии князя Енгалычева, а так как последняя должна обеспечивать оборону Петрограда, то и место службы вполне понятно. Так Феликс и делал карьеру и не отказывался от привычного досуга.  Однако волею судеб летом 1916-го года, 31-летний подполковник Введенский уже числился  штаб-офицером для особых поручений при штабе ***-го армейского корпуса. Штаб-офицер для особых поручений – по большому счету должность ни о чем – ответственность пространная, подчинение – командующему корпуса или полка лично, зато все привилегии боевого офицера.
 
          Прибыв в действующую армию в июле, Введенский был прикомандирован к *** артилерийскому полку, командующий полковник Галахов находился в момент его обустройства на длительном излечении после ранения в начале июня, фактически полком руководил полный георгиевский кавалер – подполковник Мушлин, получивший подполковничьи погоны и последний, четвертый, крест в ходе прорыва в мае-июне. Но он ходил как временно исполняющий должность - генералитет не решался ставить во главе полка офицера бывшего еще весной капитаном.  Когда в начале августа стало ясно что у Галахова из лазарета путь только один и явно не в армию, встал вопрос о назначении нового командующего. По здравой военной логике им должен стать Мушлин – прошедший с полком последний год и проявивший себя не только как толковый командир, но и как бесстрашный воин. Однако старшинство Мушлина как подполковника считалось с 12 июня, Введенский же носил такие же погоны уже больше года, да и влияние отца.

          После похорон полковника Галахова, командующий корпусом генерал-лейтенант Войцеховский в присущей ему бесстрастно-холодной манере представил офицерскому корпусу нового командира полка. Введенский, в еще не изношенном мундире без единой награды, сидел понурый. Он знал что на этот раз отец не добился успеха в его протекции. Нового командующего перевели из Е.И.В. сводного ***ского полка, это был ухоженный мужчина лет под шестьдесят, чем-то походивший на покойного Александра III, с таким же простым, слегка наивным лицом. Однако три "георгия" и "станислав" на груди говорили сами за себя. Новый полковник Тихомиров за неполных три месяца командования полком полностью оправдал свою фамилию – лишенный высокомерия он не повышал голос на подчиненных, сам лично докладывал об особо тяжелых, добиваясь их наискорейшего перевода глубоко в тыл, отличившемуся же в мае-июне Мушлину предоставил долгожданный отпуск после 11 месяцев безотрывной службы. Однако вернувшийся в конце ноября Мушлин Тихомирова уже не застал. На поминальном обеде узнал что третьего дня полковник получил письмо (кто говорил от семьи оставшейся в Киеве, другие перебивали - говоря что тот был одиноким, кто-то нелепо похохатывал – от любовницы) – однако получив письмо и прочитав его, спокойный и мягкий командующий полком застрелился, оставив тривиальную и простую, как его благодушное лицо, записку      – «В моей смерти прошу никого не винить. Тихомиров». Письмо же, ставшее причиной такого решения полковник сжег, навсегда окутав свою смерть тайной. Привыкшие к смертям сослуживцы скромно и с теплом поминали, почившего в бозе командира, не оставившего ни у кого дурного воспоминания. Генерал Войцеховский, на вторых за три месяца поминках, сидел раздавленный. Не столько от жалости к добросовестному офицеру, сколько от понимания что полк снова на месяц может остаться без командующего.

          Здесь и взошла погасшая звезда петербургского баловня, имя котрого уже мелькало в претендентах. На сей раз назначение прошло почти быстро, сыграли вместе все карты – и подходящее звание, и составленная ранее протекция и банальная нехватка кадров.

          В новый 1917 год полк вошел с новым командующим – уже полковником Введенским. Во время представления он благодушно осматривал лица офицеров взглядом каким смотрят на новую мебель или картину в салоне. Его даже не смущало то что на него смотрели глаза измученные, уставшие, некоторые и с плохо скрываемым презрением. Когда Войцеховский после протокольно-краткого представления дал слово счастливому Феликсу, тот с грацией которая только была возможна приподнялся и ударился в такую коленопреклонную монархическую речь, что через пару минут на него с брезгливым удивлением смотрел уже и сам генерал. В принципе ничего порочащего Введенский не произносил, такие слова были вполне уместны в его обычном обществе – институток, интендантов, генералов на паркете… нередко они вызывали восторг осенью 1914, первую зиму войны…. Однако весной 1915-го такая речь вызвала бы недоумение, а через год и вовсе раздражение.

          Войцеховский прекрасно понимал что от нового полковника, едва успевшим пробыть на войне 5 месяцев, много пользы не будет и потому добился назначения Мушлина начальником штаба полка. Он же по факту и стал настоящим хозяином ввереного подразделения. Введенский это понимал и ничуть не тяготился, ему была в радость его новая должность и формальное старшинство. Однако не смотря на непопулярность в офицерской среде, около нового полковника вскоре собралось некое общество условно сочувствующих, с которыми он снова почувствовал себя вольготно. Сторонясь большинства подчиненных Введенский, тем не менее отмечал таланты Мушлина, видя в нем опору своей неждано свалившейся на него власти.

          - Сама судьба послала мне Мушлина – в пъяном задоре говорил он своим новым товарищам – которые  также скучали по петербургскому свету – мы с ним словно Кастор  и Поллукс – связаны большой ответственностью за сынов которых нам вручило Отечество – говорил он произнося «отечество» на выдохе.

          - За Отечество господа, за нашу тысечелетнюю Россию! – и к середине стола  тянулись облитые коньяком аккуратные руки господ офицеров мнивших себя «Элитой армии», руки эти были выхолены, белы, без намека на мозоли от костылей после ранения или жизни в окопах. Господа купались в пафосе говоря о сынах России к которым они выходили брезгливо морща нос.

          Мушлин не выносил эти спектакли самоупоения, однако будучи приглашенным старшим офицером – считал не в праве отказать, но на таких вечерах долгим гостем он не был. Двадцать минут, одна сигарета, одна рюмка и – «Честь имею, господа!». Его жизнь в отличии от жизни командира, складывалась несколько иным образом. 

          Сын уездного земского врача в 1901 году окончил ***ское реальное училище, откуда дороги открывались в любой университет столицы. Однако тяготея с детства к истории, к увлекательным рассказам об Александре Македонском, нашествии гуннов, чувствуя какое-то невольно уваение к людям служилым, молодой выпускник решился подавать документы в Казанское пехотное училище, через полгода по окончанию которого молодой подпоручик Мушлин оказался на полях Русско-Японской войны. Несколько месяцев нахождения в действующей воюющей армии навсегда изменили его отношение к службе, по-живому вырезали все его мальчишеские представления о «Вере, Царе, Отечестве»… Пренебережение солдатскими жизнями, чинопочитание доходящее до абсурда: когда комроты для выслуги и поддержании образа собственной неустрашимости предпочитает не докладывать о некомплекте вышестоящему офицеру  - это шокировало. Попади он на войну через 3-4 года службы в каком-нибудь из самих завалящих гарнизонов – смотрел бы на происходящее пусть и с осуждением, но не таким кипящим, вместо этого 23-летний подпоручик наливаясь праведным гневом и не имея достаточно средств влиять, только закрывался в себе от глухой злобы. За неполный год службы он проникся неуважением к «холеным офицерикам», которым был и сам, офицерики это чувствовали и его к своему кругу не подпускали, солдаты же – простые мужики-лапотники - также держались от Мушлина поодаль, не чувствуя себя ровней с ним. Потому будучи в теле армии, он не был душой с нею и это на поминало жизнь с нелюбимой женщиной – живешь, так как связан обетом перед Господом, детьми и бытом… А затем случился Мукден…

          Война кончилась для Мушлина освобождением из плена в январе 1906 года – пароход «Ярославль» доставил его и еще больше двух тысяч счастливчиков во Владивосток, который тогда напоминал кишащий муравейник – с октября во Владивосток все прибывали и прибывали транспорты и пароходы с освобожденными. Портсмутский мирный договор между Россией и Японией стал спасением для десятков тысяч русских пленных захваченнных за почти полтора года войны. Получив новый мундир и полагающиеся каждому пленному офицеру "царские" триста рублей, поручик  Мушлин с "георгием", "анной", ранениями за каждую награду, осунувшийся и изрядно поседевший, подал рапорт на увольнение в запас «с привилегиями».

          Веры не было, Отечество бунтовало, а царь … неужели он не видит какими быстрыми шагами ведомая им Россиия идет к пропасти? … неужели не замечает почти полное разложение офицерских традиций, фаворитизм и общую недалекость генералитета, когда выдвигаются и назначаются те кто никогда не будут перечить более старшим по званию, поддакивая самым абсурдным решениям генералов от паркета. А ведь за каждым таким решением – кровь…  взвода, роты, батальона…
Россия которую он помнил канула в лету… потому равноудалившись и разочаровавшись от революционного Петербурга и купеческо-кабацкой Москвы, он поселился в Киеве, куда в детстве часто привозил его отец к бездетной тетке, по этой причине, любившей племянника. Утопающий в зелени, намного более теплый во всех смыслах этого слова, город, стал ласковым лекарем ветерану. Имея на руках рекомендацию непосредственного командира – полковника Стефановича, Григорий получил место в Киевском военном училище. Он еще успел застать тетку в здравом уме, но уже слабую, которая в числе прочего сообщила ему что с ее смертью тот станет хозяином ее квартиры на Подоле. Так, в двадцать шесть лет отроду у Григория Мушлина практически устроилась жизнь. Он женился и, добросовестно преподавая, в училище предался радостям семейной жизни.
          До первой мировой войны оставалось семь лет.

                ........................


          Наконец, почти в половину пятого, явился и сам Введенский, одетый некстати парадно. Офицеры для приличия приподнялись с мест.

          - Господа, доброго вам утра, прошу присаживаться.

          Небольшое оживление которое пошло по заспанным и недовольным лицам, сменилось шумом четырех десятков присаживающихся  людей, которые наконец дождались явления. Проснувшиеся лица переглядывались – или приказ о наступлении или опять кто застрелился…

          - Новость которую я хочу сообщить, однозначно ошеломительна, только пока не знаю к добру ли или к худу… - Введенский замолк …и потом, наверное еще раз проговорив про себя выпалил, глядя на небольшой зал собрания – Государь, отрекся от престола…  одна секунда… две … офицеры как зачарованные молчат, однако глаза округлились почти у всех – у кого-то по лицу поползла ухмылка – может пъян? Но шутка чересчур неуместна… Введенский как бы доказывая серьезность своих слов достал некую бумагу из пресс-папье с которым явился.

          - Вот телеграмма Ставки командующему фронтом генералу Брусилову! – здесь как будто оцепенение спало со всех присутствующих и они как свора голодных кобелей бросились к президии, возник шум.

          - Господа, прошу соблюдать порядок ... Господа … - однако слова полковника потонули в общем гаме, Мушлин догадавшись выхватил телеграму из рук полковника и проворно взобрался на стул.

          - СТОЙЙААТЬ !!! – взрезал тишину мартовского утра его голос… шум оборвался десятки растерянных лиц в секунду глянули на оратора … ПО МЕСТАМ!  … толпа еще пару секунд стояла и вновь стала офицерским собранием которое медленно, но чинно принялось рассаживаться.

          - Подполковник Мушлин, прошу зачита…

          Однако Григорий уже начал читать телеграмму своим железным голосом не дожидаясь приказа.

          Читая текст и видя его первый раз Григорий, чувствовал нарастущий внутри протест… Манифест казался ему слишком длинным, и каким то неживым, театральным, как будто пишут не об отречении от огромной империи, а извиняются за досадную ошибку с доставкой груза курьерским поездом. Ведь идет война, только на третьем ее году войскам наконец сопутствовал успех, наконец они сейчас занимают выгодное положение, и любые манипуляции, даже в Ставке, играют на руку врагу, а здесь – отречение… Царя …


          «…Да поможет Господь Бог России.
          Подписал: Николай.
          г. Псков. 2 марта, 15 час. 1917 г.
          Министр императорского двора генерал-адьютант граф Фредерикс"


          Не желавший более находиться в этом помещении, раздосадованный опозданием полковника, чудовищнейшим манифестом, минутным балаганом и предчувствием балагана который начнется сейчас – Мушлин почти выбежал из здания на свежий воздух… … в голове витали панические мысли, нарастали беспорядочным гулом не давая сосредоточиться… чтобы успокоится он стал перезаряжать пистолет – прием увиденный еще в первые недели службы в Манчжурии  … на собрание решил не идти …

          На завтра было назначено полковое построение для принесения присяги новому Государю Императору Михаилу, с присутствующим генералитетом, ввиду того что полк гвардейский. Организацию мероприятия Введенский поручил, конечно же, своему начштаба, который провел почти бессонную ночь. Однако утром войска узнали, что новый самодержец не принял престола, отрекшись в пользу уже сформированного Временного правительства. Пункты Декларации временного правительства об амнистии, свободе слове, равенстве и выборах некоторые офицеры восприняли аплодисментами… Словив нужную волну Введенский тут же предложил вечером отметить событие, что было поддержано почти половиной собрания …еще часть реагировала равнодушно и совсем мало – в т.ч. и сам Мушлин, гневались… Он увидел приближающегося полковника:

           - Я надеюсь вы, как начальник штаба и второе лицо полка – непременно примете мое приглашение… такое событие (он повернулся в сторону живо обсуждавших новость офицеров) – эпохальное  - и вновь обратил взгляд на Григория - … потому отказов не потерплю. Мой денщик сообщит когда и где.

          Мушлина уже не удивила спокойная– будто приглашал на юбилей - речь собеседника.

          Вечером, в дежурном кителе, но при всех наградах, подполковник явился. Захотелось знать что же думают офицеры полка об «эпохальном событии».

          Официант отвел его в закрытую банкетку и Мушлин попал как раз на очередной тост… 

           - … а значит все мы на пороге абсолютно новой эпохи – с самоупоением с бокалом в руках вещал розовощекий молодой штабс-капитан, на которого с восхищением смотрела, вероятно, институтка. Григорий заметил, что господа офицеры не побрезговали обществом местных красавиц – эпохи в которой новая, свободная Россия, поправ пятою деспота-царя, семимильными шагами пойдет на пути к трем добродетелям каждой революции - свободе, равенству и братству. Vive la libert;, господа! 

          Мушлин вскипел моментально и тут же с апломбом зааплодировал, нарочно привлекая всеобщее внимание…

          - Хорошо сказали штабс-капитан, очень хорошо … только кто тогда пойдет навстречу трем нынешним реалиям – войне, вшам и окопам ? – он заметил как сразу же сконфузилось милое личико институтки…

          Почти двадцять человек офицеров, из которых только двое были как и Мушлин подполковниками, молчали.

          - И кстати с царем-деспотом тоже погорячились … продолжал поддевать присутствующих едва перешагувший порог гость…  он то может и деспот и анахронизм – но вот незадача – он верховный главнокомандующий – символ и воплощение власти, да еще во время войны… раскачивать собственную власть в такое время – простите дамы – писать против ветра… неужели это непонятно? Прежде чем начинать такого масштаба перестановки – а в вашем, господа, случае – отмечать -  выиграйте войну – проведите парад, заключите договора с проигравшими, подтвердите лояльность союзников и дерзайте… а смещать царя когда миллионы под ружьем – это вопиющее мальчишество.

         - Вы господин, Мушлин, хотите сказать что империя и армия должны были и дальше терпеть Кровавого Николая ?
 
          - А кто вам дал погоны? …Вам?  Мне?  Нашим генералам ? … или вы забыли слова присяги «За веру, ЦАРЯ и отечество»?  Понося самодержца  – вы уничижаете самих себя… принимая ничтожность его власти принимаете и ничтожность своих погон… все мы теперь словно вассалы без сюзерена… в Японии для этого есть очень четкое обозначение – ронин – самурай лишившийся покровителя… который должен прекратить свою жизнь, если у него есть честь.

          - Подполковник, от вас несет фельдфебелем …  подддел его  под смешок присутствующих равный по званию Богучаров - умойтесь...

          - Вы забываетесь, Мушлин – раздался рокочуще-спокойный голос полковника интедантской службы Готлиба – солидного мужчины под пятьдесят с бородой старца. Вещал он всегда громогласно не спешно и безаппеляционно. Наш царь – Мукден, наш царь … - но процитировать знаменитые строки Бальмонта Готлибу не удалось …

          - А вы там были ? Под Мукденом ?... – моментально оборвал его Григорий - он знал что вся многолетняя карьера Готлиба прошла между двумя городами - Вильно и Петербург … Скажите, Иван Арнольдович, лежали ли там на промерзлой земле? Когда голову не можешь поднять от пуль… или может лошадей дохлых в Порт-Артуре жрали? Когда уже забываешь что ты офицер … что ты Человек! Когда «жрать» твой бог и твой единственный инстинкт, напоминающий о том что еще живешь …

          - Я не потерплю таких слов обращенных ко мне и не намерен… обиженно пробасил Готлиб…

          - Тогда нас рассудит дуэль – спокойно парировал Мушлин сверкнув глазами - … хоть одного бездаря прикончу официально…  и не давая опешившему собранию опомниться он начал его добивать - дорогие господа интендант... полковник - Введенский удивленно поднял глаза - ... царя к отречению подвели, уверен, такое же окружение, такие же генералы, как и вы – витающие где-то в облаках, не бывавшее на передовой, видевшие в своей жизни лишь папенькины имения, рестораны, салоны, да ляжки петербургских бл**дей. Все вы напоены мыслями о Великой России, о России красивой… демократичной, либеральной, свободолюбивой – а кто вам будет подавать ваши любимые антрекоты ? А ростбиф с телячьими медальонами, а кто вас вообще привезет в ресторан  ? Кто постелит в нумерах, для вас и кокоток? КТО ?.. Все те же Иван, Дормидонт да Марья – но ведь теперь им дарована свобода… они теперь открыто вступят в РСДРП и пойдут строить свою комунну …и молите Бога чтоб только так… а не то возьмут Иван с Дормидонтом вилы и с криком «долой помещиков» поднимут на те самые ржавые, с трещиной на держаке, вилы – всех вас, белую кость … Элиту России, которую вы так пафосно любите… но любя - что вы о ней знаете ? ... дайте угадаю - НИ-ЧЕ-ГО … России у вас разные – ваша Россия это конечно же золотые погоны и парады …а есть и другая – Россия грязная, мужицкая, бедная, православная и тут же яростно-озлобленная веками рабства – на всех вас – Мушлин замешкался - или нас … и если вы сейчас выпустите – дадите волю этой России – она сметет всех той самой «дубиной народной войны» … которую повернет против всех нас… И не надо здесь рассказывать о том, как во  Франции – которой вы так восторгаетесь – и которая для вас эталон Республики . Так вот Франция пережила казнь короля со всей придворной накипью, чистки, Наполеона, была унижена на Венском конгрессе, затем еще одна революция, затем унизительное поражение от пруссаков – и только сейчас, через сто с лишним лет, более или менее оправилась от всего перечисленного – об этом вы думали господа, Готлиб, Введенский когда с бокалом в руках произносили здравицы во имя Нового Русского Государства …о том какую цену мы все заплатим за это государство?

          Здесь Мушлин заметил что шумы смолкли и офицеры стоят словно натворившие нечто нехорошее… однако остановиться он уже не мог – все что копилось в нем начиная еще с Японской он  изливал яростно ...

          - Убрали вы царя – радуетесь …пьете сейчас… да только чему ? У кого-то может есть план наступления равный хотя бы половине прошлогодней разработки… Возможно есть соображения как держать оборону – а речь теперь будет только об обороне – пока в Петрограде не перегрызется за влияние вся шваль которой вы симпатизируете – эсеры, кадеты, эти – как их – большевики... и прочая ересь из Швейцарий, Казаней и Ясных полян… подозреваю что нет … плана нет ни у кого …да и быть не могло – ведь ваши карьера и жизнь – череда случайностей, протекций, лизоблюдства и перекладывания ответственности с одного на другого. Вы же и предложить ничего не можете кроме «Точно так, ваше превосходительство» - так вот Новой России вы не нужны … и огонь революции первыми испепелит именно вас… а в том что она будет – попомните мое слово – вопрос времени … о бунте и убийстве офицеров в ***-ском полку, под лозунгом «Долой царя!» думаю уже все слышали…  призрак революции полновластным хозяином бродил по казармам еще осенью и уверяю вас – она случится … вопрос как скоро? … и где тогда будем мы… и главное где будут они ?  …Мушлин махнул рукой в сторону фронта, намекая то ли на солдат, то ли на противника … он замолчал и повисло неловкое молчание, бравурно пившие еще десять минут назад офицеры удрученно молчали … Введенский словно забыв об обвинении пустым бокалом сверлил стол, Богучаров рассматривал рисунок обоев… кто-то молча курил у окна …

          - Григорий Николаевич, позвольте заметить что не все так мрачно как вы рисуете… князь Львов…

          Но Мушлин прервал начавшего говорить молодого штабс-капитана, фамилию которого он еще не запомнил…

          - Виноват-с голубчик, не напрягайтесь  - продолжайте свой Валтасаров пир, не смею мешать.
          Он медленно поднес руку к виску...

          - Честь имею, господа!

          По дороге на квартиру, Григория посетила мысль о бессмысленности жизни, всё что было ему дорого, эта жизнь у него отняла - горячо любимая супруга… ушла… верные побратимы полегли в Японскую и здесь… оставшиеся в живых или тяжелыми уехали или совсем опустились…  сослуживцы-офицеры в массе своей равнодушны ко всему что не касается их погон … не говоря уже о каких-то категориях Патриотизма, Любви … Любви не то что к родной земле – к женщине… даже она в мирке этих приспособленцев нечто пошленькое, грязненькое, быстренькое … стало противно… может Тихомиров понял это и …

          Дома, денщик – средних лет украинец с мудрыми глазами и двумя "георгиями" - вручил ожидаемое распоряжение Войцеховского:

          «Приготовить вверенные части к торжественной присяге на верность
           Временному правительству 04.03.1917. Готовность - 7.00 поутру».

          - Дмитрий Степанович, дрова надеюсь не все сегодня пожгли?
          - Точно так, ваше высокоблагородие. Их-то и зажечь успели может костра два…
          - Завтра наше действо повторится – раз и Михаилу престол не подошел - будем присягать калифам-на-час из Петербурга - и надеюсь на этот раз успешно… Наследники уж точно кончились.

                ..........................

          Ранним утром 4 марта, прапорщики раскладывали походные костры, военные музыканты ёжились, разминая пальцы в ожидании генералитета, откуда-то доносился запах ладана: по торжественному случаю был приглашен предстоятель местной православной церкви. Наконец на площадь въехал темно-зеленый генеральский «Паккард». Бравурно ввизгнул заигравший оркестр. Мушлин, поджал губы, глядя как сочатся улыбками лица офицеров, которым он вчера высказал свои мысли. «Безумцы» - мелькнуло у него в голове.
          Началась торжественная переприсяга Временному правительству.